Мгла

Отряхнувшись от хлопьев снежинок, Лина неторопливым шагом ступает на порог центрального универмага Казани. Мерцающий свет, яркие украшения и запах выпечки, все это напоминало о приближающемся празднике. Этим утром календарь пестрил новой датой — двадцать девятое декабря, что означало одно — у Аксеновой осталось всего несколько дней на выбор подарка для бабушки. Проходя очередной магазин, мысли девушки витали в другом направлении, абсолютно далеком от целей этой прогулки. Последних три дня она пребывала в тревожном состоянии. Впервые за несколько лет, прилежная виолончелистка даже осмелилась пропустить репетицию, за что еще больше корила собственную слабость. Но причины на то были весомые. Несмотря на упорные сопротивления, тот день, назойливым воспоминанием засел в истерзанном мыслями разуме. По возвращению домой, Аксенова абсолютно утратила восприятие реальности. События смешались в один сгусток необъятной боли и такого же наслаждения, что переплетались в одно целое. Ей было стыдно. По началу за то, что она подпустила, позволила этому человеку приблизиться к ней так, как не позволяла никому другому. Туркин должен был стать последним из вариантов для такой близости, и аргументов на это было немалое количество. Начиная от того, что он участник криминальной группировки, заканчивая тем, что он жених её подруги. Пускай и бывший. Господи, она никогда не могла и помыслить, что окажется в подобной ситуации. Это противоречило каждой морали, каждому принципу, которыми ее напитывали с самого детства. Сказки Надежды Алексеевной были неотъемлемой частью жизни девочки, с юных лет она с упоением слушала истории о настоящей любви, непоколебимой верности и чистоте добродетелей. Все эти понятия были диаметрально противоположны тому, что происходило сейчас, в этой-её суровой реальности. Синеглазая пусть и не мечтала о принце на белом коне, да и не грезила отношениями, но и к такому жизненному повороту, была не готова. Однако, не только это терзало девичью совесть. Наибольшим потрясением для Лины стала она сама. Лежа в собственной постели, смыв остатки его бесстыдных прикосновений, она приняла одну неизбежную истину. Как бы не хотелось противиться этому осознанию, оно было неизбежным. Все её слезы, сопротивления, попытки прекратить опасную близость, действительно были продиктованы страхом. Она так яростно и отчаянно бежала от чувств, именно тех, что и настигли её в момент их соприкосновения. Аксенова всецело понимала: как только она попадает под власть его рук — тело становится самым подлым предателем. Боль, страх, наслаждение и полная безвольность, весь этот спектр она ощущала пред несгибаемым напором Туркина. Стало невыносимо от самой себя, хотелось сбежать, подальше и желательно навсегда, только бы избавиться от его подчиняющей власти. Последняя надежда была на то, что после озвученного диагноза, Валера утратит свой нездоровый интерес. По крайней мере, его потрясенный взгляд и последующее отсутствие каких-либо встреч, заставляли верить в это. Так и прошли последних шестьдесят четыре часа — в компании горьких слез, смешавшихся со стыдливым, алым румянцем. Отвадив нахлынувшее наваждение, девушка продолжила незатейливый путь по просторам магазинов. Муки выбора заканчиваются, когда брюнетка примечает на высоте полок, необычайной красоты чайный сервиз. Надежда Алексеевна была заядлой любительницей чаепитий, вместив в кухонном шкафчике немыслимые разновидности травяного напитка. Уголки губ приподнимаются, она уже видит это деланное возмущение на лице женщины, что несомненно будет ворчать о дороговизне подарка, а после поспешит звонить соседке с довольными возгласами.

***

Концертный зал заполнен практически полностью. Последнее выступление в этом году, многие горожане поспешили наполниться атмосферой и непередаваемым духом грядущего праздника. Невзирая на неутихающую метель, множество гостей обличились под стать роскошествам театра, кое-где презентабельные костюмы, а на бельэтаже виднелись дамы в сверкающих платьях. Лина придерживалась классического наряда для выступлений: брюки с высокой посадкой и молочного цвета блуза. Лишь одна деталь отличала этот образ от повседневного, помимо приталенного кроя, спину украшал внушительный вырез, что открывал вид на острые лопатки, доходя практически до поясницы. Конечно, Петр Павлович одарил её строгим взглядом, ведь на сцене оркестр обязан был соблюдать сдержанный стиль. На это немое замечание, девушка лишь откинула назад копну волос, дабы прикрыть следы своей небольшой вольности. Легкий мандраж подступает к горлу, отсутствие репетиций заставляет переживать о качестве предстоящего выступления. Преодолев неуверенность, Аксенова прикрывает глаза, концентрируясь только на своих ощущениях. Лишь изредка, мельком поглядывает на дирижера в попытках сохранить нужный ритм. Программа была под стать празднику, сюита Чайковского из балета «Щелкунчик», приводила в чуть-ли не детский восторг, который омрачала лишь одна мысль. Бабуля почти-что слезно извиняясь сообщила, что новогоднюю ночь проведет в семейном кругу сестры. Ругая себя всей возможной бранью поведала о том, как приобрела не тот билет, и конечно же, в канун такого празднества заменить его было невозможно. Легкая печаль окутала брюнетку в свои объятия, но она решительно настроилась не поддаваться гнетущему чувству — завтра нарядит елку а тридцать первого обязательно накроет на стол, пускай и в гордом одиночестве. Возможно ей и хотелось бы созвать гостей, но подруг в жизни девушки было весьма скромное количество, и те уже обзавелись собственными семьями. Нина же, после того дня так и не объявлялась, что даже настораживало синеглазую. Возможно обиделась, ведь вместо нужных вещей, Лина лишь вернула ей ключ, с откровенно лживой историей, о том как Туркин не впустил её в дом. Иного исхода и не предполагалось, после таких событий, совесть съедала Аксенову заживо, так что о дружбе можно было забыть. Новый взмах смычка сопровождается стойким ощущением — за ней наблюдают. Конечно это оправданно очевидным фактом — она на сцене. Однако тревожное предчувствие наталкивало на иные мысли, причина которых располагалась на заднем ряду партера. Сквозь распространившийся полумрак, девушка распознает знакомый, мужской силуэт. Для продолжительного разглядывания, не предоставляется возможность, все внимание вновь обращено к финальным аккордам композиции. Концерт завершен. Непромедлительно откланявшись, Лина удаляется со сцены, сверля взглядом ковровое покрытие. Казалось она только избавилась от преследующего, вездесущего наваждения. Но нет. Снова этот трепет, не иначе как обжигающей кислотой переливался в пустом желудке. Забежав в закулисье, запирается в небольшой каморке, что служила гримерной для артистов балета. Включив свет на дальнем зеркале, глядит на свое отражение, повторяя глубокие вдохи, в попытке успокоить подступающую панику. Может ей просто показалось? Ладони прислоняются к горящим щекам, брюнетка мечется по маленькому пространству как птица в клетке. Нет. Она не выйдет. Если Туркин там, можно быть уверенной, он несомненно подловит её, и вновь разгромит все барьеры, что она так старанно строила. Проходит десять минут. Двадцать. Снаружи звуки стихли, оставляя глухую тишину, что словно вакуумом окружала девушку. Однако, назвать Лину любимицей судьбы весьма сложно, ведь в который раз она не благоволит её молитвам. Дверь распахивается, резким движением отбиваясь об стену, а за ней — источник её волнующего страха. И вид его… повергает в еще большее оцепенение. В слабом свете желтой лампы, его лицо, истекающее кровью, смотрелось по меньшей мере устрашающе. Но при этом, не менее притягательно. Зеленые, пронзительные глаза, горели каким-то сумасшедшим огнем на фоне красных разводов, расплывшихся от виска. Как только взгляды соприкасаются, девичье сердце пропускает два удара за раз. Она вынуждена зацепиться ладонью за стол, дабы не свалиться прямо в эту же секунду. Взор Турбо проницательный, непоколебимый, следил за ней не моргая, пока широкие шаги сокращали дистанцию. Громкий хлопок двери заставляет вздрогнуть всем телом и сглотнуть остатки карамельного леденца. Пока расстояние ещё приемлемое, пока она не учуяла его запах, терпкий и головокружительный, она произносит твердое: — Не подходи. Хищная ухмылка, в обрамлении кровавых следов, становится ответом на её жалкую попытку контролировать ситуацию. В два счета, парень вновь возвышается над ней, буквально перекрывая свет своей рослой тенью. И все же, рана на его голове вызывает в синеглазой тянущее беспокойство. Ей хочется отрезвить себя, ударить, заставить прийти в чувства. Какая же она глупая. Переживать стоит за тех, кто попал в его безжалостные руки. Возможно их уже нет в живых. — Ты убил кого-то? — голос дрожит, несмотря на попытки вернуть ровный тон. Тихий смешок вырывается из уст, пока зелень глаз скользит по её лицу, рассматривая бесцеремонно и неприкрыто. От такого внимания в брюнетке зарождается щемящая неловкость. — Нет, Ангел. Сегодня погиб только я. — голос лишен веселья, несмотря на широкую улыбку. Аксенова, также, под стать его взгляду, осматривает каждую черту напротив. Пульс стучит в ушах, присутствие Турбо напрочь уносит её способность к адекватному мышлению. — Сыграешь на моих похоронах? Хочу слышать тебя даже там — он глядит не иначе как завороженный, а голова склоняется набок, в попытке поймать её взгляд. Эта реплика вызывает в девушке новую, добивающую волну неуместного волнения. — Что ты несешь? — едва слышимый шепот. — Да, то блять, что я умираю, — такое красивое лицо теряет всякое подобие добрых черт, маска слетает, а за ней остается только жесткость глаз и твердость сжатой челюсти. — Я уже третьи сутки сплю не больше двух часов, — последний шаг вынуждает её оперется на стол — и все из-за тебя. Пробудившееся негодования уже по обычаю, затмевает собой перепуганный рассудок. Вскинув подбородок, дабы не потерять внимание его взора, поражается наглости предъявленных обвинений. — При чем тут я? Может совесть проснулась? — не успевает договорить, как сразу наблюдает яростью пылающую зелень. Беспристрастное лицо приближается к ее собственному, а сильная рука обхватывает линию челюсти, вынуждая поддерживать непрерывный контакт. — Ты все еще надеешься, что она у меня есть? Неуемный страх вновь смешивается с трепетом от его касаний. Взгляд скользит по кровавому следу, от острых скул, постепенно переходя к полному изгибу губ. Подметив это, Туркин судорожно сглатывает, нервно проводя языком по губам. — Не смотри на меня так — голос настолько низкий, что она не сразу распознает его в своем помутненном состоянии. — Как? — собственный шепот звучит так же незнакомо. — Так, будто я могу еще на что-то надеятся — хватка не теряет силы, пока вторая рука в противоречащем, нежном касании убирает упавшую прядь с лица. Головокружение вновь сопровождает их встречу, из помещения будто выкачали весь кислород, разум отказывается контролировать ситуацию, отдавая правление лишь чувствам. И тогда она делает то, чего не должна была ни под каким предлогом. Привстав на носочки кожаных сапожек, кое-как дотянувшись, оставляет невесомое касание на его щеке, полностью покрытой уже высохшей, соленой кровью. Запах парфюма и сигарет щекочет рецепторы обоняния, а в голове воцарилась звенящая тишина. Отстранившись видит один только нечитаемый взгляд и ходящие на скулах желваки. Господи, что она делает. — Это был твой последний шанс, на то что я оставлю тебя. — угроза раздается прямо над её ухом — Теперь его нет. Аксенова не успевает моргнуть, как её подхватывают сильные руки, усаживая прямиком на гримерный стол. Все содержимое скинуто вниз с оглушающим грохотом, но обрушившийся на неё болезненный поцелуй не позволяет обратить на это внимание. Ноги дрожат от первого же, оставленного на нижней губе, укуса, а вкус крови на языке только подкрепляет уверенность — все это абсолютно ненормально. Ей хочется плакать, раздаться горькими слезами, ведь не может быть поцелуй убийцы настолько волнующим. Его тело, крепкое и внушительное прижимается с такой силой, что она не в состоянии вдохнуть. Одной рукой раздвигает сомкнутые бедра, моментально прижимаясь своим возбуждением, не оставляя и сантиметра для того чтобы сдвинутся. Кажется это стало последней каплей, не сдерживаемый всхлип передается вибрацией по губам, когда парень издает протяжное мычание. Слегка толкается бедрами, создавая трение между ног, из-за чего все тело горит обжигающими импульсами. Так же внезапно он расцепляет поцелуй, оставив последний укус, соприкасается с её лбом, произнося измученным хрипом: — Нет.

***

Это стоило ему невероятных усилий. Лина недоуменно пробегается опьяненным взглядом по его лицу. Стыд мгновенно подкатывает к девичьим щекам, а глаза в смущении опускаются вниз. У него трепещет в животе от таких неприкрытых эмоций. Коснувшись пальцами изящного подбородка, возвращает внимание синих омутов. — Не здесь. Блять, с кем угодно но только не с ней. Даже невзирая на то, что её непорочный образ вызывал в нем одни лишь греховные мысли, трахнуть её в пыльной гримёрке было не тем, чего он желал. Однако, медлить также не было сил. Обхватив тонкое запястье, без промедлений направляется к выходу. В просторах гардероба находит уже знакомое пальто, одевает его на девушку, поспешно застегивая пуговицы под её ошеломленный взгляд. Жалящий мороз моментально охлаждает разгоряченную кожу, пока они преодолевают путь к машине. Устроив брюнетку на переднем сидении, быстрым темпом направляется к водительскому месту. Рана на голове отдает ощутимой болью, но это беспокоило в последнюю очередь. Отчаявшийся от нескончаемой бессонницы Валера, отправился на ринг, в надежде отключиться хотя бы на какое-то время, а лучше заработать удар несовместимый с жизнью. Наваждение с именем Ангелина, не сходило с того самого дня. Ночью все только ухудшалось, казалось его кошмары во снах приобретали новые смыслы, окровавленная девушка буквально отпечаталась на обратной стороне век. Алкоголь также не помогал, скорее наоборот, подкидывал еще большее количество непрошенных мыслей. Сегодня он сдался. Последний удар от Зимы, по всей видимости выбил все остатки выдержки, как результат — он прямиком из подвала помчался в театр. Ленивая угроза и несколько купюр обеспечили ему проход даже в таком неприглядном виде. Как только парень увидел на сцене её, осознал — по другому уже не будет. Не получится сделать вид, будто ничего не происходит. Главные улицы горят разноцветными огнями гирлянд, пока Турбо отчаянно мчится, нарушая всевозможные правила движения. Осмелившись кинуть взгляд на спутницу, подмечает проснувшуюся в ней неловкость: миниатюрные ладони нервно сжимают сиденье, а губа закушена в болезненном захвате. Руки с разбитыми костяшками сжимаются на руле. Она сама его поцеловала. Своим гребанным, невинным касанием щеки. Что бы она сейчас не сказала, не сделала, уже ничего не изменить. Он закончит начатое, и возможно тогда это безумие ослабит свою болезненную хватку. Продолжая удерживать запястье, парень распахивает дверь собственной квартиры. Стянув с дрожащей брюнетки верхнюю одежду, опускается к полу, дабы расстегнуть замок на её сапогах. Блять, что с ним такое. Он в жизни подобного не проделывал, но вот, прямо сейчас он на коленях. И самое дерьмовое — он готов на них стоять, хоть всю ночь, только бы увидеть ту заветную толику надежды на её расположение. Оказавшись в гостиной, Лина предпринимает первые попытки к сопротивлению: выдергивает руку, намереваясь покинуть комнату. Конечно же дверь закрывается прямо перед её носом. — Больше ты не уйдешь. — фраза невольно вылетает из уст, парень даже не успевает помыслить о её значении. Аксенова останавливается, переводя синеву глаз прямиком к его твердому взгляду. — Ты не только убийца, но еще и насильник? Терпения больше нет. Кипящий гнев, так долго сдерживаемый, выходит наружу, вынуждая толкнуть хрупкое тело к стене. Подойдя ближе, хватает тонкую шею, тем самым припечатав девушку к месту. — Я буду кем угодно, только чтобы это не заканчивалось. Откровения поражают брюнетку не меньше чем его самого, тонкие пальчики сжимаются в попытке причинить боль, но ни один мускул не дрогнул на его лице. Пульсация в виске оповещает о вновь открывшейся ране, небольшая струйка крови стекает по скулам, капая прямиком на светлую блузу. Взгляд парня переходит к багряным пятнам, что украшают тонкую ткань на девичьей груди. Лина не дышит, лишь наблюдает за ним своим потерянным взглядом, как в день их первой встречи. Напряжение становится невыносимым в момент когда тонкие пальцы легкими, словно крылья бабочки, касаниями, очерчивают кровавый путь на его лице. Медленным движением, не иначе как в страхе спугнуть, он касается губами её разгоряченного лица. Сначала неторопливо, едва соприкасаясь, наконец-то выбивает из девушки глубокий вздох. Вторая рука ложиться на оголенную спину, вызывая трепетание во всем теле. Кожа её, такая мягкая и теплая, он ловит себя на мысли, что готов касаться её часами. Приблизившись к влажным губам, проходится языком по верхней, под очередной девичий вздох. Только от этого мимолетного звука, член наливается кровью, болезненно упираясь в ткань брюк. Поочередно посасывает верхнюю и нижнюю, понимая что медлить уже нету сил. Короткие ноготки впиваются в плече еще яростнее, вынуждая сжать ладонь на трепещущем горле. Ощутив легкий укус на своем языке, туман вожделения окончательно застилает остатки контроля. Рывком стягивает тонкую блузу с утонченных плеч, и все так же, удерживая шею, отстраняется. Открывшийся вид еще глубже погружает в мрак, граничивший с отчаянной похотью. За скромным одеянием скрывалась молочная грудь, таких аппетитных форм, что ему пришлось сглотнуть подступившую слюну. Она вздымается как только широкая ладонь накрывает её сквозь тонкую ткань бюстгальтера. Ловкие пальцы находят возбужденный сосок, не щадя, чередуют сжатия и поглаживания, под аккомпанемент тихого хныканья. Блять, как бы не кончить прямо сейчас. Рука на шеё сменяется губами, что с нескрываемой жадностью оставляли краснеющие засосы. Лина прикрывает глаза, и он видит. Видит эту внутреннюю борьбу, то как она отчаянно пытается закрыться от собственного удовольствия. Пробудившийся гнев вымещается на застежке женских брюк, что отлетает под его напором. Не церемонясь пробирается под ткань трусиков, скользнув по гладкости нежной кожи, находит обжигающую влажность складочек, от чего у девушки моментально подкашивает ноги. Это прикосновение отдает током и по нему, но сжав челюсть парень продолжает эту мучительную пытку. — Закрытые глаза не помогут сбежать от реальности, когда я начну тебя трахать. Распахнувшийся взгляд становится стеклянным, она пытается ответить на его реплику, но раздается только хныканье от очередного кругового движения вокруг клитора. На последнем издыхании, он продолжает впитывать каждый её стон своими губами. Отстранившись на миг, обхватывает тонкую талию, легко подхватив на руки направляется к дивану в несколько скоропостижных шагов. Откинув девушку на кожаную обивку, рывком избавляет дрожащие ножки от тесноты брюк. Теперь перед ним открылось еще множество сантиметров гладкой мягкости её тела. Мокрое пятно на трусиках вынуждает вновь прижаться ладонью, параллельно сжимая кремовые бедра до синяков. — Ты девственница? Сладкий вздох перебивается пламенным взглядом васильковых глаз. — Это так важно? На секунду он медлит. Прозвучавший вопрос рушит остатки всех его убеждений. В этот самый момент, когда ангельской чистоты девушка, лежит под ним, сверкает слезами, что обезоруживали, уничтожали, болезненное осознание зарождается в его душе. Все то, чем он жил раньше, его нерушимые принципы, непоколебимые идеалы, теперь не имели значения. Имела значение только она. И уже не важно, был ли кто-то до него. Важным стало лишь то, чтобы не было никого после. Завороженный взгляд скользит по её телу, полностью пораженным таким влиянием. Парень в силах лишь мотнуть головой в отрицании. Быстро стянув собственную рубашку, цепляет застежку лифчика, тут же припадая губами к возбужденному соску. Руки трясутся от переизбытка возбуждения, но он безостановочно скользит по стройному телу, изводя себя этим исступлением. Приспустив свои брюки избавляется от остатков её белья. Девичье лицо раскраснелось, и от этого у него с еще большей силой щемит в груди. Мокрые ресницы вновь прикрывают глаза, когда головка затвердевшего члена скользит по её истекающими влагой складкам. Голова кружится, но даже этого Туркину недостаточно. Нависнув над ней, проводит рукой от шрама, что заставлял сглотнуть болезненный ком в горле, прямиком к заалевшей щеке. — Открой глаза. Как только девушка подчиняется, он проталкивается одним резким движением, от которого перед глазами вспыхнули темные пятна. Чувство будто он падает, или наоборот воспаряет, но суть в том, что Валера не способен сделать и вдоха. Несколько секунд уходит на то, чтобы вернуть зрение в норму, синева её радужки — единственное на чем способно сфокусироваться внимание. Подавшись назад повторяет движение, сквозь невероятную тесноту, от которой блять хочется кончить в эту же секунду. Опустив взгляд к месту их соединения, все внутренности опаляет огнем. Девичьи бедра, так плотно прижатые к нему, были окрашены в его любимый цвет — красный. Между ними не было ничего, только кровь, чистая и непорочная. — Первый. — новый толчок сопровождается смешанными стонами — И последний. Его захлестывает собственнический порыв, череда жестоких укусов покрывает шею, утонченные ключицы и мягкость груди. Слезы текут рекой, пока он пьет каждую каплю крови проступающую на светлой коже. Вкус, запах, эти звуки, такие умоляющие, сводят его с ума. Парень осознает — первый раз не должен быть таким. Но по другому он не может. Лина действовала на него самым опасным образом, любые остатки контроля испарялись при первом же соприкосновении с её телом. Хныканье, в тандеме с нежностью её рук, что скользили по окровавленному лицу, не дают и шанса остановится. Он продолжает ритмичные движения, с грубой силой, сжимая ладони на нежной коже бедер, фиксируя их положение. Из раза в раз, он продолжает это безумие, с каждым толчком подавляя любые попытки к передышке. Волосы с карамельными бликами, обрамляли румяное лицо, когда новый, особо глубокий толчок выбивает из неё стон, протяжный и мучительный. Он видит как её переполняет наслаждение, чередуясь со вспышками боли, видит как дыхание перехватывает, в такт его собственному. Рука, украшенная проступающими венами, скользит вниз, большой палец сразу же находит пульсирующий клитор, надавливая легкими касаниями. Ноги обвивавшие его талию начинает потряхивать, а грудь покачивается от ответных движений. Бедра делают оборот, задевая все чувствительные точки её обжигающей узости. Рык звучит в унисон девичьим рыданиям, парень не уверен сколько времени это длится, но кажется уже целую вечность. Несколько секунд отделяет его от того, чтобы потерять сознание. Прижавшись всем телом, меняет угол проникновения, но не замедляется, неустанно подчиняет её сумасшедшему ритму. Безжалостный укус в шею, подталкивает Лину к краю. Слабое тело, сотрясается под ним, доводя тем самым до его собственного предела удовольствия. Он кончает следом, едва успев выбраться из тисков сжимающегося от оргазма лона. Прислонившись к ней лбом, ловит каждый судорожный вздох, наблюдает за бурлящим океаном в её глазах. Он тонет в нем, и даже не ищет спасение. В момент, когда парень слушает неравномерное биение девичьего сердца, ему кажется весь мир сузился до одной лишь этой комнаты. Не существует больше ни улицы, ни пацанов, ни погрязшей в криминале страны. Кажется и жизни, его собственной больше нет. Осталась лишь она — его боль и страх, его безумие и наслаждение. Туркин сцеловывает каждую новую слезинку, что скатывается на румяном лице, и не отстраняется ни на секунду. — Мне страшно — слабый голос нарушает тишину. Несколько мгновений парень упивается каждой её чертой, изумляясь такой чистой безупречности. Взгляд переходит к внушительному шраму на груди, пальцы сквозь мелкую дрожь, оглаживают его по всей длине. — Мне тоже. — признание слетает с уст так легко, будто между ними не осталось тайн и недомолвок. — Но пути назад уже нет.

***

На часах шесть утра. Валера поспал всего несколько часов, прижавшееся женское тело стало причиной раннего пробуждения. Впервые за последние два месяца, он спал без кошмаров. И впервые в жизни он делил с кем-то постель. Ни Нина, ни любая другая девушка не задерживалась в его кровати дольше, чем того требовалось для удовлетворения сексуальных потребностей. Ночью, спустя полчаса многозначительных взглядов, Лина уснула, и без лишних раздумий он перенес девушку в спальню. Хотел было удалиться обратно, на диван, но вид её, такой чертовски уязвимый, не дал отступить и шага от кровати. Сейчас, в темноте раннего утра, парень в который раз рассматривал её как в первый. Хрупкая фигура утопала в его футболке, водопад волос был разбросан по подушке, а ладонь была подложена под розовую щечку. Он боялся собственных реакций, ведь наблюдая за этой невинностью, запятнанной разнообразными следами его страсти, возникало одно лишь желание. Запереть её здесь и не показывать никому и никогда больше. Собственнические порывы граничили с безумием, бывалые надежды на то, что секс усмирит его помешательство, рассеялись как туман поутру. Приподнявшись, нехотя отрывает взгляд, ступая на кухню. Возможно, несколько сигарет помогут прояснить разум. Наблюдая за видом из окна, прикидывает сегодняшнюю дату. Тридцатое декабря. Приоткрыв окно, запускает мороз в компании залетевших снежинок, и щелкает металлической зажигалкой. Вместе с этим щелчком, по затылку приходится внезапный удар. Такой силы, что среагировать не было и шанса. Картинка метущего снега сменяется полной, кромешной темнотой. Последний образ мелькнувший перед отключившимся сознанием — мирно спящая Ангелина, окруженная белоснежными простынями его постели.