_______________
Дневная рутина раздражает. Иду в свой офис, закрываюсь, сажусь на диван и шумно вздыхаю. На голове всё ещё шапка, которой я отчаянно пытаюсь скрыть уши. Кажется, не помогает. Они видят меня сквозь стену, насмехаются. Их улыбки, такие неестественные, излучающие издевательство, мерещатся перед глазами. Из мыслей выбивает стук в дверь. Это Симеон, один из моих коллег, одетый до иголочки, вечно идеальный во всём. Он не спрашивал моего разрешение, после стука сразу же вошёл, держа под пазухой какие-то бумаги. Я натягиваю улыбку. — Привет, Симеон.– здороваюсь я с ним притворно-дружелюбным тоном, садясь прямо и закинув одну ногу на вторую.— Ты вошёл ко мне без разрешения. Мне хочется добавить “впрочем, как и всегда“, однако мой язык не враг, а союзник, лучше меня зная, когда и что желательно говорить. Симеон слегка улыбнулся, приподняв уголки губ, однако его глаза, как и сама внешность этой улыбки, полны пустоты. Я наклоняю голову в бок, смотря на него и ослабляя собственную. Он мечется, не зная с чего начать. Это не было чем-то хорошим – стало понятно с того момента, как он в принципе вошёл ко мне субботой, а не понедельником, как положено. Симеон подходит ближе, садится напротив моего стола, нервно перебирая пальцы. — Кису,– в уменьшительно-ласкательно форме, негромким голоском он произносит моё имя, делая кратковременную паузу.— та операция, которую ты хочешь сделать, пройдёт в центральной больнице Ренджхарса. — Тебя беспокоит не это.– говорю я уверенно-утомленным тоном, не смотря на него и осматривая лак на своих ногтях в безразличной манере. Симеон кивает. — Эта операция долгая и после ее проведения нужно пять недель восстановления. — Меня это не волнует.– коротко отрезаю я, и в моём тоне слышится нотка раздражения. — А то, во сколько это обойдётся? — Тоже. Симеон негромко вздыхает, встаёт и, нелепо попрощавшись, уходит. Я смотрю ему вслед, прекрасно понимая, что за весь день это не последний раз, когда мне придётся увидеть его тушу в офисе._______________
Вечер проходит невыносимо. Постоянные мысли о том, что завтра начнётся операция, с одной стороны вызывают во мне нескончаемую радость, а с другой я чувствую, как мои руки подрагивают, покрываясь мурашками. Я смотрю на зеркало ещё раз, оглядывая кошачьи уши снова и снова, повторнее повторного, грубо сминая их кончики и шипя от покалывающего ощущения. Я ненавижу эти уши, ненавижу. Тогда от чего у меня смешанные чувства? Я захожу на кухню, заглядываю в морозильник. Эти запасы каннибала кажутся нескончаемыми. Изначально моя рука тянется к пакетикам с человечиной и лёгкими, однако я отдёргиваю себя с самоотвращением. Резко закрываю морозильник и оборачиваю взгляд на обеденный стол. Точно, я же сегодня купил мороженое. Я достаю его, открываю, сажусь на диван, включая какое-то шоу, и ем. Несколько раз я сомневаюсь, неуверенное погружая ложку с кусочком клубничного мороженого в рот. Пару лишних килограмм точно будет, если я продолжу баловать себя чем-то, чем не балуются мои коллеги, однако что я могу с собой поделать? В отличии от них, я не жил в богатой семье, я не был любимцем, меня не продвигали где только можно. Я сам, своими усилия, добирался по лестнице на верхние этажи. И, что не менее важно, в отличии от них всех, богатеньких придурков с кучей девиц и дорогих состояний, я не испортился. По крайней мере, я так хочу верить._______________
После операции, оказавшись в домашних стенах, я лежал на кровати, сидя в телефоне, и ничего не хотел. Я гляжу на своё отражение в экране, а ушей нет. Их больше не существует, как и всего того, что было напрямую связано с ними. Теперь я такой же как все, без каких-либо внешних, нестандартных особенностей. Я гляжу на себя и слегка улыбаюсь. Теперь моя жизнь идеальна. По крайней мере, так я заверяю самого себя, прекрасно понимая, что я тот ещё чёрт в овечьей шкуре.