Цветущие ветки миндаля

Тэхён мягко припадает к полу, чутко прислушиваясь, и бесшумно выпрямляется. Сигнализацию он успел взломать ещё будучи снаружи здания и сейчас оставалось только осторожно пробраться к обозначенной точке, не попавшись никому на глаза. В другом случае он, может, и не рискнул бы пойти на подобное — времени на подготовку было мало, всего несколько недель, но… Цветущие ветки миндаля. Оригинал, Ван Гог! И так соблазнительно близко — протяни руку и сорви, как спелый плод. Удержаться было невозможно. Кошачьи ушки на его маске чутко вздрагивают, усиливая восприятие звука, и Тэхён замирает на несколько секунд, прислушиваясь, но в здании царит тишина. Преступно мало охраны для предмета искусства такой величины. Уголки его губ вздрагивают в презрительной улыбке, и Тэхён почти расслабленно шагает по заполненному запечатанными коробками залу. Он знает, что нужная ему картина хранится в отдельной комнате в специальном сейфе, и поэтому не обращает внимание на другие экспонаты. Может быть, он вернется к ним уже после, когда достанет самый сладкий приз. Ведущая в комнату дверь очевидно защищена электронным замком, но Тэхён натыкается глазами на решетку вентиляционной шахты, ненадежно прикрытую шкафом. Он практически закатывает глаза. Дилетанты. Внимательно осмотревшись, он осторожно отодвигает тяжелый шкаф и осматривает решетку. Примерно метра полтора над уровнем пола, даже чуть выше, и узкая — нормальный человек просто не пролезет. Но не Чёрная Кошка. Тэхён беззвучно хихикает и снимает решетку, примеряясь. Положение вентиляции странное — кажется, что это просто узкое отверстие в стене, прикрытое вентиляцией с двух сторон. Он внимательно оглядывает её изнутри и лишь пожимает плечами. Ни один и не два раза он сталкивался с подобными странными планировками в старых зданиях. Тэхён осторожно снимает решетку с внутренней стороны комнаты, вытаскивая её наружу, и озадаченно осматривает получившийся проход. Стена толщиной не больше десяти сантиметров. Приглашение настолько кричащее, что было бы преступно не воспользоваться. Пожав плечами и проверив комнату на наличие датчиков, Тэхён осторожно протискивается внутрь, начиная с рук. Из-за узости отверстия двигаться приходится медленно, даже несмотря на всю его гибкость, особенно в моменте с плечами. С трудом протиснувшись до талии, Тэхён облегченно выдыхает, упираясь ладонями в стену, и уже собирается было продолжить, как отверстие вентиляции вдруг резко сжимается с тихим металлическим шелестом. Тэхён глотает испуганный вскрик только зная, насколько предательски он может выдать. В первые секунды он почти уверен в том, что проклятая вентиляция сейчас попросту разрежет его пополам, но она лишь крепко фиксирует его талию и замирает. Не дёрнуться. — Блять, — Тэхён негромко шипит сквозь зубы и дергается на пробу несколько раз, но ловушка сомкнулась крепко — ни туда, ни обратно. Он торопливо обводит взглядом внутреннюю комнату, пытаясь найти что-то, что поможет выбраться, но замирает, когда слышит сзади подозрительно знакомый насмешливый голос: — Ай-яй-яй. Киса попалась в мышеловку? Тэхён почти презирает то, как расслабляется его тело при звуках этого мягкого голоса. Ему нравилось играть с Человеком-Пауком, дразнить его, подстраивать мелкие ловушки, но они никогда не были врагами. А даже если бы и были — гораздо лучше попасться дружелюбному соседу, чем какому-нибудь Фиску. — Подловил, Паучок, — Тэхён хмыкает, машинально оглядываясь через плечо, но перед его глазами только стена. Отчасти ему жаль, что он не может увидеть знакомую красную маску с подвижными сенсорными линзами. — Мстишь за прошлый раз? Около полугода назад Тэхён заставил его гоняться за плюшевыми котятами с оставленными маленькими посланиями, а после того, как наивный Паучок передал их всех в полицию в качестве вещдоков, взломал участок изнутри и забрал свой любимый старый костюм. Тэхён невольно улыбается, вспоминая, как забавно он замер, когда наконец понял, что к чему. Он нетерпеливо пошлепывает ладонями по стене: — Будем считать, что в этот раз ты победил. Может, выпустишь меня уже наконец? — Знаешь, киса, — приятный глубокий голос постепенно приближается, и Тэхёну не нужно видеть, чтобы понять, что Паук подошёл к нему вплотную. — Я в последнее время… изменился. Ты ведь читаешь газеты? Тэхён замирает. Он резко вспоминает про всю эту странную историю с новым костюмом Человека-Паука, которую с таким удовольствием мусолили газетчики: странные щупальца, которые он использовал как нечто среднее между оружием и дополнительными конечностями, выросшая эффективность, но с ней и жесткость… Вдоль спины пробегает неприятный холодок. Тэхён слабо ёрзает, пробормотав: — Паучок? — Не бойся меня, киса, — мягкий голос звучит ласково, но Тэхён только сильнее напрягается. Это не похоже на того Человека-Паука, которого он довольно неплохо знал несколько лет, и это напрягает. Он ошарашено замирает, когда вдруг чувствует, как по его застрявшей попке скользит большая мужская ладонь. — Я не сделаю тебе больно. Разве что если ты попросишь сам. — Что ты… — Тэхён беспомощно дергается, завозившись. Чужие ладони неторопливо оглаживают его бёдра, нежно пошлепывая, и Тэхён чувствует, как его щеки горячеют. — Перестань, не смешно! — А кто сказал, что я смеюсь, киса? — сзади раздаётся короткий хриплый смешок, и тяжелая ладонь опускается ему на задницу с громким, отчётливым тяжелым шлепком. Тэхён ошеломленно распахивает глаза, бессмысленно глядя перед собой. Низ его живота предательски тянет, потому что, во-первых, может быть, может быть! Ему немного нравится, когда с ним обращаются грубо, и (может быть) он бы не дразнил всё это время Человека-Паука, если бы он ему не нравился (немного). Но вся эта ситуация… — Как мало тебе нужно, чтобы стать послушным, — Паук сзади ухмылялся настолько отчетливо, что это чувствуется даже сквозь маску и разделяющую их стену. Одной рукой он всё поглаживает его по заднице, сминая, а второй… — Ой, ой-ой, — Тэхён почти пищит, переступая с ножки на ножку и дёргаясь, когда большая ладонь бесцеремонно проскальзывает между ними. Паук потирает его киску прямо сквозь тонкий чёрный костюм, обтягивающий, как вторая кожа, а затем и вовсе кладёт под неё ладонь и слегка её приподнимает, будто взвешивая. Тэхён только беспомощно мажет ножками по полу и непроизвольно изгибается, приподнимая попу, пока его бесцеремонно держат на весу одной рукой, разглядывая. Его лицо загорается от смущения, и Тэхён беспомощно колошматит ладонями по стене, вскрикнув: — Н-не трогай! Поставь меня! — Поставить? Хорошо, — ему снова позволяют коснуться земли подрагивающими стопами, но Тэхён не успевает облегченно выдохнуть. Он только взвизгивает, когда его костюм — невероятно прочный, из специальных углеродных соединений и полиуретана — попросту рвут по всей промежности. Паук довольно хмыкает: — Так и правда лучше, киса. Тэхён не носит под костюмом нижнего белья, и сейчас это играет с ним злую шутку. Его киска невольно поджимается, оставшись полностью обнаженной, а животик и грудь приятно тянет. Кажется, будто он оказался в одной из тех неправильных, грязных и сладких фантазий, которые иногда позволял себе под одеялом. Он отчаянно сводит дрожащие бёдра, пытаясь прикрыться хоть как-то, и всхлипывает: — Ты извращенец! — Я, киса? — сильные пальцы надавливают на нежную внутреннюю сторону его бёдер, властно разводя и фиксируя, и Тэхён против воли отмечает, что Паук снял перчатки. Руки у него большие, горячие и крепкие, ровно такие, как Тэхёну нравится. Ровное, спокойное дыхание обжигает его киску, и от этого вдоль позвоночника пробегает судорожная дрожь. — А почему тогда твоя девочка такая мокрая? Тэхён стыдливо опускает голову, даже несмотря на то, что никто не может сейчас увидеть его красное лицо. Он дрожит в этой стальной хватке, чувствуя себя абсолютно беспомощным, и от этого киска намокает только сильнее. Какой ужас. — Ты так сладко пахнешь, — к своему ужасу, благодаря тонкому слуху и специальным локаторам в кошачьих ушках, Тэхён совершенно отчётливо слышит шумные откровенные вдохи. Его бёдра мелко дрожат. — Очень вкусно, киса. — Не смотри туда… — он невнятно хныкает, слабо ёрзая попой, но, кажется, доставляет этим Пауку только больше удовольствия. — И н-не нюхай… — Ты такой жестокий, киса, — Тэхён чувствует прикосновение сухих пухлых губ к внутренней стороне своего бедра. Крупноватые клыки нежно смыкаются на мягкой коже, слегка оттягивая. — Но если я не могу смотреть и не могу нюхать… Тэхён снова взвизгивает, когда длинный, влажный язык медленно ведет от клитора и до дырочки. Паук мокро чмокает его киску, массируя клитор большим пальцем, и хрипло, почти рычаще добавляет: — Тебе повезло, киса. Симбионт даёт владельцу приятные бонусы не только в бою. Он широко распахивает глаза, когда и без того длинный язык вдруг становится совершенно нечеловеческим. Длинный, с тонким острым концом и приятным шершавым рельефом, он скользит вдоль киски и выше, оглаживая поджавшийся плоский животик и вплотную добираясь до места, где ловушка зафиксировала его талию. Тэхён пищит, задрожав: — Ч-что, что, ч-что это?! Паук явно не считает нужным ему отвечать. Нечеловеческий язык безжалостно прищелкивает кончиком по его клитору, вынуждая взвизгнуть, а затем плавно, медленно толкается внутрь. Чёрт. Гибкий и подвижный, он проникает глубоко внутрь, изгибаясь плавными волнами, словно хентайное щупальце. Тэхён отчаянно жмурится, чувствуя, как на ресницах вскипают слёзки, и кусает нижнюю губу, чтобы не застонать совсем откровенно. Это приятно. Чёрт, чёрт, чёрт, это невыносимо хорошо. Словно вознамерившись вытрахать из него душу, язык двигается ритмично и быстро, словно с силой долбящая вибрирующая игрушка. Тэхён пытается сдерживаться ещё несколько секунд, но вскоре сдаётся с невнятным плачущим звуком. Высокие, пошлые стоны срываются с его губ сами по себе, совершенно не оставляя возможности быть тихим, а по раскрасневшимся горячим щекам катятся крупные слёзы. Его грудь ноёт от возбуждения, нуждаясь в ласке больших ладоней, но стена этому откровенно мешает. Стыдливо всхлипывая, Тэхён поднимает свои подрагивающие ладошки и кладёт на свои ноющие сиськи прямо поверх костюма. Он заламывает брови, нежно пощипывая затвердевшие соски, пока в его киску жарко вбивается длинный язык, и сам невольно распахивает рот в длинном, жарком стоне. Ему нужно совсем немного, чтобы кончить, но… Когда постыдный оргазм практически накрывает его с головой, язык вдруг останавливается. Он медленно выскальзывает из пульсирующей мокрой киски, нежно скользнув напоследок по всей её поверхности, и Тэхён расстроенно жалобно хнычет, слабо топая ножками. Он практически ноет: — Н-не издевайся… Я хочу кончить… — Жадная маленькая киса, — Паук, кажется, снова выпрямляется. Тэхён уже собирается было снова издать жалобный звук, но горячие ладони грубо сжимают его попку, вплотную прижимая к крепким мускулистым бёдрам. Между ними ещё остается тонкая преграда из спандекса, но Тэхён чувствует, как туго тот обтянул возбуждённый твёрдый член. — Я дам тебе кое-что лучше. Его киска сжимается, и Тэхён сам мелко двигает бёдрами, нежно потираясь о чужой стояк и нетерпеливо прикусывая нижнюю губу. Он тянется дрогнувшими пальцами к замочку на своём костюме и медленно, плавно ведёт его вниз, до стены, позволяя набухшей от возбуждения, тяжелой груди выпрыгнуть наружу. Тэхён почти мурлычет, окончательно примирившись со своим сладким положением: — Давай, Паучок. Трахнешь свою кису грубо? — С удовольствием, — глубокий голос снова больше напоминает рычание. Тэхён нетерпеливо ёрзает, слушая шелест чужого костюма, и округляет губки, когда к его киске прижимается крупная, истекающая смазкой головка. Без защиты? Он не успевает воспротестовать, когда толстый член толкается внутрь одним плавным движением. Кажется, у взвизгнувшего Тэхёна из глаз сыпятся искры. Честно говоря, следовало заподозрить неладное, когда Человек-Паук застенчиво отвернулся от выреза на его груди во время первой встречи — Тэхён часто отмечал, что застенчивые хорошие мальчики чаще всего обладали самыми незаурядными… достоинствами. Он распахивает рот и пошло вываливает язык, закатывая глазки. Паук грубовато сгребает его бедра, ритмично насаживая на свой член, и из-за этого Тэхён не может даже опереться ножками об пол, только послушно подставляться безжалостным толчкам. Надо признать, трахается Человек-Паук настолько же хорошо, насколько раз за разом спасает город. Тэхён скулит, жалея, что из-за стены не может опустить ладонь между дрожащими бёдрами, чтобы потереть свой нуждающийся пульсирующий клитор, но Паук воспринимает его скулеж как-то по своему. — Мало, киса? — грубые пальцы дёргают разорванный костюм выше, и Тэхён слышит, как Паук сзади грязно сплёвывает. Он округляет ротик, чувствуя влагу на своём анусе, и ахает, когда крупный палец бесцеремонно проталкивается к нему в попку. Паук грубовато фиксирует его, мелко толкаясь пальцем в пульсирующую дырочку, и насаживает на свой член ещё жестче. — Так лучше? Тэхён всхлипывает. Всё его тело пульсирует на каждое грубое слово, на каждую грязную ласку, а подпрыгивающая из-за ритмичных толчков грудь кажется настолько чувствительной, что это почти больно. Он никому раньше не позволял трахать себя в попку и всего пару раз играл с ней сам. Но то, как властно Паук заявляет на него права, будит внутри желание подставить все свои дырочки. Не то чтобы, конечно, его кто-то будет спрашивать. Тэхён почти жалобно хнычет, когда чувствует, как выскальзывает палец из его попки, но не успевает расстроиться — гладкое, толстое щупальце с переливающейся склизкой поверхностью прижимается к приоткрытой дырочке и медленно пропихивается внутрь. — Ах, ах, ах! — Тэхён стонет, дурея от невозможного ощущения заполненности внизу. Упругое щупальце, медленно увеличивающееся в размере и растягивающее его дырочку, и толстый член грязно трутся сквозь тонкую прослойку кожи внутри него. Всё его тело содрогается, когда его киска отчаянно сжимается, кончая, а ножки непроизвольно выпрямляются, крупно дрожа. — Ах! — Кисе нравится анал? — Паук ухмыляется, шлёпнув его по попке, но даже не собирается сбавлять темп — Тэхён повизгивает, слыша, как его чувствительная киска и растянутая попка громко пошло хлюпают на каждый толчок. — Какая плохая киса. Сосредоточиться на чём-то кроме этих выбивающих дыхание движений очень тяжело. Тэхён плачет, слабо извиваясь и пытаясь отстраниться хотя бы немного, но грубые руки держат его крепко. От этого внизу животика снова начинает сладко возбуждённо тянуть. Никто и никогда так с ним не обращался. Разрушенный и заплаканный, он даже не сразу замечает, что хватка вокруг его талии ослабевает. Тэхён только растерянно попискивает, когда его бёдра сжимают и плавно тянут на себя, наконец вытаскивая из захлопнувшейся ловушки. — Здравствуй, киса, — горячее мускулистое тело властно вжимает его грудью в стену прямо рядом с несчастной вентиляционной решеткой. Тэхён пытается было оглянуться, но крепкие пальцы властно сжимают его подбородок. Он слабо всхлипывает, когда маску, скрывающую его личность, небрежно стягивают, чтобы тут же грубовато укусить за краешек красного ушка: — Как тебе идет заплаканная мордашка. Паук перехватывает его поудобнее, подхватывая под бедро и вынуждая высоко поднять ножку, и поворачивает голову. Тэхён смаргивает с ресниц слёзы, с трудом фокусируясь, и замирает. Паук снял не только его маску, но и свою, и он… Небрежно растрепанные чёрные волосы, несколько серебряных колец в ушах, в правой брови и на нижней губе. Насмешливые, жадные чёрные глаза, тёмные и немигающие, густые брови, высокие скулы, красивый ровный нос. Тэхён ошеломлённо моргает, чувствуя, как его киска сладко сжимается на члене. Это… Человек-Паук? Он растерянно выдыхает: — П-паучок? — Чонгук, Тэ, — чёрные глаза насмешливо сощуриваются, и Чонгук слегка склоняет голову, выдыхая в растерянно приоткрытые искусанные губки: — Меня зовут Чонгук. Тэхён не в состоянии даже подумать о том, откуда Человек-Паук вообще знает его настоящее имя. Он жалостливо стонет в горячий, жаркий рот и податливо пропускает чужой язык. Чёрт возьми. Он мог бы с этим справиться, если бы чёртов засранец не попал в его предпочтения на все двести пятьдесят процентов. Всё ещё удерживая одну его ножку на весу и вынуждая сильно изогнуться, второй рукой Чонгук плавно ведёт по талии вверх, чтобы наконец сжать в своей большой ладони нуждающуюся обнаженную грудь. Тэхён всхлипывает в поцелуй, когда сильные пальцы грубовато тискают ноющий от возбуждения, твердый сосок, и ловит в ответ хриплое бормотание: — Какие у тебя хорошенькие сисечки, киса. Я уделил им так мало внимания, правда? Тэхён жалобно надувает губки, согласно застонав, и запрокидывает голову, когда Чонгук сжимает его талию и просто приподнимает, чтобы было удобнее дотянуться. Его горячие, твёрдые губы смыкаются вокруг соска — грубее, чем ласкал себя сам Тэхён, восхитительно приятно, а движение крепких бёдер ускоряется. Он хрипловато рычит, слегка смыкая клыки, кусая небольно, но чувствительно, и Тэхён стонет, слабо кончая во второй раз. Этого много. Слишком, слишком много. Выдаиваемый тугой киской, Чонгук невнятно ругается, размашисто вбиваясь внутрь, а затем кончает следом. Тэхён закатывает глаза, чувствуя, как его животик наполняет что-то густое и горячее. Чёрт. Мысль о возможной беременности неожиданно вызывает внутри не страх, а сладкое, тянущее чувство. Его дрожащую от напряжения ногу наконец осторожно отпускают, позволяя опустить, и Тэхён непременно бы беспомощно съехал на пол, если бы его не держали крепкие руки. Чонгук подхватывает его за талию, как котёнка, и попросту поднимает, перехватывая под бедра и прижимая к своей груди. Чувствительная, нежная обнаженная грудь трётся о чужую, скрытую спандексом, и Тэхён машинально кладёт руки на широкие, надежные плечи. Под внимательным, кажущимся даже ласковым взглядом его щёчки краснеют, и он бурчит, невольно надувшись: — Ты мог просто позвать меня на свидание, знаешь ли. Не обязательно было устраивать мне ловушку. — Ты не любишь, когда с тобой говорят по-хорошему, киса, — Чонгук слегка приподнимает бровь, толкнувшись языком за щеку, и Тэхён залипает на том, насколько властным выглядит это движение. Он краснеет сильнее, когда придерживающие его под бедра руки съезжают чуть выше, ощупывая попу. — Ведь правда? — Н-нет, — Тэхён слабо отворачивается, пытаясь держать лицо, и дрожит, когда влажный язык мягко скользит по его обнаженной шее, а мягкие губы прижимаются, чтобы оставить говорящую метку. — Ах… — Думаю, нам с тобой всё же стоит переместиться в более подходящее место, киса, — Чонгук неохотно отстраняется и костюм на его теле идёт рябью, плавно перетекая и занимая привычную форму. Сейчас, когда он полностью одет, Тэхён чувствует себя ещё более смущённо, и неловко закрывает грудь ладонями: — Мой костюм… — С ним несложно разобраться, — белые линзы костюма насмешливо сощуриваются, и крепкие пальцы зажимают собачку, плавно застегивая молнию. Чувствительные сисечки ноют, сдавленные спандексом, и Тэхён издает короткий сопящий звук, а затем ойкает, когда видит, как с предплечья Чонгука на него сползает какая-то чёрная… клякса? — Что это? — он немного испуганно оглядывается, чувствуя, как клякса плавно сползает по его телу к промежности и растягивается, словно… встраиваясь в его собственный костюм? Тэхён растерянно опускает ладонь, скользнув пальчиками по своей киске, но чувствует только гладкую спандексовую поверхность. — Это как? — Это симбионт, киса, — Чонгук насмешливо хмыкает и перехватывает его одной рукой, шагая прямо в сторону окна, из которого Тэхён и залез. — Держись крепче. — Ты же не… ой, ой-ой! — Тэхён испуганно взвизгивает, крепче сжимая в руках крепкую шею и обхватывая ногами талию, когда Чонгук просто и незатейливо выпрыгивает через раму. Конечно, он видел, как Человек-Паук перемещается с помощью паутины между домами, но самому ему такого способа перемещения как-то доводилось избегать. Он утыкается лицом Чонгуку куда-то в шею и жалобно скулит: — П-поставь меня на землю! — Потерпи немного, киса. Я буду нежным, — насмешка в голосе Чонгука настолько очевидная, что Тэхён почти не удивляется, когда чувствует, как они оказываются в воздухе совершенно без поддержки, выписывая мёртвую петлю. Если убежище Человека-Паука до этого никто не обнаружил, то теперь на его визг точно сбежится полгорода. Чонгук хохочет, сжимая его крепче: — Какой ты громкий! — Я убью тебя! Я точно убью тебя! — Тэхён взвизгивает на очередной крутой вираж и на мгновение робко приоткрывает один глаз. Горизонт делает перед глазами такой резкий круг, что он снова лихорадочно зажмуривается, едва не потеряв сознание: — Убью! — Верю, киса, — смеющийся Чонгук наконец берет ровнее, перестав выписывать такие дикие пируэты, и они, кажется, преодолевают ещё несколько кварталов перед тем как он мягко приземляется на оконную раму. — Всё, приехали. — Это было ужасно! — Тэхён наконец открывает глаза, задыхаясь от возмущения. Чонгук снова перехватывает его двумя руками, нежно придерживая под попу, и неторопливо несёт. В порыве чувств Тэхён слабо колошматит его ладонями по груди: — Я чуть не умер там! Это было ужасно! — Да-да, киса, — Чонгук усаживается, кажется, на край кровати и костюм соскальзывает с его тела, оставляя полностью обнаженным. Тэхён запинается на середине своего возмущенного спича, скользнув взглядом по восхитительно рельефному торсу и накачанной груди и коротко сглотнув. Прекрасно осознающий своё влияние, Чонгук ухмыляется: — Ну так что? — Ты… ты… — Тэхён с трудом собирает мгновенно расползшиеся мысли, обвинительно глотая ртом воздух, и когда он почти собирается, Чонгук бесцеремонно дергает молнию на его костюмчике вниз, до животика. Тэхён взвизгивает, борясь с желанием прикрыть обнаженную грудь: — Чонгук! — Я слушаю тебя, киса, — бессовестный засранец с деланным вниманием смотрит ему прямо в глаза, пока его большие, горячие ладони грубовато сгребают нуждающиеся грудки. От такого отношения Тэхён краснеет. И возбуждается. — Говори со мной. — Я не могу ругаться на тебя, пока ты лапаешь мою грудь, — Тэхён хнычет, положив дрогнувшие узкие ладони на чужие широкие запястья. Его пальчики не могут отстранить уверенные мужские руки, слегка оттягивающие набухшие сосочки и взвешивающие тяжелые сиськи. — Чонгук! — Мне нравится, когда ты называешь меня по имени, киса, — Чонгук мурлычет, и на мгновение его глаза кажутся абсолютно чёрными, включая склеру. Тэхён растерянно хлопает глазками, а потом чувствует, как его костюм начинает сползать с тела, как это до этого сполз костюм Чонгука, пока их тела не остаются полностью обнаженными. Чонгук довольно хмыкает: — И симбионты мне тоже нравятся. Киса, давай-ка ты сейчас на мне попрыгаешь, а потом мы обсудим все вопросы, которые останутся в твоей умненькой головке, ладно? Тэхён негодующе пыхтит, не находя слов, но сдаётся перед чонгуковой непрошибаемой уверенностью в себе. Всё равно он сейчас не позволит ему разговаривать… не отвлекаясь. Удовлетворенный его молчаливым сопением, Чонгук утягивает его дальше на кровать, откидываясь на широкую спину, и оглаживает красивые бёдра, хищно облизнувшись: — Дашь мне в попочку, киса? — В прошлый раз ты не спрашивал, — Тэхён фыркает, закатив глазки, но слегка приподнимается на коленях, придерживая у основания толстый пульсирующий член. Он заглядывает себе за спину через плечо, отводя одной ладонью упругую ягодицу, а второй прижимает член к разработанной дырочке, мягко пропихивая головку. Его губы округляются в удовлетворенном маленьком вдохе: — Ох! — Вот так, — Чонгук хрипло довольно стонет, запрокидывая голову, и Тэхён откровенно залипает на выступивших на его красивой шее венах, пока медленно опускается ниже на разъезжающихся ножках. Член Чонгука сильно толще, чем оттрахавшее его в попку щупальце, и Тэхён на мгновение сладко жмурится от удовольствия. Большие ладони массируют его ягодицы и поясницу, сжимают, а хищные черные глаза обласкивают каждый изгиб красивого тела: — Оседлай меня, киса. — Ты сам попросил, Паучок, — Тэхён сладко хихикает, упираясь двумя ладонями в восхитительно крепкую грудь, и приподнимает бёдра. Сейчас, когда он привык к этому чувству растянутости, когда Чонгук не напирает на него жаром, весом и грубостью, в его бёдрах достаточно силы, чтобы скакать долго и упорно. Тэхён двигает бёдрами плавно и умело, объезжая толстый член с влажными мокрыми шлепками, и сладко стонет, совершенно не сдерживаясь. Чонгук гладит его бедра и попку, сжимает талию, но ему явно не хватает конечностей, чтобы потрогать всё, что хочется. Решает он эту проблему очень просто — Тэхён только растерянно ахает, когда прямо из кожи Чонгука выскальзывают длинные тонкие щупальца. Они двигаются так же самоуверенно, как и его руки — обласкивают подпрыгивающую на каждый толчок упругую грудь, ритмично оттягивая сосочки, трут набухший клитор, слегка прищелкивая по нему, гладят щеки и распахнутые в стоне губы, толкаясь в рот, скользят по загривку, слегка оттягивая волосы и заставляя покрываться мурашками. Тэхён содрогается от возбуждения, сбиваясь с своего ровного ритма. Стимуляция такая подавляющая, словно его грубовато ласкают несколько пар горячих жадных рук, и от этого киска начинает мокро хлюпать. — Что такое, киса? Ты не можешь справиться сам? — Чонгук беззлобно поддевает его, а затем и вовсе толкается снизу бёдрами, заставляя захныкать и беспомощно плюхнуться на широкую грудь. Тэхён трется о него сисечками, слегка царапая чужую кожу острыми ноготками, и хнычет. Чонгук почти сбивается на воркование, укусив его за щёчку: — Какой плохой котёнок. После этого он снова полностью перехватывает власть, и Тэхёну остается только сладко беспомощно стонать в чужой рот между влажными поцелуями и дрожать под толчками сильных бёдер, ласками горячих рук и щупалец. В этот раз его тоже не хватает надолго, особенно когда Чонгук опускает горячую руку с крупными пальцами вниз, между их телами. Его пальцы умело скользят внутрь киски, ритмично толкаясь, пока большой грубовато массирует клитор. Тэхён невнятно мяукает ему в рот, укусив за нижнюю губу, и содрогается всем телом, мокро кончая. Чонгук довольно хрипловато мурлычет: — Хорошая киса. В этот раз он позволяет ему отдышаться, прижавшись к крепкой груди, и плавно выскальзывает из пульсирующей, сжимающейся попки. Тэхён скользит по лицу подрагивающими пальчиками, зачесывая растрепавшиеся волосы назад, и плавно соскальзывает ниже. Толстый, увитый венами, пульсирующий член, красный от прилившей к нему крови, притягательно пульсирует, и Тэхён мягко прижимается к его основанию припухшими губами, оставляя несколько поцелуев, а затем сладко ведёт языком до головки. Он осторожно придерживает член у основания пальчиками, массируя, и берет головку за щеку, мокро чмокая. Взгляд Чонгука чёрный и грязный, и он довольствуется маленьким сладкими играми совсем недолго прежде чем грубовато вплетается в спутанные волосы своей большой ладонью. Его голос звучит хрипло: — Высуни язычок. Тэхён слушается и только беспомощно сглатывает, зажмурившись, когда твердый член толкается ему в горло. Чонгуку, кажется, доставляют удовольствие грязные давящиеся звуки, которые он издает на каждый глубокий толчок, и он двигает бёдрами совсем безжалостно. Раскрасневшиеся щеки снова намокают от слез, растрепанные волосы прилипают ко лбу, а горло хлюпает, но Тэхён только невнятно стонет вокруг члена. Чонгук хрипло ругается, толкнувшись ещё несколько раз, а затем вдруг вытаскивает. Тэхён только немного недоуменно моргает, жадно хватая ртом воздух, когда его лицо покрывает вязкая, горячая сперма. Он промаргивается, стирая вязкие капли с ресниц пальцами, и послушно слизывает остатки с прижавшейся к губам толстой головки. Только после этого Чонгук снова притягивает его к себе, оглаживает талию и ножку, прижимая ближе, и сладко целует опухший рот. Он негромко довольно бормочет: — Ладно, киса. Можешь спрашивать. Картинка твоя, кстати, у меня в другой комнате стоит, так что не так уж я тебя и обманул. Тэхён утыкается лицом ему в шею, невнятно думая о том, что непременно воспользуется шансом, чтобы хорошенько Чонгука обо всём… расспросить. Как только снова вспомнит, как это вообще делается.