famine.

— Ай, блять! — раздаётся громогласное, стоит высокому вороному жеребцу резко дёрнуться в сторону от держащего его человека. Тот едва не падает, чудом удержавшись на ногах, и предпочитает отпустить лошадь, нежели хлопнуться в грязь, оставшуюся после вчерашнего дождя, лениво моросившего весь день. И со смесью лёгкой тоски, отчаяния и заметного раздражения смотрит вслед лошади, летящей прочь с развевающимся следом чомбуром. — Надеюсь, ты наступишь и пизданёшься, — мстительно бормочет он, махнув рукой, мол «похуй», и донельзя мрачный направляется к сидящему поодаль брату, с интересом наблюдающему за происходящим. — Ну, что ты злой такой? — близнец откровенно потешается, откидывая с глаз длинную чёлку. — Сугуру, я же говорил, что твоя идея «завести лошадку» — хуйня из-под коня, прости за каламбур. Придумай себе другое хобби, а этого ебаната продай. — Я не буду продавать Тоджи, — Сугуру мгновенно вспыхивает, как спичка, стоит Кендзяку завести свою шарманку с «продай этого коня». — Отец нашёл специалиста, всё будет нормально. — Конечно, папенька просто понял, что влетел на бабки с покупкой игрушки для тебя, решил хоть как-то исправить ситуацию, — лениво тянет мужчина, хитро щурясь — бесить брата ему нравится неимоверно. — Этого ебанутого коня могила исправит. Оставив очередную колкость без ответа, Сугуру окидывает взглядом территорию в надежде, что конь уже бежит обратно. Отец здорово постарался — отстроил сыновьям огромный дом, разделенный на две части, каждая с отдельным входом. Кендзяку, учащемуся на магистратуре, было удобно ездить в университет отсюда, а Сугуру, в ближайшие пару лет наотрез отказавшийся обучаться дальше, бездельничал дома, от скуки вытягивая из отца деньги на новые развлечения. Последнее из них — строительство домашней конюшни и покупка лошади. Потому что «Папа, я же занимался в детстве, подари мне на день рождения коня». Отец вздохнул и оплатил все хотелки. А теперь эти хотелки носились по территории огромного участка, к счастью, огороженного. Оставалось только надеяться, что пожилой садовник не забыл в очередной раз закрыть ворота. Не хотелось бы ловить большое, быстрое и потенциально опасное животное где-нибудь в полях. — Забей, набегается и прибежит… — не успевает Кендзяку договорить, как позади раздаётся голос спешно ковыляющего садовника. — Господа Гето! — голос слегка скрипучий, но чёткий. — Тут к вам приехали. Братья синхронно оборачиваются. Старик идёт в сопровождении мужчины — кажется, немного постарше их самих. Высокий, на голову выше сгорбившегося садовника, который чёрт знает как ещё умудряется выполнять свои рабочие обязанности. Отросшая чёлка, слепящая своей белизной, поднята со лба наверх и зафиксирована на макушке тёмными очками — на улице пасмурно, яркие пронзительные глаза обходятся и без них. На лице ни единой эмоции, будто это не отец семейства Гето нанял его на работу за баснословную сумму, а он просто сделал одолжение, приехав сюда. «Ну, ещё бы, за такие бабки, которые ему заплатил отец, это явно не простой работяга», — проносится в голове Сугуру, пока мужчины подходят ближе. Кендзяку внимательно, почти жадно разглядывает новоприбывшего — и второму Гето это не нравится. Это, чёрт возьми, его будущий работник. Ну, формально не его, а их отца, но фактически командовать им будет сам Сугуру. — Добрый день, — незнакомец кивает обоим мужчинам, плохо скрывая удивление — видимо, его не предупредили, что тут ожидают хозяева в двойном количестве. С абсолютно одинаковыми чертами лица, единственное отличие на которых — небольшой, едва заметный шрам на лбу одного из них. Того, отросшие волосы которого свободно распались по плечам и лопаткам, лишь несколькими прядями скреплённые на затылке, чтобы не лезть в лицо. Мужчина переводит внимательный взгляд на второго близнеца. При ближайшем рассмотрении черты лица того оказываются будто немного мягче, а волосы его стянуты в тугой пучок, лишь длинная прядь из чёлки упала на лицо, тут же нетерпеливо убранная длинными пальцами. — Здравствуйте, я Сугуру, а это мой брат Кендзяку, — тот, что с пучком, с энтузиазмом хватается за чужую руку, тряся её в приветствии. Слегка удивлённый взгляд опускается на стиснутую в приветствии ладонь, а затем Сугуру спохватывается, отпуская. — Ой, извините! — Всё в порядке, — мужчина тихонько усмехается, но без какого-либо негатива. — Меня зовут Годжо Сатору, господин Гето… Полагаю, Ваш отец? — дожидается утвердительного кивка от Сугуру. — Так вот, господин Гето попросил меня помочь с лошадью. А хозяин… — Я хозяин лошади, — беззастенчиво перебивает Сугуру, затылком чувствуя насмешливый взгляд брата. — Только вот ваш подопечный где-то носится, к сожалению, — доносится вкрадчиво из-за спины — Кендзяку промолчать никак не может, подковырнуть старшего (всего на пару десятков минут!) брата кажется для него необходимостью с самого детства. Сатору же, к удивлению, не выказывает никакой реакции. Лишь окидывает взглядом ближайшее окружение — крошечную конюшню, леваду для выгула и газон, явно периодически страдающий от копыт и зубов, и поворачивается к садовнику, стоящему в стороне в ожидании распоряжений. — Спасибо, что проводили, — только кивает, не кланяется, и это выдаёт, насколько давно он уехал из Японии. И одному богу известно, как он вообще оказался столько далеко от родины — в Техасе. — Я заберу вещи чуть позже, хочу сначала поговорить с господином Сугуру, — тонкие губы растягиваются в вежливой улыбке. «А лучше бы растягивались вокруг моего члена», — ловит себя на неожиданной мысли Сугуру и морщится. Не хватало ещё портить их рабочие отношения. Ну, за себя он ручается. А вот за брата, пожирающего Годжо взглядом — нет. У того член в штанах не держится вообще, гораздо хуже, чем у самого Сугуру. — Можем сесть здесь, — суетится он, когда садовник уходит, а Сатору смотрит на братьев с едва заметным ожиданием во взгляде. Кивает на небольшую крытую беседку, стоящую неподалёку от конюшни. — Отлично. Может, за это время и беглец вернётся, — теперь внимательный взгляд направлен на владельца лошади. Сугуру тушуется — он себя уже показал придурком, когда Годжо узнал, что конь носится где-то по территории, сбежавший от лопуха-хозяина. Это бесит и только заставляет вести себя ещё более глупо, чем можно было бы. Кендзяку, будь он неладен, увязывается следом. Старший Гето же садится между ним и Сатору — собственная жадность по отношению к новому знакомому, который ему определённо нравится, раздражает даже себя. Но делать с ней Сугуру ничего не планирует. — Вы надолго к нам? — раздаётся слева. Будто змея шипит, обвивая жертву своими кольцами, ей-богу. — На столько, сколько потребуется для моей работы, — спокойно отвечает Сатору, не стирая с лица ту же самую вежливую улыбку. — Сразу сказать нельзя. Да и в процессе работы может всплыть множество подводных камней, которые добавят задач. Не волнуйтесь, ваш отец в курсе нюансов, — заверяет он, ошибочно уверенный, что причина прозвучавшего вопроса — финансовая сторона. На несколько секунд повисает молчание. А затем Годжо переключает тему, со скучающим видом упираясь щекой в ладонь. — Ну, рассказывайте, — теперь он полностью сосредоточен на Сугуру. — Всё, что можете рассказать про коня. Чтобы я хотя бы представлял, с чем буду иметь дело. Годжо явно лукавит — люди отца наверняка отправили ему десятки видео, где взбудораженный жеребец скидывает не ожидавшего этого Сугуру на землю, где он машет на хозяина копытами, или случайно заснятые кадры, где он сбегает от него же. Типа того, как сегодня. Приходится, сделав глубокий вздох, начать позориться — рассказывать, как купил жеребца по объявлению, не имея для его воспитания необходимых навыков, как выбирал просто по фото, абсолютно не читая описания лошадей, как избаловал его угощениями в первые же две недели после покупки. Настолько, что теперь без угощения он вообще Сугуру к себе не подпускает. Мягкий переступ копыт по земле привлекает внимание, заставляя всех обернуться — вороная катастрофа медленно бредёт по направлению к конюшне. Видимо, надежды Сугуру на то, что Тоджи наступит на чомбур, оправдались — самого чомбура даже не видно нигде, а недоуздок грустно звякает оторванной пряжкой, вися на морде лишь на честном слове. Годжо неторопливо встаёт. Протискивается мимо беззастенчиво разглядывающего его крепкие бёдра Кендзяку — тот не отодвигается ни на сантиметр, хотя следовало бы встать и выпустить человека. А потом под тихий смешок брата Сугуру тыкает того в плечо — голодный взгляд остаётся незамеченным Сатору, но никак не старшим Гето, недовольно раздувающим ноздри. — Прекрати, — Сугуру шипит, одновременно следя за тем, как Годжо осторожно, но уверенно подходит к незнакомой лошади. Тоджи шумно нюхает чужую руку, глядя на человека с лёгкой настороженностью, но благосклонно принимает следующие за этим похлопывания по лоснящейся шее. Сатору окидывает коротким взглядом окружение, замечает на перилах беседки привязанный чомбур и накидывает его на шею жеребца, не затягивая и лишь держа концы в сжатой ладони — просто показывает, куда идти, недоуздок всё равно безнадёжно испорчен, за него карабин не пристегнуть. Сугуру остаётся лишь пялиться вслед, хлопая глазами. Он уверен на все сто — если бы такой номер провернул он сам, то блядский Тоджи в лучшем случае наступил бы ему на ногу, а в худшем снова вырвался и улетел в закат. — Что за магия, блять? — озадаченно бормочет он, вздрагивая, когда рядом раздаётся голос брата: — Многое кажется магией, когда ты рукожопый.

***

Сатору заселяется в небольшой домик на территории — раньше там жил второй садовник, но отец справедливо решил, что хватит и одного. И двухкомнатный домишко стоял пустой почти полгода, покрывающийся изнутри пылью. К приезду нового жильца, конечно, пришлось вызвать клининг — ни один из братьев не горел желанием наводить порядок собственными руками, проще заплатить людям, которые сделают это быстрее и лучше. А Сугуру весь остаток дня ходит следом за Годжо, умом понимая, что тому нужно отдохнуть с дороги. Но желание задать тысячу и один вопрос оказывается куда сильнее, чем зов совести. В итоге удаётся заманить Сатору в гости в дом, аргументируя тем, что пора поужинать, а оставить своего нового работника без ужина совесть не позволит. Домработница кивает и прощается, когда Сугуру пыхтит: «Можешь идти, мы сами разберёмся с посудой, спасибо», одновременно успевая стрелять гневным взглядом в Кендзяку. Тот, вопреки обычному затворничеству в своей половине дома, тоже весь день вьётся рядом — как лис, почуявший добычу. «Ну нет, блять, пока Годжо мне коня не починит, трахаться ты с ним не будешь», — мысленно сопит Сугуру, пытаясь глазами передать эту мысль близнецу. Тот усмехается, но активных действий не предпринимает — то ли совесть вдруг обнаружилась, то ли чёрт его знает. Просто после ужина сидит на огромном диване едва ли в полуметре от ничего не замечающего (или делающего вид) Сатору, тогда как старший близнец, внутри пылая от злости, ютится в кресле, стоящем через столик от дивана. Сел туда просто из вежливости — было бы слишком некрасиво зажимать малознакомого мужчину с двух сторон. Но наверняка это было бы невероятно приятно, учитывая, насколько этот малознакомый мужчина привлекателен. К счастью, Кендзяку хотя бы рот не открывает — а это значит, что все сто процентов внимания Сатору будут направлены на Сугуру, пока они будут общаться. От этой мысли Гето готов вилять хвостом, как собака, — жаль, его нет. Но для такого мужчины и анальную пробку с пушистым хвостом не грех в задницу засунуть. В первый день знакомства как-то неприлично и неловко, правда, поэтому просто приходится сидеть с (фигурально) открытым ртом, слушая приятный голос. — Как вы так пошли с ним сегодня, просто накинув верёвку на шею? — Сугуру взбудоражен, не может удержаться от размахивания руками. — Если бы я так сделал, то… — Он вас не уважает, — раздаётся абсолютно спокойно. Сатору едва заметно улыбается уголками губ — просто из вежливости, чтобы не обидеть собеседника, думает Сугуру. И не успевает открыть рот и высказать протест, как Кендзяку взрывается хохотом, впервые за вечер подавая голос. — Боже, это было хорошо, — выдыхает и снова набирает в лёгкие воздух. — Конечно, этот конь не уважает моего дражайшего братца, тот посадил скотину весом в полтонны себе на плечи и смотрит, как она болтает копытцами. Сатору, вопреки ожиданиям скривившего губы Сугуру, молчит. Не поддерживает новый взрыв смеха, ничего не комментирует. Лишь смотрит пристально, с прослеживающимся во взгляде пониманием. — Я здесь как раз для того, чтобы эту ситуацию исправить, — мягко произносит он, а Сугуру нерешительно улыбается, чувствуя поддержку. И пусть эта поддержка лишь за счёт того, что Годжо получил от их отца кучу бабок за то, что будет решать проблемы с лошадью, душу-то всё равно греет. Были бы в его юности такие тренеры, он бы наверное и не бросил заниматься. Но тогда приходилось довольствоваться лишь пожилым мужиком, брызжущим слюной и орущим: «Если нормально не поедешь, пешком будешь бегать». — Вы тренер? — Кендзяку, будто прочитав мысли брата, беззастенчиво вклинивается в разговор. А губы Сугуру досадливо поджимаются — дал, блять, ему шанс влезть. Задумался не вовремя. — Берейтор, — эту вежливую полуулыбку, кажется, ничем не стереть. И она кажется столь неискренней, что хочется сделать хотя бы что-нибудь, чтобы вызвать настоящие эмоции. — В основном работаю с лошадьми. Бывает, что всадников тренирую, но не столь часто. Я… — подбирает слова. — Не очень люблю работать с людьми. Сложно находить общий язык, терпения не хватает. — Ну, я думаю, с моим братом вы общий язык найдёте, — Кендзяку неожиданно широко улыбается, а Сугуру внутренне сжимается — сейчас он спизданёт что-то неловкое или позорное. Но нет. — Он очень старательный ученик. — Увидим, — Сатору благосклонно кивает. — Завтра я начну работать с лошадью. Вам нужно будет присоединиться, — короткий взгляд, кинутый на Сугуру, заставляет его неосознанно кивнуть. Проблем ноль — Кендзяку уедет на учёбу, а Сугуру предоставлен сам себе весь день. Готов сесть хоть на лошадь, хоть Годжо на лицо. — Да, никаких проблем… — стоит ему начать, как ебучий младший снова перебивает. — Кстати, Сатору… Я же могу обращаться к вам просто по имени? — Конечно, можно и на «ты», — в этот раз улыбка ярче. И Сугуру категорически не нравится, что она адресована не ему. — Сатору, у моего брата вопрос… Но почуявший неладное Сугуру грубо его прерывает: — Я могу сам спросить, заткнись, — тем более, что у него, блять, никакого вопроса нет. Ну, точнее, их можно насчитать десятки, но в данную секунду мерзкий Кендзяку сто процентов пытается его подставить — за девятнадцать лет жизни уже выработалась привычка искать в каждом его слове и действии подвох. — Так вот, ему интересно, — Кендзяку, напротив, слегка повышает голос. И смотрит на Сугуру с противной хитрой усмешкой. — Вы хороший наездник? Когда повисает неловкая тишина, из груди Сугуру вырывается обречённый вздох. Такой, сука, двоякий для понимания вопрос. Естественно, каждый думает в меру своей испорченности, но когда спрашивающий использует такую интонацию, тут и вариантов-то нет. Годжо молчит. Лишь так же тянет уголки губ в вежливой улыбке, переводя взгляд с донельзя довольного Кендзяку на Сугуру, у которого на лице написаны все эмоции и чувства по отношению к брату. — Думаю, у него будет шанс убедиться в том, хороший или нет. Сердце Сугуру падает куда-то в область желудка. Годжо с этой же самой же дежурной улыбочкой смотрит на него — и чёрт знает, что творится в той голове.

***

— Ты придурок, это был флирт с его стороны, — уверенности в голосе Кендзяку можно только позавидовать. — Ты бы лучше мне спасибо сказал за то, что налаживаю твою личную жизнь. — Во-первых, — шипит Сугуру. — Он, в отличие от тебя, не думает членом и воспринял вопрос про наездника в буквальном смысле, а не в постельном. Во-вторых, ты сам к нему весь день яйца катил, предлагаешь мне поверить в твою щедрость? — Ты же мой любимый брат, — пальцы Кендзяку щипают Сугуру за щёку, а тот раздражённо отмахивается. — Трахнуть его я хочу, но не больше. Поэтому предлагаю сообразить на троих, а потом я отстану, и води его на свидания в романтичные кафешки, лезть не буду. — Ты ебанутый, — громкость шипения заметно повышается, но, к счастью, Сатору уже ушёл к себе в домик, сославшись на усталость и необходимость разобрать вещи. — Я на твой член смотреть в кровати не хочу. И он не согласится. И… — И не жадничай, Сугуру-у-у, — тянет Кендзяку. — Я предложил, твоё дело подумать и согласиться. Только думай быстрее, иначе его трахну я один, а ты останешься не у дел. Максимально мило растянув губы в улыбке («Мило и Кендзяку — понятия совершенно противоположные», — проносится в голове Сугуру), парень направляется к выходу, останавливаясь лишь у порога. — И я тебя уверяю — говоря про хорошего наездника, он точно не имел в виду катание задницы на твоём ебанутом коне. — Сугуру? — обеспокоенный голос Годжо вырывает из раздумий. Гето озадаченно моргает, переводя взгляд на Сатору, держащего за повод удивительно покорного и спокойного Тоджи. Кажется, он чего-то ждёт. — Извини? — Нам пройти надо, — Сатору тихо смеётся, когда Гето со сдавленными извинениями отскакивает в сторону. И почти против воли цепляется взглядом за чужую задницу и крепкие бёдра, обтянутую бриджами для верховой езды. Этими бёдрами хочется задушиться. Началась вторая неделя работы Годжо. За это время Сугуру успел выяснить, что тому двадцать семь лет (и удивлённо захлопал глазами, чуть не перейдя снова на вежливые обращения), он с пяти лет тесно связан с конным спортом, а ещё у него чудесный бархатистый голос и смех в повседневных разговорах. А когда он работает и строго разговаривает с Тоджи (а иногда и с самим Сугуру), то от этого голоса в штанах становится тесно. Спохватившись, Гето торопится следом. Сатору уже сидит верхом, плотно обнимая бока Тоджи бёдрами — разминает того шагом, подавая телом сигналы, незаметные для постороннего зрителя. Сегодня сам Сугуру должен впервые за это время сесть на своего коня под руководством Годжо. Волнительно. Тренировка Сатору пролетает незаметно — Гето даже не пытается скрыть свой интерес, наблюдая за ним. Иногда мужчина комментирует свои действия, на что Сугуру понятливо кивает — а по факту не слышит ни слова, жадно цепляясь взглядом за красивого мужчину на не менее красивом жеребце. — … понял? — А? — Сугуру фокусирует взгляд на мужчине, подъехавшем к нему верхом. Растерянно гладит пальцами бархатистый нос коня, попутно пытаясь сообразить — ему, кажется, что-то объясняли. И он это должен был понять. Но, сука, он не слышал абсолютно ничего, облизывая глазами крепкие бёдра и руки, на предплечьях которых, не скрытых закатанными рукавами, проступают вены. Блять. Срочно приходится отвлечься — если у Сугуру сейчас встанет, садиться в седло ему уже точно будет дискомфортно. Сатору верхом на лошади выглядит, как ёбаный всадник ёбаного Апокалипсиса. Какой там был на вороном коне? Третий? Голод? Похуй на первых двух, персональный апокалипсис Сугуру начинается сразу с третьего. Который каждым своим движением вызывает внутри голод и жажду — не в буквальном смысле, но блять. Сатору спешивается, а Гето удивлённо моргает, когда мужчина кивает ему на лошадь, намекая садиться. — Уже? — Сугуру не готов. Абсолютно. Он бы с большим энтузиазмом сейчас прокатился на самом Сатору или покатал его на себе, но мелькающая в чужом голосе строгость вырывает из мечтаний. — Да. Уже. Садись, — к третьему слову в голосе уже звучит металл. И Гето начинает понимать, почему Сатору говорил, что не любит тренировать людей и вообще работать с ними. Из-за таких вот, как Сугуру. Приходится, тихо вздохнув, взгромоздиться на коня. Тоджи фыркает и вздыхает осуждающе, кажется Сугуру. И ноги начинают едва заметно дрожать — несколько падений с него не проходят даром, мелькая неприятными воспоминаниями в голове. — Ну-ка, успокоился, он же чувствует, — из интонаций Годжо окончательно исчезает та мягкость и нотки веселья, которые звучали, пока он сам сидел верхом и что-то объяснял Сугуру. Рукой хватает его за лодыжку и прижимает к боку коня, фиксируя. — Ноги так держи, хватит ими болтать. И расслабься сам. Делать первые шаги верхом спустя время было страшно. Непослушные руки судорожно перебирают повод, путаясь в гриве, а сам Гето откровенно тормозит, пытаясь одновременно слушать команды и подсказки и делать то, что ему сказали. Тоджи покорно терпит. Лишь изредка мотает головой, заставляя Сугуру испуганно замирать каждый раз. Но ничего криминального не делает, удивляя этим Гето, который готов был поставить на то, что максимум через пять минут он окажется на песке. Не оказался. Ни через пять, ни через десять, ни через полчаса. И впервые за долгое время спешился с коня, удерживаемого Сатору за повод, добровольно, а не свалился мешком на траву. Но лишь оказавшись ногами на твёрдой земле, он в полной мере начинает ощущать нарастающий восторг. — Я не упал! — понимая, как глупо звучит для взрослого парня. Но поделиться эмоциями хочется, даже если Годжо будет смеяться. — Не упал! — Не упал, — Сатору благосклонно кивает, передавая коня хозяину. А в глазах снова начинают проявляться тепло и мягкость, даже следов которых во время тренировки Гето там не было. — Твоя основная проблема сейчас в том, что ты боишься. Будем работать, — уже направляясь в сторону конюшни, кивнул Сугуру идти следом. Тот с готовностью утвердительно угукает, счастливый от результатов тренировки, и спешит следом, по пути отмахиваясь от Тоджи, вытирающего слюни о его рукав. Слушает негромкие комментарии Сатору касательно работы с лошадью и понимающе мычит. И стоит в четыре руки расседлать коня и затем попрощаться, как уже было направившийся к себе в домик Сатору оборачивается перед выходом из конюшни. — Вот ты впервые поездил на Тоджи после того, как я две недели с ним работал. Можешь сделать выводы, хороший ли я наездник, и поделиться ими со своим братом. Сугуру замирает, уронив из ослабевших от неожиданности сказанного рук подпругу, жалобно звякнувшую пряжками. Он только что ему подмигнул перед тем, как скрыться за дверью? Сугуру же не показалось?

***

Кендзяку, появившийся дома у Сугуру буквально через минуту после отправленного тем сообщения с сигналом SOS в виде фразы «Кажется, Сатору нас хочет», уже добрый десяток минут горячо убеждает брата, меряющего шагами комнату: — Слушай, ты сам по его интонации сделал выводы, что он флиртует. Ладно бы я, но если это заметил даже ты, имея нулевую способность читать людей, значит это действительно так. — Может, мне показалось? — Сугуру наконец останавливается. И получает в ответ раздражённый взгляд младшего. — Ты еблан. Вот это точно правда, и это мне не кажется. Дай мне его номер, я всё решу. — Как? — Сугуру нервно смеётся. — Напишешь: «Давай потрахаемся втроём?» — Именно, — Кендзяку кивает, будто не видя в этом никакой проблемы. — Охуительно, — тихо бормочет Сугуру. Но вопреки внешнему недовольству, ищет в телефоне нужный номер, пытаясь задушить внутри жадность. Кендзяку обещал потом отстать от Годжо. Они даже не встречаются, в конце-то концов. И если Сатору согласится на секс втроём, это будет целиком и полностью его независимое решение. От блядской ревности избавиться до конца не получается. И приходится в голове крутить: «Это не левый мужик, это твой брат, а Сатору вы не заставляете». — В жизни не поверю, что ты до сих пор не узнал его номер, — пересылает заветные цифры брату сообщением. Тот кивает, показывая, что получил их, и поднимает взгляд на Сугуру. — Не верь. Ждал, когда ты яйца отрастишь. Я же вижу, что он тебе нравится, а я не совсем уж мудак. Гето-старший не находит, что ответить. В этом Кендзяку прав, не поспоришь — как бы он ни пытался постоянно подковырнуть Сугуру и вывести его на эмоции, в каких-то более или менее серьёзных ситуациях он вёл себя соответствующе серьёзно и по совести. Видимо, ситуация, когда Сугуру хотел трахнуть нанятого отцом тренера для него и его коня, как раз в его глазах относилась к разряду «серьёзных». — Готово, — Кендзяку вырывает брата из омута собственных мыслей, откладывая заблокированный телефон в сторону. Сугуру открывает рот и тут же захлопывает его обратно, не сообразив, что сказать. — А ты… Что ты ему написал? — собственный голос звучит незнакомо и хрипло. Либо Кендзяку станет причиной лучшей в жизни Сугуру ночи (он почему-то в этом уверен), либо с сегодняшнего вечера Тоджи останется без берейтора. Тоджи вряд ли расстроится, а вот Сугуру — да. Вместо ответа Кендзяку протягивает ему свой телефон. Где на экране светится уже прочитанное Сатору сообщение. «Хэй, Сатору, это Кендзяку. ;) Мы с братом готовы проверить твои навыки наездника. Приходи вечером». — Это самый ужасный способ предложить человеку заняться сексом, ты в курсе? — бормочет Сугуру, с обречённым видом протягивая телефон обратно. — Блять, отец нас убьёт, если ему придётся искать нового берейтора. Или психанёт и продаст Тоджи. Я тебя тогда своими руками придушу, серьёзно. — Придуши лучше своего красавчика сегодня, вдруг ему такое понравится, — в ответ на непонимающий взгляд Сугуру Кендзяку протягивает ему свой телефон с открытой перепиской. Внимание привлекает краткое «Ок».

***

— Боже, прекрати стонать, — Кендзяку, закутанный после душа в мягкий чёрный халат, прерывает рассуждения Сугуру о неправильности ситуации. — Что неправильного? Я предложил, он согласился. Всё. — Мне как потом ему в глаза смотреть, если он сольётся в итоге? — фыркает тот, развалившись на диване. Ни за одно дело остаток дня взяться не получалось — все мысли неизменно возвращались к тому, что брат предложил горячему мужчине старше них потрахаться втроём, а тот согласился. А теперь у самого Сугуру и слиться не получается, несмотря на неловкость ситуации в его глазах. В его жизни тройничков не бывало, тем более, с родным братом среди участников, но сдаться и оставить Сатору в распоряжении Кендзяку жадность не позволяет. — Слушай, прекрати ебать мне мозги! — не выдерживает младший, но не успевает развить мысль — из прихожей слышатся уверенные шаги, а затем следом на глаза показывается Годжо, сообразивший дёрнуть незапертую входную дверь. Спокойный и понимающий, куда и зачем пришёл. Окидывает их обоих нечитаемым взглядом и вопросительно поднимает одну бровь. — Сразу начнём или будем яйца мять? Сугуру, до сих пор не считающий происходящее хорошей идеей, растерянно моргает. И словно в замедленной съёмке наблюдает, как брат расслабленно подходит к Годжо. — Предложение помять яйца от тебя звучит довольно заман… — но не заканчивает, когда Сатору без лишних расшаркиваний целует его. Сугуру ощущает поднимающуюся внутри волну обиды и ревности, когда замечает, как Сатору, не отрываясь от чужих губ, манит его рукой — мол, подойди. Медлит, не зная, как вмешаться в эту идиллию, хочется просто психануть и уйти, бросив напоследок что-то типа «Ну и наслаждайтесь друг другом, не буду мешать». А Сатору наконец отрывается от губ Кендзяку, облизывая свои. — Сугуру? — звучит так, что Гето на коленях ползти готов. — Иди сюда. Льстит то, что Сатору не забылся в поцелуе, вспомнил о Сугуру. И так мягко позвал его, что опять же, будь у Сугуру хвост — он бы махал им, как щеночек. Ноги сами несут безвольное тело ближе, а Годжо тянет его за руку, отвлекается от нетерпеливо мнущегося Кендзяку, утыкается Сугуру сначала под ухо, втягивая запах тела, а потом оттягивает его нижнюю губу зубами, переводя это движение в ленивый поцелуй. — Хозяин, веди гостей в спальню, — слова Кендзяку заставляют их оторваться друг от друга. И, едва успев перевести дыхание, Сугуру тащит Сатору за руку в спальню, вверх по лестнице. Пару раз едва не падает со ступенек, когда Кендзяку в целях подразнить жадного брата дёргает Сатору на себя, успевая по пути зажимать его у стены на лестнице, пока недовольный Сугуру снова не утягивает смеющегося Годжо за собой. На кровать они падают сплетением трёх тел, чудом не свалившись на пол. Сбившееся от падения дыхание срывается на смех, когда Кендзяку ворчит: — Купи себе кровать побольше. И первым поднимается на колени, утягивая за собой Сатору, следом за которым спешно поднимается и Сугуру. Но Кендзяку успевает притянуть Годжо к себе, и влажные от слюны чуть приоткрытые губы соблазняют поднести к ним два пальца, настойчиво нажимая и скользя ими по языку глубже. То, что у Сатору абсолютно затуплен рвотный рефлекс, оказывается очень приятным сюрпризом, заставляющим дыхание Кендзяку сбиться. Сугуру жадно наблюдает за ними двумя, фиксируя в памяти каждое движение. Длинные пальцы скользят в рот, нагло и без каких-либо сомнений, оглаживают корень языка — другого бы вырвало от таких касаний, но Сатору, очевидно, повезло, ему рвотный рефлекс забыла природа выдать при рождении. Наблюдающий за этим Сугуру не знает, чем тот такое заслужил, везение ли это или какой-то новый уровень эволюции, на который попал именно он, но Годжо заметно радуется, как ребёнок. Разве что причины для радости у него совсем не детские — врождённая способность к горловому минету и такие ситуации, как сегодня, когда настойчивый любовник пытается достать пальцами ему едва ли не до желудка, беззастенчиво трогает подушечками мокрый язык и скользит дальше, пока костяшки, уже испачканные липкой слюной, текущей из открытого рта, не упираются в верхний ряд зубов. — Прекрасный, — шепчет Сугуру позади, едва слышно выдыхает куда-то в ухо, но чуткий слух умудряется выцепить одинокое слово в шуме дыхания трёх пар лёгких. Сатору неосознанно сжимает зубы, почти до боли стискивая чужие пальцы, а затем спохватывается и раскрывает челюсти шире, поднимая замутнённый от возбуждения взгляд на стоящего на коленях перед ним мужчину, продолжающего с ленивым интересом следить, как его собственные пальцы погружаются глубоко во влажный рот. Кендзяку со скучающим видом, будто сидит на самой унылой научной конференции, смотрит, как Годжо жадно втягивает его длинные пальцы в рот, то и дело скользя между ними языком. И его возбуждение выдаёт только топорщащийся в области паха халат — он ожидаемо не надел после душа бельё, нехотя отмечает Сугуру, совершенно случайно уронив взгляд туда. Не то чтобы он когда-то мечтал увидеть стояк своего брата-близнеца, но жизнь его о планах не спрашивала. Руки нетерпеливо стягивают с плеч Сатору рубашку. Слегка влажная то ли от пота, то ли от влажного после мытья тела ткань податливо сползает по плечам и ниже, а Сугуру успевает с восторгом касаться губами открывающейся из-под ткани кожи. Та покрывается мурашками, когда Сатору вдруг внезапно давится слюной — и Сугуру льстит мысль о том, что это именно от его касаний дыхание того предательски сбивается. Понимание этого заставляет сжать зубы на плече, оставляя красный след, а Сатору протестующе мычит, не в силах ничего сказать из-за скользящих во рту пальцев. Со звуком, посылающим по спине Сугуру короткую мелкую дрожь, Кендзяку вытаскивает пальцы. Влажными и липкими от слюны, он скользит ими по щеке Годжо, оставляя на ней мокрый след, и затем обхватывает ладонью его шею, удерживая, но не сжимая. И наклоняется ближе, шепчет на ухо: — Я бы тебе членом так по лицу провёл. — Попробуй, — выдохнув, тихо произносит Годжо в ответ, жмурясь от уверенных касаний со спины. Сугуру касается губами шеи, потираясь носом о коротко выбритый затылок. Рубашка уже покоится где-то на полу, в нетерпении откинутая, а пальцы незаметно для Годжо перемещаются ему на живот, хватаясь за замок джинсов. На ощупь расстёгивают, стягивая их чуть ниже, пока руки Кендзяку не присоединяются, нагло дёргая их ниже вместе с бельём. И Сугуру жалеет, что со спины не видит обнажившееся возбуждение Сатору, которое младший брат окидывает заинтересованным взглядом. Внутри просыпается внезапная жадность, и Сугуру настойчиво прижимается со спины, заглядывая через плечо. А Годжо от резко навалившегося на него тела теряет равновесие, хватаясь за плечи Кендзяку. Тот растягивает губы в противной улыбке. — Сугуру, тише, а то напугаешь нашего красавчика. — Не напугает, — уже устойчиво стоящий Сатору подмигивает и только успевает снова выставить руки вперёд, чуть тормозя Кендзяку, который рывком прижимается спереди. И целует стреляющего в него злым взглядом Сугуру через плечо Годжо. Сатору только резко выдыхает, зажатый двумя телами, а Сугуру в панике дёргается назад, но Кендзяку предусмотрительно успевает положить ладонь на его затылок. Тот всё же вырывается — удерживать его Кендзяку абсолютно не удобно. Гневно раздувает ноздри и шипит: — Совсем ебанулся? — У нас тут сегодня тусовка с низкими моральными принципами, — пожимает плечами Кендзяку. И с заметным удовольствием оглаживает ладонями тело Сатору — благодаря отстранившемуся Сугуру, получается без помех перейти на задницу тихо выдохнувшего Годжо. И парень уже было скользит пальцами между чужих ягодиц, заставляя мышцы напрячься, но ловит предупредительный взгляд старшего брата. Понимающе ухмыляется и послушно перемещает ладони выше, на поясницу. — Понял, жадничаешь, — но отказать себе в удовольствии дразняще лизнуть дёрнувшийся кадык Годжо под запрокинутой назад головой не может. Сугуру ревностно следит за каждым его движением, как и за каждым движением разомлевшего Сатору, ничего не говорит, но сверлит недовольным взглядом. Невозможно сильно хочется переключить внимание едва слышно постанывающего Годжо на себя, поэтому уже собственные пальцы Сугуру решительно скользят вниз, ныряя в расщелину между округлыми ягодицами. Движение просто для того, чтобы подразнить Сатору, чуть шире раздвигающего ноги, потому что понимает — всё равно придётся отвлечься на поиски смазки. Но анус под подушечками неожиданно податливый, позволяет сразу скользнуть по оставшейся в нём смазке пальцем. Кендзяку, чуть приподняв бровь при виде лёгкого удивления на лице Сугуру, тянет руку туда же. И Сугуру покорно позволяет его пальцу присоединиться, растягивая стенки. Сатору тихо мычит, прикрывая глаза, хватается руками за Кендзяку. Халат того уже почти стянут руками Годжо с плеч, держится лишь на честном слове, а затем и вовсе скатывается вниз, когда Сатору развязывает небрежно замотанный пояс и одним движением скидывает его с парня. Сугуру ревностно кусает доверчиво подставленное плечо и добавляет ещё палец к их двум — мужчина оказался подготовлен и предварительно растянут, но отказать себе в удовольствии не получается. Между ягодиц и бёдер тоже испачкано липкой смазкой, и пальцы, не находящиеся внутри Годжо, это чувствуют. — Сатору, раздень его, а то он взглядом меня испепелит, — шепчет Кендзяку, затем отсаживаясь чуть назад. Откидывается на подушки, в глубине души сокрушаясь — пошли бы к нему, там кровать побольше. Но Сугуру упёрся, наотрез отказываясь. Сатору времени даром не теряет — уже успел развернуться, выпустив жадные пальцы из себя и открывая Кендзяку вид на себя сзади. Тому хочется снова потрогать между бёдер и ягодиц, но тянуться слишком лень, а ревнивый брат какую-нибудь конечность потом оторвёт. Ловкие руки раздевают Сугуру умело, пока тот сам успевает нагло лапать испачканными смазкой пальцами самого Сатору — бока, затвердевшие соски, ключицы такие, что порезаться можно. А Кендзяку, забив хуй на поиск лубриканта, лениво двигает ладонью по члену — не очень приятно, но жить можно. В планах его в ближайшее время засунуть в чей-то конкретный рот, а возможно и в глотку, так что можно потерпеть. Сугуру нетерпеливо вытаскивает ноги из домашних штанов, которые отправляются на пол к остальной одежде. Сам от Сатору оторваться не может — жадно вылизывает открытую ему шею, прикусывает её так отчаянно, будто Годжо сейчас испарится. И, уже оставшись без одежды, на десяток секунд отвлекается на поиски смазки. Она есть. А вот презервативов нет. В растерянности оборачивается обратно. И зависает при виде открывшейся картины. Рука брата уже вплетена в запутавшиеся светлые волосы, притягивает к себе настойчиво, а губы Сатору растянуты вокруг члена. И взгляд против воли приклеивается к тому, как Годжо, смотрящий снизу вверх из-под частично прилипшей ко лбу чёлки, скользит плотно сжатыми губами по члену всё ближе и ближе к лобку. Опять, сука, не давится. И хочется положить свою ладонь на тот же затылок и грубо натянуть его глоткой на член, чтобы уж точно закашлялся из-за скользнувшей в глотку головки и не казался таким идеальным в своём таланте сосания членов. Кендзяку шумно дышит. Бёдра его мелко подрагивают в желании дёрнуться навстречу горячему рту, но пока он терпит — зубы сжимает, но терпит. А перед глазами Сугуру столь соблазнительно маячит задница, будто в приглашении выставленная — Годжо на четвереньках, сокращающийся анус вызывает только желание приставить головку и надавить, проникая внутрь. Но… — У нас резинок нет, — выдавливает из себя Сугуру, взгляд которого не может оторваться от картины перед ним. Тот факт, что его до мурашек возбуждает зрелище, как красивый мужчина, который его привлекает, отсасывает его родному брату, выбивает из колеи. Возможно, сообразить на троих было не такой уж и плохой идеей. — Блять, ты охуенно подготовился, — выдыхает Кендзяку сквозь зубы, когда нос Сатору упирается в лобок, а затем мягкие губы скользят от основания обратно к головке. Годжо с громким звуком выпускает член изо рта. Тот мажет по щеке, как Кендзяку и хотел, оставляя влажный след. — Да похуй как-то, — голос Сатору звучит чуть хрипло, а он вытирает тыльной стороной ладони слюну с подбородка. — Давай так. Ладонь Кендзяку снова настойчиво давит на затылок, пока влажная головка не утыкается в губы. На секунду растянув губы в короткой улыбке, Годжо открывает рот и высовывает язык, позволяя твёрдому члену погрузиться внутрь, проходясь головкой по ребристому нёбу. Никакой выдержки наблюдать за этим у Сугуру уже нет. Поэтому он через силу отводит взгляд, возвращая его на блестящую от смазки задницу. Шумно сглатывает, в красках представляя, как окажется внутри, и тянется к флакону. Едва согретый рукой лубрикант распределяется по члену, и головка наконец настойчиво прижимается к сокращающемуся анусу. Слегка надавливает, пачкая Годжо смазкой ещё больше. Сатору шумно выдыхает носом, сглатывая с членом во рту. И Сугуру плавно толкается внутрь, не отказывая себе в возможности оттянуть пальцами края ануса — на мгновение представляется, как они могли бы с братом войти вдвоём, чтобы кроме невозможной тесноты его стимулировало ещё и трение о другой член. Но задницу Сатору откровенно жалко. Поэтому он просто сжимает ладонями ягодицы, не разводя их, а наоборот, прижимая друг к другу. И сдавленный выдох вырывается из груди, когда Годжо, понявший его намерения, сжимается вокруг члена. От этой тесноты перед глазами почти мелькают звёзды. Толкаться хочется грубо. Так грубо, чтобы Сатору забыл о Кендзяку, натягивающим его на свою эрекцию ртом, и думал только о Сугуру. О Сугуру, который внезапно замирает внутри и наклоняется, утыкаясь носом в затылок. Сатору заметно вздрагивает. Даже сбивается с темпа, в котором послушно двигал головой под давлением настойчивой руки, а потом резко опускается до конца и останавливается, сглатывая. Кендзяку кончает в глотку Сатору. С задушенным стоном, до боли сжимая светлые волосы, чтобы Годжо не отстранился. И Сатору давится. Закашливается спермой, но терпит то, что его держат, не позволяя двигаться. А потом хватка ослабевает, и он выпускает член изо рта. — Вы, блять, специально, — Кендзяку тихо смеётся. Если бы Сугуру знал, что тот после оргазмов перестаёт быть злобным гоблином, которым стал во время переходного возраста, он бы сам ему отсасывал. Или хотя бы дрочил. От этой мелькнувшей в голове мысли ему хочется поморщиться. Каким мерзким он стал за один вечер, отвратительно. А Кендзяку, чуть отдышавшись, продолжает: — Специально, чтобы без меня продолжить. — Какой ты догадливый, — Сатору почти мурлычет хрипло, но подмигивает, открыто показывая — никакого сарказма, просто безобидная шутка. Сугуру, осенённый внезапной идеей, выходит. И откидывается на спину, утягивая за собой растерянно оглянувшегося Сатору. Только успевает открыть рот, как брат его перебивает: — Хочет, чтобы ты сел сверху. — Заткнись, у меня свой рот есть, — шипит Сугуру, но фраза под конец перетекает в тихий стон — Годжо, проведя языком по губам, перекидывает ногу через его бёдра и плавно опускается, помогая себе рукой. От касания пальцев и следующей за этим тесноты, когда член входит в горячее тело, всё тело будто перемыкает. И лишь ощущающаяся на коже смазка, излишки которой стекают вниз по эрекции на яйца, заставляет вернуться на землю. — Рот есть? Так мы его займём, — задумчиво бормочет Кендзяку, наблюдая за тем, как сокращаются мышцы на бёдрах Сатору, когда тот поднимается, практически выпуская член из себя, а потом снова опускается до самого основания с влажным звуком, выгибаясь в спине. — Чт… — Сугуру, потерянный в ощущениях, не успевает договорить. Подползший ближе брат прерывает его, во второй раз прижавшись к губам. И в этот раз настойчивее — сразу лезет языком в рот, обмениваясь вязкой слюной. Это ощущается так грязно, думает Сугуру. И краем сознания чувствует, как Сатору снова сжимается. — Мальчики, — голос по-прежнему хриплый. — Я же кончу от такого зрелища, даже дрочить не надо будет. Кендзяку довольно улыбается в поцелуй. И действует ещё наглее, лезет языком чуть ли не до глотки, по ощущениям Сугуру, который протестующе стонет в чужой рот. Отпихнуть брата сил уже не хватает. Но тот отстраняется сам, облизывая губы, и это выглядит слишком горячо в контрасте с растерянным румяным от жара Сугуру. Так, что Сатору хватает сжавшейся на его возбуждении руки Кендзяку, чтобы кончить в его ладонь. Капли спермы попадают на живот Сугуру и тот жмурится, когда разморенный Сатору, так и не выпустивший его из себя, тоже прижимается в ленивом поцелуе к его губам. — Сугуру, косвенный минет, он мне этим ртом сосал, — Кендзяку сидит рядом, лениво наблюдая за ними. И отказать себе в подъёбке не может. Как и не может отказать своему желанию коснуться Сугуру там, где он до сих пор погружен в Сатору, а потом нагло нажать двумя пальцами, растягивая анус ещё больше. Годжо, чувствительный после оргазма, недовольно мычит в рот Сугуру, давится воздухом. А самому Гето хватает нескольких грубых движений бёдрами, чтобы кончить от тесноты и ощущения пальцев брата, вплотную прижатых к его члену внутри Сатору. Сжимает пальцы на его ягодицах так, что наверняка останутся следы, и мелькает внезапная мысль — хочется кончить Сатору на поясницу и ягодицы, чтобы сперма стекала между ними. Но это уже в следующий раз. А сейчас Сатору отрывается от припухших губ, сползает и устраивается между братьями, морщится от того, как сперма стекает по внутренней стороне бёдер, куда уже ныряют наглые пальцы Кендзяку, пока распластанный по кровати Сугуру, полуприкрыв глаза, внимательно наблюдает за этим. Пальцы Кендзяку, испачканные белёсой спермой, неожиданно мажут по щеке Сугуру. Тот уже готовится вяло возмутиться, но лишь тихо вздыхает — сил и желания ругаться нет. — Кровать у тебя отвратительно маленькая для троих, в следующий раз будем у меня, — как ни в чём не бывало, комментирует Кендзяку. И до расслабленного мозга Сугуру медленно доходит. — В следующий? — злость медленно просыпается в голосе. — Ты сказал, это один раз. И больше лезть не будешь. Готовый вырваться поток возмущений прерывает прикрывшая рот ладонь Годжо. — Вы интересные, конечно, — тянет он, чуть прищурившись. — И охуевшие. Волна стыда накрывает Сугуру. Делили Сатору с братом, как какой-то кусок мяса. Действительно, охуевшие. Хочется извиниться, но Кендзяку, как всегда, действует быстрее. — Ну я тебе прямо написал, что мы хотим потрахаться с тобой. С моей стороны это действительно так, и ты был не против, кстати, — пожимает плечами. — А если этот придурочный на тебя запал, едва увидев, то об этом с ним разговаривай. Сугуру вдвойне неловко, и он ощущает, как щёки охватывает волной румянца. Разливающийся внутри стыд требует выдать что-то типа «Ты мне нравишься, давай пошлём моего брата на хуй и будем встречаться», но язык не поворачивается после того, как Сатору узнал, что они предварительно обсуждали, сколько раз и в каком составе они планируют с ним переспать. Некрасиво как-то. Впрочем, сам Сатору, видимо, на деле абсолютно не парится. Лишь фыркает беззлобно, никак не комментируя ничего из сказанного Кендзяку, и встаёт, лениво потягиваясь. — Я мыться. Полотенце возьму? — адресовано уже Сугуру. Тот заторможенно кивает, стараясь не смотреть на брата. Когда разум не затуманен возбуждением, видеть его обнажённым совсем уж... Странно. — Помочь сперму из задницы достать? — с готовностью предлагает Кендзяку, но получает в ответ лишь насмешливый взгляд и средний палец. Повисает тишина, стоит Сатору выйти из спальни. Сугуру катает в голове одну мысль за другой, но ничего складного не выходит. Только: — Ты ебанутый. — От ебанутого слышу, — хмыкает Кендзяку, заваливаясь рядом и ничуть не стесняясь наготы перед братом. — Поднимай член обратно, я ставлю свою тачку на то, что он вернётся и будет второй раунд. Сугуру лишь обречённо вздыхает, отворачиваясь — уровень сексуального напряжения в комнате незапланированно возрастает. — Блять, в какую хуйню я ввязался. В ответ звучит лишь насмешливое фырканье — мол, тебя никто не заставлял, дорогой Сугуру. Действительно, не заставлял. И понимание того, что всё произошло добровольно и понравилось Сугуру, заставляет его прикрыть глаза липкой ладонью. Пиздец какой-то, но он не против.