Собери полынь, будем бесов изгонять.

      Далеко не в первый раз Даламар открывает глаза в темноте своей комнаты, слушая бешеный стук собственного сердца. В штанах мокро, на лбу испарина, и тягучая пустота с усталостью дрожат в теле. *       – Даламар, – Рейстлин деланно сосредоточенно расчленяет апельсин, рассматривая ученика лишь краем глаза.Тот как-то странно вздрагивает, морщась и падая на кресло напротив Рейстлина. За драгоценную минуту до того, как молодое статное лицо покроется шрамами старения, маг успевает разглядеть залегшие синяки под глазами, сухие губы, и безэмоциональный пустой взгляд, которым эльф смотрит на, казалось бы, любимую им овсянку. Усталость эльфу не идёт. – Ты вообще спишь? – недовольно фырчит Рейстлин. – Мне нужен ученик, а не овощ, спарившийся в водке, – заявляет он и особенно недовольно кусает кислую дольку. Даламар как-то неестественно кривится, кончики ушей краснеют от стыда, и где-то в груди поднимается ком, отдалённо напоминающий возбуждение, от одного лишь косвенного упоминания влажных снов, в которых Рейстлин творит с ним... отнюдь не магию. По крайней мере в привычном понимании этого слова. Даламару кажется, что в последнее время он прибывает лишь в двух состояниях – возбуждение и усталость. – Сплю, шалафи, – с огромным усилием выдавливает Даламар, ковыряя кашу. Так сплю, что вам, слава Такхизис и всем прочим богам, и не снится. Рейстлин хмурится, серьёзнее глядя на эльфа. Как-то не так он чувствуется, как-то непонятно, и магу почему-то кажется, что в воздухе витает донельзя сладкий запах, остающийся на кончике языка сахаром, который хочется сплюнуть. Может, так пахнет усталость этого эльфа? Хотя живут вместе отнюдь не недавно и подобного за учеником ранее не наблюдалось... *       Даламар скулит, толкаясь в жаркую руку, и со слезами на глазах прикусывает губу от душащего удовольствия. Он знает, что не Шалафи сейчас так сладко проводит по его губе, и горячо облизывает кончик уха, дрожащего от удовольствия. Нет мягкого запаха роз, нет тлена, только сладость, от которой хочется то ли задохнуться, то ли выскочить на свежий воздух, но удовольствие приближается к пику, и Даламар послушно ускоряет движения. Через мгновение изливаясь на сжатую ладонь. Оргазм кажется настолько сильным, настолько прошибающим, и совсем не похожим на скудную реальность, что эльф, дрожа, выгибается всем телом. Слышится чей-то смешок, отдалённо похожий на смех его учителя, и дарящая удовольствие ладонь на миг сверкает острыми когтями, испаряясь. Даламар вновь, задыхаясь, смотрит в потолок своей спальни и чувствует себя настолько вымотанным, что хочется то ли выть, то ли плакать. *       Рейстлин, совсем не стесняясь нецензурных выражений, подлетает к эльфу с какой-то агрессивной заботой, раздвигая прожженные и всё ещё дымящиеся ткани ученической мантии на предплечье. Даламар что-то восклицает и морщится, пытаясь замереть неподвижно. Почему-то сил на выдержку не находится, и эльф, воспитанный в доме слуг, пугается этой заминки больше, горящей раны на плече. – Даламар, мать твою Арджент, – шипит Рейстлин, выливая какой-то бурлящий пузырёк на рану, и под болезненные вскрикивания эльфа, закатывая глаза, дует туда же. – Мне стоит напомнить о технике безопасности? Ты не имеешь права появляться на моих занятиях и вообще использовать сложные, тем более – акцентирует маг, – огнеопасные заклятия в состоянии изменённого сознания, – рассержено шипит Рейстлин, пальцами осторожно втирая какую-то противоожоговую мазь в покрасневшую кожу. – Я в абсолютно адекватном состоянии, шалафи, – вскидывается оскорблённый эльф. – Ты не смог поджечь камин, – парирует Рейстлин и многозначительно поджимает губы, добавляя ещё мази, и тут же морщась – И чем, Такхизис возьми, от тебя несёт? – Рейстлин брезгливо хлюпает носом, снова улавливая приторно сладкий аромат каких-то неизвестных ему ягод. Даламар хмурится и сначала совсем не по-эльфийски нюхает свою, совсем новую рубашку, а затем цепляет на палец прядь волос и подносит к носу. Ничего необычного не обнаруживается, и он осторожно-вопросительно смотрит на мага. Тот так же хмурит брови и склоняется ближе, утыкаясь носом в чёрные волосы, впрочем тут же кривясь отстраняется. – Нежитью какой-то, – тихо заключает он, – иди в ванну, возьми масло с беленой и отмойся с ним как следует. Если не пройдёт, придётся проверять тебя на наличие подселенцев. *       Босыми ногами по каменному полу – холодно. Взрывающийся страшными раскатами гром за окном – неуютно. Даламар невольно ускоряет тихий шаг, голых ног, подбираясь к своей цели ближе и ближе. Из комнаты дрожащей полоской льётся свет, и эльф замирает, ёжась, то ли от холода, то ли от страха. Из окна в каких-то паре метров от него, резко бьёт молния, и следом гремит гром. Даламар живо стучится в дверь, поджимая уши, и надеясь, что его как можно быстрее впустят в безопасное и тёплое укрытие. Призрак, колышущийся в углу коридора, только прибавляет желание, поскорее сбежать и спрятаться в уютное гнездо чужих одеял. – Входи, – слышится приглушенный голос, словно маг совсем не удивлён, и Даламар, пытаясь скрыть свои движения напуганного ребёнка, побыстрее заходит в комнату, скрываясь от мрачного тёмного коридора за дверью. У Рейстлина тепло, камин у стены приятно потрескивает, и хочется сразу сбросить с себя душный плед. Эльф виновато склоняет голову. – Извините, шалафи я... – Я знаю, – так же тихо отвечает Рейстлин, бесстрастно указывая рукой на кровать. Даламар расслабленно выдыхает и скидывает с себя плед на стул, вместе с по-детски глупым, но сильным, напряжением. Пару тихих шагов, и эльф совсем расслабляется, укутываясь в чужое одеяло. Знакомый запах заставляет зарыться носом в подушку, помятая простыня приятно гладит тело. – Не строй из себя героя, всё равно к стене ночью поползёшь, а мне из-за тебя просыпаться, – язвит маг, не отрываясь от своих дел. Даламар послушно перекатывается к стене, и взору открывается до нельзя уютный Рейстлин, на фоне камина, с пером в руках. Брови нахмурены, но не от гнева, а лишь от занятости, спина привычно согнута, и Даламару до жути хочется размять её, предполагая, сколько уже его шалафи так корпит над работой. У Даламара есть все шансы. Комната у мага маленькая, и ему стоит лишь сесть на край кровати, чтобы дотянуться до своего учителя, и боком упереться в деревянный стол. Эльф лишь устраивается поудобнее, умиротворённый чувством безопасности. Только назойливые мысли не дают покоя, но Даламар всё же не оставляет надежды, что этой ночью, рядом с магом, сны обойдут его стороной. Иначе будет жутко неловко объясняться, почему эльф, как подросток, просыпается посреди ночи, со стоном и спермой в штанах. Есть ещё подозрения, что по ночам он зовёт Рейстлина вслух, отнюдь не напуганным голосом... Даламар пытается прогнать прочь свои переживания, и поудобнее устраивается в нагретом одеяле. *       Рейстлин привык спать с эльфом в моменты, когда погода бушует настолько, что даже самые страшные и тёмные маги прячутся по своим укрытиям. Для Даламара укрытием, как ни странно, оказался мрачный учитель, и никто, в общем-то, не возражал. "Только бы учился исправно хорошо", – решил Рейстлин и почти не имея права голоса, позволил заключить себя в медвежьи объятия, как оказалось, сильного эльфа, в их первую серьёзную грозу. Рейстлин привычно уткнулся в чужую макушку, совсем не поучительски закинув уставшую руку эльфу на плечо, и провалился в приятное забытье, стараясь не обращать внимания на мерзкую сладость, которая будто сдерживалась, чтобы выплеснуться в воздух своей полной силой. Надо будет всё же проверить Даламара на предмет проклятий и демонов. *       Вот только пробуждение оказалось не таким же приятным, как ночные валяния. Рейстлин что-то недовольно шипя, лениво приоткрыл глаза, собираясь угомонить ворочающегося эльфа, но вместо ожидаемой картины недовольного невозможностью уснуть Даламара, он обнаружил дрожащего с приоткрытым ртом эльфа. Через пару секунд ученик что-то простонал, вцепляясь в ночную рубашку мага, и совсем недвусмысленно выгнулся, блаженно жмурясь, и заставляя мага почти ошалело уставиться на него. Через мнгновение в нос ударяет едкий ягодный запах, и Маджере закашливается, выпрямляясь на кровати. Кажется, что сладость заполнила всё помещение, не давая и шанса свободно вздохнуть. Маг хватается за посох и усилием воли, перестав чертыхаться и задыхаться, быстро шепчет что-то изгоняюще-защитное. Даламар под боком как-то нервно задергался, а затем с полукриком-полустоном подскочил на кровати, тяжело дыша и нервно ощупывая все части тела, словно проверяя, на месте ли они. – Завтра собери полынь, будем бесов изгонять, - сипло шелестит маг, дрожащими в замешательстве пальцами проводя по седым волосам и далеко не сразу замечая ошарашенный взгляд эльфа, которого бьëт, судя по всему произошедшему, дрожь возбуждения. Рейстлин тяжело вздыхает, падая обратно на подушку. – Иди в ванну, приведи себя в порядок, и спать. Завтра... всё завтра... *       Даламара колотит натуральная дрожь, пока он нервными, резкими движениями пытается то ли умыться, то ли вытравить из себя мысли о своих ночных выкрутасах. Даже несмотря на скорее обеспокоенный взгляд мага, и к удивлению эльфа, разрешение продолжить сон не в своей комнате, а под боком у мага, хоть гроза и сбавила свои обороты, где-то под ложечкой сосало, а в груди бесновали страх и жуткий, жуткий стыд. Даламар силком тащит себя вниз на кухню и тихо шагает к своему стулу, боясь и взгляд на мага бросить. Хотя судя по звукам, тот вполне умиротворенно ковыряет яичницу и привычно постукивает по кружке. Молчание прервать страшно, и эльф только пододвигается ближе к столу и делает горький глоток кофе. Только после этого получается промямлить невразумительное: – Спасибо за завтрак, шалафи. Рейстлин в ответ спокойно угукает и стучит вилкой по своей тарелке, прежде чем тяжело вздохнуть. – Расслабься и выпрямись, как подобает. Даламар морщится, но усилием воли расправляет плечи, приподнимаясь над тарелкой, но всё же опасливо не глядя на мага. – О ком ты так усердно фантазировал, что даже в моей башне умудрился подцепить суккуба? Хотя по запаху, как оказалось, скорее инкуб, – как-то слишком весело вещает маг, и Даламар далеко не сразу понимает смысл его слов. А когда понимает, всё же поднимает голову, таращась на мага глазами по пять копеек. Неужели... Да не мог он своей влюблённостью довести до такого. Даламар нервно хватает хлеб, в попытке хоть чем-то занять руки. Рейстлин усмехается. – Не скажу, что горю желанием знать, с кем ты там в своих снах спишь, но тебе придётся мне сказать, для ритуала. Он напрямую зависит от мыслей и желаний человека, попавшего под влияние этого демона, – Рейстлин невозмутимо потягивает, судя по довольному лицу, кофе вместо отвара, а Даламар замирает, так и не откусив кусок хлеба. Ну нет. К такому он не готов. Признаться Рейстлину Маджере в своих фантазиях о нём же и в том, как и в каких позах он любил его последние несколько недель? Хуже только смерть, если не равносильна. Даламар издаёт какой-то жалостливый звук, желая спрятаться под стол и провалиться в бездну одновременно. – Даламар, – эльф всё же поднимает взгляд на учителя, на лице которого смешивается что-то между насмешкой и удивлением. Даламар неосознанно поджимает уши, – мне как твоему учителю плевать, фантазировал ты об эльфийках, девушках или овражных гномах, но ты сам себе поможешь, если дашь мне отогнать от тебя эту жуть, – абсолютно спокойно заключает маг и выжидающе смотрит на Даламара. У эльфа, кажется, внутри всё леденеет, и он только и может, что нервно стучать по столу. – Ну, – голос шалафи становится нетерпеливее, – кто тебе снился? – Вы... – эльф нервно проглатывает кусок яичницы, пытаясь насытиться вкусной едой перед смертью, и опасливо смотрит на Рейстлина, проверяя, когда же эта смерть настанет. Тот почему-то убивать его не спешит, а сначала медленно моргает, глядя на Даламара нечитаемым взглядом, рассеянно отпивает кофе и, наконец, спустя кажется вечность, тихо отвечает: – Овражные гномы и то были бы лучше. *       У Рейстлина получается сосредоточиться, наверное, только с третьей попытки, когда мысль о том, что одно неправильное движение и Даламар покинет свою жизнь раньше положенных ему семисот лет, наконец преобладает над, мягко говоря, удивляющей новостью. Понятное дело, что в Даламаре, несмотря на всю зацикленность на магии, бурлит молодая кровь, жаждущая любви и страсти, а в тёмной одинокой башне, где из живых существ только его учитель, выбора к кому испытывать влечение, как такового, и нет, но не настолько же... Рейстлину приходится признать, что эта непонятная влюблённость эльфа, перешедшая рамки восхищения им как учителем, ему даже льстит, но... оставалось слишком много этих "но". Рейстлин для любви не пригоден критически, и чтобы у него не колыхалось в сторону Даламара, как физически, так и душевно, партнёр в виде тёмного мага-затворника, который любые свои чувства и желания ставит на ступенек двадцать ниже магии, его ученику не подойдёт, и лучше даже не пытаться, чтобы не дай Такхизис кого-нибудь обнадежить. Рейстлин хмурится и наконец зачерпывает мерцающую светом и пахнущую гнилью жидкость в первый попавшийся под руку бокал. Небрежно вытирает стекающие остатки рукавом и поворачивается к эльфу. Даламар, совсем уж пришибленно склонив голову, сидит в кругу рун и ковыряет каменный пол лаборатории изящным пальцем. Рейстлин ловит себя на невольной жалости к не радивому ученику. Угораздило же... – Выпей и постарайся не выплюнуть. Даламар покорно принимает бокал, опасливо ёжась. Ещё и зашуганный. Рейстлин даже не знает, на кого из них двоих он злится больше. Ну а чего ты, Рейстлин, хотел? Бурчит подсознание. Ты одним своим взглядом можешь человека испепелить, понятное дело, твой ученик будет бояться, особенно после таких откровенных признаний. Даламар героически глотает зелье и зажимает рот тыльной стороной ладони, на глазах, конечно, выступает влага. Маг и сам знает, насколько это зелье мерзкое, но другого выбора нет. Остаётся молча гордиться выносливостью своего ученика и сыпать вокруг него полынь. Изгонять суккуба вовсе не сложно, но муторно и энергозатратно, до жути. Сначала зелье, потом вот эти все круги, ритуалы, словно Рейстлин не маг, а шаман какой-то, потом долгое чтение монотонных заклинаний. Маг морщится. Даламар, мало того, что возжелал своего учителя, так ещё и явно перестарался с этим... *       Рейстлин, развалившись на стуле у кровати эльфа, устало потирает переносицу, морщась от головной боли. Даламар упорно делает вид, что всё ещё не очнулся после ритуала, хотя его покрасневшие уши заметно подрагивают, а ресницы как-то слишком тревожно колышутся, словно он никак не может взять себя в руки. Рейстлин тяжело вздыхает. Тело кажется ослабшим, и ему точно нужен отдых, но Маджере всё ещё в состоянии существовать, оставаясь в здравом уме. – Даламар, – зовёт маг, но всё же решает не требовать с эльфа ответа, понимая, что тот и так сейчас не в адекватном состоянии от стыда и отделения себя от назойливой сущности, – успокойся наконец, никто тебя не убьёт и не выгонит. Уши эльфа пристыженно прижимаются ещё ближе к голове, и Рейстлин фыркает, – Приходи в норму. Завтра продолжим занятия. Если ещё что-то такое приснится, говори сразу, а то придётся повторять это всё, – маг устало взмахивает рукой, хотя эльф всё равно лежит с плотно закрытыми глазами, – предполагаю, что раз у тебя есть силы на то, чтобы притворяться спящим и от боли ты не кричишь, то я могу идти. Губы эльфа как-то слишком явственно и жалобно вздрагивают, и Рейстлин замирает на несколько секунд. Убеждая себя, что он лишь проверяет температуру, он коротко целует ученика в лоб, почти мгновенно отстраняясь. *       Вновь просыпаясь ночью от тянущего между ног возбуждения, Даламару хочется закричать от стыда. Он, морщась, лезет рукой в штаны и быстрыми движениями доводит себя до оргазма, мучаясь от необходимости вновь позориться перед шалафи, который наверняка уже ни во что его не ставит. *       Даламара почти трясёт, когда тонкие пальцы мягко ощупывают ожог на предплечье. Ему казалось, нет, он был абсолютно уверен, что после ритуала, когда тело вновь наполнилось силами, и разум, желанием помимо сношения, а сны стали менее яркими и более редкими, он сможет обо всём забыть. Нет, не сможет. Словно инкуб оставил после себя след, непрекращающегося жара.Каждое прикосновение – словно заклятие ползёт по коже, заставляя тело изнывать, а разум страдать от взаимности, которая никогда не случится. Возможно стоит сказать Рейстлину,что сны ему всё ещё снятся... Нет, это уже обычные фантазии, и не более, решает эльф. *       Рейстлин делает вид, что не замечает возбуждения Даламара, пока тот кропотливо прячется под фолиантом и записями. Делает вид, что не замечает, как явственно эльф дрожит от любого его недвусмысленного касания, и как мучается его ученик от стыда и своих чувств. Рейстлин тяжело вздыхает, откладывая посох в сторону. – Подойди сюда, – почти шепчет он, прикрывая глаза. Ученическая мантия тихо шуршит, и Даламар, склонив голову, останавливается перед ним, беззащитный и почти напуганный. – Облокотись на стол. Рейстлин открывает глаза и видит, как Даламар покорно прислоняется бедрами, дрожащими пальцами цепляясь за столешницу до побелевших костяшек. – Неужели тебя настолько грызёт желание, что даже заниматься ты уже не в состоянии? – холодно интересуется маг, и поднимает взгляд на эльфа, который изо всех сил игнорирует свои же покрасневшие от стыда уши, – успокойся, – смягчается Рейстлин, и с тяжёлым выдохом наклоняется ближе, с каким-то непривычным ему трепетом, проводя пальцами по подтянутому животу Даламара. Ученик под пальцами трогательно вздрагивает, явно не понимая, чего от него хотят. Рейстлин ловким движением пальцев подцепляет пуговицу на тёмных штанах, и эльф почти испуганно вздрагивает и отдирает руку от стола. – Не двигайся, – пресекает Рейстлин, и Даламар покорно замирает. – Но, шалафи, вы не обязаны, – нервно выдыхает эльф, хотя Рейстлин прекрасно видит, как тот млеет под его касаниями. – Ты совершенно прав, Даламар, я не обязан, – Рейстлин обхватывает ученика рукой. Наградой ему становится низкий стон, который Даламар явно пытался подавить, судя по его хмурым бровям. – Зачем? – в голосе Даламара даже скользит какая-то обида, и Рейстлин невольно улыбается, второй рукой ласково проводя по его животу. – Может, в меня тоже инкуб вселился, – шепчет маг, с нескрываемым интересом вглядываясь в лицо Даламара, который, судя по всему, отчаянно пытается не показывать ничего, хотя его бёдра против воли, самого эльфа, всё равно покачиваются в такт движений тонких пальцев, – расслабься... мой хороший. Даламар как-то жалостливо скулит на эти слова, крепче сжимая стол и более явственно толкаясь в чужую руку. – Тише, тише, не надо торопиться, – как мантру мурчит Рейстлин, ускоряя движения, с извращённым удовольствием наблюдая, как жмурится и извивается его ученик, изнывая от удовольствия, – вот так, мой хороший. Видимо, подобные поощрения на Даламара действуют откровенно сильно, потому что тот со стоном выгибается вперёд, словно просит о большем. Рейстлин берёт на заметку, и движения ускоряет, наслаждаясь непривычно приятным ощущением чуткой горячей плоти в пальцах. – Давай, – Рейстлин и не помнит, когда в последний раз он столь нежно шептал что-то, поощряя и подбадривая. Даламар млеет окончательно и со всхлипом вздрагивает, изливаясь, ровно в тот момент, когда маг, заметив уж больно нескоординированные подёргивания, подставляет руку и почти без промаха ловит белесую жидкость. Маг ищет взглядом какую-то тряпку и неспешно обтирает себе руку, лишь после этого глядя на дрожащего эльфа, кажется забывшего о своей частичной наготе. – Иди сюда. Эльф мгновенно падает на колени, укладываясь щекой на бедро учителя. Рейстлин, не имевший ввиду такое коленопреклонение, тяжело вздыхает и мягко поглаживает чёрную макушку.