Пугающие мысли о некрофилии.

О боже, не передать никакими словами, как Сергея замучили эти голоса в голове. Каждый раз, сидя на кухне с пустой бутылкой водки, ему приходиться вслушиваться в каждый из них. Все такие надоедливые и до ужаса противные. Женские, мужские, даже детские голоса наталкивают его на отвратительные мысли. Они душат его, не оставляют ему шансов на спокойную жизнь. Словно раздирая его изнутри, заставляя сердце и мозг кровоточить, а после гнить. Он готов молиться всем богам о пощаде, но его проеденный алкоголем мозг уже забыл каждую из когда либо выученных наизусть молитв. Он затыкает уши, безнадёжно предполагая, что это ему поможет. Но все эти голоса не из вне, они внутри него. И это больно… Но не больнее кровоточащих рук. О нет.. Кажется, в порыве чистой ярости он вновь разбил бутылку об стену. Осколки застряли в руке, где то глубоко. Есенин пытается достать инородный предмет собственноручно, но мелкая моторика разрушена, только измазался в крови. И тогда он болезненно шипит, а после невнятным голосом кричит: — Сонечка! Сонечка, подойди сюда, милая. Сонечка намного младше него, низкая и хлипенькая, построенная под него. бесшумно прибегает на зов, а после испуганно вздыхает. Сразу начинает метаться по всей квартире, пытаясь найти бинты и перекись. Пристроившись на соседнем стуле она осторожно пинцетом изо всех сил старается достать осколок. – ох, Серёжа, притупленный Серёжа! Она ругает его вслух, вытирая кровь и торопливо, но трепетно перебинтовывая его рану. Его пустой взгляд пугает её, она хочет поскорее уложить его спать, чтобы ничего не натворил ещё. Осторожно подняв его, она придерживает его за талию, чтобы не упал. Доведя до спальни пытается положить на кровать. Есенин ворчит, ёрзает и барахтается. – ты лежи отсыпайся! Голова дырявая сейчас совсем! А после Софья уходит из комнаты, вновь оставив Серёжу одного. Может быть, он бы и заснул, но дело было не столько в боли, сколько в трещащей по швам голове. Он слышит до боли знакомый голос Лидии Кашиной. Никогда он бы не представил, что из её прелестного рта будут вырываться такие омерзительные слова. Он хочет её слушать, но понимает что нельзя. “О, мы столько не виделись, Серёженька! И почему ты сейчас в этой трясине? Как жизнь занесла тебя в это место? Истинный, правдивый и лучший поэт 1920-ых! Но что же… ты теперь такой бутафорский и постановочный! И я, и другие помним тебя совсем другим. Серёженька, будь самим собой и продвигай своё уродство в массы!” Не думать, а действовать. Исполнять мечты… раскрыть самое животное нутро. А чего он хочет внутри себя? Его мысли, каждое его душевное страдание посвящено Владимиру. Боже, он не может выпустить свои испорченные фантазии о нём из своей головы ни на секунду. Но его мысли, с ужасающим садисткии подтекстом и бредом, никогда не должны были выйти в свет. Как он презирал себя за это… Он боготворит свою внешность и ненавидит свою душу. Ещё последняя капля разума Сергея не покинула его, понимает что нельзя. Хочется приложится головой об стенку, вырубиться и не слышать этих кошмаров наяву. Но уже слишком поздно, он и без всего этого проваливается в бессознание. Наконец то всё становится проще. Теперь тихо. Никаких посторонних звуков… И всё размыто, всё неясно. Фаза быстрого сна, психодел… Есенин видит образ знакомой улицы. Она настолько пустая, насколько только возможно. Сколько бы он не бродил здесь, он не найдёт никого кроме самого себя. С одной стороны, это долгожданный покой, но… что это? Нет, точнее… кто это? – Володя! Кричит Сергей в туман. Подходит поближе, он не ошибся! Маяковский сидел на скамье уткнувшись в газету, совершенно не обращая внимания на имажиниста. Что то не так? Почему он не реагирует? Он подскакивает ближе, стараясь обратить его внимание на себя. – Владимир? Он стоит вплотную. Ноль реакции. Он трясёт его за плечо и понимает, насколько тело Маяковского холодное. Какого чёрта? Всё в порядке? Он испуганно хватает Маяковского за лицо и поворачивает его на себя. А после отскакивает, уловив на себе стеклянный взгляд. Сердце Владимира не бьётся, он мёртв. Есенину следует испугаться и убежать, перед ним было уничтожающее морально зрелище. Но он чувствует как что то комом скатывается внизу его живота. Руки начинают дрожать, но не от ужаса, а от наоборот, шокирующе приятного чувства. О, знакомое облако в штанах… стоп, что? Стояк на труп? Что, блять, с тобой не так, Серёжа? Он хватается за волосы, разделяя недовольство и растерянность. Боже, надеюсь об этом странном до страха сне никто никогда не узнает… Утром у него боль в голове. Не хочет помнить о своём отвратительном сне. Нужно выпить обезболивающее и приняться за рутину. Выпив стакан воды от сушняка (а после ещё один и ещё…) он вспоминает, что ему нужно сделать сегодня. Смотря в потолок прищурившись, начинает перебирать всё. “Софья определённо давно встала, уже скорее всего ушла на работу. Мне следует привести себя в порядок, боюсь представить как я выгляжу в зеркале. После нужно пойти и уладить с издательством проблему с выпуском моего сборника… а потом? А потом что хочешь…” Снова что хочешь. Уже устал быть наедине с собой. Хочется чтобы кто то поговорил с ним, обнял его и выслушал душевную бурю. А, у него есть Соня, точно… Войдя в ванную и посмотрев в зеркало он осознал, как всё плохо. Но он же мужчина, как хорошо что у него всё просто. Умыться и причесаться, и уже выглядишь лучше обезьяны. А его миловидная внешность прибавляет ему ещё полтора балла привлекательности. Хотя, перед кем вообще выёживаться? Не нужно себя такими мыслями обременять! Не к месту совсем. Сколько там по времени? Без двадцати одиннадцать … (10:40). Ну, думаю уже можно собираться, нет смысла оттягивать всё до последнего момента. Хочется уже побыстрее вдохнуть свежий воздух, чтобы наконец то появилась надежда и некогда забытый блеск в глазах. Переодевшись и кое-как обувшись, он радуется что сейчас поздняя весна, май! У природы, безусловно, нет плохой погоды, но всё таки приятно после заморозков не одеваться в три слоя одежды и не выглядеть как капуста. Спотыкаясь на лестнице он выходит на улицу. Он вдыхает полной грудью, но останавливается и резко закашливается, когда чувствует боль где то там, глубоко под рёбрами в грудной клетке. Ну и дела… Зато какие живописные виды! Всё как на ладони! Наконец то мир не серый, наконец то всё лучше чем вчера. Вот бы такой настрой продлился до конца дня…