В ожидании

      Крепость что снаружи, что изнутри выглядит, будто и правда пережила все империи Поднебесной. Ее не коснулись ни войны, ни перевороты, ни межклановая борьба. Лишь время оставило на ней свой отпечаток: покрыло мхами, разрисовало узором трещин, состарило, вымыло дождями, вычернило.       — Странное дело с этой крепостью, господин, — смотритель семенит рядом и крепко сжимает бамбуковый шест, на конце которого покачивается бумажный фонарик. Вэй Ин такие только в кино и на фестивалях видел. — Она живая, говорю вам. Каждый, кто заходил сюда, убегал с криками. Волосы становились белыми как снег, а в глазах их навсегда поселялся страх.       — Но ты же здесь, — замечает Вэй Ин.       — Я другое дело, господин. Кто-то должен заботиться о них. Мне позволили.       Вэй Ин собирается спросить, о ком смотритель заботится, но тот толкает высокую дверь с изображением пруда с лотосами. Она открывается почти неслышно, словно чья-то заботливая рука смазывает кованые петли с почтительной регулярностью.       Смотритель проходит вперед и поднимает фонарик повыше. Оглядывается. Быть может, ждет, что очередной посетитель тоже в ужасе сбежит, увидев то, что крепость решит показать незваному гостю.       Вэй Ин замирает. Высокие стены уходят, кажется, в бесконечность. И сплошь увешаны портретами. Полотна разных размеров: от крошечного, буквально с ладонь, до огромного — выше человеческого роста. И на всех изображены люди без лиц. Черные провалы пялятся на случайного зрителя, посмевшего шагнуть под эти своды, нарушившего их вечный покой.       — Давно они здесь?       — Никто не знает, господин. Я пришел сюда двадцать лет назад, и небольшая часть этой стены была свободной, — смотритель перекладывает держатель фонарика в левую руку, а правой аккуратно касается одного из портретов. — Этот последний. Появился несколько дней назад. Я думаю, господин, крепость умирает. Больше нет места.       Вэй Ин озирается, но лишь небольшая часть виднеется в слабом желтоватом свете, все остальное тонет во мраке.       — Господин… — благоговейно шепчет смотритель. — Смотрите.       Вэй Ин подходит ближе. Провал лица начинает бледнеть, постепенно проступают черты лица.       — Это…       Вэй Ин отступает на шаг. Это невозможно. С портрета смотрит его собственное лицо. По залу проходится странный звук, словно обледенелые ветви деревьев стучат друг о друга. Смотритель ведет фонариком дальше, подбегает к противоположной стене и поднимает шест насколько может высоко.       Со всех портретов смотрит лицо Вэй Ина.       С улыбкой, хмурое, злое, отчаянное, болезненное, одержимое…       Но это определенно одно и то же лицо.       — Вы должны пойти вперед, господин, — смотритель резко качает фонариком в его сторону. Вэй Ин отшатывается. — Вас пустят дальше. Меня никогда не пускали. Но этот путь точно для вас.       Вэй Ин чуть проходит вперед и останавливается. В этом помещении нет ни единого окна, лишь глухие каменные стены, укрытые полотнами так плотно, будто кто-то неведомый собирал пазл. И с последним портретом он сложился, а с появлением Вэй Ина — ожил. Теперь казалось, что стены чуть мерцают призрачным светом. Прокладывают путь на противоположный конец этой пугающей галереи. Сейчас Вэй Ин готов поверить, что эти древние камни наделены разумом. Собственной волей.       И он идет вперед, пока не упирается в еще одну дверь. Она начинает открываться, едва Вэй Ин лишь намеревается ее коснуться. Огромный резной лотос раскалывается пополам, расходятся створки. Громкий, протяжный, как надрывный горестный плач, скрип разносится эхом в пустоте.       В который раз Вэй Ин задается вопросом, что он здесь делает. Стоит ли ему идти дальше или повернуть обратно.       Все началось с научной работы, над которой Вэй Ин работал все четыре года докторантуры. Исследование влияния культурных традиций, зародившихся в эпоху Цинь, на последующие империи. Изыскания завели Вэй Ина в самые дальние уголки библиотеки. Мало что дошло до нынешних времен, но эта крепость… Словно напоминание о былых временах. Вэй Ин не смог выбросить из головы это место. Самое странное, что крепость, названия которой не сохранилось, как и имени ее владельца, словно спряталась в междумирье. Более никаких упоминаний не нашлось. Она снилась ему столько раз, что Вэй Ину казалось, он узнает ее с первого взгляда. Так и случилось. Однако то, что он нашел внутри, не поддается никаким объяснениям.       Вэй Ин шагает через высокий порог. Вниз уходят каменные ступени, почерневшие и влажные. На стенах снова портреты. И снова его лицо. Вэй Ин должен испытывать страх, но его нет. Он чувствует, что ему нужно вниз. На самое дно бездны. Что-то или кто-то его зовет.       Чем ниже он спускается, тем явственнее зов. По стенам, словно корни деревьев, идут извилистые линии. Как корни или — как вены. Они вплетены в сами полотна. И они же пульсируют голубоватым светом. Будто в такт бьющемуся сердцу. Вэй Ин сходит с последней ступени, и перед ним открывается небольшой коридор, который через несколько шагов загибает направо.       Вэй Ину кажется, что он бредет этими подземными галереями с собственными портретами и светящимися венами целую бесконечность. Но в конце концов он утыкается в глухую стену. Корни-вены уходят в трещины. Вернее, оттуда они идут. Утолщенные, узловатые, проросшие сквозь каменную толщу.       Вэй Ин слышит свое имя. Едва уловимо, будто оно вибрирует в этих венах. Вэй Ин, не понимая, что делает, кладет ладонь на каменную кладку. Поверхность шероховатая, грубо обработанная. И теплая. Под ладонью расползается световое пятно все того же призрачно-голубого цвета. Камень осыпается пылью и Вэй Ин отскакивает, с недоумением разглядывает свою ладонь.       А потом поднимает глаза.       Он видит «сердце», от которого идет вся эта кровеносная система, пронизывая замок, делая его единым живым организмом. В этом помещении все оплетено этими венами: пол, стены, потолок. А на противоположной стене располагается… особая картина.       В огромной раме, потрескавшейся и постаревшей от времени, со следами красного и зеленого, на полотне изображен человек. Вернее, Вэй Ин сначала думает, что это очередная картина. Но нет. На затянутом алым шелком фоне располагается человек.       Вэй Ин, стараясь ступать осторожно, хотя это не получается — пол плотно оплетен сетью вен — идет к единственному экспонату. И вот он совсем близко.       Человек распят, подобно бабочке в коллекции извращенного энтомолога. Его руки, как и ноги, пробиты огромными иглами с нефритовыми набалдашниками. Белоснежные одежды тщательно расправлены, разложены широкие рукава и зафиксированы иглами. Но основой, что удерживает мужчину, является меч, что глубоко вогнан в его грудь. От раны вниз идет красная влажная полоса. Свежая кровь. Словно рана нанесена недавно. Но непохоже, чтобы сюда кто-то входил… сколько? Столетия?       Из-под длинного подола старинных одежд виднеются ноги. Изящные лодыжки и узкие стопы, по которым капля за каплей скатываются кровавые жемчужины, напитывают дерево рамы. И вот где берут начало мерцающие вены.       Вэй Ин настолько ошеломлен, что только и может смотреть на эту ужасающую экспозицию. На выступающей части рамы внизу что-то поблескивает. Вэй Ин дрожащими пальцами подцепляет маленький предмет. Это оказывается металлическое украшение, сквозь которое пропущена окрашенная алым лента.       — Вэй Ин… — раздается едва слышный шепот.       Вэй Ин вздрагивает и обращает внимание на мужчину. Это ведь не мог он говорить? И только теперь замечает, что его грудь чуть вздымается. Голова бессильно опущена, длинные белые волосы чуть колышутся.       — Ты жив? — шепчет Вэй Ин, отбрасывает ленту в сторону и кладет ладонь на его грудь — там ощущаются слабые, гулкие удары. Редкие. Но они есть.       И тут мужчина поднимает голову. Черты его лица искажаются в болезненной гримасе, но на губах появляется едва уловимая улыбка.       — Ты все же пришел ко мне…       Вэй Ин резко отдергивает руку и отступает.       — Ты меня знаешь? — изумленно спрашивает Вэй Ин, но тут же спохватывается. — Это неважно. Ты живой! О, боги! Нужно тебя снять.       Вэй Ин смотрит на пробитые руки, ноги, на меч, что протыкает тело насквозь — и не знает, что ему делать. Он тянется к мечу и пытается его извлечь. Мужчина подвешен довольно высоко, угол неудобный, да и вогнан меч с такой силой, что пробил не только тело, но и подложку рамы.       — Руки… и ноги… — слабо говорит мужчина.       — Да, хорошо.       Вэй Ин оставляет в покое меч и тут же приседает. Обхватывает руками каменный шар, что венчает иглу, и тянет на себя. Игла выходит легко. Сверху раздается слабый стон. Вэй Ин поднимается и вытаскивает иглы из рук. Мужчина некоторое время безвольно висит на мече. А потом обхватывает ладонями рукоять и медленно вынимает лезвие из собственной груди. Кровь из раны начинает течь сильнее, но мужчина не останавливается. И с криком выдергивает клинок полностью. Тут же падает, ничем более не удерживаемый. Вэй Ин едва успевает его подхватить, но они валятся на пол. Мужчина безвольно лежит на нем. Но он дышит. И истекает кровью.       Вэй Ин переворачивает его на спину и распахивает одежды. Рана глубокая. И столько крови, что перед глазами темнеет.       — Так, ладно… — Вэй Ин стаскивает свою куртку и судорожно ищет свой телефон. Наконец находит, стискивает влажной ладонью. Комкает куртку и прижимает к ране. — Нужно вызвать скорую.       — Вэй Ин… — мужчина перехватывает его за запястье, телефон валится на пол. — Поцелуй меня.       — Что?       — Пожалуйста…       Вэй Ин в ужасе и хочет кричать. Нужно позвать помощь. Но этот мужчина смотрит с такой надеждой, что не уступить невозможно. Вэй Ин склоняется и касается его губ. Едва собирается отстраниться, как на затылок ложится рука и с невероятной силой прижимает к себе.       Поцелуй становится все болезненнее. Вэй Ин хочет вырваться, но у него не получается. Их окутывает ярким светом, что едва не выжигает глаза. Вэй Ин зажмуривается, а когда открывает глаза, то его больше не удерживают.       По щекам катятся слезы. Сердце бьется часто-часто.       — Лань Чжань…       Его волосы белее снега. Тело измучено длившейся столетиями пыткой. Он едва не растворил себя в этой крепости.       — Ты пришел за мной, — Лань Чжань тянется рукой к Вэй Ину и утирает слезы.       — Я его убил, Лань Чжань, но так тебя и не нашел. Прости меня, — Вэй Ин прижимает его к себе и плачет. Слезы бесконечны, как и горе, что размером в ту бездну времени, что они были порознь. — Прости, прости, прости…       — Еще не поздно, — говорит Лань Чжань. — Не поздно.       — О чем я думаю?! — вскидывается Вэй Ин.       Он тут же прокусывает свою руку до крови и кладет ладонь на рану Лань Чжаня. Древние слова приходят на ум мгновенно. И он шепчет. Шепчет горячо и отчаянно, со страхом, что это не сработает.       Рана затягивается, Вэй Ин чувствует. Лань Чжань кричит и бьется, скребет пальцами пол. Мерцающие вены на стенах вспыхивают ярко, а затем этот призрачный свет взвивается дымкой и тянется к Лань Чжаню гибкими стеблями, туда, где из-под ладони Вэй Ина клубится тьма. Энергии смешиваются, переплетаются как родственные.       — Еще немного, Лань Чжань… Потерпи…       Почерневшие иссушенные вены на стенах и потолке осыпаются прахом на пол, как и — уверен Вэй Ин — многочисленные картины на стенах.       Лань Чжань его дождался.

Май, 2024