Под ясным небом, за многие мили от дома

Лагерь под Плевной, апрель 1878 года

- Шарль, а вы турецкий знаете? - Нарушила тишину знойного полудня Варвара Андреевна.       Как-то так незаметно вышло, что последние четверть часа они с французом оказались совершенно одни на солнцепеке, сидели, спрятанные в пыли и густой траве, а там, далеко за деревьями, через лес, через холмы стояла пока еще никак не освобожденная Плевна.       Шарль, в своей белой рыболовной панаме и забавных солнцезащитных очках с синими стеклами, что-то писал в блокноте. Должно быть стихи, потому что с таким отрешенным от всего мира видом, можно строчить только их. Должно быть, какой-то новый жанр, потому что строчки разной длины располагались то по правому краю, то по левому. Но всё вместе выглядело захватывающе.       Варя отвлекла его от этого занятия только для того, чтобы посмотреть, как он взглянет на нее поверх очков, чуть приспущенных на нос, своими ярко-голубыми глазами. Такие были еще у Эраста Петровича, но цепляли значительно меньше. Может быть потому, что смотрелись у него намного органичнее, чем у Шарля. Шли ему что ли? Нет, не так. Просто у Эраста Петровича и с другим цветом глаз было бы на что взглянуть, а глаза Шарля Д'Эвре буквально гипнотизировали.       Варвара невольно облизнула губы, когда он повернулся к ней. - Турецкий? - Переспросил он, глядя на нее как-то странно. Не то задумчиво, не то испытующе. Он будто решал что-то, то ли по поводу нее, то ли по поводу себя. - Допустим знаю. У меня ведь есть информаторы в турецком лагере, а турки не сильны в западных языках.       Он хотел, видно, задать ей вопрос вроде: а с чего вы вдруг заинтересовались? Но Варя его перебила: - Скажите что-нибудь по-турецки! Прошу вас! - Она сложила изящные, все в веснушках руки и взглянула на него зелеными, будто сочная летняя трава глазами. - Ну.. допустим, Экмек. - Экмек? А что это значит? - Экмек это имя. Означает буквально Золотой Рог. Так называется бухта в Константинополе.       Анвар и сам не понимал, что заставляет его вести себя сейчас так безрассудно. То действует жара? Или всё же все рыжие действительно немного ведьмы, и христиане не так уж и ошибались, предпочитая сжигать их прежде чем, те откроют рот? - Золотой Рог! - Варвара тряхнула рыжими, как само пламя волосами. - Такая бухта есть и в России. В Приморье. У России и Турции оказывается так много общего! А имя очень красивое. А мне вот нравится имя Фанорий. Так зовется один святой, он покровитель путешественников и одиноких девушек, которые не нашли своего человека.       Варя на секунду замолчала, сорвала несколько молодых одуванчиков, видно, чтобы занять руки, начала плести венок. - Если у меня когда-нибудь будет сын, я непременно назову его Фанорий. А еще крещу в храме Константина и Елены, что в Афинах. Там его икона висит. Представляете, Шарль! Европа, а тоже православная. И тоже была оккупирована турками и освобождена нами! Это так символично!       Анвар представлял. Не с той стороны, с какой Варя, но представлял хорошо. - А что значит это имя? - Поинтересовался он. - Имя немного странное... не знаю. На "фонарь" похоже.       Варя засмеялась и вдруг обняла его за плечи. - На самом деле вы не так уж и ошиблись, Шарль, - сказала она, щекоча его распущенными волосами. - Фанорий означает "указывающий, являющий". А фонарь освещает ночью путь, чтобы на вас не напали. Так что.. всё верно. А как по-турецки будет "океан"? - Дэрий. Ударение на первый слог.       Варвара ахнула. - Практически как Дарий! Ого-о! Я сейчас так завидую всем Дарьям и Дариям, ведь их имена означают океан. А мое созвучно с "варвар". И еще "любопытной Варваре на базаре нос оторвали". Разве не обидно? - Она удрученно вздохнула, заправила за ухо мешающуюся рыжую прядь. - А я думал, что Варвара это значит мудрость или красота. - Заметил Шарль раздумчиво.       Варвара покачала головой. - Мудрость это Софья. А красота... кажется, Елена. Нет, Шарль, я именно варвар. Ни красота ни мудрость, не поехали бы в военный лагерь, полный солдат за женихом. Красота бы нашла себе другого жениха, а мудрость бы дождалась его дома.       Д'Эвре еще сильнее приспустил солнечные очки с синими стеклами и смотрел на свою спутницу уже с открытым интересом. Не он тут один не тот, за кого себя выдает. Варвара Андреевна вовсе не так глупа, как хочет казаться окружающим её мужчинам.       Выяснившийся факт несколько обрадовал Анвара, начавшего уже изрядно в себе разочаровываться. Чтобы он, посреди дела, да заинтересовался пустышкой? Ан-нет, неправильно оценил он личную секретаршу Эраста Петровича. Не пустышка. Это облегчало участь Анвара в собственных глазах, но усложняло задуманное. Не пустышкой будет управлять сложнее. - Знаете какое турецкое имя созвучно вашему, Варвара Андреевна? - Спросил он спустя несколько мгновений, за которые, удрученная своим именем Варвара сплела половину венка. - Анвар. - Анвар, - попробовала она на вкус. - Анвар. Вар. Варвара и Анвар. Вы правы. Очень красиво звучит. А что оно значит? - Почти то же, что и Фанорий, - ответил Шарль, про себя невольно поражаясь эдакому сходству. - Яркий, светлый. - Вам бы подошло! - Не задумываясь сказала девица. - Вы очень яркий и очень-очень светлый. Дайте-ка!       Она ловко дотянулась до его очков, стянула их и водрузила на свой нос. Ловко. И именно тогда, когда беседа приняла серьезный оборот. Эфенди теперь разглядывал истинное обличие соперника. Или, быть может, при правильном ходе, все же союзника? Сумеет он как-то исправить свое шаткое положение на доске за оставшееся время, теперь, когда осознал, с кем играет?       Чем сильнее Варвара Андреевна веселится, тем серьезнее положение дел. Чем более беззаботной она выглядит, тем более собрана она внутри. Интересно, кто из них впереди? Он? Фандорин? Хотелось бы верить, что титулярный советник все еще плетется в хвосте, уверенный, что спас папину суфражистку. - Скажем так, - произнес Анвар, глядя на девушку в собственных очках и сдвинутой на бок соломенной шляпе. - Если бы Анвар Эфенди был женщиной, он выглядел бы в точности как вы.       Кажется, ход верный. Варвара ахнула. - Это... очень сильный комплимент, - признала она. - Не хотела бы я быть на месте господина Эфенди, должна признать, но одна мысль, что всем этим бессмысленным цирком может заправлять женщина изрядно повышает самооценку. - Как вы заговорили! - Шарль бросил короткий взгляд на свои записи, снова перевел его на Варю. - Нет, оставьте, - сказал он, видя, что она собралась вернуть ему очки. - Вам подходит. Скажите-ка, Варвара Андреевна. А если бы вам подвернулась возможность стать первой женщиной в истории, которая и заправляла всем большим мужским цирком, пока те дрались на дуэлях и битвах, приняли бы вы такую ответственность? Суворова молчала. Доплела венок. Повертела его в руках, передала Шарлю. - Коронуйте меня. - Сказала она вместо ответа. - Коронуйте и посмотрим, что будет.