Как обретают крылья

- К нам тут гости, Герман! Капитан Месснер распахнул дверь в кабинет, как то дозволялось только ему, встал, опершись о косяк, и его румяное лицо могло означать что угодно: что он прикончил уже вторую бутылку рейнвейна или что случилось нечто из ряда вон – частенько эти обстоятельства совпадали. Боже, только не сейчас. - У нас тут гостей и так достаточно, - процедил Фальк, внимательно изучая карты и прикидывая диспозицию. - А ты посмотри, кого притащил наш, мать его, Теодор. Фальк нахмурился, вечная полуулыбка сползла с его лица, и он поднялся, с грохотом отодвинув стул. - Уж не герр ли Гольднер, которого наш ревизор грозился доставить из Страсбурга? - Он самый! Тон «эльзасской овчарки» был и торжествующий, и угрюмо-озабоченный – так же, как стакан, философски выражаясь, бывает «наполовину пуст» либо «наполовину полон». - Где он там? - На лётном поле пока что. Герр Воланд ведёт его к тебе. - Так я сам и встречу. Пошли, полюбуемся на виновника наших бед. - Есть, на что полюбоваться. Майор затушил сигарету, вдавив её в толстое стекло пепельницы, широко прошагал в окно и в него же и вышел. Нет, он не намеревался покончить с собой, учитывая и то, что кабинет располагался на первом этаже. Просто у командира полка была своеобразная привычка: вместо того, чтобы петлять длинными коридорами шато, он иногда предпочитал, будто школьник-сорванец, соскользнуть из окна прямо в заросли жасмина в саду и отправиться по делам. Как ему удавалось не сломать отлив, учитывая крупное телосложение, и сохранить мундир в целости и всём блеске, оставалось загадкой. Только все знали: если майору о чём-то донесут, он тут же возникнет на месте происшествия раньше, чем ахнуть успеешь, ноги у него тоже были длинные, как у лося. Да ещё и рука тяжёлая. Последнее никто на себе никогда не испытывал, но предполагал. Нет, Фальк никогда не опускался до рукоприкладства, как некий пехотный фельдфебель – он просто нависал, как грозовая туча, и отчитывал с неизменной вежливостью, на «вы», но это воспринималось жутковато. Вот это же чувство, видимо, и испытал нежданный гость, когда майор приблизился к нему. Тем временем, Воланд замедлил шаг и застыл посреди смутно колышущейся травы, словно решил сделать перерыв на променаде по берлинской улице. На нём был, как всегда, безупречный костюм-тройка, плащ был перекинут через локоть, а в руке красовалась трость с набалдашником в виде головы чёрного пуделя. Это майор отметил мельком, потому что гораздо колоритнее выглядел внезапный – или долгожданный? – визитёр. Гольднер оказался господином среднего роста, с худым лицом, густой тёмной шевелюрой. Будучи взбитой, она бы сформировала модную причёску, но сейчас была почему-то мокра и свисала на лоб беспорядочными прядями. Интендант был в одной рубашке и подтяжках, воротник расстёгнут, брюки явно не подходили к общему облику, а на ногах виднелись домашние туфли. Будто он куда-то собирался и прихорашивался, а его взяли за шиворот, да так и засунули в самолёт и доставили сюда, во Фландрию. Но мокрые волосы? Что за чёрт... Тем более, Фальк огляделся и так и не увидел никакой машины, стоящей на поле или загоняемой в ангар. - Ну, здравствуйте! У нас тут проверка, и вы тоже решили нам поспособствовать? Да, лучше добровольно, чем принудительно, – с ходу осклабился Герман. Он решил идти ва-банк и пока что не мучиться бесплодными вопросами, тем более, в присутствии людей, которые собрались тут смутно гудящей толпой. Командир полка окинул взглядом спонтанное сборище, и у него словно щёлкала в уме вычислительная машина, отмечая фамилии: Месснер... Кляйн... Верк... Фагерхольм... Зегге... - Я... кхм, да, разрешите представиться, Штефан Гольднер. Интендант попытался состроить хорошую мину при плохой игре и протянул руку командиру полка. Но тот так и остался стоять скалой и смерил его уничтожающим взглядом. - Что ж, Герман Отто Фальк. Хотя моё имя слишком известно, чтоб его называть. Воланд одобрительно ухмыльнулся. Лётчики подступили ближе и напоминали гончих, готовых наброситься на дичь. - Но я ничего не понимаю, как я здесь оказался и... почему? – беспомощно забормотал интендант. Всё-таки ситуация для него была неожиданной, уж слишком нелепо он выглядел. И слишком угрожающе смотрелись даже техники, которые из праздного любопытства теснились сзади. - А я вам скажу, почему, - ровным тоном, но ощущая, как с каждым мигом накаляется, сказал Фальк. - Потому что сейчас в самом разгаре проверка, а завтра наступление пехоты, которое мы должны с воздуха поддерживать. И выяснилось, что вы, герр Гольднер, вредитель. Вы вместо нормального топлива поставляете нам какую-то невнятную жижу. Из-за неё машины глохнут в воздухе, и лётчики вынуждены садиться то на ничейной земле и потом добираться до своей части Бог знает, как, рискуя жизнью, то разбивают самолёты при посадке, когда вынуждены планировать и дотягивать до аэродрома опять же странным способом. Из-за спины Воланда и лётчиков выскользнул с папкой и бумагами наготове длинный, худой, вертлявый счетовод Ринд – в неизменном клетчатом костюмчике, с напомаженными тонкими усами, усмешкой, повторяющей начальственную, и с отвратительно блестящим, педантично вычищенным пенсне на носу. - Герр Гольднер, по отгрузочным документам всё хорошо, но что касается технических спецификаций? Герр Осмер, что аккуратно, как может, ведёт здешнюю бухгалтерию, их не предоставил – потому что не мог. Они попросту отсутствуют, быть может? Так как же осуществлялись поставки топлива в данную часть – передовую, находящуюся на острие атаки? Почему к вам не было никаких нареканий из Министерства до настоящего момента, но сейчас на вас жалуются самые славные сыны Отчизны? Воланд почти незаметно одобрительно кивнул Ринду. Офицеры чуть теснее сомкнули круг. Они были, очевидно, равнодушны к тому, как несчастный интендант вообще оказался здесь, но жаждали начистить ему физиономию, а то и похлеще. Ограждала его только могучая спина майора Фалька. Тот смерил нового визитёра, онемевшего и растерянного, пытливым взглядом с головы до ног и обманчиво мягко произнёс: - Уполномоченный герр Ринд задал вам вполне резонный вопрос. Судя по всему, у вас возникли проблемы с сырьём и его качеством, но тем не менее, вы взялись за выполнение государственного заказа и снабжение как нашего полка, так и других. Как так вышло? Чем вы руководствовались, когда принимались за него? Гольднер постарался выпрямиться, откашлялся и отвечал: - Послушайте, у меня было мало времени! Заказ был срочным. Я хотел как можно скорее поставить на фронт столь необходимый бензин! Наши мощности работали на пределе! Всё для блага Родины!.. Если б он драматически заломил руки, показалось бы вполне естественно. Но он лишь задрал не до конца выбритый подбородок и уставился на Фалька с глупой отчаянной смелостью – в своеобразном самообладании ему также было не отказать. - Ага, хотели успеть. И отшить конкурентов, пробиться к кормушке? Это уже произнёс Воланд – лениво, с прищуром. Как-то капитан Месснер, склонный к тому, что щёки у него порой вспыхивали как маков цвет, вычитал для самоуспокоения, что у новобранцев в римских легионах было испытание: юношу пугали скорпионом или змеёй, брошенной в лицо, и если солдат краснел, его брали на службу, мол, это правильная реакция, а если бледнел, отбраковывали, мол, это трус. Так вот, Гольднер побелел как лист бумаги. И это казалось во всех отношениях красноречиво. Командир полка приподнял бровь и произнёс: - А что для вас «Родина»? У вас вроде бы австрийское гражданство? - Да, - кивнул Гольднер. - Ваша компания зарегистрирована в Вене. - Да, - снова отозвался интендант. - Ага. А родились где? - В Шопроне... Он сам не знал, почему с такой готовностью претерпевает странный допрос. Месснер, эльзасец, стоял рядышком и сдерживал торжествующую ухмылку: вот, не его одного считают ненадёжным. Он помнил, кому – а именно, Фальку – обязан высокой карьерой. И был не то, чтобы завистлив и злонравен, но испытывал удовлетворение от того, как по причине происхождения «сыпется» кто-то другой. Между тем, Фальк прищурился: - Вы мне кое-кого напоминаете. Гольднер сглотнул и уставился заискивающе. А майор заложил руки за спину, посмотрел куда-то в сторону подлеска на другом конце лётного поля и почти мечтательно, размеренно заговорил: - Лет этак семьдесят пять назад британские моряки – те ещё упёртые идиоты, как выяснилось – отправились в очередной раз на поиски Северо-Западного прохода. Хотели разведать путь в полярных широтах, думали, это принесёт им торговую выгоду, решение многих проблем с доставкой грузов. Не получилось, лёд оказался сильнее кораблей, люди оказались заперты в арктической пустыне за тысячи километров от любого жилья и помощи. Стоящие рядом пилоты и прочие скромные воины слушали, само их внимание к словам командира давило, как тяжёлый воздух перед бурей. Многие знали, как любит историю их командир и вождь, далеко не все разделяли увлечение, но догадывались, что это наподобие трактовки Библии священником. Воланд также выглядел участливым и любопытствующим. - Я говорю про экспедицию Джона Франклина – слыхали? Ах да, вы же торгаш, вам вряд ли интересны такие материи. Дело в том, что мне этих парней жалко необъяснимым образом, от капитанов до матросов. В том числе потому, что они могли бы просто вернуться домой несолоно хлебавши, но погибли все до единого, страшной смертью. Холод, голод, болезни, но в том числе знаете, что? Отравление свинцом из-за плохо запаянных и в спешке поставленных им на борт жестянок с консервами. Так вот, имя тогдашнего снабженца – Стивен Голднер, и он был венгром по происхождению. Совпадение? Не думаю. - Помилуйте, герр майор!.. – попробовал, было, возмутиться интендант – беспомощно, но упрямо. - Да мне начхать на вашу родословную, - отрезал майор, - мне не всё равно только, чем лично вы пробуете пичкать наших «птиц». Здесь всё сходится. И поэтому... Гольднер похолодел: командир полка вальяжно потянулся к поясу, достал из кобуры револьвер и тут же взвёл курок. - Ваш, с позволения сказать, доппельгангер щедро накормил моряков свинцом – что ж, я теперь с удовольствием верну вам долг! Фальк с улыбкой выверенным движением поднял руку с оружием и прицелился – лётчики приглушённо зашумели – Гольднер застыл и открыл рот в последнем ужасе – Воланд ощерился, как игрок в казино, готовый сорвать куш – Ринд отскочил в сторону от греха подальше, но тоже с нервной усмешкой – непонятно, откуда взявшийся Азазелло подступил ближе, склонил голову набок, глухо пробормотал что-то по-итальянски... Гольднер завизжал и упал на колени. ...Бах! Пуля просвистела возле его виска, колыхнув всё ещё мокрые волосы. В первые доли секунды интендант не сознавал, жив или нет, и ему всё чудится в некоем посмертии. Но лицо майора, несколько расплывающееся от пережитого шока, так же маячило сверху, откуда-то сбоку донёсся сухой смешок ревизора, гулом в ушах стоял гомон возбуждённых вояк. И донеслись слова – уже не из уст командира полка, но от берлинского чиновника: - Ай-ай-ай, герр Гольднер, на воре и шапка горит! Вот только полюбуйтесь, что льётся из канистры, что за вашей спиной. Интендант пополз на четвереньках, кое-как встал, выпрямился и на деревянных ногах шагнул в указанном направлении. И в нос ему тотчас ударила гнилостная вонь. Воланд степенным шагом отправился следом и взял в руку злосчастную канистру, показательно плеснув на землю из образованного пулей отверстия. - Ну же, принюхайтесь. Дурно пахнут ваши делишки, герр Гольднер! Что это? А? Отвечайте! К своему ужасу, интендант не мог бы отрицать, какое именно амбре он чует. Но язык словно присох к нёбу. И ревизор произнёс: - Как говорится, роза пахнет розой, хоть розой назови её, хоть нет. А бензин лошадиной мочой пахнуть никак не может. Так вы станете отрицать что-либо о содержимом данной ёмкости? Всё это напоминало кошмарный сон, притом особого свойства: не из тех откровенно пугающих сновидений, когда просыпаешься в холодном поту, но с чистой совестью, не стыдясь испытанного ужаса, а липкий морок, оставляющий гадостное послевкусие позорной нелепицы – наподобие того, когда тебе снится, что ты бродишь голый посреди толпы. Вот так же ощущал себя и Гольднер. - А что, если поставить эксперимент? – вдруг раздался голос майора. – Раз наш гость не доверяет обонянию, может, поверит вкусовым ощущениям? Эй, у кого найдётся кружка или что-нибудь подобное? В следующие пару минут интендант отчаянно боролся с головокружением и дурнотой, и всё было как в тумане. Кто-то из вояк сбегал за стаканом, и вот уже Воланд с изящной брезгливости наливал туда жидкость из канистры и протягивал Гольднеру. - Извольте испить чашу до дна, - по-змеиному улыбаясь, прошипел ревизор. - Полностью?.. – пролепетал интендант. - Полностью, - послышался голос Фалька. - Или мы можем предложить вам другой вариант: пару глотков отсюда и пару глотков из другой канистры, с нормальным топливом, от вашего конкурента. Для сравнения. В обоих случаях последствия были бы незавидные, бензином бы бедняга точно отравился, но решил из двух зол избрать меньшее. Отчаянно морщась и давясь, Гольднер залпом опрокинул в себя стакан, проглотил... и тут же, согнувшись в три погибели, изверг мутную жижу обратно, кашляя и отплёвываясь. Толпящиеся кругом вояки в один голос захохотали – этот развязный, ликующий гогот словно накрыл облаком несчастного интенданта, который снова, чуть не в обмороке, упал на колени и скрючился, тупо уставившись на зловонную лужу. - Итак, надеемся, это послужит вам уроком, - раздался откуда-то сверху голос Воланда. – Так и быть, не станем казнить вас на месте, хотя по законам военного времени командир полка имеет на это право, и будет защищён от последствий данными мне полномочиями... Фальк сдержанно кивнул с благодарностью. - Я думаю, всё, что нужно было увидеть, мы все увидели, - возвысил тон ревизор, - и теперь нам следовало бы отправиться по своим делам, не так ли, герр майор? Повторно кивнув, Герман обернулся к своим людям и зычно объявил: - Расходимся, господа! Взбудораженно гомоня, лётчики потянулись кто куда. В конце концов, завтра предстоял горячий денёк, а на сегодня каждый чувствовал себя отомщённым, и тем для разговоров в общей гостиной явно прибавилось. Воланд уверил, что далее разберётся с интендантом сам. В интонации его снова прозвучали загадочно властные нотки, и Фальк со странной готовностью направился в штаб. Внутри у Германа царило полное смятение, хотя в общем его распирало от злорадного торжества. И всё-таки было слишком много вопросов... Убедившись, что все вернулись кто к отдыху, кто с своим обязанностям, пробежав там и сям с одной из своих внеплановых проверок, державших в тонусе полк, Фальк отправился на поиски ревизора. И они оказались весьма краткими: Воланд, как в первый день, курил на крыльце поместья, опершись на балюстраду и задумчиво глядя на плывущие по воздуху серебристые струйки дыма, а другой рукой поглаживал Бегемота, который угнездился тут же, на верху перил. Не сдерживая волнения, Герман огромными своими шагами приблизился, почти подскочил, к ревизору – тот широко улыбнулся и воскликнул: - Браво, герр Фальк! Вы превосходный партнёр и настоящий артист. Подыграли вы мне знатно. Да и ваши парни остались довольны представлением. Но майор нетерпеливо выпалил: - Герр Воланд, одно мне скажите – как вы умудрились притащить сюда Гольднера?! - Я держу своё слово, герр майор, только и всего... - Да я не об этом толкую, - перебил Фальк. – Я не видел самолёта, на котором этот паршивец прилетел! Не из воздуха же Гольднер тут соткался?! - А предположим, что и из воздуха? – поддразнивая, прищурился Воланд. - И отправили вы его туда же? - Туда же! - Куда? - Обратно в Страсбург, пусть подумает над своим поведением. Герман фыркнул, видя, что собеседник делиться ничем не намерен: - Ну, фокусы, однако! Вам виднее... А штука с лошадиной мочой? – тоже! Хорошо, допустим, вы заранее придумали этот розыгрыш, а где вы её взяли в таком количестве? У нас тут коней не имеется! Хотя и говорят, что авиация - прямой отпрыск кавалерии, а как по мне, то прошли эти времена. Воланд лишь затушил окурок и хитро глянул исподлобья: - Я пока не раскрываю карт, но понимаю ваше любопытство и, вероятно, некоторое раздражение. Да, герр майор, вы пока многого обо мне не знаете. Но скоро узнаете – завтрашний день всё покажет. С этим Воланд поманил кота: «Пойдём!» - и неторопливо развернулся, чтобы отправиться в дом. Бегемот удивительно изящно для своей крупности соскочил с мраморных, потемневших от времени, перил. Герман еле сдержался. Но он понимал: очередным наскоком ничего из берлинского гостя не вытянуть, этим он лишь выкажет неподобающую суетливость. Так что он только шумно вздохнул. «И что он всё твердит о неких показательных событиях, да ещё насчёт завтра?.. Уже не впервые!». Но сейчас действительно стоило подумать о грядущем дне, так что майор Фальк решил заняться более понятными и злободневными заботами и сделать всё, чтобы вовремя отойти ко сну.