«Славься, Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя»

      — Проходите, — ласково говорит профессор в мутных толстых очках, медленно открывает тяжелые двери и пропускает студентов в полуподвальное холодное помещение. Студенты, народ шумный и веселый, выглядят побледневшими. И дело не в холоде, а в том, что сегодня их первая анатомическая практика. Ребята не спеша, с опаской, заходят в помещение. Серые стены, отсутствие окон, пронизывающий до костей холод, мерцание белых ламп, носилки в углу, сверкающий металлическим блеском стол для операций и дальний шкаф на пол стены с на вид тяжелыми ящиками. Дыхание невольно замедляется, и не от радости, а от легкого укола ужаса в сердце. Будущие медики еще никогда не были так близко к смерти. Сейчас им предстоит впервые в жизни увидеть труп. Живого человека. Человека, который смеялся, бегал, ходил на свидания, кого-то любил, и пожертвовал тело науке. Был человек, а стал кадавр. Так на «профессиональном» называют трупы. Студенты жмутся по углам от предстоящей встречи и только один рыжий парень, кажется, совсем не боится. Он торопливыми шагами меряет полуподвальное помещение, разглядывает инструменты, шкафчики, страшные заспиртованные банки. Наш храбрец производит впечатление очень увлеченного медициной юноши. Но если присмотреться повнимательнее, то можно увидеть, что его белоснежный халат ужасно смят, с собой нет учебных материалов, рыжие волосы спутаны, а под глазами залегли плотные тени. Так выглядит не прилежный студент, а человек, который отчаянно ищет способ отвлечься. И это правда, Чуя Накахара никогда не был прилежным. Он и медиком то особо не хотел быть, мама заставила. Чуя с детства мечтал играть в музыкальной группе. Конечно, у него был выбор — последовать воле матери или сдаться на волю судьбы и уйти в свободное плавание. Но Чуя не мог поступать безрассудно. Он уважал и любил свою маму, хотел быть примерным сыном и боялся неизвестности. И вот Чуя медик, а вокруг трупы. Или, правильнее сказать кадавры. Накахара оглядывается, нервно кусая губы, в поисках того самого, страшного и неприятного. Но ничего ужасного перед собой он не видит, разве что пару неясных на вид органов в банках в дальнем углу. Глаза метнулись к дальнему шкафу. Там, за тяжелыми ящиками скрываются тела. На ящиках нет имен, фамилий, пола, возраста. Только номера. Чуя проглядывает цифры «514», «818», «888» При взгляде на «888» тонкие бледные губы трогает усмешка. «А этот человек при жизни был шутником» — проносится в голове мысль. Шутить над умершими не хорошо, но эта мысль заставляет юношу впервые за долгое время улыбнуться. «888» — число удачи. Так нелепо и забавно смотрится этот счастливый номер на ящике. Он кажется здесь совсем не к месту, слишком мрачно, слишком холодно, слишком страшно. Липкий страх окутывает тело. Чуя осознает с чем ему сейчас придется столкнуться. Другие студенты перестали жаться по углам и прошли немного вперед, подбадриваемые теплым взглядом профессора. Накаджима Ацуши работает в университете уже 10 лет. Многие считают, что работа патологоанатома не для него. Этот мужчина слишком добрый и очень молодо выглядит. А еще всегда угощает студентов конфетами. Наконец все собираются у стола на колесиках и замирают в страшном ожидании. — Итак, — с улыбкой начинает профессор Ацуши. — Мы все собрались здесь, чтобы прикоснуться к тайнам человеческой души, организма, медицины. Называйте как хотите. Понимаю, что вам страшно, но мы все здесь для того, чтобы спасать жизни. Пожалуйста, смотрите внимательно. Ваши теоретические знания несомненно важны, но для врача наиболее важен практический опыт. Студенты кивают и сглатывают. Чуя подходит поближе к переливающемуся металлическим блеском столу и косится на выложенные сбоку профессором Накаджимой инструменты для вскрытия. — Не бойтесь, это не так страшно, — утешает Накаджима. — Отодвиньтесь немного, сейчас выгрузим образец. Студенты на негнущихся ногах отходят, а профессор Ацуши подкатывает столик к одному из ящиков с цифрами «888». Чуя испуганно сглатывает. Голова начинает легонько кружиться, а сердце загнанно бежать. Слышится звук отодвигаемого ящика и Чуя отворачивается на стол и зажмуривает глаза. Судя по звукам, Накаджима долго возится с открытием ящика и перекладыванием своего «образца». Он делает все сам и не просит помочь, потому что понимает, что это слишком для бедных студентов, которые пришли в подобное место в первый раз. С противным скрипящим звуком трения об пол и тяжелым дыханием профессора, стол пододвигается обратно. Слышатся удивленные вздохи, кто-то в испуге по звукам отошел на несколько шагов назад. Чуя приоткрывает глаза и старается смотреть не сразу, а постепенно. Первое, что ему попадается на глаза — неестественно желтая, опухлая человеческая рука. Противный запах ударяет в нос и ноги Чуи невольно подкашиваются. «Это рука живого человека. Боже… Он когда-то был как я, живым. Какой ужас» — в голове вертятся мысли. Студенты рядом думают о том же и не стесняются говорить вслух. — Он такой раздутый, это мерзко, — прикрывая нос рукой говорит одна из девчонок. — Наверно при жизни красавцем был, даже сейчас изящные черты лица видно. — Какая жуть! — Доктор, а как его звали? Накаджима спокойно поясняет: У нас нет данных о личности покойного, они держатся в секрете. Только номер, 888. Чуя не торопясь рассматривает руку, туловище и ноги. Ему страшно смотреть на лицо. Наконец он не выдерживает воодушевленного обсуждения вокруг и смотрит на лицо и плечи. Кто же этот изящный покойник? На первый взгляд обычное лицо, ну как обычное, без следов кожи, сморщенное, желтое. Чуе хочется отвернуться в отвращении, но он продолжает рассматривать. — Смотрите, у него была татуировка! — раздается восхищенный возглас. — Где? — первый студент показывает рукой любопытным товарищам. К ним присоединяются другие. — А размеры у него ничего были! — Молодые люди, имейте совесть! — строго произносит Накаджима. Чуя смотрит куда показывают руки ребят и замирает. Он стоит не шевелясь и не мигая несколько минут и профессор Накаджима истолковывает это по своему. — Чуя Накахара, вы на удивление радуете меня сегодня. Ребята, посмотрите на Чую. Он спокойно стоит и изучает «образец» без этих ваших шуточек и улюлюканий. Чуя, возьмите скальпель и сделайте надрез. — Чуя? Рука не смотря тянется за скальпелем и парочка других инструментов со звоном падают на пол. Дрожащую руку подносят к коже и слегка надавливают. Чуя замирает. В глазах начинает предательски щипать. Чуя роняет скальпель и выбегает из аудитории, широко распахивая тяжелые белые двери. «Чертов Осаму Дазай. Ты устроил мне сюрприз даже после собственной смерти.»