Лучше любых слов

Иногда бывает, что случается какое-то событие, и оно дает тебе зеленый свет. Срывает тормоза, переключает сцепление, жмет на газ и ты уже летишь. Без мыслей, сомнений, даже страха. Для Блица таким событием стало его собственное признание. И не личное признание, нет. Блиц сообщил заветное “Я люблю тебя” не шепотом на ухо Столасу. Он громко и во всеуслышание буквально проорал это на официальной встрече демонов Гоэтии. Да, у него были извиняющие обстоятельства — на них нападал синеперый здоровенный хер из числа первых демонов, в руках Блица был церемониальный тяжелый меч, а Столас за его спиной испуганно жался к полу — и все же, раскрыть свои чувства он планировал совсем не так. Если говорить начистоту, Блиц и вовсе их раскрывать не собирался. Он был уверен, что его тупая, неуместная любовь нихуя не взаимна и что Столас вполне доступно это до него донес, когда три полнолуния назад скинул с барского плеча ебучий Кристалл Асмодея. И вот поди ж ты. Долбанутая аристократичная сова не просто любила его в ответ, она любила его в ответ настолько сильно, что отказалась от полнолунных потрахушек и попыталась перевести отношения с Блицем на новый уровень. Блиц всех тонкостей этого поступка как-то умудрился не понять. А вот семья Гоэтии все осознала прекрасно. За связь с низшим бесом Столаса лишили дома, гримуара и даже попытались отобрать жизнь. Дом и гримуар Блиц Столасу вернуть не мог, но его жизнь был готов защищать до последней капли своей грязной бесовской крови. К счастью, этого не понадобилось. Синеперый здоровенный хер из числа первых демонов отвалил, стоило Блицу хорошенько на него замахнуться. То ли решил, что драться с бесом ниже его достоинства, то ли испугался отца Столаса, внезапно возникшего неподалеку от их троицы. Как бы то ни было, Блица и Столаса со встречи демонов Гоэтии отпустили живыми и даже вполне здоровыми. Из зала пафосных встреч они переместились в бар на окраине кольца Похоти, из бара на окраине кольца Похоти — к Блицу домой. Идти Столасу теперь было некуда, и Блиц предложил ему в качестве временного пристанища свой маленький продавленный диван. Он был уверен, что после всех перенесенных сегодня потрясений они оба сразу же отрубятся, но ночь утекала, а сон не шел. Блиц повернулся к Столасу. Тот тоже не спал, предпочитая сверлить грустным взглядом потрескавшийся потолок. Наверняка прокручивал в голове события прошедшего дня или утопал в тревоге за будущее. Блиц прекрасно его понимал, как и сознавал, что вряд ли может хоть чем-то его тревогу облегчить. Все слова, что приходили в голову, казались пустыми и бессмысленными. Они не могли передать глубину сочувствия Блица, как не могли и успокоить Столаса. И тогда Блиц решил забить на слова — все равно ему — дислексику — они давались плохо — и просто Столаса поцеловал. Неловко ткнулся в шею, мазнул по щеке, накрыл губы. Столас ответил тут же, словно только этого и ждал. Он затянул Блица на себя, обнимая так крепко, будто боялся, что того у него отнимут. Блиц поцеловал глубже, приласкал языком язык, забрался ладонями под собственную футболку, которую выдал Столасу вместо пижамы и которая была тому безнадежно мала. Столас застонал. Даже после пережитого стресса он невероятно легко заводился. Футболка Столаса полетела на пол, следом за ней отправилась пижамная майка Блица. Блиц запустил пальцы в нежный пух на груди Столаса и сжал его сосок. Хотелось чувствовать того целиком. Ощущать кожей, губами, всем телом, что Столас не морок. Что он жив, что он с ним. И в нем. Впервые за все время их недоотношений Блицу захотелось Столаса внутрь. Он перекатился на узком диване, заставляя Столаса улечься сверху, развел ноги в стороны, положил ладонь на чужой вставший член в немом, но откровенном намеке. — Блици? — Столас выглядел неуверенным. — Ты хочешь?.. Хочешь?.. — Чтобы ты меня поимел, да! — пытаясь выглядеть смелее, чем он себя чувствовал, Блиц закатил глаза. — По-моему, это очевидно. — Я думал, ты не… Ты никогда… — Это еще почему? Как и у всех в аду, у меня есть дырка и я ей пользуюсь. Не так чтобы часто, конечно. В последний раз это было, кажется, в колледже. — Блици… — последняя фраза, похоже, напугала Столаса еще сильнее. — Ты уверен, что… Блиц разозлится. Схватив Столаса за руку, он сунул его ладонь в собственные пижамные штаны. — Или трахай меня, глупая птица, или катись спать на коврик у двери! Столас сглотнул. В его красных глазах появились звездочки зрачков, лицо стало решительным. Он коротко поцеловал Блица, провел языком влажную дорожку от его челюсти до ключиц. Его руки решительно стянули с Блица пижамные штаны вместе с трусами, губы накрыли член. Блиц выгнулся. Его вело от этой внезапно разбуженной смелости Столаса и собственной открытости. От влажных (и когда только успел своим ебучим телекинезом смазку призвать) пальцев, ласкающих вход, от горячего рта глубоко принимающего член, от жажды большего, что зарождалась где-то глубоко внутри и расходилась по венам горячими искрами. — Пожалуйста, Столс, — услышал он собственный голос. — Кончай уже со своими ебучими прелюдиями. — Уверен? — Столас смотрел на Блица снизу вверх мутными от возбуждения глазами, от головки члена до его нижней губы тянулась ниточка слюны. У Блица даже не хватило сил, чтобы придумать достойный ответ. Весь сарказм, дерзость, мат, из которого состояло девяносто процентов его речи, куда-то испарились. Мир сузился до обжигающего желания и внезапной нежности, трепещущей где-то под ребрами. Вместо хлестких слов с губ сорвалось тихое “да”. Столас кивнул. Подгреб под бедра Блица пару тощих подушек, пристроился и толкнулся. Блиц заскулил. Всего этого — удовольствия, ласки, взаимной открытости — стало так много, что на глаза навернулись внезапные слезы. — Все хорошо? — Столас замер, вглядываясь в лицо Блица с бесконечным беспокойством. — Я… ты… тебе больно? — Нет, но… Не двигайся. Просто побудь так немного. Столас подчинился, навис сверху и, кажется, даже не дышал. Блиц утопал в его взгляде, в ощущении мягких перьев на коже, в своей и его ебаной, нежданной, неловкой, дурацкой, но такой необходимой любви. Его губы сами отыскали губы Столаса, раскрыли их, столкнув языки и смешав слюну. Так грязно и так совершенно. Так удивительно. Блиц подался бедрами навстречу бедрам, скрестил лодыжки за Столасовой спиной. Впервые за долгое время он чувствовал, что готов наконец раскрыться, пустить кого-то в свое тело и душу, разрешить себе заботиться и принимать заботу. Несмотря на прошлые травмы, испытанную и нанесенную боль, просто быть рядом. Просто любить. Кончил Блиц лишь на пару фрикций быстрее Столаса. Выгнулся, закричал так, что его наверняка услышала спящая в соседней комнате Луна и, видимо, именно этим толкнул Столаса за край. Он выпустил его из плена своих ног, позволил втянуть в посткоитальные объятия, которых обыкновенно избегал. — Что будешь делать дальше? — спросил он, укладывая голову Столасу на плечо. — Не знаю… — Столас вздохнул. — Честно говоря, я без своего гримуара особо ничего не умею. Блиц помолчал, набираясь храбрости, а затем, спеша высказаться до того, как та его покинет, выпалил: — Ну, по телефону пиздеть ты мастер. Не хочешь поработать в ИМП секретарем? Луна собиралась в колледж с сентября, у нас как раз вакансия освобождается. Да, зарплата хуевая, зато к моему, точнее, теперь к нашему дому близко. Столас по-совиному ухнул и потянулся к Блицу за поцелуем. И это было лучше любых слов согласия и благодарности.