Счастливый возглас режиссёра «Наконец-то досняли!» по-настоящему шокировал меня. Я не ожидал, что они так быстро снимут оставшиеся сцены: актёры устали, они друг друга недолюбливали и за испорченные кадры готовы были подраться, как старые голодные собаки.
Порноиндустрия — это с одной стороны очень выгодно, а с другой — очень тяжело. Трудности в работе касаются не только актёров, вынужденных сношаться за деньги (хотя вообще-то это их сознательный выбор), это прежде всего вынос мозга участникам съёмочной группы (это и их сознательный выбор тоже). В комнате обычно жарко из-за осветителей, слишком много людей: операторы, устанавливающие камеры тут и там и бегающие вокруг основного действа, человек, ответственный за хорошее освещение, режиссёр, который, матерясь, раздаёт указания, ассистенты, в перерывах то и дело смахивающие с актёров пот и восстанавливающие грим, fluff-girls, помогающие актёру-мужчине с поддержанием эрекции (так же в перерывах), и, наконец, врачи (в данном случае врач), отвечающие за целостность и сохранность (ха-ха-ха, сарказм) актёров. Никакой романтики, как могло бы показаться потребителю — зрителю, расположившемуся поудобнее у себя в кресле с ноутбуком и мастурбирующему на происходящее на экране, так заботливо обработанное и услужливо преподнесённое монтажёрами. Я сам порой удивляюсь, каким же талантом они обладают — превращают чудовище в красавицу! Ведь всё, что происходит на самом деле — довольно отвратительно…
Сегодня после восьми часов сплошного траха у актёра «отказало» выделение спермы. Такое бывает от нерационального распределения нагрузок. Особенно в последний день по срокам, которые обычно поджимают. Поэтому сейчас я присел перед кроватью и мои руки, одетые в перчатки, поднесли шприц к головке его полового члена. Я ввёл ему кефир, смешанный с противовоспалительным средством. На экране зритель — если досмотрит фильм, конечно — увидит на лице и груди женщины не сперму, он увидит кефир. Актёр стал шипеть, я же крепче схватил его за достоинство, опустошая шприц. Работа у меня такая.
Наши агенты уже нашли парней и девушек — они просто предложили студентам с театрального легко подзаработать — для озвучки нашего фильма. Согласитесь, слушать настоящие звуки со съёмочной площадки — маты режиссёра, эти бесконечные команды, куда встать и как нагнуться, вздохи, непривлекательные всхлипы актёров — не очень приятно. Поэтому нанимаются люди с прекрасными голосами, работающие в звуковой студии ближайшие две недели. Работа эта, конечно, не такая лёгкая. Честно говоря, охота хохотать, смотря на них. Им этого хочется ещё сильнее. Ведь стоять и просто стонать... ну... ты чувствуешь себя дураком. Да, пожалуй, работа смешная…
— Чонгук! — Меня позвал Тэхён, наш режиссёр. Выбросив шприц в урну, я подошёл к нему. Он задал мне несколько обидный вопрос. — Ты уверен, что у актёра не было триппера?
Помимо вкалываний в члены кефира с противовоспалительными в мои обязанности входила тщательная проверка на наличие кожвен-заболеваний у работников студии. Если меня переспрашивают о качестве моей работы, значит, есть сомнения? Я тут же принял закрытую позу, взгляд мой стал недоверчивым.
— А что? Понравился?
— С ума сошёл что ли... Просто парень на озвучке спросил. Сказал, что член того чувака странно выглядит.
— Кто-кто спросил? — Признаться, сомнения человека со стороны ввели меня в лёгкий ступор.
Вот так я и познакомился с Чимином. Хотя ему ещё нет двадцати одного, подзаработать ему разрешили. Он стонал слишком хорошо, чтобы ему отказывать. Когда я говорю «хорошо», это означает — бесподобно. Слишком хорошо — слишком бесподобно. Мне в уши словно морская сирена стонала. Его рот открывается, воздух со звуком обрушивается на микрофон и даже у звукаря, привыкшего уже к такому, стоит, будто он посмотрел
свежее порно. Поначалу Чимин очень много смеялся, зажимая рот рукой. И вправду, поделился он со мной позже, вправду чувствуешь себя идиотом: на тебя смотрит звуковик, на тебя смотрят девушки-однокурсницы, которых ты планировал соблазнить, но теперь об этом можно забыть. Ещё, сидя у меня дома за чашкой кофе, он рассказал, что они со всеми этими девушками и парнями договорились хранить информацию об этой подработке в тайне, которую рассказать можно будет только своим внукам в будущем. А домой ко мне мы попали благодаря сущему пустяку: Чимин упал в лужу — он оказался на удивление неуклюжим, несмотря на внешнюю грацию; а я вызвался помочь. Он долго отказывался, но мой аргумент
«Простудишься, а тебе завтра в студию, продолжать озвучивать этот кошмар» быстро привёл его в чувство. Скорее всего с моей стороны приглашать к себе молодого студента, выходящего из дверей порностудии, казалось подозрительным, но мне было слишком любопытно, что представляет из себя человек, усомнившийся в моей компетентности по части венерологических заболеваний…
Пока я вёл машину, изредка постукивая по рулю пальцами, он успел нагло залезть ко мне в бардачок и выудить оттуда очень ценную информацию обо мне — мои музыкальные пристрастия на дисках, пачку сигарет, фотоаппарат. Пока он смеялся над фотографиями, я стал его расспрашивать. Двадцать лет, взбалмошный, излишне весёлый, открытый, без страха быть непонятым... Совсем как Феликс, но до него мы еще дойдём... И единственная страсть Чимина этом мире — кино. Он так вдохновляюще рассказывал о процессе съёмок нормальных фильмов, о своих эмоциях, о своем опыте, что я на минутку задумался — а может, в нашей студии всё не так плохо? Может, это просто не наша со съёмочной группой страсть?
Как бы то ни было, Чимин показался мне до раздражающего радостным. Из-за возраста ли, или из-за природного дара оставаться невозмутимым — но его нисколько не обидели мои последующие слова:
— Так зачем же ты пришёл в нашу студию? Посверкать своей жизнерадостностью и свалить?
На что он мне достойно ответил:
— Ты выглядишь таким озлобленным. У тебя что, был какой-то ужасный знакомый по имени Чимин и ты сейчас, разговаривая со мной, вспоминаешь его и бесишься? Зачем было предлагать подвозить?
И тогда я ему всё честно выдал:
— Да меня раздражает, когда такие дети, как ты, начинают умничать, выставлять напоказ свои псевдознания, ни разу не подкреплённые опытом. Просто захотелось узнать, что ты вообще из себя представляешь, раз говоришь о триппере с режиссёром, выставляя меня дураком.
Непохоже на разговор первой встречи, да? Но в этом и прелесть. Мне нравится, когда маски не надеваются. Когда говорится всё так, как есть. Без прикрас.
А в ответ Чимин рассмеялся. Так просто, как смеются люди в двадцать лет, даже не представляя, что ждёт их в будущем. Он извинился, сказав, что не хотел меня обидеть и велел смотреть на дорогу и перестать злиться.
— Я же не знал, что ты так все воспримешь, — серьёзно добавил он. — А член у того чувака и правда странный был.
Уже в квартире я объяснил ему, что у меня ошибок больше не случается. Почему «больше» — тоже расскажу. Но позже.
Пока я ждал выхода Чимина из душа, я положил под дверь кое-что из своих вещей и приготовил горячий кофе. Разложил по тарелочкам куски пирога, купленного в магазине вчера, убрал пепельницу со стола на балкон. Чимин быстро вернулся. Голову он мыть не стал, опасаясь простуды. В моей одежде, которая была больше на пару размеров, он выглядел как воробушек. Невероятно мило, если не знать, как сексуально он умеет стонать.
Чимин присел на краешек кухонного дивана и стал греть руки о чашку с кофе. Мы разговаривали о порно. Раньше я думал, что сниматься в фильмах с ограничением 18+ ерунда, это же наоборот кайф — получать кайф и деньги за то, что получаешь кайф. Но реальность, как и всегда, оказывается жестока... После первых недель наблюдений за жизнью на съёмочной площадке хотелось убиться. Не представляю, каково актёрам приходится. Чимин выдал мудрую мысль о том, что быть порно-актером — всё равно, что быть каскадёром в обычных кино. Люди видят только удачные моменты и восхищаются.
Мы ни разу не затронули тему стонов Чимина. Ему, конечно, не было стыдно ни капли, но мне было бы неловко признавать, что его стоны — лучшее, что я слышал за всю историю работы в этом месте. Но затронули другие дорогие сердцу аспекты моей жизни. Он спросил:
— А почему ты работаешь врачом здесь, а не в какой-нибудь больнице? Не думаю, что тебе так уж нравится студия…
Он был прав. Он настолько метко попал в тему из раздела «запретных», что я сразу ему всё выдал. Потому что даже будучи излишне весёлым, Чимин ни разу не засмеялся, когда я говорил что-то о себе. Он внимательно слушал, не перебивал и старался быть чутким. То, что нужно было мне в ту минуту.
И я рассказал ему душещипательную историю из моей молодости. Когда-то я получил диплом врача. Начинающим мало платят и я нашёл подработку. В университете, где я учился, не хватало преподавателей микробиологии. И я взял часы, наладив хорошие отношения с кафедрой. Все было хорошо, пока не случился загадочный паренёк по имени Феликс…
Хорошо, признаюсь, если бы не случилась наша взаимная симпатия.
Если бы не его родители, которые по воле судьбы оказались влиятельными в сфере медицины. Перекрыли воздух. Закрыли все возможности работать
по-человечески. А Феликс… он всё ещё звонил после того, как я уволился. Много звонил. Пока я не сменил номера, координаты, аккаунты в социальных сетях. В конце концов, его родители получили то, что хотели. Конечно, мы могли бы ещё долго разыгрывать влюбленных назло им, но я посчитал себя взрослым и умным для этих глупостей. Конечно, я забыл мальчишку. Даже не знаю точно, сколько лет прошло с последнего нашего телефонного разговора. Потом в моей жизни появился режиссёр Ким Тэхён, который, посоветовавшись со своим начальником, предложил мне непыльную работу — колоть кефир в члены и лечить актеров от венерологических заболеваний (плюс хорошая доплата за конфиденциальность). До его студии родители Феликса не добрались. И с тех пор — я не позволяю себе подобных огрехов.
Вообще-то это очень долгая и очень грустная история, но Чимину я рассказал её в общих чертах. И даже тут он проявил себя как надо — промолчал, уткнувшись в свою кружку. Я вот думал, а как бы отреагировал Феликс... пристал бы наверное со своей жалостью и разбередил мне все раны…
От ненужных мыслей меня отвлек мистер-мои-стоны-самые-возбуждающие:
— А тебе не трудно будет подвезти меня до общаги?
***
Чимин решил отблагодарить меня за помощь: после второго сеанса озвучки пригласил в небольшое кафе, где мы выпили очень много горячего чая — из-за нагрузки на голосовые связки у него начало першить в горле. Всякий раз, когда его губы исчезали за кружкой, а потом появлялись в поле моего зрения покрасневшими, я думал о том, что ему пошли бы кроваво-красные губы…
В этот раз мы заговорили о гэнг-бэнге в гей-порно. Как там звучала шуточка в книге Паланика? «Какова вероятность снаффа в гей-порно? — 100%, если подождать» — или вроде того. Глаза Чимина так живо и испуганно распахнулись, когда я рассказал, сколько больных СПИДом уходит ежемесячно из порноиндустрии лечиться. Много. Очень много. Бесконечное количество людей, желавших заработать денег по-быстрому... Чимин при всей своей осведомленности задал мне очень глупый вопрос:
— Неужели у всех геев возникает... СПИД?
— Если партнёры не изменяют друг другу и предохраняются, то нет. А вот если парень принимает участие в гейском гэнг-бэнге…
По всей видимости, это его успокоило.
Мы разговаривали в тот день недолго: ему нужно было готовиться к творческому экзамену, а мне — обратно на работу.
***
Третий наш обед состоялся вновь у меня в квартире. Я сам пригласил. Было в Чимине что-то притягательное. Быть может — нулевая вероятность снаффа с ним? Ядром разговора было так называемое DP — когда актрисе наяривают с двух сторон одновременно... Чимин спросил, как чувствуют себя мужчины, вынужденные изредка случайно касаться друг друга. Такие вопросы — они вызывают подозрения. Вообще я думаю так: обычный гетеросексуальный пацан ведь будет думать, что DP — это очень-очень клево и возбуждающе? По крайней мере, когда-то в свои юные годы я думал исключительно так. Зная, что сам я групповой секс не приемлю и не буду принимать в нём участие, но вот просто смотреть на это было приятно. Это было
nasty. И я ни разу не задумывался, как ощущают себя мужчины, чьи члены случайно соприкоснулись. Схема проста: посмотрел, подрочил, кончил. Никаких лишних мыслей.
Пока мы говорили об этом, мой мочевой пузырь решил меня отблагодарить. Я отлучился в туалет, вернулся через пять минут — а Чимина и след простыл. Это не могло не удивить. На пороге я увидел записку:
Все самое интересное у людей происходит в спальне.
Я подумал, что он спрятался от меня там. В голову пришла абсолютно логичная мысль о том, что он решил меня соблазнить. Да, я всё ещё наивный в свои тридцать, и что вы мне сделаете...
Пройдя в спальню, я увидел на большом зеркале над комодом послание, написанное ярко-красной помадой:
Япония, Токио. Вероятность снаффа — 0%. Никаких гэнг-бэнгов. Никаких DP. И никаких правил.
***
Я действительно не мог поверить, что слова, написанные помадой на зеркале, возымели на меня такой эффект. Я стал одержим идеей прислушаться к Чимину и тоже уехать в Токио. После того, как закончилась работа над фильмом и его озвучкой, его наконец выпустили в формате DVD. Я стал первым, кто купил диск. Эти стоны, звуки, слова, сказанные им... я хотел, чтобы они принадлежали только мне... Но вот в чём была загвоздка: ни адреса, ни телефона, ни точной даты полёта у меня не было. Одержимость идеей была, но возможности благополучно долететь не было. Пока не появилось второе послание на зеркале в моём кабинете. Красной помадой. Которую лучше было бы использовать по назначению…
Все самые грустные истории рассказывают с целью отпустить и забыть тем, кто не станет говорить пустых слов. См. капот твоей тачки.
А выбежав на крыльцо здания, я увидел на капоте бумажный прямоугольник. Билет. В один конец. Он будто бы говорил мне: рискнёшь ли ты всем ради меня?
***
В Токио мне передали еще два послания. Названия двух фильмов. Конечно, это было порно HD-качества. Кто бы мог подумать... Я снял номер в столичном отеле и решил ознакомиться с переданным. На первом диске был японский сериал из двух эпизодов. На втором — типичная оргия в лучших американских традициях. Когда мне принесли третье послание, я успел глянуть одним глазком оба фильма. Но была загадка, составленная на корейском. Длинная, с виду трудная, замысловатая. Но на деле — там было зашифровано название какого-то ущелья. Так мне сказал Навер. А фильмы мне переданы были так, в шутку.
То есть чтобы найти Чимина, я должен был до него дойти. А Чимин сейчас в этом ущелье. Спит, наверное, в своей палатке да закутывается поплотнее в спальник... С утра он наверняка отправится куда-нибудь ещё, судя по его непоседливости. Уму непостижимо — исчезнуть прямо посреди обеда и даже не попрощаться! Я злился больше на себя — за то, что успел впечатлиться этим жутким молодым темпераментом. И злился на то, что иду в поход не завтра с утра, а прямо сейчас, среди ночи…
Хорошо, что я взял с собой фонари. Таксист отказался подъезжать близко к горной местности, так как было поздно. Расплатившись и поблагодарив его на ломаном японском, я отправился в пеший путь. Ночь раскинулась передо мной тёмно-синим небом, яркими звёздами, острыми камнями, змейкой родникового ручейка по правую сторону от меня и открытой в телефоне картой местности. Нельзя было заблудиться. Нужно было найти Чимина прежде, чем заряд в мобильном будет равен 0%. Прямо как наш с Чимином снафф.
Дорога выдалась тяжёлой. На третьем часу жутко хотелось спать, но я не решался — боялся воображаемых волков. На одном из трёх фонарей уже села батарея. Было ощущение, будто ночь специально не хотела сменяться утром. И все же через час-полтора начало светать. Если верить Навер-карте, мне оставалось пройти около пяти километров до ущелья. Это час-два пешком с погрешностью в двести-триста шагов. Мир стал становиться красивее, добрее, а воображаемые волки давно подохли…
Когда я дошёл до ущелья, было около восьми утра. Если ты живешь в горах — вставать рано для тебя нормально. Но судя по всё ещё закрытой на замок палатке... Я почти бесшумно подбежал к ней и раскрыл. На самом деле все мои движения выполнялись с дрожью, словно дофамина моему телу не хватало. И хотя я знал, что теоретически здесь никто, кроме Чимина быть не мог, я боялся разочарования. Боялся быть обманутым парнишкой, который был моложе на десять лет, который был в тысячу раз оптимистичнее, который стал тем, ради кого я впервые высунулся из панциря взрослого человека, не желавшего ничего менять в жизни.
Вжи—и—ик!
Чимин уставился на меня сонным взглядом. Сонным, неодобрительным и удивлённым. Но из колеи меня выбило не это, а его возглас:
— Ты?! Что ты здесь делаешь?
Я даже не знал, что ответить и сидел на выходе из палатки, подбирая слова. Наконец я собрался с мыслями.
— Как что? Я тебя искал.
— Зачем? — Он нахмурился, расстегнул спальник и тоже сел.
— А разве не ты был инициатором этого всего?
— Чего всего?
И здесь я почувствовал себя юнцом, которому сказали стонать за деньги. Я почувствовал себя дураком.
— Эти записки на зеркале... Разве не этого ты от меня хотел? — громко возмутился я.
— О боже, — рассмеялся он. — Ты правда подумал, что я приглашаю тебя с собой в Японию?
— Ну да…
— Постой, а кто тебе сказал, что я буду здесь? В твоей спальне я просто писал про Токио, но не думал, что ты и правда мог поехать, это же не в твоём стиле совершенно... Я просто предупредил, что буду здесь и те слова про снафф и прочее означали, что со мной всё будет хорошо. Если честно, я просто ради забавы это сделал. Чтобы заинтриговать тебя и чтобы ты не смог меня забыть.
Теперь уже я ничего не понимал.
— Ты сказал, что ты писал только про Токио? А больше ты ничего не писал?
— Да! Тогда, когда мне пришлось убежать и я хотел предупредить тебя, что буду в другой стране, — улыбаясь, ответил он. Мимические морщинки во внешних уголках его глаз придавали взгляду кокетливости. Теперь мне не хотелось его убивать.
— А кому еще ты говорил про переезд и про это ущелье?
— Только Тэхёну... — Чимин, наконец, понял, по чьей вине я оказался здесь. Он хлопнул себя по лбу. — Вот же инициативный... Я бы вернулся, ведь это вовсе не переезд, а обычный отпуск…
Он резко вскочил, повернулся к своему рюкзаку, взял зубную пасту, щётку, бутыль с водой и обронив
«Я мигом!», выбежал из палатки умываться. Я решил сделать то же самое. Здешнее утро — оно самое чудесное из всех тех, что мне удалось повидать. Даже возможно, лучшее в жизни. Чистый воздух, приятная прохлада, а смерть воображаемых волков приукрасилась россыпью мелких цветов под ногами. Когда мы с Чимином поднялись на гору и присели на один из больших утесов над импровизированной пропастью, он сказал, что с моей стороны совершить всё это путешествие было очень трогательно. Положил свою тёплую ладонь на мою и произнёс фразу, после которой обычно следует поцелуй.
— Ради меня ещё никто такого не делал...
