Ателье на улице Турнашон

Юная Регина дю Перри проводила каникулы в родном и привычном Реймсе. И всё равно её мысли возвращались к Парижу — особенно к впечатлениям от первого семестра в парижском лицее. Конечно, сейчас, в конце XIX века, страну уже соединили железные дороги, паровые машины сделались чем-то привычным, и даже в самых глухих деревнях открывались школы. Ещё немного лет — и человечество привыкнет ко всем чудесам, которые живописуют книги Жюля Верна. Но всё равно столица продолжала оставаться чем-то особенным. После её блеска, многолюдства, значительности, — старинный, но пустой и пыльный Реймс казался почти ненастоящим, словно забытая театральной декорацией. Стоило Регине закрыть глаза — и она видела блеск стеклянных витрин модных магазинов, и вдруг вспоминала аромат каштанов, что цветут на бульварах. Вот и сейчас она стояла возле чугунных решёток сада и делала вид, что слушает всё то, что говорит долговязый сосед Серж, её чернявый сверстник, который в Париже никогда не бывал и даже не собирался. В прежние времена Регина была бы непротив его послушать, хотя ещё тогда не верила в серьёзны отношения с мальчиками её возраста. Тем более с закоренелыми провинциалами вроде Сержа. Кажется, он пытался ей понравиться. Он где-то устал, что мужчина должен добиваться женщины, при любых обстоятельствах и просто на всякий случай. Не то, чтобы это был совсем неправдой. Но вот беда: он пытался добиваться и в то же время совершенно не понимал, как это делается. И вместо того, чтобы развлечь, просто утомлял своей болтовнёй. Нельзя сказать, что он был какой-то неправильный или глупый. Со временем он наверняка найдёт своё счастье. Просто Регине уже было понятно, что это счастье будет не с ней. А вот Серж, захваченный собственным красноречием, все никак не мог разгадать очевидное. Она заставила себя прислушаться к его словам. Похоже, наивный юноша сменил тактику и решил зайти с другой стороны. Теперь он рассказывал, как популоярен он у местных девушек и особенно упоминал про какую-то рыжую барышню, которая в него без памяти влюблена. Но назвать её имя, само собой, не мог. Потому что, как догадалась Регинп, сам только что это ту рыжую выдумал. — Я очень счастлива за вас, Серж, — с едва заметной улыбкой произнесла Регина, — и полагаю, что у тебя с этой рыжей все получится. И ты получишь от неё всё, чего так страстно желаешь. А пока — мне надо идти. Адью! И она отправилась в дом, оставляя ошеломлённо Сержа наедине с пустынной улочкой, которую словно бы раздавило плотной летней жарой. Ноги несли Регину в её уютную тесную спаленку. Именно там, спрятанный среди тетрадок, лежал заветный конверт из плотной бумаги — внезапное напоминание о Париже, которое пришло через две недели после её отъезда. И это было не просто письмо. Словно тоненькая ниточка телеграфной связи протянулась от конверта.на запад, к пёстрымм столичным чудесам Монмартра и Елисейских полей. Письмо было от Клэр. Клэр училась с Региной в одном лицее, но в параллельном классе, и выглядел уже совсем взрослый, сформировавшейся девушкой, который в форму замуж выходить. Регине нравился её типаж. Ну как-то так получилось, что за весь семестр девушки так ВС всерьёз и не пообщались. И вот внезапно приходит письмо. Что это как не признак того, что Клэр? Тоже не против установить дружбу. Сам текст письма был не особенно интересен. Он весь переместился на одном сложенном листе и состояло из написанных бездушно-правильной каллиграфией довольно обычных формул вежливости и надежд на скорую встречу. Такое письмо не стыдно показать родителям. Возможно, на это и был расчёт. В качестве обратного адреса был указан пансион их лицея. Умно! Так никто не сможет определить по обратному адресу, чем занимаются родители Клэр и насколько велик их вес в Париже… А ещё в конверте было самое главное — фотография. Клэр даже не упоминала про неё в текста. Видимо, рассчёт был на то, что раз фотография приложена к письму, то объяснять тут уже больше нечего. Эта фотография и была теперь главным и тайным сокровищем Регины. Ни Серж, ни даже родители не должны были даже подозревать о её существовании. И даже на исповеди перед причастием Регина словно бы забывала об этом упомянуть, а вспомнила, когда уже возвращаюсь домой из-под сводов древнего собора, где прежде короновали средневековых королей, давным-давно переселившихся в учебник истории. Регина подумала над этим случаем и решила, что сделала всё правильно. То, что она увидела, не нарушало никаких, Божьих законов, а что касается общественных условностей, так мы и так их нарушаем каждый день. Фотография, которую прислала лицеистка, изображала саму Клэр. Так что Регина теперь могла рассмотреть новую подругу очень внимательно. Но на этой фотографии Клэр была кем угодно, но не лицеисткой. В ней вообще не чувствовалось ничего от добропорядочной и старательной ученицы. Изображение было сделано в каком-то новомодном фотографическом павильоны. Клэр сидела под аркой, за которой был условно изображён провансальский пейзаж, на лёгком стуле, какие выставляют на веранду. И при этом была совершенно голой. Лоснящиеся чёрные волосы, рассыпались по ключам, при этом груди были видны во всей своей красе. А глаза смотрели совершенно бесстыже! Как на хорошей картине с обнажённой натурой видно было всё, но при этом поза казалось вполне естественной. Бесстыжая фотографическая карточка. настолько потрясло воображение. Что Регина уже не могла толком вспомнить, что именно она написала в ответ и как удалось отнести заветный конверт на почту. Скорее всего, всё те же формальные любезности, с намёком на то, что она поняла намёк. И, разумеется, она не могла приложить от себя никакого особенного снимка. Голова кружилась, перед глазами висела всё та же картинка, а плотная фактурная бумага конверта почти жгла кончики пальцев. Даже просто отвечать на подобное было очень волнительно. Уже в который раз разглядывая фотографию и ощущаю сладенький зуд между ног, девушка пыталась представить себе, каково это — сниматься вот так. А ещё каково это — рассылать подобные фотографии? Ответить на это по-настоящему могла только личная встреча с Клэр. И Регина уже вся извелась в предчувствии возвращения в Париж к началу следующего семестра. *** И вот он — парижский вокзал Пикпюс, куда прибывают поезда с направления на Реймс. Ещё одним письмом Регина сообщила новой подруге, когда прибывает — и теперь с трепетом в сердце выискивала Клэр в толпе на перроне. И надо же — бесстыжая любительница позировать действительно была здесь. Вот она — в коротком светлом пальто из верблюжьей шерсти и шляпке на старательно собранных волосах, а лицо все такое же прекрасное и выразительное. Даже сейчас в толпе мужчины нет-нет, да оборачиваются в её сторону. Регина шагнула на перрон, приветлива улыбаясь. Клэр подошла ближе и девушка осмелилась поприветствовать её невинным поцелуем в щёчку. — Я получила твои письма,— произнесла Клэр,— Идём, поговорим. Возле вокзала — зелёные тенты и золотые буквы вывесок летних кафе. Название того из них, где они устроились, ничего ей не сказало. Она предположила, что очередную парочку обеспеченных лицеисток тут даже не запомнят, а значит оно годится для любых разговоров. Регина попросила кофе и шоколадных эклеров. Клэр заказала сразу на двоих. Сейчас, напротив подруги и одетая, Клэр была по-прежнему очень красива — но это была другая грань её красоты — светская, чтобы радовать учителей и родителей. И это делало воспоминание о фотографии особенно соблазнительным. — И все-таки, дай мне ответ,— голос Клэр нарушил течение мыслей, лёгких и сладостных, как те самые эклеры. — Ответ на какой вопрос?— робко осведомилась Регина. — Ты получила моё письмо, а значит легко угадаешь и сам вопрос, — безукоризненные губы Клэр тронула едва заметная улыбка, — Я думаю, ты уже хочешь теперь как минимум узнать меня получше. Вместо ответа Регина накрыла её руку своей, посмотрела прямо в глаза и произнесла с жаром. — Я бы хотела прежде всего,— непривычно, словно со стороны, — прозвучал её голос, — узнать побольше об ателье, где ты ухитрилась сделать такие прекрасные снимки. *** Улица Турнашон — тихая и порядочная, с длинным рядом особняков и тентами одинокого кафе на перекрёстке. Во дворах замерли пышные кроны старых деревьях, все ворота с решётками. Дом, где расположено ателье, неотличим от соседних, его узнаёшь только по едва заметной медной табличке “Фотографические услуги”. Видимо, спрос на фотографии девушек наподобие Клэр настолько велик, что этого вполне достаточно. Конечно, настырный наблюдатель парижских нравов мог бы удивиться — что забыли в этих местах, где нет ни школы, ни развлечений, две лицеистки, настолько разные, что они точно не могут быть сёстрами? Но удивляться появлению девушек было некому — тихая улица была совершенно пуста. Клэр позвонила три раза. Так здесь было принято. Ворота открыла привратница, достаточно молодая и симпатичная, и по-южному смуглокожая. Возможно, она ассистировала при съёмках. — Тише, снимают,— прошептала она. Девушки вошли в небольшой, прекрасной вымощенный дворик. Справа — павильон привратницы, слева — крыльцо со стекляным навесом, а дальше деревья небольшого садика, похожие на декорацию. А в самом дворике как раз происходила съёмка. Прямо посереди дворика на аккуратном обломке мраморной колонны — Клэр видела такие на гравюрах в учебнике античной истории — восседала девушка примерно их возраста. Единственной одеждой ей служила лёгкая накидка, которую девушка обмотала вокруг бёдер, открывая солнечному свету торс и великолепную юную грудь. Собранные в высокую причёску каштановые волосы венчал лавровый венок. Напротив неё была установлена тренога с фотокамерой. Накрытый фотограф выставлял фокусировку, так что девушки могли видеть только его задницу, обтянутую полосатыми брюками. — Кто к нам в гости, Изабелла?— осведомился фотограф, не выбираясь из-под ткани. — Тут другие натурщицы пришли. Клэр и ещё одна, новая девушка. — Угости их лимонадом. Я думаю, им будет интересно пока просто посмотреть. Тем временем девушка, которая позировала, невольно скосила глаза на вошедших. — Марго, не двигайся. Иначе придётся начинать сначала. Всё, снято. — Скажите,— осведомилась Марго,— а вы не предлагаете мне сняться совершенно голой, потому что опасаетесь моих родителей? — Думаю, чтобы их шокировать до глубины душе, будет достаточно и той фотографии, которую мы сейчас делаем. — В таком случае, шагнём дальше,— и прежде, чем кто-то успел что-то возразить, Марго поднялась и отшвырнула прочь накидку. Теперь она стояла прекрасная и обнажённая, как античная статуя. Девушки не могли отвести взгляд от открывшегося им зрелища. и служанке пришлось буквально вкладывать им в руки бокалы с ароматным лимонадом, где плавали кусочки хрустящего льда. *** Закончив с прекрасной Марго (Регина дала себе обещание выяснить, из какой она семьи), фотограф обратил внимание и на новых девушек. Идея для серии фотографий, в которой должен был состояться дебют Регины, тоже была на античную тему. — Я думаю,— предложил фотограф,— вы могли бы изобразить могучую богиню-охотницу Артемиду и её прекрасную возлюбленную — нимфу Каллисто, дочь аркадийского царя Ликаона. Регина не настолько хорошо разбиралась в древних мифах, чтобы вспомнить тамошние лесбийские пары. Даже легендарная Сапфо вроде как страдала от любви к какому-то беспутному юноше. Но идея ей понравилась. Регине ещё в детстве очень нравилась мужеподобная и неистовая Артемида — хотя в том возрасте она и не подозревала, что девушки могут любить девушек. — У меня есть один вопрос к мсье фотографу,— вдруг спросила она. — Спрашивай,— фотограф улыбнулся и его изящные, на парижский манер закрученные усы поднялись, словно шерсть на кошачьем загривке.— Я ничего не скрываю от моих прекрасных натурщиц. — Скажите, что будете потом с этими фотографиями? Вы просто отдадите их нам? Или будете продавать? — Некоторые фотографии продаются приватным способом. Их покупают избранные ценители подобного искусства. Если вы беспокоитесь, что они попадутся на глаза кому-то из ваших родственников или учителей, — в принципе, такое возможно, но этот человек едва ли станет афишировать, что входит в число подобных ценителей. — Но что, если он попытается воспользоваться этим знанием?— Регина с трудом подбирала слова.— Вдруг он решит, что я… доступная девица, если согласилась так позировать. — Село отвергни его домогательства!— сказала Клэр.— Отвергни его, как если бы собиралась стать монахиней! И помни, что твоя богиня всегда готова тебя защитить! Потому что богиня без ума от нежных девушек! Настолько без ума, что присылает им свои голые фотографии обычной почтой,— подумала Регина, но ничего не сказала. Пора было приступать к съёмке. Служанка уже выносила из дома нужную бутафорию — лук, колчан со стрелами и корону из посеребрёной фольги для богини и накидку с квадратными узорами-меандрами для её возлюбленной. Там, внутри дома, наверное, скрывался целый склад всякого реквизита, — не хуже, чем в дешёвых театриках бульвара Тампль! Регина выбиралась из привычной одежды, словно бабочка из кокона. Она ожидала, что начнёт зябнуть, но ничего подобного — напротив, солнечные лучи так и ласкали её плечи и ягодицы… Сначала Регина и Клэр просто обнимались, полураздетые, на том самом обломке колонн, обмениваясь страстными взглядами, — и эти взгляды не были игрой. Конечно, кто-то из искушённых покупателей мог бы заметить, что колонна всё та же. Но это надо ли испортит впечатление от серии. Все равно он будет разглядывать девушек. Потом начались страстные поцелуи. Накидки упали на землю, из одежды на Клэр осталась только корона. Разгорячённая богиня принялась облизывать и ласкать свою возлюденную, и Регина-Каллиста застонала под поцелуями искушённых, горячих губ. Юные богиня и нимфа любили друг друга прямо на разогретых плитах двора — и это небольшое неудобство, точно так же, как посторонние взгляды, случайно попадающий под спину колчан и уколы краёв так и нее снятой короны только сильнее распаляли их нежную, сладкую страсть. Как и то, что подобные отношения считаются немного неправильными — хотя мало кто из мужчин осуждал их всерьёз… А камера щёлкала и щёлкала — словно случайная лесная птичка, которая внезапно оказалась свидетельницей любовных забав двух очаровательных лицеисток.