Мрак. Двор. Тара
30 мая 2024 г. в 19:34
За счётами Юта не замечает, как стремительно вечереет. Когда он становится после долгого дня считать прибыль, а также — убыль, он всегда теряется во времени, игнорируя ночь на дворе и восхождение кругляка сырной Луны. Давненько Юта не тратился на сыр — во рту копится слюна, и мужчина завистливо стонет, вспоминая солёность и молочную кислоту чеддера, или моцареллу в свежем ещё маринаде.
— Ну как, сходится? — рыжий нагло врывается в мечты Юты о маленьком сырном Рае, вопрошая о делах куда более насущных и менее приятных.
Вовсе не вкусных. По-среднему грустных.
Однако японец набирается сил кивнуть и даже машет рукой на одну из кег:
— Успешно опустошили. И ещё несколько тар всякой бражки — тоже. Надо подумать, у кого заказать, и что прикупить на закуски, — он щурится на новые грифельные полосы, хмыкая, — А ещё нужно заказать мел и фишки. Если господин Ким Чону хочет продолжить вести игорное дело в «Пустоте», — кривится недовольно.
Однако Чону бодро кивает:
— Да, я подумаю об этом, если Вам нечего предложить сразу же. Что-то ещё?
Заложив страницу карандашом, Юта закрывает Бухгалтерскую книгу и ложится локтями на стойку, заглядывает в глаза хозяина его заведения:
— Я всё не спрошу тебя.
— Спрашивай, — рыжий отстраняется от бармена, опуская голову ниже, чуть прячась под чёлкой.
— Где ты проводишь ночи?
Несколько вечеров Юта безуспешно потратил на выслеживание места жительства Чону, но всегда терял того или в мастерском проулке, или терпение его кончалось на долгих разговорах Чону с кем-то, или Юта оказывался слишком занят, или рано узнан, чтобы продолжить своё наблюдение. Одно он понял точно: в городе у Кима кто-то есть. Этот кто-то даёт ему ночлег, одежду, тепло и уют. Возможно, что у Чону есть хорошенькая невесточка-домоседочка, или заботливая мамашка. И хотя не в правилах японца лезть в чужую жизнь, узнать тайну чужой души очень уж захотелось.
На его вопрос Чону повёл указательным пальцем по глади столешницы:
— А почему это Вы интересуетесь? Или желаете предложить свой скромный ночлег?
— Не желаю. Но интересуюсь от праздного любопытства — не больше, — ощущение двоякости давит на виски Юты, но он держит прежнее выражение лица, когда слышит ответ.
— Ночи я провожу в доме своего дальнего родственника. Его двор расположен чуть восточнее старой церкви, — глаза Чону блестят, когда он добавляет шёпотом, — У пастора Доёна может остановиться любой желающий и страждущий.
— Далековато от святого места до нашей «Пустоты», — замечает Юта, ещё меньше понимая целей нового владельца паба.
— Да, путь неблизкий, но в этом и весь смысл, — рыжий бросает взгляд на часы и спохватывается, — В самом деле же, далековато идти. Мне пора, любезный, с Вами можно беседовать до утра.
— Никогда я не слыл разговорчивым человеком! — сопротивляется Юта.
Однако Чону хохочет в дверях, игриво отмахивается:
— Да-да, конечно.
Он уходит в глухую ночь. Ковыляет на своих полторых. Наверняка, бурчит что-то под нос. Юта кривит губы и ведёт подбородком, уговаривая себя остаться в тепле и свете дома, не идти во мрак следом за этим рыжим. Но секундная стрелка заедает за минутной, а потом резко отскакивает на насколько делений вперёд. И ноги Юты срываются на бег раньше, чем он гасит последнюю свечу, закрывает на ключ и бежит к центру города, надеясь, что хромой Чону пойдёт по свету.
К счастью Юты, Чону действительно шёл вдоль по улице, от усталости опираясь ладонью о стены дома, периодически останавливаясь и утирая пот тканевой салфеткой. Он идёт медленно, но верно. И лишь перед тем, как широкая брусчатка сменяется узкой земляной тропинкой к церкви, тормозит. Долго собирается с силами. Ступает на скользкий путь, не иначе, как по памяти, ориентируясь — лишь спустя долгие минуты напряжения Юта облегчённо выдыхает от скрипа старого забора на церковное подворье. Однако темнота окон скромного домика Доёна не внушают ему радости избавления от Чону — лишь больше беспокоят.
Ким Доён — хороший священник, но ужасно грустный, полный печали и меланхолии человек. Юта бы не вынес оставаться с ним под одной крышей дольше вынужденной ночи.
Но что там в голове у Чону — Юта понятия не имеет.