яблочный чапман

— Да поебать тебе вообще! Крик ударился о стены и разбился в центре студии тысячей и одним маленьким осколком, усеял пол, оставаясь хрупкой россыпью под ногами. Дань Хэн смотрел пустым рыбьим взглядом и даже не хмурился; будто бы сквозь глаза и черепную коробку находил в стене что-то более интересное и достойное внимания. Блэйд все никак не мог взять в толк: он настолько привык? Это его способ справляться с конфликтами? Или ему просто-напросто плевать? Ответа не было пять секунд. Десять. Двадцать. Спустя чудовищно долгую минуту, которая тянула из Блэйда жилы каждым своим мгновением, он схватился за первый подвернувшийся под руку предмет, запуская его со стола в стену. Теперь пол был усеян не только остаточными вибрациями повисшего в тяжелом воздухе крика, но и осколками любимого даньхэновского стакана, в который он каждое утро наливал себе холодный кофе. Его взгляд оставался все таким же пустым, и Блэйду захотелось кинуть в стену что-то более весомое, чтобы вызвать что-то, напоминающее вовлеченность. Злость нарастала по спирали от понимания — Дань Хэн будто бы здесь и не присутствует. Пока он, Блэйд, сжигает сам себя в печи ярости и складывает к его ногам кремированные останки собственного рассудка, Дань Хэн даже не участвует в происходящем. Нет, ему определенно плевать. Эта мысль шла по касательной с теми, в которых Блэйд просто ненавидел. В накале страстей скатиться до сиюминутной, ситуативной ненависти было чертовски легко: к Дань Хэну, к его пустым глазам, к спокойствию, с которым он держал руки скрещенными на груди. Следил из-под темных ресниц, едва различимо сощурившись. Блэйд вглядывался в него с такой жадностью, которую не испытывал даже в постели, косился оголодавшим волком, но видел только крошечную складку в уголке рта. Она была такой неприметной, что ее ничего не стоило спутать с мимической морщинкой. — Ты издеваешься, блять?! Он сипяще выдохнул те остатки воздуха, которые не потратил на злобный вопль. Дань Хэн сделал первый шаг по полу — осколки стакана захрустели под тапками — и прошел мимо Блэйда к окну, чтобы поставить на проветривание. Рассудок Блэйда конвульсивно содрогнулся, пытаясь объяснить это тем, что помещение закурено до осязаемого сизого дыма, и сжался, сдаваясь без предсмертной агонии. Вот настолько ему плевать, да. Да. Любуйся тем, как тебе указывают на твое место, Блэйд. Когда он не хочет присунуть тебе в туалете больнички, где ты проходишь практику, или не ведет знакомиться с мамой, то нахуй ты ему не сдался. — Ты закончил? Тем же тоном Дань Хэн спрашивал с утра, пожарить ему одно яйцо или два, до скольки он сегодня учится и зайти ли к нему на смену. Буднично, невзначай и так, что у Блэйда взорвалось все серое вещество в мозгу от понимания, что ему не просто похуй, а похуй с самой страшной силой. Так похуй, как может быть похуй на муравьев, которых ты нечаянно давишь ногами, потому что торопишься по делам и тебе плевать на сложность их социального строя и тягу к жизни. — Ебануться, — сказал он с читаемым отчаянием и пнул мягкий стул. Он грохнулся на пол с покосившейся ножкой, а Блэйд стиснул зубы, чувствуя тупую боль в голени. Хотелось зашипеть и вцепиться в нее руками, но из того, что Блэйд все еще находился здесь и орал в, по сути, молчащую стену, несложно было догадаться — он большой терпила. — Ебанись, — пожал плечами Дань Хэн и оперся поясницей о подоконник. Возможно, его все это так сильно не заботило, потому что он знал — гнев Блэйда, такой разрушительный и шумный, для него лично был не опаснее комариного укуса. Позудит и пройдет через пару часов, если не чесать. — А от меня тебе что надо? Пройдет, если не чесать. А Дань Хэн не чесал даже — натирал наждачкой, превращая в кровавую кашу. — Ну? — из фазы молчаливого созерцания Дань Хэн плавно перешел в тактическое наступление; почти удачно, потому что Блэйд уже танцевал на грани с чувством вины. Только не за свое поведение, а за факт существования. — Что ты от меня хочешь? Чтобы я не общался с коллегой на работе, потому что тебе не нравится его в меня влюбленность? Блэйд стиснул зубы так, что у него заболели жевательные мышцы. Сам чувствовал, как взгляд, которым он сверлил Дань Хэна, в большей степени был полон отчаянием, чем гневом, и медленно заговорил: — Ты, блять, не просто общаешься. Ты ходишь с этим ебучим Келусом на обеды, — в голосе неожиданно считалось столько ядовитой обиды, что Блэйд сам себе подивился, — жрешь с ним свои сучьи пироженки и улыбаешься его тупорылым шуткам. — Что дальше? На пол полетела кастрюлька с замоченными остатками утренней овсянки, сохнущая на силиконовом коврике посуда и разделочная доска с ножом. Крышка кастрюли отлетела к ногам Дань Хэна, и он удостоил ее явно большим вниманием, чем любые слова Блэйда. — Мне страшно, блять! — крикнул Блэйд, стискивая кулаки до судороги в пальцах. — Мне не нравится, что ты якшаешься с дебилом, который знает, знает, что ты в отношениях, и все равно приходит к тебе со своей хуйней про влюбленность! Он хлопнул ладонями по пустому столу и тут же почувствовал, как запылала кожа. Можно было сколько угодно громить квартиру и причинять себе боль, но это не фиксило дыру внутри. Не-а, вообще никак. Дань Хэн вздохнул, и Блэйд кинул в него яростный, пытливый взгляд, ища чего-нибудь. Сожаления, сочувствия, раскаяния, заинтересованности — он бы сожрал все и не подавился. Это легло бы мазью на червоточину, а все гневные личинки, проедающие себе пути под его кожей, задохнулись бы и вышли мертвыми наружу. Но Дань Хэн не собирался искать для него лекарство — ни в этот раз, ни в прошлый, ни в любой из будущих. — Так делают нормальные люди, Блэйд. Говорят о своих проблемах, чтобы не доводить вот до такого. Охуеть. Просто охуеть. Блэйд застыл, не сводя с Дань Хэна немигающего взгляда. В противовес тому, как в циановых глазах читалась пустота, в его светилось столько эмоций сразу, что хватило бы напитать ими маленькую армию. — Ты сейчас сравнил меня с Келусом? — Я не собираюсь играть в ладушки с твоими выдумками, — ответил Дань Хэн почти скучающе. Ни да и ни нет. Он, наверное, знал, что издевается над Блэйдом и знал, что причиняет ему невыносимую боль, но явно не придавал этому столько значения, сколько следовало бы. — Начни вести себя как взрослый человек, наконец. По большому счету Блэйд не имел ничего против лично Келуса. Они виделись один-единственный раз на новогоднем корпоративе, куда Блэйд увязался за Дань Хэном, и его снесло волной неоправданного оптимизма пополам с сомнительным юморком. Келус был из тех, чье психическое здоровье выдерживало любую критику, а потому беззастенчиво искрил нейротипичными шутками, которые веселили только его сестру и тех, кто не хотел портить с ним отношения. Вот лично Блэйду было насрать, и Дань Хэн четыре раза за три часа подтолкнул его локтем в бок и попросил «сделать лицо попроще». Потому что Дань Хэну, совершенно очевидно, насрать не было. Ничего против, да. Но именно потому, что Дань Хэну было не насрать и потому, что Келус клюнул на миловидное лицо, токсичную манеру речи и усталые вздохи, хотелось ебануть об пол не кастрюлькой, а ими обоими. Келусом в большей степени, потому что корень проблемы Блэйд видел все-таки в нем. — Ебануться, — повторил он уже с неверием. Дань Хэн даже не покривился, хотя Блэйд знал — он не в восторге от обсценной лексики. Возможно, поэтому, когда они — в одностороннем порядке, видимо — ругались, он сыпал ею во все стороны. Будто это повышало его ничтожные шансы на эмоциональный отклик. — Просто ебануться, Хэн. У меня слов нет. У Дань Хэна, судя по всему, их не было тоже, потому что он так и молчал, скрестив руки. Стоял у окна, красивый и невозмутимый, как морская гладь в полнейший штиль, смотрел в упор и моргал от силы раза два в минуту. Как змеища, хотя Блэйд понятия не имел, моргают ли змеищи. — Может, тогда стоит в следующий раз уединиться с Келусом, знаешь, — из разомкнутых губ снова неизбежно полился яд. — Не знаю, чтобы не ходить так далеко, аж до бара. Может, туалет в вашем офисе не хуже? — Ты думаешь, что если эскалируешь конфликт до точки невозврата, то тебе это поможет? — уточнил Дань Хэн без капли интереса. — Нет. Вне зависимости от того, сколько мерзостей ты мне сейчас наговоришь, я не прекращу общаться с тестировщиком, с которым напрямую связана моя работа. Ебаная эта работа. Блэйд сейчас ненавидел ее не меньше, чем Келуса. Весь этот уютный офис с медового цвета гирляндами, капсульной кофемашиной, шоколадным печеньем, пледами, мягкими диванами и целым набором иностранных специалистов: Химеко, Вельт, Март, блядский Келус. Дань Хэн вписался в их разноцветную компашку как влитой, сел на свое место за компьютерным столом, куда Март лепила стикеры с кроликами, и весь день гонял кофе в большой кружке с каким-то логотипом местной железнодорожной компании. Из таких хлебал весь их коллектив — это Блэйд тоже знал со слов Дань Хэна. Он рассказывал про работу с удовольствием, и Блэйд любил ее вместе с ним, пока на фоне не замаячило вот это. Влюбился, блять, в Дань Хэна. При других обстоятельствах Блэйд бы его чисто по-человечески понял, но не в этих. Возможно, будь Дань Хэн чуть более чутким, конфликт бы решился просто. Достаточно было сделать несколько шагов вперед, обнять одной рукой за талию, а второй — зарыться во встрепанные, как у ведьмака, волосы, прижать к себе и шепнуть мягкое: Не о чем беспокоиться. Важно не то, что кто-то в меня влюблен, а то, что мне это не нужно, потому что я уже сделал свой выбор и выбрал тебя. Дань Хэн таким не был, но какой-то нехорошей жестокости ему было не занимать. Именно руководствуясь ею, он дрессировал Блэйда, как в свое время родная мать дрессировала его самого — холодом и отстраненностью. Мать еще любила молчать по несколько дней, пока ее пятилетний сын извинялся, сам не понимая, что натворил, и затем награждала его холодным: «За что ты извиняешься?» Причин Дань Хэн не знал, но все равно был счастлив — эта фраза всегда значила, что пятидесятипроцентный рубеж вины перевален, и теперь осталось потерпеть всего-то еще столько же, чтобы его простили. С Блэйдом до такого маразма они еще не докатились, но у них было полно своих приятных мелочей. — Ну? — спросил он и слегка наклонил голову. — Что-нибудь еще? Блэйд молчал, как пришибленный, и Дань Хэну на секунду стало его жаль. У него не было самоцели причинить Блэйду боль — просто так уж сложилось, что по-другому он понимать не был научен. — Иди на хуй, — сказал Блэйд очень тихо и отопнул с дороги разделочную доску, прежде чем пройти. Ирония заключалась в том, что ему негде было закопаться и спрятаться. Уйти из дома он не мог, потому что Дань Хэн бы ему не простил такую выходку, а оставаться в студии — означало сидеть на кровати, отделяемой от кухни одним только стеллажом, под завязку забитым книгами. В такие моменты он просто ненавидел их жилье. Чуть меньше, конечно, чем Келуса, Дань Хэна и его работу, но все же ощутимо. Гнев никуда не ушел. Просто теперь он сублимировался в безысходность и, уткнувшись в телефон где-то в углу кровати, Блэйд даже не понимал, как крепко стискивает зубы и как тело напряжено до состояния окоченевшего трупа. Пока он вымещал злобу на посуде и безмолвной статуе, которая время от времени называла себя его парнем, было как-то легче. Сейчас же, когда она кипела под крышкой из визуального спокойствия, хотелось сдохнуть сильно, как никогда. Проблема даже не была в ревности, и пиздецки ранило то, что Дань Хэн в упор этого не понимал. Проблема даже не была в Келусе, хотя Келус определенно шел на хуй со своей идеей признаться в чувствах занятому человеку. Проблема была в том, что когда Блэйд увидел Дань Хэна за одним столом с хохочущим Келусом, укравшим кусочек пирожного с его тарелки, у него внутри что-то схлопнулось от обиды, гнева и горечи — так, как будто он поймал их по меньшей мере в одной постели с членами наголо. Не нужно было, чтобы Дань Хэн прекращал с ним общаться, но было бы очень славно, если бы, контактируя с тем, кто неоднозначно дал понять ему о своей симпатии, он бы потрудился напомнить Блэйду о его важности и необходимости присутствия. А то как-то так выходило, что он годился на роль собачки рядом, только когда Дань Хэну было недостаточно весело с этим смазливым уебком. Он фыркнул — новая волна бешенства накатила с такой силой, что захотелось метнуть телефон в стену. Сдержало только отсутствие денег на покупку нового. — Ты почему сел? Дань Хэн появился сильно раньше, чем Блэйд готов был его увидеть. От острого желания по-детски натянуть одеяло на голову и спрятаться ото всей хуйни можно было взвыть — так глубоко оно пронзило мозг. — Мне сплясать? — процедил Блэйд раздраженно, не поднимая взгляда. Это не помогло, потому что упустить из виду терпеливый вздох у него не вышло. — Ты время видел? Мы через полчаса должны быть уже в «Величайших специях», а у нас погром в квартире, и никто еще не собран. Ах, точно. За всеми своими ощущениями Блэйд как-то упустил из виду то, что сегодня была пятница — их еженедельные встречи с Цзин Юанем, Байхэн и Цзинлю. Это стало такой давней традицией, что уже и не обсуждалось заранее. Просто будь себе на месте в восемь вечера и заказывай острые говяжьи потрошка, чтобы потом со смехом запивать их бабл-ти. Большего от тебя не требуется. — Я никуда не пойду, — отрезал он, упрямо уставившись в телефон. Там уже десятый раз подряд проигрывалось одно и то же видео с чьим-то сомнительного качества танцем, но ему было плевать, куда смотреть. Главное — не на Дань Хэна. — Потрясающе, — сказал Дань Хэн прохладно. — Приехали. Вставай и собирайся. — Поедешь один. — Не позорь меня, — Дань Хэн зазвучал строже и стал еще сильнее похож на абьюзивную мать, которой у Блэйда никогда не было. У него вообще никакой не было. — Вставай. — Я. Никуда. Не еду. Блэйд повторил это нарочито членораздельно, чеканя каждое слово. Мысль о том, что Дань Хэн поедет отдыхать и играть в настолки, пока он, Блэйд, будет гнить здесь заживо, упиваясь собственными яростью и никому-нахуй-не-нужностью, чертовски ранила, но укладывалась в голову проще, чем идея сидеть и изображать из себя весь остаток вечера счастливую пару, которой они не являлись. У Дань Хэна это получалось значительно лучше — он мастерски брехал обо всем на свете и переключался по щелчку пальцев. Особенно с того, во что и не вовлекался никогда. — Блэйд, — повторил он, повысив голос, наверное, на четверть тона. Этого оказалось достаточно, чтобы Блэйд поднял взгляд и с щиплющей горечью подумал — потенциальный позор перед друзьями волнует его сильнее, чем любая истерика с летающими стаканами. — Хватит детского сада. Вставай и начинай собираться, или мы везде опоздаем. Он развернулся и ушел в ванную, подчеркивая — обсуждение закрыто. В стену Блэйд телефон так и не метнул, но вот на кровать кинул охотно. Жаль только, никакого удовлетворения это не принесло. Удовлетворения не принесло и еще одно, теперь уже почти беззвучное: «шел бы ты на хуй». Разламывалась голова, саднило горло и хотелось отключиться прямо здесь — не из желания отдохнуть, а из какой-то пустой надежды, что завтра станет лучше. Дань Хэн внезапно познает глубины эмоционального интеллекта, Келус исчезнет нахуй из их жизни, а небо расчертится двойной радугой, и все станет отлично. Ага, сейчас. Блэйд открыл глаза, со вздохом закрывая лицо руками и запуская пальцы в волосы. Пряди неприятно зацепились за кольца, которые он не снял еще с учебы. — Ты долго будешь разлагаться? Он почему-то думал, что Дань Хэн ушел мыть голову, но — нет. Уже сверлил его испытующим взглядом, стоя без футболки и уперев руки в бока. Впервые за очень долгое время Блэйду не захотелось отпустить ни одного комментария на тему его обнаженного тела. Эоны любили троицу, и для полноты ощущений можно было послать Дань Хэна в третий раз, но это не имело никакого смысла — говорить с ним было равносильно тому, чтобы кидать волейбольный мяч в стену. Он отскакивал, ударял по рукам и летел обратно, повторяя цикл снова, снова и снова. Иногда бил в лицо, если ты не успевал подставить сложенные лодочкой ладони, и Блэйд, судя по ощущениям, был в игре полным профаном. — Как же тебе похуй, — прошипел Блэйд раздраженно, хлопнув дверцей шкафа. Дань Хэн — в этот раз честь ему и хвала — ничего не ответил, предпочитая не возвращать конфликт в его изначальное состояние. Или ему правда было похуй. Спустя три с половиной года Блэйд все еще не ответил на этот вопрос даже для себя. — Если не будешь надевать ремень с люверсами — дай его мне, пожалуйста. За последние десять минут сборов эта фраза стала первым, что прорезало тишину не шагами и шорохом одежды, а реальными словами. Блэйд уже и забыл о том, что у него есть ремень с люверсами, но теперь ему было принципиально вставить в брюки именно его и ни один другой. — Буду, — сказал он упрямо и не повернулся на тихий вздох. Мог бы взглянуть через зеркало, перед которым пытался подвести глаза, но гордость не позволила. А Дань Хэн достал себе что-то другое и теперь звенел пряжкой, продевая через шлевки. — Блять. Он шикнул себе под нос, в третий раз стирая стрелку. Стоило бы задуматься, получится ли вторая, но до нее еще надо было дожить, преодолев бой с первой. Причина, вообще-то, была объяснимой. У него все еще мелко подрагивали ушибленные руки, но Блэйд слишком верил в свое умение засовывать проблемы поглубже. Он и так выглядел из рук вон плохо — выйти на улицу в таком виде казалось кощунством. Дань Хэн за спиной полез в ящичек с украшениями. Блэйд не без отвращения подумал: наверное, за сережкой. Он вполне себе даже вспоминал о ее существовании, когда речь шла о том, чтобы поддерживать имидж счастливой пары перед посторонними. Квинтет, конечно, не стоило бы так называть, но как-то так вышло, что проблемы в отношениях у них афишировать не было принято. У Цзинлю с Байхэн, скорее всего, тоже что-то творилось, но из них всех такую роскошь, как говорить о своих партнерах, позволял себе только Цзин Юань. Во-первых, у него эти партнеры сменились пару раз за время знакомства. Во-вторых, его рассказы почему-то всегда звучали пугающе адекватно и не содержали в себе никаких элементов эмоционального давления и кастрюль в свободном падении. Привирал, наверное. Блэйд был бы рад, будь это не так, но в сказки про уважительные и спокойные разговоры верилось с большим скрипом. — Блять! Флакон с подводкой полетел в зеркало, ударив по стеклу и оставив после себя кровавые брызги. Кисточка откатилась к ножке кресла, и Дань Хэн за спиной снова вздохнул. Хотелось отправить его вслед за ней, чтобы заткнулся. — Туда ее, — согласился Дань Хэн и сел на корточки, шаря рукой под креслом. На кисточку прилипла пыль и какой-то мусор, так что он небрежно обтер ее о голое запястье. — Иди сюда. Блэйд, следивший за ним с явным отпечатком злобы в глазах, не двинулся с места. Дань Хэн помедлил еще секунд пять, прежде чем сдаться и подойти самому. — Давай помогу, — сказал он все с теми же интонациями — смесь бесконечной обреченности, принятия и глубокого смирения. И мягко подцепил Блэйда за подбородок. — Хочешь как обычно? — Да. Блэйд бы с радостью не смотрел, но косить взгляд было проблематично. Дань Хэн наклонился ближе и медленно провел кончиком кисточки по нижнему веку, с пугающей точностью движений рисуя маленькую, аккуратную стрелку, выходящую острым кончиком на внешний уголок глаза. Дрянь та еще, но во всем — само совершенство, не допускающее ни единой ошибки. — Посмотри наверх, — попросил он и бросил быстрый взгляд на линию челюсти. — Спасибо. Влажный след подводки холодил кожу еще несколько секунд, пока не высох. Блэйд позволил себе моргнуть, а Дань Хэн наклонился ближе, прихватывая его губы своими. Мягкий поцелуй осел горьким теплом в уголках рта. — Красиво, — сказал он и погладил большим пальцем по щеке, игнорируя ошарашено-раздраженный взгляд, пиливший его снизу вверх. Блэйд не ответил на поцелуй, не потянулся за добавкой, и это говорило о его обиде громче любых слов и грохота стульев. — Тебе долго еще, или я могу вызывать такси? — Вызывай. Когда Блэйд был зол, стандартная плата за слова повышалась — немногословный и в обычное-то время, сейчас он и вовсе выглядел хреново отработанным ботом маленькой инди-компании, у которой из бюджета было две тысячи кредитов, дружный коллектив и буря энтузиазма. Он снова хлопнул дверцей шкафа и достал замшевые перчатки с полки; мельком глянул в зеркало, придирчиво оценивая стрелки. Разумеется, они были безупречны. — Ты все? — спросил Дань Хэн и снова взглянул на угол челюсти. На этот раз Блэйд считал странный взгляд. — Да. — А сережка?.. В его голосе не читалось ни возмущения, ни обиды, ни издевки, но Блэйд все равно озадаченно сморгнул — серьезно? Он серьезно обратил внимание на подобную мелочь? Стало одновременно гадко и сладко. Значит, Дань Хэн все же что-то в этом видел, пусть в обычное время и не подавал виду. Значит, ему было важно, чтобы Блэйд носил то, что негласно было их парным символом — и уж хотелось, блять, надеяться, что дело было не только в том, что они идут на встречу с друзьями. Блэйд медленно отвел волосы за ухо, обнажая мочку. Вокруг прокола отчетливо считывалась воспаленная краснота. — В другой раз. Дань Хэн наклонил голову, размышляя, почему бы не вставить серьгу в другое ухо, но промолчал. Легкая задумчивость стерлась с лица; наверное, вспомнил, что там был намертво прикручен рубиновый гвоздик, который Блэйд не мог снять без плоскогубцев. — Ладно. Пойдем, — он потянул руку и слегка пошевелил пальцами, прося Блэйда за них взяться, но ожидаемо не получил ответа. — Такси уже приехало.

***

— Кто пришел! Байхэн выпрыгнула с места, без прелюдий бросаясь Дань Хэну на шею. Чмокнула его в висок и отпустила, чтобы обнять Блэйда — он без особой инициативы сомкнул руки у нее на талии и пригладил по спине. — Вы опоздали, — подчеркнула Цзинлю вместо приветствия, давая Блэйду потрясающий повод закатить глаза. — Пробки были, — Дань Хэн смягчил ситуацию и пожал ей руку, одновременно приобнимая Цзин Юаня за плечо. — Вы уже что-нибудь взяли? — М? — Цзин Юань отпустил Блэйда и безмятежно улыбнулся: — Да, Блэйд же мне писал. Блэйд сфокусировался на соуснице посреди стола, чтобы точно не поддаться соблазну посмотреть на Дань Хэна, выжегшего клеймо у него на щеке своим пристальным взглядом. Цзин Юань, кажется, быстрее всех понял, что случилось, потому что моментально добавил: — Только-только официантка ушла. Вы уже, наверное, из такси выходили. — Мы взяли вам говяжьи потрошка, пару салатов и бабл-ти, — подтвердила Байхэн. И ласково улыбнулась, протянувшись через стол и взяв Блэйда за руки. — Тропический и персиковый, как вы любите. Ну что с вами обоими? Лица нет. Справедливости ради, лица не было только на Блэйде, но он уже привык к тому, что есть Дань Хэн, а есть он — ходячее приложение, отражающее и множащее любые его состояния. Даже не обижался. Только стискивал зубы и вжимал напряженный язык в их плотное соединение. — День сложный был, — Дань Хэн умудрялся звучать совершенно спокойно, и это подмораживало. Уже не так сильно, как могло бы раньше — после всех своих эмоциональных всплесков Блэйд отходил удивительно быстро, и процесс бы ускорился, оставь Дань Хэн его в покое, а не потащи сюда играть счастливых влюбленных. Но это уже было что-то из разряда несбыточных эротических фантазий перед сном с сопутствующей дрочьбой в ладошку. — Я работал, Блэйд весь день был на практике. Передохнули и сразу к вам поехали. — Бедные, — посочувствовала Байхэн и легонько сжала пальцы Блэйда, прежде чем отпустить — видела, что ему не хотелось прикосновениий. — Как работа? Вы же сейчас какой-то новый сайт делаете, да? — Пока не разглашаю информацию, — Дань Хэн улыбнулся самым краешком губ. — Заказчик крупный. Но через пару месяцев будет отличный результат. — Не сомневаюсь, — Байхэн тепло усмехнулась, — у вас прекрасная команда. У меня каждый раз сердце радуется, что ты нашел себе дело и место по душе. Смотрю, как у Цзинлю на работе всем правят ужасные дряхлые патриархалы, и прямо… — Кто там чем правит? — вмешалась Цзинлю. — Глупости говоришь. — Ну ты же знаешь, о чем я, — Байхэн скорчила смешную рожу и повернулась к Цзинлю, приобнимая одной рукой за шею. В их компании было негласное правило — не уделять своему партнеру внимания больше, чем окружающим, — и они прекрасно с ним справлялись, ограничиваясь платоническими касаниями. — Все вот эти начальники и капитаны… Блэйд, как практика? Всех сегодня вылечил? — Нормально. — Чем занимались? — Байхэн не сдавалась, игнорируя то, как Цзинлю под столом коротко толкнула ее в колено. — В каком отделении были? — В гинекологическом. — У-у, — Цзинлю присвистнула и постучала острыми ногтями по столу, — Хоть где-то посмотрел на живых женщин? Удивился, наверное, когда шашку наголо не обнаружил? Цзин Юань не сдержал смешка, и Блэйд прищурился, игнорируя этот укольчик. В любое другое время он бы ответил таким же смешком и мрачной шуткой, но сейчас на это не было желания. И как бы Дань Хэн не пытался все сгладить ремнем, стрелками, поцелуем и вызванным такси — этого было недостаточно, чтобы притушить черную злобу, вставшую поперек горла. — Смешно. Это прозвучало так токсично, что Байхэн тоскливо вздохнула. — Вы же завтра оба выходные? — спросила она, взглянув на Дань Хэна. Он сдержанно кивнул, и в этот момент все присутствующие за столом окончательно убедились в факте недавней ссоры — теперь не нужно было искать ей никаких подтверждений. — Есть какие-нибудь планы? На Байхэн держался весь диалог, возможно, моментами — все их общение. И Лофу, вдобавок. Цзин Юань рос достойным преемником, но в силу здорового эгоизма не считал нужным ввязываться туда, куда его не просили. Блэйд слабо представлял, как долго квинтет просуществовал бы без их участия — слишком они все были колючие, и каждый — со своим специфическим ядом. Смешать, но не взбалтывать: Цзинлю, которая лихо затыкала за пояс всех матерых мужиков в своем отделе, Дань Хэн с почти психопатичной отстраненностью от мира… Блэйд. Блэйд в представлении не нуждался. Цзин Юань говорил о своих проблемах честно, и когда утверждал, что все хорошо — ему верилось. В слова Байхэн не верил никто, но все были слишком трусливы, чтобы сломать эту корку социально-нормированного поведения и залезть глубже, под комплекс спасателя, потому что там их явно ждало что-то страшное. Притворяться, что все в порядке, было как-то удобнее. — Будем валяться в кровати, смотреть что-нибудь глупое и есть пиццу. — Дань Хэн повернул голову; Блэйд считал это движение периферическим зрением. — Или роллы. Пока не решили. Ты пока не решил. Язвительная ремарка скатилась с кончика языка обратно в глотку, потому что меньше всего на свете Блэйд хотел видеть, как сочувствие в двух парах глазах множится само на себя. Одна только Цзинлю не смотрела так, будто он был умирающим от рака лысым ребенком. И на том спасибо. — А мы втроем договорились съездить в питомник, — сказала Байхэн воодушевленно. Кто-то нагло зажимал ей «Оскара» уже двадцать четыре года — Блэйд бы точно не смог так хорошо играть, когда вокруг него все рушилось. Он обычно становился причиной, по которой это разрушение срывалось со старта. — На следующей неделе. Не хотите с нами? Там туристическая база, олени, кролики, птички всякие… Будем жарить сосиски на костре по вечерам и никакого интернета. Юань с собой гитару возьмет. Блэйду пришлось с большой неохотой оторвать взгляд от соусницы, которую он раскладывал на молекулы последние минут пятнадцать, и повернуть голову к Дань Хэну. За его плечом лениво прищурился Цзин Юань. — Нет, — сказал он четко. Без слов понял, что Дань Хэн очень даже «за», и брякнул это назло. — Можешь съездить, но я пас. — Ты ему разрешаешь? — поддела Цзинлю с интересом. Блэйд снова загипнотизировал соусницу — контакт был потерян. — Я поеду, да, — сказал Дань Хэн спокойно. У Блэйда в груди что-то схлопнулось до состояния черной дыры и всосало в себя все, от воздуха до остаточных эмоций. Сердце, кажется, тоже едва не ухнуло туда, а потом с трудом забилось. Вот как, значит? Если бы Блэйд имел возможность прямо сейчас устроить скандал, то наверняка услышал бы что-то вроде: «Я не обязан отказываться от всего, если ты выбираешь потакать своим обидам». И был бы прав, но суть претензии вообще-то была в том, что ему плевать. Совершенно плевать, что Блэйд взбешен аж до отказа от путешествия в питомник. Возможно, он заходил далеко в своих попытках получить от Дань Хэна хотя бы подобие вовлеченности в то, что ему, Блэйду, больно. Возможно. Примерно с той же долей вероятностью было возможно, что Дань Хэн просто долбоеб, или что в поездку он возьмет Келуса. А почему бы и нет? Он отлично, сука, впишется в их беззаботную компанию. — Пошли перекурим, — сказала Цзинлю и поднялась из-за стола. Байхэн мягко выпустила ее руку. Блэйд сморгнул; ее речь донеслась до мозга будто через слой поролона. — У меня нет сигарет, — соврал он. Это была такая тупая, бессмысленная и наглая ложь, что Цзинлю только невозмутимо уперла ладонь в бедро: — У меня есть. Подъем. Сегодня все с какой-то радости решили, что могут общаться с ним в таком тоне. Блэйд завис на добрые секунд десять, прежде чем поднял голову, стряхивая пелену с глаз, и накинул короткое пальто. В кармане его привычно ждала пачка сигарет, и он машинально вытянул ее вместе с зажигалкой, привалившись всем телом к стене кафе. Сумерки — уже не ранние, еще не поздние — мягко накрыли город и зажгли фонари тухлого желтого цвета. Цзинлю ухмыльнулась: — Нет сигарет? — Нет желания слушать твои нотации. Вот это уже было честно. Цзинлю затянулась ванильным «чапманом», а Блэйд сделал глубокую тяжку яблочного. Острый вкус табака привычной горечью слился со слюной. — Ну? — сказала Цзинлю после минуты траурного молчания. Блэйд почему-то не торопился изливать ей душу. — Что у вас опять? Ответом была многозначительная тишина. Блэйд курил быстро, и уже бросил окурок под ноги, игнорируя урну в двух метрах от них. Цзинлю была где-то на середине, когда он достал из пачки вторую сигарету, неспешно раскуривая ее. — В молчанку играть будешь? — она постучала ногтем по сигарете, стряхивая пепел. — Ну хорошо. Цзинлю вся была белесой, как клубы дыма, вырывавшиеся у нее изо рта. Пережженные волосы, стеклянные глаза, почти прозрачная кожа — за обманчивой хрупкостью дремал алмазный стержень. Блэйд терпеть его не мог больше всех, потому что становился объектом пристального внимания чаще, чем мог бы родной ребенок. — Вот ты хуйней маешься, конечно, — вдруг сказала она задумчиво, откинув голову назад. Макушка коснулась стены, и волосы белым шлейфом скользнули вдоль кирпичей. Блэйд приподнял лицо: — Не понял? — Да все ты понял. — Она повела подбородком в сторону и выдохнула, облизала сладкие от сигаретного фильтра губы. — Невооруженным глазом видно, как вы сретесь. А еще было видно, как взгляд Блэйда почернел, откликаясь на сказанное. Некоторые вещи нельзя было скрыть — они задевают, хочешь ты того или нет, и совсем не играет роли, как много самоконтроля у тебя в запасе. — Типа, — с губ сорвался мрачный смешок, и Цзинлю потушила недокуренную сигарету о стену, ссыпая рыжие искры наземь, — ты же не думаешь, что все это остается чисто между вами? Вы ведете себя, как два дебила. Зачем пришли, если собирались ходить и демонстративно залупаться друг на друга? Было бы здорово, найди Блэйд хоть какой-то ответ, но он бился перепуганным мотыльком в стенках собственного сознания и сгорал об источник света: Дань Хэн, Дань Хэн, Дань Хэн. Мы здесь, потому что Дань Хэн сказал, что нужно поехать; потому что Дань Хэн не хочет позориться; потому что я не могу возразить, когда Дань Хэн просит. Дань Хэн Дань Хэн Дань Хэн — оказывается, очень легко начать звучать как одержимый. — И знаешь, что еще видно? — Цзинлю дала ему паузу на подумать едва ли в минуту и совершенно безжалостно продолжила: — Как ему похуй на тебя. — Ого. Блэйд подавил всю внутреннюю дрожь и хищно усмехнулся, щелчком откидывая окурок. В тяжелом свете фонарей его напряженное лицо казалось прекрасной посмертной маской. — Я думал, мы тут все между собой друзья, — он заговорил с какими-то вкрадчивыми нотками, будто пытался подловить; будто это как-то могло реабилитировать ситуацию в его собственных глазах. — А ты решила, что обосрать со мной моего парня — хорошая идея? Взглядом Цзинлю смотрели на умственно отсталых щенят, которые срослись при рождении головами и теперь пищали, доживая свою первую и последнюю пару дней. Блэйд вдруг почувствовал себя распятым на лабораторном стекле под пристальным прицелом микроскопа. — Парня? — она скрестила руки на груди и задумчиво поджала нижнюю губу — у Блэйда вся ее личность, каждое движение тонких пальцев и стылые глаза вызывали странное смешение восхищения и отвращения. — Почему не тебя? Справедливо, и поэтому — тошно. С Цзинлю никогда не угадаешь, и приходится молчать и хмуриться, глядя в стену так, будто сводить счеты ты будешь с ней, а не с бестактной собеседницей. — Блэйд, — она зазвучала так, будто шутки кончились, и это было нехорошо. — Не валяй дурака. Я и тебя, и его люблю, но это не мешает мне сказать, что вы ведете себя, как два кретина. Что, вывести его? Повторить все в лицо, чтобы ты не паясничал? Цзинлю могла. Это было настолько неоспоримым фактом, что он кисло уставился в стену поверх ее макушки, ища какой-то внезапной поддержки. Пока что лезла только непрошеная скорая помощь в отношениях, которой не хотел ни он, ни Дань Хэн, но Цзинлю, кажется, искренне думала, что не нуждается в разрешениях и приглашениях. Иногда эта разница в их возрасте всплывала внезапным трупом в реке: пугала и вызывала тревогу, но все упорно старались сделать вид, что к ним это не имеет отношения, и свалить вызов полиции на кого-нибудь другого. — Нет. — Славно. Его почти припечатало к полу этим едким «славно». Что-то со вкусом собственного превосходства и стойким убеждением, что посторонние люди нуждаются в твоих советах. Было нечто забавное в том, что для этой экзекуции Цзинлю выбрала его, а не Дань Хэна; Блэйд почему-то не верил, что дело только в легкости пошли-выйдем-покурим схемы. — С Байхэн тоже так разговариваешь? — Байхэн не ведет себя как глупая сука. Они оба знали, для чего был нужен этот выпад — сместить внимание с проблемы на что-то отвлеченное, защититься ответным наскоком, вывести на эмоции и заставить Цзинлю вести разговор в том русле, в котором будет не так больно. Цзинлю все понимала, и, что было куда хуже — Блэйд понимал, что она все понимала. — Ну и? Он слегка свел плечи, напряженный, как готовая к броску пума. Цзинлю лично была свидетельницей тому, сколько женщин… что ж, в случае Блэйда — к черту женщин, но сколько парней хотели бы его рядом с собой и готовы были изогнуться скрипичным ключом, покорно подстраиваясь под каждую его травму. В случае Блэйда это не так плохо — она лучше других понимала, что такие люди, как они с ним, не идут к психологу и не рыдают там в бумажный платочек, обсасывая кости своему несчастному детству, не обижаются на родителей до седых яиц и не вспоминают подробности абьюзивных отношений, сломавших их личность в пятнадцать лет. Возможно, кто-то, кто чутко следовал бы его потребностям, ведомый одержимым желанием быть рядом, не сделал бы ситуацию лучше, но и не ухудшил бы. Оставил бы все в том состоянии хрупкого равновесия, которое Блэйд умело ловил до Дань Хэна. Но — нет. Все было не так. И одержимостью тут страдал только сам Блэйд. — Что «ну и»? — Цзинлю постукивала ногтями по локтю, и это было единственным, что невольно выдавало ее раздражение. — Вы друг друга мучаете, и это — факт. И Эоны бы с вами лично, хоть сожрите сами себя. Но вы же к нам это тащите. Думаешь, кому-то из нас сильно доставляет смотреть на ваши шоу? Это было безосновательно — Блэйд прекрасно помнил все разы, когда они так ссорились, и их пересчитать можно было по пальцам. Да, с разбитыми тарелками и парочкой опрокинутых столов, но и с частотой едва ли раз в несколько месяцев — вот, почему это было терпимо. Терпел Блэйд, терпел Дань Хэн, и почему-то отказывалась терпеть Цзинлю, которую никто не просил активно участвовать в процессе. Кто вообще ее спрашивал? Блэйд мысленно оскалился от этой мысли; хотелось метафорически вцепиться в глотку, чтобы защитить свое. Пусть лечит уши Цзин Юаню, который воспринимает ее, как авторитет. — Не смотри, — сказал он хрипло и запустил руку в карман, сжимая почти пустую пачку сигарет. — Это наши отношения, и не тебе в них лезть. В своих разбирайся. — Это видим мы все втроем, — продолжила Цзинлю абсолютно безжалостно, — и Дань Хэн тоже. Ради Ланя, ты же не думаешь, что он не понимает, как тебя дамажит его поведение? Что у вас случилось на этот раз? Снова охуел от его безразличия в твою сторону, да? Ударило, как кувалдой под ребра, кроша их свод в труху. Блэйд стиснул пальцы до отчетливого скрипа фольги и сконцентрировал всего себя на смаргивании пелены перед глазами. От сказанного похолодело в висках и ослабли колени, и убедить себя, что это просто вывод из их нынешнего поведения, было жизненной необходимостью. У Цзинлю нет никаких прав судить их, о них, за них — она ведь просто увидела это напряжение здесь, сейчас, правда? Не вне, не на постоянной основе, потому что Блэйд и не чувствовал этого все свое свободное время. Не то, чтобы это было какой-то личной гиперфиксацией и долгоиграющим планом на жизнь — пилить Дань Хэна тем, что ему похуй. Дань Хэн выключал отопление и подрубал безоговорочный холод только тогда, когда сталкивались их интересы, и… Блять. Да нахуй. Это просто было его личным способом справиться с ссорой — отстраниться так, будто его ничего не заботит. Цзинлю в самом деле пыталась его убедить, что малоэмоциональность была тождественна безразличию? Тогда им всем стоило коллективно обвинить ее в самой страшной его форме, видят Эоны. — Я тебя услышал. Наверное, Цзинлю видела по его злому взгляду, что ничего он не услышал. Это читалось в несдержанном порыве уйти — Блэйд заранее отстранился от стены, крепко сжав кулаки в карманах пальто. И косился волком. Как будто она сказала что-то, что ему самому было не так уж и очевидно до сегодняшнего дня. — Славно. — Но не надо думать, что ты хоть что-то знаешь, — по крайней мере, Цзинлю точно знала, что он не удержится от этой фразы. — То, что мы один раз разосрались — ничего не значит. Она помолчала несколько секунд, глядя снизу вверх. Губы дрогнули, но так и не скривились, выдавая жалость и отвращение не к Блэйду — к зависимости, в которую он вляпался по незнанию. — Славно, Блэйд. Надеюсь, у тебя в башке что-нибудь зашевелится.

***

— Спасибо, ребят, правда, — Байхэн поцеловала в макушку сперва Дань Хэна, а затем и Блэйда, крепко стискивая их обоих в объятиях. — Так здорово, что мы увиделись. Ну у вас хоть немного настроение-то поднялось? Она веселела и становилась мягче от одного бокала пива. Они, вообще-то, все становились сговорчивее от легкого алкоголя, кроме Дань Хэна — с тем расчетом, верно, Цзин Юань и заказал им по одному. С потрошками и острыми бургерами пошло на ура, и никто даже не поругался во время игры в уно. Этого уже было достаточно, чтобы считать вечер успешным. — Поднялось, — ответил Дань Хэн и прижался напоследок щекой к ее макушке. — Вы на чем с Цзинлю? — Такси вызовем, — она хихикнула и мотнула головой, слегка опираясь Цзинлю на плечо. — Я слишком устала для метро. — Скиньте нам номер машины и скрин из приложения, — напомнил Цзин Юань, подняв голову от телефона. — А вы-то? Блэйд иронично приподнял бровь. — Боишься, что украдут? Цзин Юань состроил ему страшное лицо: — Мне заочно жаль тех, кто на это решится. Короткий смешок прокатился между ними эхом, и звучал он искренне. Блэйд должен был обозлиться после разговора с Цзинлю еще сильнее, где-то в середине вечера психануть, пнуть стол и уйти, но у него закончился весь ресурс на бурное эмоционирование. То, что Цзинлю лезет не в свое дело, он принял с туповатым смирением, опустился на свою часть диванчика и через пять минут взял Дань Хэна за руку под столом, сплетая пальцы. Дань Хэн погладил его по ладони, и жизнь стала чуть-чуть менее отвратительной, чем была за секунду до. Он даже не выбыл из игры самым первым. Этого тоже было вполне достаточно, чтобы считать вечер успешным. — Мы пешком, наверное, — Блэйд облокотился о перила лестницы позади себя, и Дань Хэн лениво сощурился под его взглядом. — Ты хочешь прогуляться? — Нам идти минут тридцать, если не спешить. — Окей, — Дань Хэн убрал телефон и еще раз сжал Цзин Юаню плечо, прощаясь. — Напишите потом еще насчет питомника, мы хоть скооперируемся по работе и по практике у Блэйда. — Обязательно, — Байхэн послала им воздушный поцелуй и помахала рукой, лучась восторгом. — И отпишитесь, как до дома доберетесь! Прохладная тьма съела Лофу подчистую, больше не освещая недостатки. Цивильный вид однообразных спальных многоэтажек теперь романтично оттенялся рыжеватым светом фонарей и тонким зудом мелкой мошкары, налетавшей на прозрачные плафоны. Если бы Блэйда спросили, какое время суток в этом городе дарило ему ощущение дома, он бы ответил без раздумий — это. Он с трудом переваривал шумные центральные улицы и вечно мельтешащую, спешащую даже сквозь глубинку толпу: офисных работников с кейсами, деловых женщин с крошечными пиздлявыми собачками на поводках, школьников и замученных студентов, на бешеных скоростях мчащихся от одного учебного корпуса до другого. Это сразу напоминало о больничной суете, где каталки едва успевали заворачивать за угол, свистя колесами по кафелю, и надрывно рыдали родственники. Еще не знали, почему рыдали, но делали это на всякий случай, чтобы потом резко успокоиться, услышав об обычном переломе. Цзинлю бы сказала, что сука он циничная, а не будущий врач. Этой мысли вышло только усмехнуться под нос, потому что они оба решили связать жизни с вещами, в которых неплохо было бы проявить побольше человеколюбия: медицина и полиция. Как иронично. — Что смеешься? Он посмотрел в сторону, окидывая вдумчивым взглядом изящный профиль. Дань Хэн был в одном наушнике — Блэйд не видел, но слышал едва различимый шум какой-то белобожской группы. «Какой-то» — не потому, что плевать. Просто это Дань Хэн в свое время учился на лингвиста и шарил за языки, а он в упор не мог запомнить ни одного слова. Ему и сяньчжоуанский-то дался нелегко. — Так. Забей. Ему очень понравился взгляд на себе — настолько, что он плотнее сплел их с Дань Хэном пальцы, оглаживая большим по костяшкам. — Поднялось настроение? — Дань Хэн спросил как бы вскользь, и Блэйд почувствовал, как сердце мягко стекло вниз, к желудку, обволакивая внутренности влюбленной пленкой. — Да, — сейчас он говорил честно. — А у тебя? Он коротко кивнул и поднял подбородок — смотрел на звезды. Повторным взглядом Блэйд облизал его профиль от линии волос до самых губ, и остановился на них. В последний раз, когда Дань Хэн его поцеловал, он был слишком обижен для ответа, и сейчас вспоминал об этом с откровенным сожалением. — Иди сюда. Дань Хэн подчинился с неожиданной покорностью, позволяя Блэйду свернуть с тротуара в арку между двумя многоэтажками. Там, в кармашке, побеленные кирпичные стены были расписаны граффити, и за одной аркой виднелась следующая, за ней — следующая… Обезоруживающий покой и приятная тьма этого места, рассеиваемая одиноким фонарем за углом, наверное, сделали свое дело, потому что Дань Хэн позволил еще и подтолкнуть себя к стене. И понял, что происходит, только когда Блэйд скинул на землю рюкзак и оперся руками о кирпичи возле его головы. — Может, все же дойдем до дома? — он опустил ладони ему на живот, и Блэйд так и не понял — собирался он оттолкнуть, или руки должны были скользнуть на талию. Но в любом случае ответил тихо и четко: — Нет. Сейчас. Даже в ощутимом мраке подворотни было различимо, как Дань Хэн смотрел на него. Думал. Изящные пальцы едва различимо поглаживали по талии, но, наверное, в уме он прикидывал какие-то глупости: идти до дома еще минут пятнадцать, не больше; на улице не лето красное, чтобы играть в такие игры; если Блэйд или он не будут достаточно сдержаны, то кто-нибудь из бдительных соседей вызовет полицию; в конце концов, не стоит ли просто слегка надавить и пообещать сделать все дома? Но дома их ждали разбитый стакан, опрокинутый стул, овсяночная жижа на полу и брызги от подводки на зеркале. Они дали себе шанс успокоиться только в «Величайших специях», и было ощущение, что если его срочно чем-то не закрепить, не поставить точку в вопросе ебаного Келуса, то придется начинать все по новому мучительному кругу. Блэйд этого не хотел. Никто не хотел. Дань Хэн понял без слов. И Блэйд, в общем-то, не сомневался, что ему не придется все разжевывать. Он наклонился первым, скользнул под нижнюю губу Дань Хэна языком и поцеловал, обнимая ладонями лицо. Было слышно, ощущалось, как Дань Хэн вздохнул в его приоткрытый рот и толкнулся туда, прижался ближе, хватаясь за пальто чуть выше локтей. Это дурманило и будоражило в равной степени — сама мысль, что Дань Хэн не издевался и не ставил никаких условий для получения желаемого, подстегивала к действию. Такое бывало слишком редко, чтобы упускать момент. Можно было ощутить бедрами, как Дань Хэн сделал шаг вперед, словно собирался вести Блэйда по квадрату простейшего школьного вальса. Он послушно отступил назад и позволил развернуть себя, прижать к кирпичной кладке спиной и ягодицами, чтобы скользнуть ладонями на локти, сдавить и влипнуть всем телом друг в друга. Руки Блэйда в тонких замшевых перчатках — подарок Дань Хэна на вторую годовщину — легли ему на плечи, сжали. Из-под полуопущенных ресниц он видел, как покачивается в ухе ядовито-алая сережка, отвечая каждому движению головы навстречу. Дань Хэн соскучился, и это понимание грело душу сильнее, чем хороший пенаконийский виски в конце дерьмовой смены. Его язык влажно обвел нижнюю губу, скользнул обратно внутрь и задел серьгу; Блэйд поймал сопящий выдох ртом, проглатывая. Дань Хэн завелся от поцелуя, и захотелось самодовольно улыбнуться, указать ему на это. Такой серьезный, все контролирующий, и невыносимо податливый, когда хочет до подрагивающих пальцев. — Ты что, уходил в туалет задницу мыть? Почему-то это первое, что Дань Хэн спросил, с тихим чмоканием выпустив его нижнюю губу изо рта. У Блэйда все еще горел рот от поцелуя, и прежде чем не то, что ответить, а хотя бы осознать вопрос, пришлось облизнуться и сморгнуть, разглядывая Дань Хэна в темноте. У него в глазах были блики от фонаря, а Блэйд даже не понимал, где источник света. — Ты хотел занырнуть в грязную, а я порушил все твои планы? — Я просто спросил. «Я просто хотел знать, планировал ли ты это заранее», — вот, что он просто на самом деле. Блэйд, вообще-то, не стеснялся этой идеи — он был готов, да. Он целенаправленно минут за десять до того, как Цзинлю попросила счет, ушел в туалет. Без конкретного плана, но на всякий случай, если вдруг им захочется сделать это прямо с порога или здесь, в подворотне. Почему нет? В конце концов, выходить из ссоры через секс было их обычной практикой. Дань Хэн расстегнул ремень на его брюках, и люверсы нежно зазвенели друг о друга. Когда Блэйду задрали водолазку, обнажая живот, кожа покрылась мурашками — и от прикосновения, и от колючего холода, обнявшего поясницу. — Хочешь, я тебя вылижу? Этот вопрос не сразу был обработан — Блэйд застыл, моргнул, потянулся вперед, еще раз вцеловываясь, влизываясь в губы. Проблема была не в том, что Дань Хэн не давал ему ласки — Эоны свидетели, более вдумчивого любовника у Блэйда никогда не было и не будет, — но в том, что он позволял. Упиваться, наслаждаться моментом, тянуть его, как пожеванную, теплую, сладко пахнущую жвачку — неужели тоже не хотел домой? Или тоже так соскучился за несколько часов, что они не мирились? — У меня сегодня день рождения? — он выдавил это, задохнувшись остатками поцелуя и рукой Дань Хэна в трусах — он ласково поглаживал вставший член у основания, нарочито аккуратно сдавливая. Дань Хэн приподнял брови, и Блэйд поймал его губы своими, вцепившись пальцами в волосы на затылке. Наверное, он набрасывался с ласками как одержимый, но Дань Хэн сам был виноват — как можно держать себя в руках, когда тебя так ласкают и такое предлагают? — Вылижи, — согласился Блэйд, будто его согласие было под знаком вопроса. Рука Дань Хэна скользнула по члену, добралась до головки, и Блэйд глухо всхрипнул — он надавил большим пальцем на уретру, легонько царапнув ногтем, и спустился к уздечке, контрастно мягко ее массируя. Блэйд всякий раз готов был рехнуться от одной мысли, что эти потрясающие руки вообще прикасаются к его телу, но это было просто слишком. Дань Хэн знал каждое чувствительное место, которое нужно было потрогать, игрался на стыке боли и ласки и теперь, к тому же, сел на корточки, медленно спуская с Блэйда штаны вместе с трусами. На секунду захотелось позорно кончить просто от его пальцев, и больше вообще ничего не нужно было бы. — А смазка есть? — Во втором отделении рюкзака, — сказал Блэйд, опираясь лопатками о стену и разглядывая Дань Хэна внизу — лицо было на уровне вставшего по стойке «смирно» члена, и теперь всплыла шальная мысль обхватить руками его голову и насадить ртом. Это многообразие выборов просто убивало. — В тюбике. Он следил масляным взглядом за тем, как Дань Хэн роется в рюкзаке, как вынимает тюбик и как кидает обратно внутрь приклеившийся к нему скомканный чек. Когда он поднял голову, Блэйд заметил маленькую улыбку у него на губах. И пропал. В который уже раз? — Повернешься, может? — Дань Хэн лукаво склонил голову и огладил по обнаженной ноге, проминая кожу кончиками пальцев. Остановился над коленом и поцеловал во внутреннюю сторону бедра, задев скулой член. Острейшее возбуждение растеклось из паха по всему телу: осело в груди, спустилось сладким холодком по позвоночнику до самого копчика, выстрелило по коленям. Блэйд закинул голову назад, запыхтел и выдохнул, с трудом отлепляя себя от стены, на ватных ногах развернулся, снова находя опору. Негнущиеся пальцы вжались в кирпичи, цепанули кончиками за щели между ними, и Блэйд слегка выгнул поясницу, подставляясь. Только повернул голову вбок, но стоял с таким спокойным доверием, как будто случайный прохожий не мог бы их заметить, будь у него цель глазеть по сторонам. Но какой, блять, прохожий в два часа ночи? И даже если — как же невыносимо Блэйду было поебать. Губы Дань Хэна коснулись левой ягодицы, и Блэйд жалко вздрогнул от ощутимого укуса. Тонкие пальцы погладили по позвоночнику, скользнули ниже и забрались между, надавили на сжавшийся анус. У Дань Хэна всегда были холодные руки, и сейчас, когда Блэйд и без того слабо ежился под гнетом ночной прохлады, это ощущалось особенно хорошо. — Тихо, — предупредил Дань Хэн. И вовремя. Стоило нежному, горячему языку оказаться между раздвинутых ягодиц, как Блэйд закрыл лицо рукой, надавливая на рот основанием ладони. Губы впечатались в зубы, и он глухо выдохнул, глубже прогибаясь в спине. По ощущениям из него сейчас вылизывали жизнь; плавные, размашистые движения языка вымораживали, подначивали толкнуться задницей назад и сильнее вжаться Дань Хэну в лицо. Упругий кончик игриво поддразнил слегка приоткрывшееся отверстие и скользнул вниз, к мошонке. Возможно, у Блэйда начались галлюцинации от такого количества концентрированного кайфа, но ему показалось, что Дань Хэн где-то там причмокнул и хмыкнул. Какой пиздец. Блэйд не был эоновым одуванчиком, но оставался на хорошем счету у преподавателей. Чисто за счет знаний, конечно, потому что отношения он перепортил со всеми еще на первом курсе, но они бы чокнулись, узнав, насколько Блэйд конченый. Насколько его парень конченый. Вообще чокнулись бы все их знакомые, кроме сменщицы с блэйдовской работы — у нее уже не было такой привилегии. Дань Хэн толкнулся в анус скользким пальцем, ввел его сразу на две фаланги, вызывая отчетливое жжение. Он мог бы быть мягче, но Блэйд даже не думал просить о таких глупостях — зато насадился сам, спрятав лицо в сгибе локтя. Ощущение холода постепенно терялось за чистейшим жаром, окутывающим откуда-то из-под кожи. — Блять… — промычал Блэйд задушенно, чувствуя второй палец — нет, он все-таки торопился. Облизывал промежность, терся о нее носом и иногда приподнимался, чтобы пощекотать края растянутой дырки кончиком языка. Где-то в уебских неудобных ботинках у Блэйда поджимались пальцы на ногах. Хотелось завыть и импульсивно задвигаться, садясь на руку до упора. — Дань Хэн… Его имя — молитва, мантра и аффирмация. И какую еще там хуйню придумали девчули-зумеры, чтобы оправдывать бумажки с картинками, на которых раскладывали друг другу про своих бывших? Вот это все был Дань Хэн, и для него Блэйд готов был открыть все свои чакры и медитировать семь раз в день под шум дождя. Он сжал зубы и кулаки, напрягая бедра. Предоргазменное напряжение подкралось как-то исподволь, вместе с протолкнутым третьим пальцем, надавившим на простату, сковало грудную клетку и отяжелело сладостью в низу живота. Наверное, это было некстати, но Блэйд напряг ноги, чувствуя волну слабости, рухнувшую на него с мощью снежной лавины. Еще чуть-чуть… И Дань Хэн оттянул ему яйца, крепко кольцуя член пальцами у основания. Это было и больно, и обидно — Блэйд задохнулся себе в рукав пальто, ошарашенно вскинул голову и скользнул руками по стене. Не понимал, почему, за что… — Кончишь от растяжки? — Дань Хэн спросил это так тихо, что Блэйд едва разобрал. И обернулся через плечо, беспомощно уставившись ему в глаза. — Не позорься. Да, Блэйд позволил себе подумать что-то об отпущенном Дань Хэном контроле и, кажется, основательно насмешил Эонов своими грандиозными планами на спокойный секс. С ума сойти. — Возьми уже, — Блэйд рыкнул сквозь зубы, даже не пытаясь спрятать едкую дрожь, бившую с ног до головы. — Сейчас. Резонное требование от того, кто светил своей голой белой задницей посреди подворотни. Дань Хэн держал пальцы в нем еще несколько секунд, прежде чем звонко чмокнуть в ягодицу — туда же, куда укусил минут семь назад, — и подняться. В заднице было до омерзения пусто, а за спиной Блэйд расслышал звон ремня, шорох штанов и чавкающие звуки растираемой по члену смазки. От предвкушения закололо щеки. — Прогнись. Он похлопал ладонью по пояснице, и Блэйд выгнулся, сползая руками и грудью ниже по стене. Горячая головка плотно прижалась к анусу, надавливая, и Дань Хэн сильнее раздвинул ему ягодицы. Входил медленно, сантиметр за сантиметром, явно наслаждаясь тем, как Блэйд несдержанно вскинул бедра. Его тяжелый выдох запутался в растрепанных прядях у лица. — Попроси. Этот холодный голос у виска вырвал-таки тихий стон — очень тяжело было молчать, когда Дань Хэн шептал на ухо, держал за бедра и был внутри на всю длину. Не двигался и не давал двигаться самому, готовый отстраниться в любую секунду. Одна рука крепко схватила за шею, сдавливая горло. — Не ори, а попроси, — повторил он настойчиво, упираясь ребром ладони куда-то под челюсть. Блэйд зажмурил глаза, безуспешно пытаясь сглотнуть. — Пожалуйста… — это походило не на просьбу, а на сиплое шипение, но Блэйд старался. Нельзя было не стараться, когда головка давила вот прям туда, куда надо, но совсем не двигалась, и когда рука Дань Хэна выжимала эти просьбы у него из глотки. — Пожалуйста, Эоны, просто трахни… Он откинулся назад, вжался лопатками Дань Хэну в грудь и повернул подбородок, отводя руку себе за голову. Пальцы — все еще в перчатке — обхватили его затылок и потянули ближе. Блэйд чувствовал, как разбился о губы напротив горячий выдох, но не мог дотянуться для поцелуя — не хватало расстояния и воздуха. Его не похвалили, но рука на горле разжалась одновременно с тем, как бедра сильно ударились о бедра, выбив тяжелый всхрип. Блэйд дернулся как ошалелый и сжал руку в волосах до боли, чтобы агонизирующе вгрызться в приоткрытый рот. Дань Хэн, наверное, хотел отвернуться, но сдался под напором и поцеловал так, чтобы Блэйд забыл все. Вообще все. Где он, как его зовут, сколько ему лет и кто у него руководитель по практике. Помнил лишь, что с ним — Дань Хэн, и это вообще самое главное, что ему нужно в жизни. Он только так целовать и умел, но Блэйд почему-то каждый раз сталкивался с этим осознанием лоб ко лбу заново, да так, что искры из глаз летели. Хотелось скулить и ругаться. Дань Хэн трахал его, уперев грудью в стеночку, а он даже не мог вскрикнуть и выговориться по этому поводу — какая, блять, досада. — И все? — Блэйд еле выдавил из себя подначивание так, чтобы оно не звучало совсем уж жалко. — Размяк с одного пива? Дань Хэн вдруг замедлился, опуская обе ладони на ягодицы. Слегка развел их, притерся бедрами ближе, и Блэйд почти расслабился под этими аккуратными касаниями, когда его схватили за волосы, наматывая чернильные пряди на кулак. Оттянули так, что он захлебнулся воздухом и немой руганью, запрокидывая голову до боли в шее. — Тебя надо лицом в эту стену, — Дань Хэн цедил раздраженно, но это было бессмысленно, потому что Блэйд все равно слышал, как тяжело он дышал. — И трахать, пока не заткнешься. Не стоило ждать, что Дань Хэн не приведет угрозу в исполнение. Он брал так, что Блэйд весь сжался в комок нервов, сконцентрированный только на том, чтобы не завыть в голос от удовольствия. Входил на всю длину, и Блэйд думал, как хорошо им было трахаться в туалете бара, потому что там его сорванное дыхание и влажные шлепки бедер не были слышны за стремной музыкой. А еще думал о том, как восхитительно Дань Хэн тягает его за волосы, не позволяя опустить голову, и совсем не думал о них с Келусом. Вот это было счастье, правда? Не думать о Келусе, когда из тебя душу выебывают в какой-то подворотне. Дань Хэн пихнул его к стене, и у Блэйда потемнело перед глазами от того, как член резко проехался головкой по кирпичной кладке. Острая боль мгновенно конвертировалась в удовольствие воспаленным рассудком, но даже так он удивленно задохнулся, обескураженный этой внезапной вспышкой раздражения. Ощущение было настолько неприятным, что он толкнулся бедрами назад, избегая повтора всеми силами. — Больно, — вышло изо рта на грани с беззвучным, но Дань Хэн услышал. — Извини. И даже ослабил хватку на волосах — только потянул вниз, вынуждая спуститься ладонями вниз по стене и оказаться на четвереньках. Блэйд уперся одной рукой в заплеванный асфальт под ногами, мысленно похоронил колени и спрятался лбом в сгиб локтя, зажмурив глаза. Пальцы Дань Хэна накрыли его член, быстро, знающе надрачивая. До него вдруг докатились отголоски странной идеи: возможно, Дань Хэн, который не выражал никаких чувств в ссоре, сублимировал потом все непрожитое вот сюда. Чисто теоретически, конечно, потому что Блэйд не был психологом и вообще мало, что в этом понимал, но была какая-то связь между этим регулярным полунасилием после скандалов и… А у него было вообще время об этом думать? А был смысл? А не похуй ли, если это помогало? Он застонал второй раз, дернувшись и ударившись скулой о стену. Ее болезненно засаднило, но за оргазмом, от которого разъезжались колени, уже ничего нельзя было почувствовать. Наслаждение разорвалось вспышкой в паху, слетело остатками в голову и осталось там. Там и жижей на пальцах у Дань Хэна, которую он небрежно обтер Блэйду об бедро. Блэйд даже не пикнул — не нашел в себе сил, привалившись к стене всем телом. Дань Хэн все еще двигался, вколачивался до покалываний в горящих от фрикций бедрах, но Блэйд уже хорошо чувствовал, какими рваными и быстрыми стали движения. Еще немного. Еще. Чуть-чуть… Когда Дань Хэн кончил, Блэйд почти безвольно откинулся ему на грудь, вынуждая придержать за талию. Пальцы Дань Хэна все еще оставались запутанными в волосах, но теперь не драли, обещая прикорневую боль в последующие дня три — только держали. Почти что бережно. С той же аккуратностью Дань Хэн задыхающеся поцеловал Блэйда в губы, позволив ему опустить голову себе на плечо. И Блэйд лениво подумал: в какой момент ему вообще показалось, что Дань Хэну похуй?

***

— Подожди, я покурю. Блэйд съехал спиной по стене подъезда и сел на ступеньку, вынимая пачку «чапмана» из кармана. Дань Хэн остановился на три ступеньки выше и оперся на перила. Смотрел на него, прекрасный, как сигонийское божество, и поэтому Блэйд тоже не сводил взгляда, затягиваясь сигаретой. Дань Хэн мог бы уйти, потому что от квартиры его отделяло полпролета, дверь и поворот направо, но стоял и ждал. Это ложилось медом на душу, залечивая последнее, что еще не было залечено в подворотне. И почему Цзинлю решила, что они друг друга мучают, если здесь, сейчас и всегда у них полный порядок? — Так у нас завтра роллы или пицца? — спросил Дань Хэн. Не об уборке дома, не о том, что было полчаса назад и даже не о питомнике — о завтра. — Можем предзаказать на конкретное время, если хочешь. — Роллы, — сказал Блэйд после двух секунд раздумий, — и пицца. Я заебался за неделю. — Тогда выберешь нам сериал и будем тупить весь день. Блэйд выбросил потушенный окурок в лестничный пролет и поднялся с места, отряхивая штаны. Потянулся к Дань Хэну и в кои-то веки чмокнул его снизу вверх, а не наоборот. На губах остался отчетливый вкус яблочного сигаретного фильтра.