~~•••~~
Карина Миронова покрасила волосы в рыжий. Шло ли ей? Отчасти. Милена сказала об этом, но Карина отмахнулась: «Тебе так кажется с непривычки». Теперь-то их привлекательный учитель Михаил Вадимович обратит на неё внимание! Мысли, что это была лишь шутка, направленная на снижение заинтересованности таких, как она, у девицы не возникало. Если точнее, она не позволяла себе думать о правоте Золотовой, которая вскользь пыталась осадить Миронову, сказав, что слова учителя — шутка, чтобы от него отстали. — Он не сможет не оценить, что я это сделала ради него! — продолжала Карина вновь и вновь обсасывать в разговоре школьные дела. — Вот тогда и посмотрим, что скажет Симочка. Нечего было за этим отвратительным цветом прятаться — ей совсем не идёт! Милена лишь поддакивала, потому что если Карина завелась — её не остановить. Никакие доводы её не смутят, она на всё найдёт ответ в её пользу и пойдёт напролом. Это было, может, и хорошей чертой, но в случае с характером Мироновой… От этой черты терпели многие, но пока что лишь терпели: мозгов у девчонки хватало, чтобы не переходить границы там, где могли вмешаться люди более серьёзные. Ещё больше за своей ненаглядной дочерью подтирала мать. И с Серафимой Карина перешагивала некоторые границы, потому что та была во многом — и почти всегда — слишком благовоспитанной и слишком боялась дать сдачи. И как же в этом Мироновой повезло: соперница, коей Карина чуть ли не с самого начала считала Золотову, прирождённая терпила. Соперница — потому что слишком красива. Слишком необычна. У таких два пути: либо ими интересуются без малого все, особенно парни, либо такие становятся изгоями. И Карина если не добивалась второго исхода для Золотовой, то её целью было не допустить первого варианта. Показать, чья здесь территория. Показать с самого начала своего обучения в сто пятнадцатой школе, пока гнобить не начали её как новенькую. Тем необычней был тот день, когда Золотова оттаскала Карину за волосы в отместку за пролитый йогурт. Чаша терпения даже у неё переполнялась. Ночной, а на деле лишь вечерний, город светил неприятно-жёлтыми фонарями. Карина гуляла с верными Миртой и Миленой. Мирта была пуделем с абрикосовым окрасом, умной и доброй собакой, подаренной родителями два года назад с условием, что основной уход за этим подарком будет висеть на дочери. Карина с детства мечтала о пуделе, так что с радостью согласилась на условия. Оказалось далеко непросто, но потом Миронова привыкла и не так давно решила начать дрессировать верную пушистую подругу с весёлым хвостом. Девушки как раз обсуждали парня, с которым Милена недавно рассталась, когда Мирта вдруг встала, принюхалась и зарычала, пятясь к хозяйке и оглядываясь по сторонам. — Мирта, ты чего это? — поколыхала поводком в воздухе Карина, а Мирта гавкнула, потом ещё раз. — Мирта, а ну цыц! — дёрнула поводком хозяйка. Всё бы ничего, если бы на улице, где они остановились из-за собаки, кто-то стоял, но дорога, окружённая домами, пустовала. Как оказалось, не совсем. Откуда-то, словно отделившись от неосвещённой стены, вышла дама в богатой черной шубе с красными кончиками на шерсти, фонари блеском играли на меху, будто промасленном. И шла женщина странно: снег почти не хрустел под ногами, словно они не касались земли вовсе. Как только женщина вышла на дорогу и направилась к девочкам, Мирта гавкнула ещё несколько раз, но почти сразу, поджав хвост и заскулив, спряталась за ноги Карины. — Карин, давай… пойдём отсюда? — шепнула подруге Милена, которая понимала: если собаке страшно, значит, есть чего бояться. — Ага, — кивнула Карина и попробовала, потянув за собой собаку и Милену, свернуть на другую дорогу и пойти быстрее, не оборачиваясь. — Куда же вы, девочки? — услышали они медовый звонкий голос женщины. — Невежливо уходить, не поздоровавшись. И вдруг снег перед школьницами шуршащей стеной взлетел вверх. Девушки встали на месте, взвизгнув, а Мирта продолжала скулить. Подруги оглянулись. Шуба женщины была расстёгнута, колыхаясь черной меховой массой, как от сильного ветра, покуда на самом деле воздух почти не двигался. Из-под богатой черной шубы появились четыре щупальца, словно сотканных из густого дыма. Девчонки закричали, Миронова выпустила поводок, взаимно вцепившись в Милену. Им было не под силу пошевелиться. Одно из щупалец рвануло к подругам и в мгновение ока обмоталось вокруг талии Карины, с невероятной силой оттащило её от Милены и, вернувшись к обладательнице, бросило Миронову к ногам женщины. Карина смотрела на эту странную особу снизу вверх, еле сдерживая слёзы не просто страха, но ужаса. — К-кто вы? — осипшим голосом спросила Миронова, не думая, что её услышат. И тут в голову женщины с короткими кудрявыми волосами прилетел, свистом разрезав воздух, светящийся белизной шар, растворившийся сразу после точного попадания, лишь белые ошмётки от него ещё покружились вокруг. Карина с визгом отползла назад: женщина стояла совершенно без головы, но крови не было, лишь поднималась из разреза черная дымка. Вдруг безголовое тело как ни в чём не бывало развернулось, связав одним щупальцем Карину и подняв её в воздух. Миронова сквозь слёзы, колющие глаза и щёки холодом, увидела в свете фонарей пять человек в разноцветной одежде. — Ты всё не успокоишься? — спросила одна из них, в красном. На срезе шеи, булькая, начала набухать черная жижа, стекающая под шубу. Зрелище представлялось омерзительное, даже когда этот нарост из смоляных пузырей стал приобретать очертания человеческой головы. — Почему с каждым разом становится всё отвратительней?! — визгливо возмутилась девушка в розово-зелёном костюме, сжавшись и обняв себя за плечи. Тьма же в это время уже полностью вернула себе голову и произнесла, как ни в чём не бывало: «Сносить голову незнакомцу невежливо», — и ударила оставшимися свободными щупальцами. Девушки бросились врассыпную, Тьма угодила всеми тремя сгустками в сугробы, раскидав снег в стороны. Никс, чувствуя себя в своей стихии, заставила снег собраться в длинные верёвки, связать щупальца, а после этого зачаровала некрепкие снежные путы, создав из них ледяные цепи. Мгла начала растворять ставшие киселеподобными конечности, чтобы просочиться наружу, но Люкса, уже развернувшись к закованной Тьме, послала в сгустки длинную струю огня, с шипением испепелившую большую их часть. Главное тело Тьмы не подало виду, будто что-то не так, и, восстановив щупальца в удвоенном количестве, бросила их в бой вновь. Флёр и Никс отпрыгнули, Люкса, Арлек и Спарк создали щиты. Маргарита-Флёр очень быстро попробовала сосредоточиться и, после прыжка оказавшись почти за спиной у врага, выставила вперёд руку, из ладони вырвался зелёный стебель, обмотался вокруг того щупальца, который держал жертву, а затем, пока Мгла поворачивалась, волшебница, сжав созданный стебель двумя руками, рванула на себя. Щупальце сжалось и перерезалось, брызнув в стороны черным туманом, подобным крови. Карина даже пискнуть не успела, лишь испугалась, что сейчас упадёт, но вместо этого её подхватил поток из разноцветных искр и со скоростью морской волны унёс под ближайшие деревья, где и растаял. Тьма же, увидев, как девчонка влетает под полог из голых заснеженных ветвей, рванула всем телом, тяня за собой вес из щупалец, по направлению к жертве, но на полпути кто-то из этих девок с магическими силами накрыл её лицо ладонью, и она почувствовала жжение, взвыла так, что кровь бы застыла в жилах. — Спарк! — вскрикнула Люкса. Спарк же, выпустив искры в самое лицо Тьмы, взялась за это же лицо, начавшее дымить, второй рукой так, чтобы Тьма не могла вырваться. Дана сдержала ледяными цепями щупальца, летевшие сбросить врага с магией искр. Спарк, собрав в руках всю свою скромную силу, толкнула Тьму, чтобы она упала хотя бы на бок. Потерянная в пространстве Тьма с расплавившемся лицом действительно упала, а Алиса закрыла глаза, когда Ярослава нанесла последний удар, уничтоживший Тьму. Лишь бледные остатки уползли в глубокую тень. Карина ни слова не могла сказать, как и Милена, всё это время просидевшая на снегу и наблюдавшая за происходящим без возможности хоть что-то сказать или сделать от страха. Ярослава вновь проверила жертву на «царевишность», но… — Тьма не может почувствовать саму себя, — фыркнула командирша. — How ironic… На вопросы, разумеется, не отвечали, лишь дали вдохнуть порошка забвения и сказали обеим девочкам, что ничего не произошло. Милена, правда, сначала не собиралась вдыхать чудо-порошок, но Ярослава повторила попытку, пока девочка возмущалась. Пудель в этот миг выбежал из тени дома и подбежал к хозяйке, начав виться вокруг её ног. — Эм, Люкса… — обратилась к соратнице Алиса. Ярослава кивнула в её сторону, слушая. — Ты очистила её от Тьмы, чтобы та больше не лезла? — Уже и не полезет. На этой тёмного влияния было немного. А что, ты знаешь её? — спросила Ярослава, пока весь отряд расходился своими дорогами в уже обычной одежде. — Ну, немного, — потупила взгляд Алиса. — Это Карина из класса моей сестры, они не ладят. А прошлая жертва была из параллельного класса. — У тебя есть сестра? — подняла изящные брови Цветкова, явно желающая спросить что-то ещё. — Да, сводная. — И обе эти девочки ей знакомы? — Эта — да, а прошлая — почти что нет. — Интересно… — протянула Ярослава. — Надо сообщить о подобных совпадениях Илоне. Царевна явно учится в школе твоей сестры, если не в её классе. И ещё, — перевела разговор Ярослава на развилке, когда Алиса думала, что надо бы зайти в тень и, обратившись, полететь домой, — ты молодец сегодня, так бесстрашно вцепилась в Тьму, прямо не узнать тебя было. — С-спасибо… До завтра, видимо, — распрощалась смущённая Алиса и зашла в тень, где людей не было и не предвиделось. И лишь она одна знала, насколько ей было страшно делать то, что она устроила в бою.~~•••~~
В воскресенье Алиса спала долго, до трёх. Зевс улёгся своей немаленькой мохнатой тушкой в ногах, свернулся калачиком и сопел напару с девушкой. День прошёл лениво, на занятия не звали. Ярослава написала в чате, в котором состояла пятёрка ведьм, что передала Илоне новости о совпадениях относительно школы под номером 115. Та пообещала сказать об этом Иллариону, чтобы за школой установили более пристальную слежку. Ближе к пяти часам Дима пригласил Алису погулять, но в этот раз решил приехать сам, чтобы уже она показала, что у них в Мичуринском районе есть. Девушка согласилась. Пока она собиралась, Серафима стояла, оперевшись на косяк и скрестив руки на груди. Шутки, видимо, кончались. — У тебя рыжина проглядывает? — подметила Алиса. Серафима кивнула, признавшись, что линзы тоже кончаются. — Скоро мы вновь увидим нашу прекрасную Морковку. — И чтобы не казаться злобной, Алиса обнялась с сестрой перед уходом и почесала ей затылок, как котёнку. Дима много шутил. Алиса показывала ему местные «достопримечательности», в их число попал памятник Льву Толстому, стоявший в парке через дорогу от шестнадцатого дома на Закатной: писатель с густой бородой, каким его видят на страницах учебников, сидел склонившись, опирался локтем на ногу и смотрел на сжимаемую в руке стопку листов, которая плавной волной серого камня вилась вниз, к верхней части постамента. Но что особенно нравилось Снежовой, так это женщина, стоявшая за спиной графа и, даже смотря в противоположную сторону, положившая свою левую руку ему на плечо. В пальцах правой же руки она держала изящное перо. У ног этой женщины, лёжа на краю юбки и скользя вниз, до самой земли, были разбросаны те же каменные листы. На пьедестале сбоку значилось: «Гений и Тень. Лев Николаевич и Софья Андреевна Толстые». Когда-то именно этот памятник произвёл на Алису особенное впечатление и побудил не просто читать литературу, но и самостоятельно изучать некоторые тонкости той же биографии классиков. — Нам явно есть о чём поговорить и о чём поспорить, — усмехнулся Вишневский, когда они обходили памятник. — Ты увлечена русской классикой, я английской, нам нужны французы и немцы. Наша схватка будет легендарной! — Он помолчал, смотря на тихо смеющуюся Алису. — Это мне напомнило, как мы с сестрой были как-то раз на даче, мне было… лет тринадцать-четырнадцать, а ей где-то пятнадцать, наверное. — Дима уже рассказывал про свою двоюродную сестру Полину, нынче жившую с мужем и сыном в Екатеринбурге. — Мы тогда устроили читательский поединок. У нас в дачном доме стоит большая полка с книгами, со стихами в том числе. И мы читали их поочерёдно, кто круче прочтёт. Даже маме это зачитывали, а она давала нам что-то вкусное и спроваживала найти что-нибудь ещё. Или в огород — поливать овощи и цветы. Возможно, спустя ту неделю стихов мы ей надоели, что на вторую неделю она делала это чаще... Алиса вновь хохотнула. Дмитрий же с громким «А!» и с загоревшимся взглядом начал новую историю, о том, как они после прогулки по лесу напугали деревенских жителей. — Деревня хоть и одна, но разделена куском леса, а никого это особо не напрягало, идти-то всего ничего, даже если по тропе, но мы с Полькой путешественники те ещё были! Поэтому с главной тропы сворачивали на боковые и гуляли. Иногда даже лесника встречали, приветливый был дядька, но с ним другая история связана. — Алиса чувствовала, что Диме и эту историю хочется уместить в рассказ, но он сдерживается. — Так вот, вечером прошлого дня дождь прошёл, везде лужи, грязь. И лягушки, Полька лягушек любила. И сейчас любит. Я, разумеется, начал квакух ловить, складывать ей в руки. И что ты думаешь? Она поскользнулась, лягухи выпали. И сама она стала лягушкой. Я её поднял, мы посмеялись, но тут уже я неудачно развернулся и сам упал, но уже в другую лужу. — Семейное это у вас! — улыбалась Алиса, смотря на Диму и почти не глядя на дорогу, лишь боковым зрением, чтобы не столкнуться ни с чем и ни с кем. — Не говори! Мы сами так шутили. Ну и вот идём мы, грязные, мокрые, с грязью и прочим в волосах. Полина ветку какую-то взяла, махала ей вокруг. А, и были мы босиком и в каких-то старых рубахах и шортах, в дырявых таких, растянутых. Представляешь этот видок? — Девушка, улыбаясь, кивнула. — Полина ещё нам в какой-то момент травинок и листочков с кустов в волосы понапихала — будто мало было. К тому моменту грязь уже даже подсыхать начала. Мы боялись, что об этом мать скажет. И вот приходим мы, значит, к деревне. Входим. И переходящая дорогу женщина роняет пакет и начинает креститься, а потом хватает пакет и убегает. Решили немного дальше пойти. Зря! Детей напугали, бабушек некоторых нам вслед молиться и плеваться заставили, некоторые жители, тем не менее, предложили ополоснуть нас. И ополоснули. Прям на дорогу из шланга, так что грязь снова стала мокрой, а мы ещё и замёрзли. — А как мама отреагировала в итоге? — смеясь, спросила Алиса. — Была баня. Во всех смыслах. Правда, та, которая реальная, была дольше и топилась в итоге той самой одеждой, а Полина потом с неделю носом шмыгала. Где-то даже фотка лежала, где мы вот такие чертята-лягушата из леса. Надо её тебе однажды показать. Алиса всё больше чувствовала, что ей приятно проводить время с этим человеком, слушать его рассказы и шутки, его быструю речь, смотреть на эту широкую улыбку. И класть голову ему на плечо. И то, как его тяжёлая рука обнимает её за плечи, тоже Алисе нравилось. Не нравилось часто бьющееся сердце, потому что приходилось дышать глубже, а вдыхать холодный воздух оказывалось неприятно. Но это не шло ни в какое сравнение с остальным. Алиса всё больше чувствовала, что влюбляется.~~•••~~
С понедельника Дмитрий начал ещё больше проявлять внимания к Алисе, при встрече они обнимались, причём долго. Варя делала вид, что совершенно не замечает голубков, а те, кто раньше резал Алису и Диму взглядами, успокоились и смирились, возможно, дожидаясь лучших времён. В замке Елены вновь проводилось занятие с водой, а после где-то получаса почти безуспешного урока в зал зашли близняшки Орешниковы. Та, что обладала короткими волосами, Вероника, точно была не в духе. Видимо, им снова не разрешили пользоваться оружием. Помня о рассказе Еронима, Алиса даже понимала примерную причину этому. Вместо же совместного учебного боя Снежова вновь убежала в библиотеку. — О, Алиса, привет, — помахал ей Филипп из-за стойки, как только она пересекла порог. — Явская ведьма? — произнесла миловидная женщина с вьющимися локонами до плеч. Алиса как раз села рядом с ней за стойку. Женщина эта явно была невысока ростом. Своими будто бы хитро прикрытыми глазами она смотрела на новоприбывшую, которая в ответ изучала её. Тонкие губы с двумя родинками под ними, глаза тёмные, обруч из разноцветных лент удерживал копну волос от падения на лицо. Что самое странное — уши. Заострённые кончики ушей Алиса приметила не сразу, хотя их ничто не скрывало. — Алис, — разрушил тишину изучения Филипп, — познакомься, это Зора Яруновна. Моя мама. — О-ой, — отчего-то вырвалось у заикнувшейся Алисы. Денисовы удивлённо покосились на Снежову. — Что такое, милая? — с доброй улыбкой мягким голосом спросила мать Филиппа. Она выглядела весьма молодо: лет на тридцать, хотя сыну её явно было уже больше двадцати. — Вы… вы не выглядите, как его мать, — не особо думая сказала Алиса, переводя взгляд с одного на другого человека. — Ой, точнее!.. Не то, я не то сказать хотела, точнее, вы похожи, но выглядите очень молодо. Скорее, как сестра… Зора посмеялась. — А я хорошо сохранилась, — обратилась она к Филиппу, повернув в его сторону голову. Пока он ничего не ответил, Зора Яруновна вновь посмотрела на Алису. — Просто я дочь домового, от отца мне осталось это, — она указала на кончик уха, — и замедленное старение. Домовые стареют о-о-очень медленно. — Зора помолчала, смотря на то, как воспримет сведения Алиса. — Я так погляжу, ты не особо удивлена. — Ваш сын рассказывал о своём происхождении, — неуверенно ответила Алиса. — Даже так? — глянула на сына женщина. Возможно, она сказала бы что-то ещё, но тут дверь в библиотеку с силой распахнулась, как от сильного порыва ветра. В библиотеку вбежала, даже не так, — влетела, подскакивая и подгоняя себя ветряными потоками, нёсшими её над полом, девушка в простом бело-розовом платье, подпоясанном красным шнурком. Влетая в зал, она уронила с ноги лодочку, бросила быстрый взгляд назад, после чего вновь повернулась в сторону Филиппа и, подлетев к стойке, но ещё даже не встав на землю, крикнула: — Филя, печать! Какие-то свитки и папки, до этого прижатые девушкой к груди, повалились на стол перед отодвинувшимся Филиппом, одна папка шлёпнулась на пол, девица быстро её подняла и положила на остальное. — О Вечные, что это? — поправил очки ошарашенный Денисов, рассматривая папки и разворачивая один из свитков. — Бумаги, на которых, оказывается, нужна печать нашей библиотеки! — переводя дыхание, звонко ответила девушка, нервно убирая длинные, ниже талии, косы. — Мне уже надо быть за пределами замка, нести их на почту, но-о мне сказали о печатях, когда я уже одевалась! Филипп достал из тумбочки под стойкой штемпель, круглый, из светлого дерева, и начал ставить печати на бумагах в нижних углах. Работал он быстро, так что Алиса даже не успела увидеть символику, которую штемпель оставлял. Закончил библиотекарь с бумагами очень быстро, девушка сгребла всё в охапку и, кинув слова благодарности, выбежала из библиотеки, натянув лодочку обратно на ногу. Двери за её спиной самостоятельно захлопнулись. — Это..? — повернулась с немым вопросом Алиса к библиотекарю и к его матери. — Кэмила, — ответила Зора, пока её сын только открывал рот. — Кэмила Борисовна Нагаева, наша молодая учительница магии, которую гоняют на почту иногда. Интересно, зачем понадобились печати библиотеки… — Какие-то новые правила из Повытья Образования, — пожал плечами Филипп. — Ты же учитель, вы должны знать первее, нет? — Ну, меня и на почту не гоняют, возможно, я прослушала, — как и сын, пожала плечами Зора Яруновна. В этот миг в библиотеку заглянула Вера, которая оповестила Алису о конце занятия. Алиса попрощалась с библиотекарем и учительницей и пошла обратно в зал. Дома Алиса застала лишь Серафиму. Плачущую Серафиму. Девочка забилась в угол кровати, прижала к себе подушку и еле слышно всхлипывала. Алиса очень тихо и всего один раз спросила, что произошло, подошла к сестре, присела рядом и осторожно обвила руками сестринские плечи. Серафима подалась навстречу объятиям, продолжая прижимать к себе подушку и не показывая лица. Алисе пока оставалось лишь гладить школьницу по голове и почти неощутимо покачиваться в ожидании, когда Сима успокоится и сама всё расскажет. Подобные внезапные приступы слёз не были редкостью, особенно с конца девятого класса, когда Сима невероятно нервничала по поводу ОГЭ — почём зря, как выяснилось: сдала она всё хорошо. Когда же девочка успокоилась и умылась, что от слёз лицо просто сохранило красный оттенок, Алиса наконец ещё раз спросила, что произошло. Выяснилось: ничто этим слезам не предшествовало, Серафима просто сама себя дурными мыслями довела, накрутила и докрутила до точки «невовзрата». Алиса вздохнула и попросту предложила приготовить какао. — Кажется, где-то у нас лежали маршмеловки, — кинула как бы невзначай Алиса, выходя из комнаты. Тем не менее, она успела увидеть, что Серафима улыбнулась.~~•••~~
Во вторник Тьма даже не стала дожидаться вечера, что было немного странно, но не отменяло того, что Алису после четырёх пар утянули с собой Ярослава и Маргарита, которым повезло с тремя парами и они всяко успели отдохнуть, а вместе с Алисой не менее уставшие поплелись на задание Дана и Вера. Украшения вновь предательски светились недалеко от сто пятнадцатой школы. Девушки шли кучно под созданным Верой невидимым куполом. В какой-то миг талисманы сверкали ярко-ярко, а вокруг не было почти никого кроме школьницы в коротком пуховике и старушки в тёмной одежде и с тростью. Студентки замерли. Тьма и жертва, это точно. И людей нет из-за расщелины, в которую могут войти лишь те, кто причастен к магии или кому Тьма дозволила. «Старушка», видимо, попросила школьницу что-то сделать для неё, скорее всего, отвести куда-то. И юная особа согласилась — повела. Путь пролегал через арку в доме, где места было не столь много. Отряд под невидимым куполом следовал за целью на том расстоянии, на каком надеялся не быть замеченным. Оставалось вопросом лишь одно: насколько хорош слух у Тьмы? Внезапно, когда идущая чуть впереди девочка не смотрела назад, старушонка выпрямилась и быстрым ловким движением подхватила трость и, обратив её в кнут, связала жертву от плеч до ног. Девочка удивлённо вскрикнула, а Белые Ведьмы наконец-то скинули невидимость, дав Вере возможность остаться в стороне до восстановления сил. — Отпусти её, — приказала Ярослава, прекрасно понимая, что это не сработает. — Мы это уже проходили, так что по-хорошему прошу, — встала девушка в боевую стойку. Старушка, продолжая сжимать кнут, обвившийся змеёй вокруг обомлевшей девочки, обернулась на появившихся из неоткуда девиц. — Не понимаю, о чём ты, — прозвучал из немолодого рта безэмоциональный голос без намёка на старческую хрипоту. Ярослава ударила огненным шаром, который задел человеческий облик Тьмы лишь чуть-чуть, потому что та почти мгновенно обратилась в чёрный кисель, растёкшись по земле лужей, из которой тянулась «верёвка», связывающая девочку, показавшуюся Алисе какой-то знакомой. Школьница находилась в состоянии крайнего изумления, чтобы издать хоть какой-то звук, хотя ей явно хотелось закричать. Тьма же, пока Ярослава не била повторно, рассеялась черным туманом, скользнула у ног каждой из Ведьм, заставив их потерять бдительность, а затем, уплотнившись, рванула в стороны так, что все пятеро девушек упали, сбитые с ног. Приподнявшись над землёй, они вдруг увидели совершенно неожиданного гостя здесь: медведя со светлой шерстью, огромного, другие медведи, бесспорно, уступили бы ему в размерах. Он подошёл к связанной. У той наконец прорезался голос. — Н-не подходи! — замотала она головой за неимением возможности брыкаться. Но медведю было совершенно всё равно на слова. Он подошёл и ткнулся в открытую девичью руку своим большим носом. Маргарита решила действовать: она создала стебель, вырвавшийся из-под снега и связавший переднюю лапу незваного гостя. Тот отвлёкся от вдыхания запаха руки школьницы, глянул на вьюнок и совершенно легко вынул уменьшенную лапу, теперь больше похожую на человеческую мускулистую руку, из пут. Рука вновь обросла мехом и стала лапой, на которую медведь оперся как ни в чём не бывало. Тьма вмиг, пока девушки ничего не предприняли, развязала девочку, окутала медведя черным вихрем и испарилась, а внутри уже никого не было. Жертва озиралась и готова была расплакаться, когда Ярослава подошла проверить её. — К-кто… что… Что это всё зн-значит, — заикалась девочка из класса Серафимы — Алиса наконец поняла, почему школьница показалась ей знакомой: её лицо студентка точно видела в выпускном альбоме младшей. Ярослава сдула с ладони порошок, сказав лишь про удавшуюся помощь бабушке, а после жестом велела всем расходиться. Ярослава с Алисой какое-то время вновь шли вместе, Снежова не могла не рассказать о том, что это снова оказалась девочка не абы какая. — Да и враги в этот раз… странные… — скорее самой себе пробормотала Цветкова. — Что это за медведь? Впервые вижу. Надо сообщить Илоне, а тебе удачно добраться. — И, сказав это, Ярослава достала телефон, прощаясь с Алисой. Всю дорогу до дома Алиса мысленно не могла найти себе места, вздыхала чаще обычного, ощущения были самые тревожные. Что, если одной из жертв Тьмы, ищущей какую-то свою царевну, окажется Серафима? — Смотри. — Алиса вздрогнула, когда её ненаглядная сводная сестра протянула ей раскрытую ладонь. Девушка всё ещё была погружена в нерадостные мысли. — Треснул. Камешек на извечном кулоне в виде цветка, который Серафима носила не снимая, действительно был перерезан еле заметной тёмной полоской трещинки. Это был самый обычный кулон из серебристого металла с маленьким прозрачным камушком. Кулон, которому ничего не делалось на протяжение более семи лет. Серафима переключилась на разговор о чём-то, связанном со школой: второй день четверти, физ-ра с прыжками в высоту, севшая рядом Алина Казарина… — А ещё мы с Михаилом теперь на «ты» в неофициальной обстановке, — уловила в разговоре Алиса. — Правда, мне явно будет странно говорить ему «ты», но он, что забавно, сам попросил об этом. Алис, ты нормально? — Ась? — Ты… какая-то заторможенная. Сонная, что ли, будто слышишь, но не слушаешь. — Хах, прости, — виновато улыбнулась Алиса, поворачиваясь к сестре и закрывая тетрадь, записи в которой не хотели запоминаться и вытеснялись тяжёлыми мыслями о чём угодно кроме учёбы. — Наверное, мне стоит больше спать. Серафима улыбнулась, но улыбались лишь губы, а в глазах были грустинка и… неверие? Вдруг по столу прошла двойная вибрация: пришло сообщение от Димы. «Еду к тёте. Живёт не столь далеко от тебя, мне даже почти по пути. Встретимся у твоего подъезда в 18.10?» — значилось в сообщении. Алиса когда-то уже говорила Диме, где она живёт, а он запомнил, как это было видно. Часы показывали полчаса до назначенного времени, поэтому Алиса кратко ответила: «Хорошо», — и начала собираться. Ей хотелось немного погулять, пока градусник показывал не слишком низкую температуру, и, может, походить по магазинам. — Чего-нибудь купить? — спросила она у Симы, застёгивая пуховик и проверяя, всё ли положила в сумочку. — Сладенького, — сразу сообразила Серафима. — Сладенького? — бессмысленно повторила Алиса, беря ключи. — Сладенького. — Чего-нибудь сладенького. — Сладенького. Сёстры переглянулись и рассмеялись от того, насколько «умным» был этот диалог. Алиса походила по магазинам, прикупила некоторых вредностей и некоторых полезностей, и с небольшим пакетом, в котором поверх лежали две шоколадки, села ждать у подъезда. Вишневский подошёл сзади, на удивление тихо, и положил тяжёлую руку девушке на плечо. Алиса со вскриком подскочила и отпрыгнула от лавочки, чтобы увидеть, как Дима смеётся. — Спасибо за почти инфаркт! — выкрикнула Алиса. Тем не менее, даже громко дыша и пытаясь восстановить сердечный ритм испуганного сердца, она всё равно была рада его видеть. Дима держал цветастый пакет, под мышкой юноша прижал большого светло-жёлтого медведя. — Какой ты нагру-уженный, — протянула девушка. — И сейчас эту ношу мы занесём тебе в квартиру, — ухмыльнулся Дима. Алиса пыталась что-то спросить, но Вишневский твёрдо направился к двери подъезда, поэтому Алисе оставалось лишь подхватить собственный пакет и открыть перед гостем дверь. В саму квартиру он толком заходить не стал, сгрузил в коридоре подарки, назвав их подношением местной царевне, которая как раз вышла из комнаты и ойкнула, увидев в проходе незнакомца, после чего помахал Морковке, сказал Алисе, что большой мишка — её, а затем совершенно неожиданно и быстро чмокнул Снежову в висок, уходя. Алиса растерялась ещё больше, поэтому смогла лишь пробормотать ему «Пока», закрывая дверь. — Морковь Тимуровна и Алиса Помидоришна, — протянула Серафима, облокотившись на косяк, покуда Алиса, глядя в одну точку, сбрасывала пуховик. Щёки и правда горели. Снежова положила свой пакет на стол, а Димин — на стул около него, достала две шоколадки, показав их сестре под одобрительное «Ооо», разложила вещи по местам, в холодильник и на полки. Серафима всё время сидела на спинке дивана и следила за действиями старшей. Наконец Алиса добралась до подарка. — Кажется, это тебе. — Она достала второго медведя — белого с синей лентой на шее. Он был меньше того, которого Дима нёс просто так, но не менее мягким. Сима с по-детски горящими глазами приняла игрушку, но отвлеклась, когда Алиса произнесла: — Ой, обожрёмся, — и вынула коробку конфет. И правда подношения, всё, как Серафима любит. На следующий же день случилось то, чего Алиса не планировала и не ждала. Во всяком случае, не ждала так скоро. У переводчиков не было четвёртой пары. Маргарита и Ярослава должны были появиться скоро, как чувствовала Алиса, поэтому решила уйти побыстрее от греха подальше, но… — Алис, — окликнул её знакомый приятный и уже успевший стать любимым голос. Девушка остановилась и развернулась. — Будешь провожать до остановки? — со смешком и тёплой улыбкой спросила Алиса, когда Дима подошёл. Варьки рядом не было, они со Снежовой уже попрощались, так что сейчас у лестницы университета стояли лишь Алиса и Дима, который весь день был задумчивей обычного, когда заговаривал с девушкой. — Если хочешь. — Задорной тенью мелькнули ямочки на щеках. — Я всё хотел сказать тебе сегодня кое-что, и, думаю, сейчас подходящий момент: нас никто не услышит. Или почти никто. Алиса была заинтригована и немного подспудно напугана. Она кивнула, как бы прося продолжения речи. — Алиса, ты мне нравишься, — сказал он без запинок и таинственных придыханий, мягко, уверенно. На этих словах он мягко же взял руки Алисы своими. Нагие ладони и пальцы ощутили его прохладную, остужённую кожу. Сердце девушки ухнуло вниз и часто забилось, дыхание на какое-то мгновение спёрло, живот скрутило, всё тело мгновенно ослабло. Алиса смотрела в его синие глаза, на которые падала почти незаметная тень золотистой чёлки. — Ты согласна встречаться официально? — П-погоди. — Смущенная Алиса пропустила свои пальцы между пальцами Вишневского и сжала его руки. — Это слишком быстро, внезапно, сколько мы друг друга знаем? — Хм, почти месяц, если я правильно помню. — Именно, ме… — Я знаю, что это мало, — прервал он её, — но мне кажется, что мы неплохо друг другу подходим. Я узнал тебя ровно настолько, чтобы решиться попросить выйти на новый уровень наших отношений. Я не говорю о вечной любви, — он явно готовил речь, либо очень много думал, что будет говорить ей, — но я хочу узнать тебя больше и дать такую возможность тебе. И если нас что-то не устроит друг в друге, то у нас будет возможность сказать друг другу «Пока-пока». Алиса помолчала, оценивая слова и собственные чувства. — Заливаешь ты, конечно, к-красиво. А на английском можешь? «Не можешь сказать чего-то умного — лучше молчи», — отчего-то вспомнились слова учительницы химии, которая вела у класса Серафимы лишь год, а потом ушла, и слава богу, как рассказывала счастливая на тот момент сестра, — детей она явно не любила и выделяла лишь тех, кто понимал всё сходу, либо брал нужную ей информацию из космоса. Многие её терпеть не могли, даже спокойная в отношении к учителям Серафима, но именно сейчас эта фраза была бы, наверное, как нельзя кстати. Вишневский засмеялся. — Вот за подобное мне не грех было на тебя запасть. — Я бы сказала что-то умнее. Но приходится думать, как бы не грохнуться… — пробормотала Алиса и обвила руками торс Димы, зашуршав пуховиками. Дима крепко обнял её в ответ. Снежова почти что висела на нём, глупо хихикая. «Помогите», — проносилось в её голове, пока взгляд метался с одной точки окружения, видневшегося из-за юношеского плеча, на другую. — Мне стоит дать тебе время подумать? — Хехе… Н-не знаю… Хехе… — Моё признание сбило тебя с ног. Алиса рассмеялась ему в плечо и предприняла попытку встать перед Димой ровно. Попытка увенчалась успехом. — На самом деле, — глубоко вздохнув, произнесла Алиса, — на самом деле, мне бы хотелось сказать тебе то же самое. Ну, про моё отношение к тебе. Дима улыбнулся шире, хотя казалось бы, куда уж. — Значит, ответ «да»? — Значит, ответ «да». Несколько секунд продлилось молчание. Они держали друг друга за руки и каждый смотрел лишь на того, кто стоял перед ним. А потом Дима приблизился и, убрав её чёлку, коснулся губами Алисиного лба. Мягко, нежно. Какими были все его действия по отношению к ней. Студентка рассмеялась и всем телом прижалась к Вишневскому. Весь оставшийся день и вечер Алиса была готова чуть ли не до потолка прыгать, на месте усидеть не могла, ждала каждое сообщение от Димы. Рассказала Серафиме, отцу, Тане, Варьке, слушала в ответ поздравления с принятым предложением встречаться, да не абы с кем, и пожелания счастливых отношений. Ей самой хотелось верить, что это будет что-то совсем другое и более крепко, чем отношения с Максимом, о котором Алиса даже думать не хотела. Что было, то прошло, нечего и вспоминать. Незачем. В четверг Алиса и Дима много времени проводили вместе, на это Алису даже подталкивала Варя, убеждая, что ревновать не будет. И что Алисе подобное пойдёт лишь на пользу, ей и их с Димой отношениям. Снежовой было так хорошо класть голову ему на плечо, заглядывая в его телефон, слушать их с другом, Андреем, разговор, иногда вставлять что-то своё. Андрей против её общества не был, но всё равно шутил, чтобы Алиса была осторожна — Дима же лакомая вишенка для университетских девиц. Мало ли что… После занятий Дима в первый раз пригласил девушку к себе домой — на некогда родительскую квартиру недалеко от трёх башен «Цветущего двора», в восьмом доме на улице Коптюга. Квартира располагалась на пятом этаже, являя собой весьма просторную однушку, где даже можно было развернуться в коридоре. Прямо напротив входа, чуть дальше по коридору, находилась кухня, дверь в санузел располагалась у правой стены, а большая жилая комната, по совместительству гостиная, оказалась по коридору налево. Дима сразу предложил Алисе пройти в комнату, а сам ушёл на кухню. Выйдя из санузла с вымытыми руками, девушка услышала звук закипающего чайника. Свет из кухонных окон широкой полосой лежал на светлом паркете коридора, чуть-чуть не доходя до края входного коврика. В жилую комнату вёл проём, по обеим сторонам которого сейчас висели раздвинутые светло-жёлтые шторы с цветочным узором. Спальня-гостиная была обклеена кремовыми обоями в едва заметных переливчатых узорах, на полу лежал тёмно-коричневый ковролин с высоким ворсом. Справа стояла двухместная кровать с аккуратной тумбочкой, у стены напротив кроватного изножья расположился комод с зачехлённым музыкальным инструментом, лежащим на нём, чуть левее комода, относительно Алисы, — широкий книжный шкаф, в дальнем левом углу — стол со встроенными полками, в углу же ближнего угла пристроился небольшой стол с двумя неприметными стульями. Было весьма уютно, цветовая гамма оказалась нежной и тёплой. Алиса села на стул, положив сумку у ног, и продолжила оглядывать комнату. Через минутку или две Дима занёс в комнату поднос с двумя кружками и миску с разнообразным печеньем. Как он недавно и обещал, юноша после недолгих поисков достал с полки небольшой фотоальбом, где обнаружилась фотография его и Полины: они стояли мокрые, со стекающей грязью, в старой одежде и с несколькими листочками во взлохмаченных волосах. Алиса спросила, покажет ли ей Дима другие фотки. Парень — её парень, как это странно! — охотно согласился. Он показывал и рассказывал об историях, запечатлённых на фото: вот здесь они с семьёй в Турции, здесь все вместе гуляют в лесу, тут шашлыки, дни рождения… Алиса с упоением слушала, рассматривала фотографии, улыбалась и посмеивалась. Домой Алиса вернулась лишь к пяти, счастливая и довольная. Дома она узнала, что линзы у Симы кончились, и теперь какое-то время ей придётся походить с натуральным цветом глаз. — Алис, — вдруг позвала Серафима, развернувшись к старшей сестре, пока Алиса лежала на диване, уткнувшись в телефон. — Чего-с? — отвлеклась Снежова. На ноутбуке была включена трансляция Lofi Girl: тихая музыка не отвлекала Симу от домашней работы, но всё ещё разгоняла вязкую тишину. — Прости за странный вопрос, но… ты же ничего не скрываешь? — без единой капли ехидства в округлых миндалевидных глазах спросила младшая. Разноцветный взгляд был наполнен надеждой, что Алиса не соврёт, что не уклонится от ответа. Алиса села на кровати и отложила телефон. Сердце забилось в висках. Глубокий вдох, медленный выдох. Девушка чувствовала, что от этой заминки, явно не предвещавшей ответа «Нет», Серафима напряглась, собрав складками рукав тонкой кофты. — Я бы не скрывала, если бы могла рассказать, — начала Алиса, надеясь на лучшее. Может, чары выветрились? Имеют ли чары способность выветриваться? Вдруг теперь у неё получится вновь рассказать, что есть одна тайна? — Я уже говорила тебе об этом. Мне приходится жить двойной жизнью, будучи ведьмой, как бы странно это ни звучало, и работать в команде с ещё несколькими девушками. Мы сражаемся с Тьмой и ищем царевну из другого мира. Сима? Сестра сидела с пустым взглядом, казалось, что она даже не моргает. Как только Алиса замолчала, Серафима часто заморгала, взгляд оживился, девочка глянула на Алису и вдруг схватилась за голову, айкнув. — Что случилось? — Алиса, встав с кровати подошла к младшей. — Не знаю, висок заболел. — Золотова пару раз стукнула себя пальцем по болящему месту. — Так что ты сказала? Голова заболела не вовремя. Алиса тяжко вздохнула, уткнувшись в поджатое колено Серафимы. Чары действовали. Сима вновь не восприняла правду. Неужели это теперь навсегда? — Я сказала, что ничего не скрываю, — улыбнулась Алиса. — Ты всё узнаёшь в числе первых. «Даже то, о чём в итоге не будешь помнить».~~•••~~
У Серафимы было странное ощущение: она что-то забыла. Всё домашнее задание сделано — по дневнику проверено несколько раз, тетради и учебники по всем предметам в расписании лежат в рюкзаке. Телефон заряжен, денег на проезд хватает, даже закуска на школьный обед в контейнере — и та не оставлена на кухне. Всё было сделано, уложено, выучено. Всё было хорошо. Кроме чего-то, о чём Сима не помнила. У неё уже месяц было стойкое ощущение, что есть что-то ещё. Поэтому она и спросила у Алисы о честности и том, всё ли она знает об Алисе. Должно быть что-то ещё. Надя спрашивала, что случилось, Серафима прямо отвечала и соглашалась с ответом об усталости. Это казалось самым лучшим, правильным со всех сторон суждением. Пятнадцатого ноября, в пятницу, Алиса и Надя пообещали одной из учительниц помочь со стендом — надо было повесить рисунки. Надя сильно тормозила и рисунки давала дрожащими руками. Неудивительно: им помогал Кирилл Мансуров из параллели, в которого Надя продолжала быть влюблённой. Серафиме оставалось лишь вздыхать, ибо ничего тут не поделаешь, видимо, и дёргаться, когда гарцующий рядом с ней Кирилл невзначай касался её талии, клал руки на её ладони, говоря, что так ровнее — даже когда девочка держала рисунки и без того ровно, и когда он предлагал свои услуги по спуску с ящика с ячейками, расположенного под стендом и на который Серафима вставала, чтобы работать. — Я, н-наверное, унесу это, — пробормотала Надя Птичкина и убежала на второй этаж со скотчем и ножницами. Видимо, ей было необычайно страшно находиться с возлюбленным на расстоянии вытянутой руки. У Алисы и этого Димы с отношениями всё было как-то легче. Серафима глубоко вдохнула и громко выдохнула, доставая телефон из стоявшего рядом рюкзака. — Будешь её ждать? — вдруг спросил Кирилл, прислонившись к ячейкам рядом. — Да, а что? — не смотря на него, ответила девочка. — Да ничего, просто. — Но оказалось, что не просто. После паузы Кирилл заговорил снова: — У тебя есть парень? Серафима покосилась на него. — Нет. — Возрастало волнение, по спине пробежали мурашки. — Почему ты теперь не рыжая? Кирилл знал её рыжей ещё с того момента, когда в прошлом году они в числе шести участников, в которую входила ещё и Надя, были выставлены на какой-то городской конкурс. Вспоминала о том событии Серафима, как о страшном сне: были сложные вопросы, не самая лучшая организация и вообще она замёрзла в тот день ехать туда и обратно. — Мне не нравится мой цвет, точнее, не нравится, как на него смотрели. Кирилл вдруг взял её тёмную косу и закрутил между пальцами. — А мне нравилось, что ты рыжая была, — хмыкнул он. — И глаза у тебя красивые. — Серафима вновь глянула на него и увидела, что смотрит он ей в глаза. Кирилл выпрямился. — Ты классная, — произнёс он. — Красивая и умная, как у тебя никого быть не может, врёшь поди. — Скажи спасибо Карине, — Серафима убрала телефон в карман брюк и скрестила руки на груди, — что на меня не особо-то смотрят, чтобы её не провоцировать. Внезапно Кирилл положил руки ей на талию. Сердце у Золотовой подпрыгнуло, но она ничего не сделала. Зря. — Может, будешь тогда моей девушкой? Серафима выпучила глаза и молчала, хотя в голове её был ураган цензурных и нецензурных мыслей. Почему, как, когда, зачем? Тысяча и один вопрос, непроизнесённые. Кирилл между тем чуть приспустил руки, так что теперь они лежали не совсем на бёдрах, но уже и не на талии. — Так что? — услышала девушка словно сквозь вату, возможно, стекловату: она была неприятной, не такой мягкой, какой бывает обычная. Она смотрела перед собой, в разрез кофты Мансурова, на пуговицу его белой рубашки. Но словно не видела ничего. И Серафима повернула голову. Совсем рядом стояла Надя. Сколько она успела увидеть и услышать? Почему она вернулась так рано? А может, так поздно? Почему так похоже на бредовый фильм? Похоже на комедию — или на трагедию? Почему это происходит с ней? Кирилл тоже посмотрел на Надю, которая стояла бледная и будто не дышала. — Ты уже всё отнесла? — спросил Кирилл и похлопал, возможно, даже не совсем умышленно, Серафиму по бёдрам. Надя не ответила, схватила пуховик, очень быстро надела его, не застёгивая, схватила рюкзак и побежала к входным дверям. Серафима наконец пришла в себя. — Н-надя, Надя, подожди! Надя! — крикнула она, отпихивая Кирилла и набрасывая пуховик, так же быстро и дёрганно хватая рюкзак. — Сим, мы не… — Пошёл к чёрту! — кинула ему, не оглядываясь, Серафима. — Надя! Спасибо, что есть двери, открывающиеся вручную. Сима нагнала Надю у крыльца, перепрыгнув несколько ступенек и схватив подругу за плечо. — Надя, почему ты… — Почему я что?! — взвилась тихая Птичкина. Серафима встала как вкопанная, смотря на разозлённое и обиженное Надино лицо. — Это ТЫ почему, это Я должна задать этот вопрос! Ты знала, что я к нему чувствую, знала! Первая узнала, даже мама не знает ещё, я это ТЕБЕ сказала, ОДНОЙ ТЕБЕ! Почему ты его забрала себе, как долго вы… вы… — Надя, мы не… — Заткнись! — с визгом выкрикнула Надя, сбрасывая руку Симы и убегая, скользя на снегу и почти не падая на льду, спрятавшемся под белизной, смешанной с песком. Сима не побежала. Надя только что не просто разозлилась, она была в ярости, она… порвала их дружбу? Да? Из-за этого… этого… — Что это с ней? — Сима вздрогнула, когда рядом оказался Кирилл. Драться Сима не любила, даже не умела. Из-за ОБЖ знала, как самообороняться, но на практике этого не применяла. И сейчас она могла бы врезать этому типу побольнее, но тогда полиция, все дела… Не хотелось заведённого дела, но хотелось сделать что-то плохое. Серафима нагнулась, зачерпнула голыми руками снег и без слов приложила руку к лицу Мансурова. Юноша вскрикнул от обжёгшего холода и отшатнулся, убирая снег с лица. — Ты что делаешь?! Сима наконец выплеснула собственный гнев и собственный отвратительный словарный запас, чтобы последними словами чуть ли не проклясть этого человека. В автобусе девочка пыталась не думать, ни о чём не думать, полностью освободить голову от любых проявлений мыслей. Всё, что она сделала сознательно, — написала Наде извинения и объяснение, что произошло там, у стенда; Серафима тщательно подбирала слова, боясь, что может не так выразиться и раз десять перечитала написанное. Сердце билось, желая выскочить из клетки рёбер, пока Серафима раздевалась, желая и оттягивая момент глянуть в их с Надей переписку. Пусть Надя всё поймёт, Сима же всё объяснила, всё! Они же хорошо друг друга знают, Надя должна понять. Пожалуйста...«Этот пользователь добавил вас в чёрный список. Вы не можете отправлять ему сообщения».
Лёгкие сжались, глаза начало жечь, комната смазалась. Сима положила телефон на край стола, покачнулась назад, падая на кровать, скрючилась, упираясь острыми локтями в колени и пряча лицо в ладони. Её затрясло, в полной тишине безлюдной квартиры всхлипы отразились от обнажённых стен. Серафима, не сдерживаясь более, зарыдала в голос. — Почему?! — вскрикивала она в пустоту, когда могла вдохнуть. — Почему?! Ей никто не мог ответить. Да даже если бы кто-то был здесь и сейчас рядом — знал бы он ответ? Стилетами разрезали тишину её осипший голос, её завывания. Почему? Почему это случилось? В таком упадническом настроении Алиса застала Симу по возвращении домой. Серафима не плакала, но краснота с её щёк не успела сойти, кровь в глазах выдавала с головой. Алиса забеспокоилась и спросила, что случилось. Сима рассказала, давя всхлипы и шмыгая носом. Алиса выслушала и объятиями успокоила Серафиму. Не говоря ничего, не наставляя. Спустя час раздался звонок в домофон. — Ты зачем здесь? — услышала Сима из коридора сквозь открытую дверь спальни. — Где пострадавшая? — узнала Серафима голос Дмитрия. Девочка встала с кровати и вышла в коридор. Вишневский стоял на пороге с пакетом, в очертаниях которого угадывались две коробки пиццы. — Привет, — помахал юноша свободной рукой, — как ты? — Ты ему всё рассказала? — ухмыльнулась Сима, поглядев на сестру. — Но и мысли не допускала, что ему взбредёт в голову приехать, — сказала Серафиме Алиса, поворачиваясь к гостю. — Ты же не будешь делать так каждый раз, когда кому-то из нас будет плохо? — Посмотрим, — заулыбался Дмитрий. — Это ли не повод быть в хорошем настроении почаще? Или ты хочешь, чтобы я приезжал? Дима притянул одной рукой Алису к себе. — Ты холодный! — взвизгнула Снежова, проложив между ними преграду собственными руками. Вишневский дунул ей в лоб, растрепав чёлку. Серафима не знала, стоит ли шутить, в голову ничего не приходило. Алиса с Димой обменялись ещё какими-то любезностями, после чего юноша ушёл, а Алиса поставила коробки на стол. Пицца была вкусной, на удивление тёплой. Вдруг Серафима бросила взгляд на правую руку, которой теребила цепочку кулона и саму подвеску. — Ой! — Фто такое? — не дожевав, спросила Алиса. Сима протянула старшей сестре руку. На ладони лежал цветок-кулон, бликуя краями опустевшей выемки под камень, от лунки по кулону скользила чёрная трещина. — Мда, жалко… — протянула Алиса. — Столько лет с тобой был, и вот… Серафима потеребила треснувшее украшение, покрутила его, обматывая цепочку вокруг пальцев, после чего почти безжалостно отправила его в мусорку. Однако чувствовалось это, словно Сима теряет какую-то часть себя, но стоит ли хранить то, что пришло в негодность? Скорее всего, нет. На следующий день Надя продолжила нести флаг обиды и с Симой даже не заговаривала, отворачиваясь, когда Золотова хотела что-нибудь сказать, или утыкаясь в телефон. Серафима сдалась и отстала. Был урок у Михаила Вадимовича, два обществознания подряд. Сима записывала то, что говорил учитель, косясь в его сторону: Михаил проходил между рядами. Надя решила сесть на свободное место не столь далеко от Серафимы, но проход всё равно являлся преградой для разговора. Когда Михаил Вадимович проходил мимо Птичкиной, продолжая говорить, Серафима увидела, что он на несколько мгновений положил свою большую руку на плечо Нади. Та вздрогнула, глянула на учителя и продолжила писать. Михаил закончил диктовать, находясь в конце класса, и продолжил уже простой разговор по теме урока. Серафима, как и некоторые другие ученики, развернулись, чтобы видеть Михаила. Сима как-то невзначай подметила, что в один момент он коснулся носа рукой, которую только что клал на плечо Нади, после чего убрал пятерню от лица и с каким-то странным вздохом, будто бы вздохом отчаяния, а не усталости, положил руки на талию. Серафима не знала, почему обратила на это внимание. Прозвенел звонок, ожидалось второе обществознание, но одноклассники очень быстро принялись выходить из класса. — Серафима, задержись немного, — спокойно проговорил Михаил, но так, чтобы девочка его услышала даже сквозь нарастающий гвалт. Класс опустел. Из коридора доносились крики, шум, беготня. — Что такое? — спросила Сима. Она встала, оперевшись на первую парту, так, чтобы находится напротив так же оперевшегося на учительский стол Михаила. — Что это у вас с Надей? — последовал ответ вопросом на вопрос, почему Симу задержали. — Ах, не берите в голову, — неопределённо качнула головой Серафима. — Поссорились мы… И, видимо, навсегда. — Из-за чего? Сима вздохнула, пытаясь отогнать мысли о вчерашнем. Противно. — Из-за того мальчишки, в которого Надька втюрилась. — Михаил Вадимович вопросительно изогнул бровь. — Он… не знаю, уместно ли будет сказать «домогался», но, в общем, он меня облапал. Не так чтобы сильно, но этого хватило Наде, чтобы понять всё не так. Очень не так. — Ах, девушки… — вздохнул Михаил. — У вас экзамены должны быть в голове, поступление… Одиннадцатый класс не за горами. — Говорите, как многие другие учителя. — Должность. А если честно и без шуток, то куда такое годится? Миронова рыжая, хотя я сказал это, ожидая иного исхода, вы с Птичкиной рассорились на пустом месте, по сути… Ну ладно, беги, остуди голову. Но Серафима не успела уйти далеко. Ветерок из приоткрытого окна покачнул жалюзи, открывая дорогу юркому лучу света, который на несколько мгновений ослепил Серафиму, не успевшую отойти от парты. — Постой. — Сима остановилась, сделав только шаг к двери, и развернулась к учителю. Он, почти двухметровый, подошёл к ней. Девушка задрала голову, чувствуя себя совсем маленькой даже при росте чуть выше ста шестидесяти. — Голубая линза? — спросил озадаченный Михаил, рассматривая разные глаза ученицы. — Ну, не совсем… — отвела взгляд Сима. — Линза наоборот была коричневой. Это мои настоящие глаза. Михаил хмыкнул. Он смотрел уже выше глаз, куда-то на волосы. — Почему скрывала? — Хотела почувствовать себя обычной, чтобы Карина отстала. В итоге лишь спровоцировала её чуть больше, кажется… С вашим приходом. Повисло молчание. Мужчина и девочка продолжали стоять друг напротив друга. — И когда вы сказали про рыжих, — нарушила тишину Золотова, — одна рыжая в классе была… — И это тоже ты. — Это был не вопрос, но констатация факта. Рыжина у корней выбивалась среди тёмных волос. — Да. Вновь стало тихо, лишь жалюзи шелестели, ударяясь друг об друга. Михаил что-то обдумывал, хмыкал. — Серафима, — начал он чересчур строго, с непривычным холодком в голосе, — есть кое-что, что лучше обсудить вне стен школы. — Сима напряглась. Лишь первая неделя второй четверти, а у неё уже должны были появиться несколько седых волос вместо рыжих. — Есть ли место, где мы могли бы вечером поговорить? Можем встретиться у школы, но в более безлюдное время. Симе стало страшно. Слишком странное и пугающее предложение: встретиться в безлюдном месте, вечером… Девушке хватало телевизионных передач о пропажах, изнасилованиях и убийствах, чтобы сейчас бояться и внутренне трястись, как осенний лист. — Серафима, — вывел её из задумчивости Михаил, — мы можем встретиться ближе к твоему дому. И я не маньяк, если ты об этом задумалась. — Все маньяки так говорят... — А ты так много с ними встречалась? — усмехнулся учитель, но очень быстро вновь сменил выражение на суровое и вдумчивое. — Серафима, это важно. Обещаю, я никоим образом не наврежу тебе, могу поклясться, чем хочешь. Нам просто надо поговорить. — Что вас так всколыхнуло в том, что я разноглазая и рыжая? — наконец задала вопрос Сима. Ей было страшно и интересно. Она понимала: опасно. Она знала: маньяки способны замечательно смешиваться с людьми и ничем не выделяться, быть столь же милыми, каким всё время был Михаил. Она сомневалась: что-то внутри неё пыталось перекричать голос разума и сказать что-то важное касательно этой встречи. Словно этот разговор, который так обещает ей Михаил Вадимович, наконец что-то решит и даст ответ, что же такое Серафима забыла. — Есть кое-какие причины... — уклончиво ответил Михаил. — Я всё обещаю рассказать вечером, если ты согласишься встретиться буквально на пару минут. Можешь даже принести что-либо для самообороны, я не обижусь. Но пожалуйста, Серафима, это невероятно важно. — Он немного помолчал и добавил: — Для тебя самой в первую очередь. Что такое важное он не хочет говорить сейчас, когда все люди на перемене в коридоре, когда в кабинете нет камер, когда этот разговор так или иначе останется между ними? Сердце быстро билось в волнении и в страхе. Что, что, что? Что это за важная для Серафимы вещь? Девочка вдохнула и подошла к учительскому столу. — Где у вас тут написать адрес можно?~~•••~~
Серафима никогда не выходила в столь тёмное время на улицу одна. Особенно в холодное время года. Было почти семь вечера, фонари зажглись ещё около часа назад, и парковые деревья, подобно многоруким тощим гигантам, качали ветвями, стукаясь друг о дружку, будто шепчась, как бы ещё напугать юную особу, чтобы она не смела идти дальше. Однако Серафима с несвойственной ей уверенностью шла по протоптанной тропинке до памятника «Гений и Тень», превратившегося сейчас в чёрно-серую рельефную громаду. Затея встретиться с учителем сейчас казалась самой бредовой идеей, когда-либо приходившей Симе в голову. Золотова остановилась в свете фонаря, поёжилась. Не столь от холода, сколько от страха. Вокруг не было ни души, лишь где-то далеко, за пределами парка, она услышала, вздрогнув от неожиданности, чей-то смех, вскоре стихший. Страшно. — Долго ждёшь? Серафима вскрикнула и отшатнулась, повернувшись на голос. Она не заметила и не услышала, как Михаил подошёл и с какой стороны. В неярком жёлтом свете девочка видела, что одет Михаил не в пуховик и даже не в куртку, а в длиннополый, чуть ниже колен, двубортный полукафтан из тёмно-красной ткани, отороченный бурым мехом по низу и рукавам. Поблёскивала в свете фонарей серебряная вышивка. Он не выглядел, как человек, готовый на преступление. — Н-нет, — ответила Сима. — Хорошо. Спасибо, что пришла и не стала ничего усложнять. Глубокий голос мужчины заполнял полупустую от мыслей голову школьницы, заставляя задаваться лишь вопросом, о чём он говорит. — Не пугайся, я не сделаю тебе ничего дурного, — продолжил Михаил. Серафима невольно сжала самый острый ключ в связке, лежащей в кармане. — Особенно теперь… Что-то внутри Симы дёрнулось от такого окончания. Девочка продолжала недоумевать. Учитель же говорил дальше: — Пообещай, что сейчас не испугаешься, или не сделаешь этого ещё больше, и поверишь моим словам. Это очень важно, для тебя и для всех. Для тех, кто находится рядом с тобой. — Повертев головой и обдумывая каждое слово Михаила Вадимовича и ища пути отступления, Сима, наконец, неуверенно кивнула, тихо произнеся: «Хорошо». — Ты веришь в магию? — вдруг спросил Михаил. — В другие миры? — Не сказала бы… — ответила, буркнув это себе под нос, Золотова. В голове всплыл первый день Михаила в их школе, разговор тогда тоже коснулся магии. — Только если… чуть-чуть? — Тогда с очень многим тебе скоро придётся смириться. Пожалуйста, не считай меня сумасшедшим, поверь мне. — Михаил Вадимович глубоко вдохнул. — Магия существует, Серафима, как и другие миры. Множество измерений с иными правилами, но я хочу сказать лишь про один мир, откуда я родом. В голове помутилось, что-то в животе завязалось узлом. Он говорил, что не сумасшедший, но его слова доказывали обратное. Сима словно не хотела слышать, что он говорит, но до её слуха дошло каждое слово. — И откуда родом ты. «Ту-дум», — отозвалось сердце в ушах. Нет, он сумасшедший. Не маньяк, но псих, который как-то добрался до преподавательства. Ведь то, что он говорит таким уверенным голосом и с таким уверенным лицом, неправда. Ведь неправда? Почему-то Серафиме хотелось, чтобы это было неправдой… Или ей хотелось этого лишь из-за возможного разочарования, если она поверит? — Серафима, не верь ему! Сердце вновь кувыркнулось от испуга, от голоса, прилетевшего справа. Сима и Михаил повернулись и увидели пятерых девушек в цветастой одежде, слишком лёгкой для ноябрьской погоды. Пятёрка стояла, бросая кривые серо-фиолетовые тени на невысокие сугробы. Откуда этим неизвестным знакомо имя? — Серафима, — обратился Михаил к девочке, — пожалуйста, ответь: ты готова отправиться в другой мир? — С-сима, не надо! Не верь! — Почему так знаком голос? Ей кажется, определённо кажется, этот голос просто похож, ничего более… Серафима завертела головой, не понимая, откуда может исходить угроза, а кто является другом. — Серафима, если ты пойдёшь со мной, то откроешь для себя магию, мы защитим тебя. — Сима неотрывно смотрела на цветастую команду, словно готовую атаковать в любой момент, и слушала учителя. — Ты… увидишь своего брата, он ждёт тебя. Брат? У неё был брат? Точнее, у неё есть брат? Сердце вновь сделало кульбит. — Серафима, этот человек опасен! — крикнула девушка в красном, стоявшая впереди всех. — Твой брат опасен! Серафима глянула на Михаила, смотревшего спокойно на неё и ждавшего. Он не боялся каких-то девушек, его не пугало даже количество. Сима наконец произнесла, повернувшись к команде: — А кто вы такие? Почему я должны верить тем, кого не знаю? — Голос предательски дрожал. Другой мир. Магия. Брат. Карусель из каких-то странных образов, которые она никогда не видела, из множества мыслей. Где опасность? Где защита? Кому верить? Почему в этом всём главное участие принимает она? И в этот момент вперёд пошла девушка в бело-фиолетовой одежде, та, голос которой показался Серафиме знакомым. — Спарк, что ты..? — «Красная» схватила выходившую вперёд за запястье. Серафима не слышала, как «Белая» сказала соратнице: «Я должна сделать это, простите...» — но увидела, как она вывернула руку из хватки. — Серафима, — произнесла девушка, остановившись шагах в трёх от Золотовой, — пожалуйста, верь нам. — Михаил не делал ничего, лишь ждал, словно чувствовал, что сейчас всё должно вывернуться в его пользу. — С какой стати? — обиженно спросила Сима. Голос не слушался. Девушка в бело-фиолетовой одежде, чей голос волновал душу Серафимы, протянула руки к маске. Голос… Этого просто не могло быть. Не могло! Разве она не рассказала бы Симе о чём-то таком? Она же обещала говорить обо всём! Девушка сняла маску и опустила руки, сжимая её в тонких пальцах. Тут даже белый цвет волос не мог сбить с толку, таким знакомым было это лицо и таким знакомым — голос, тёплый, мягкий, как пушинка, со звонкими срывающимися нотками. Голос, который когда-то читал Серафиме сказки, который называл её Царевной Морковкой. — Спарк, зачем ты..? — А-алиса? — Сима не верила глазам. Нет, это чья-то шутка, несмешная шутка, гипноз, разыгравшееся воображение! Что угодно, но не реальность. Это не могло быть реальностью, не должно было быть ею! — Ты… Почему… ты..? — Слова застревали в горле. Серафима хотела спросить, почему Алиса молчала, почему она здесь, она хотела спросить так много, но не могла. Вместо слов приходила злость, накатывала волной. Странная едкая ярость, которую Серафима не могла усмирить. — Почему ты не рассказала?! — вырвался наконец крик. — Сима, я говорила, — делая шаг вперёд, произнесла Алиса дрожащим голосом, будто готова была заплакать. — Говорила, но… — Лжёшь! — взвизгнула Серафима, ощущая саднящее тепло в глазах. — Лгунья! — Вас предала сестра? — внезапно раздался ещё ближе голос Михаила. — Вы готовы довериться ей вновь после такого? Её сестра, её неродная сестра, которая когда-то обещала быть честной, начала приближаться. Но это было последним, чего хотела Серафима. — Не подходи!!! — истошно завопила Сима, срывая горло. В это мгновение произошло ещё больше странных событий. Сквозь водянистую пелену девочка увидела, как со стороны цветастой команды летит что-то голубое, похожее на лёд, но именно в этот миг к коже прилил жар, доселе не испытываемый, всего на какие-то доли секунд, а затем необычайной силы волна откинула Алису к команде, сам отряд повалился в снег, проскользил назад, чуть не с головами закапываясь в сугробы. Волна разбила стекло ближайшего фонаря, пустила трещину по основанию памятника и сломала не одну ветку дерева, которые не смогли сегодня отпугнуть девочку от парка. Серафима ахнула, тяжело дыша и еле держась на трясущихся ногах. Навалилась слабость. Тепло в коже пульсировала в ритме бешено бьющегося сердца. Пока команда Алисы приходила в себя после полученного удара, Михаил вплотную приблизился к Симе, наклонился к её уху и тихо произнёс: — Всё ещё не верите моим словам? Дрожите, как осенний лист. — Серафима сглотнула комок. — Ваша сила опасна для людей и для вас самой. И те, с кем связалась ваша сестра, тоже опасны для вас. Ваш брат вам поможет. Мы поможем. Только… — Я согласна! — выкрикнула Серафима. — Заберите меня отсюда! К этому времени ведьмы поднялись, и Алиса увидела, как Серафима, её ненаглядная и любимая сестра, пускай даже не родная, кладёт руку в протянутую ладонь врага. В теле с новой мощью разгорелась сила, Снежова подскочила с места и рванула вперёд, желая предотвратить похищение, не дать забрать её сестру. — Сима!!! Алиса, как в замедленной съёмке, увидела, что рука сестры сжата пальцы «Михаила», увидела, как девочка повернула голову в её сторону. Увидела последний взгляд блестящих разноцветных глаз. Яркий столб медного света ударил вверх, и перед Алисой осталась лишь пустота, в которую она протянула руку с призрачной надеждой схватить Серафиму. Не переставив вовремя ногу, Алиса пролетела вперёд и упала на то место, где только что стояла её сестра. Сестра, которую она потеряла.~~•••~~
— Что… что я только что сделала? — повторила Серафима, устало опираясь на стену и прикладывая руку к пронзённой резкой головной болью голове. — Я разозлилась на Алису. Я ненавидела её в тот момент… Я могла убить её. Их. Я могла… могла… — Серафима медленно сползала по стене на пол, закрывая глаза рукой и подавляя слёзы. — Прошу, будьте спокойнее, — мягко сказал Михаил, перейдя на «вы». Мужчина протянул Серафиме руку. Девочка оперлась на неё и оказалась поднятой на ноги. — Вы не виноваты. Уверен, если ваша сестра вас любит, она простит. — Вы… вы сказали, она опасна… — Дурное влияние других. — В свободной руке, не поддерживающей Серафиму, в золотом блеске появился бокал с водой, который Михаил протянул девочке. — Ей не повезло связаться не с теми. Но об этом позже, сейчас есть более насущные вопросы. Например, вы должны увидеться с братом. Серафима слушала, жадно и громко глотая воду, ощущая прохладу внутри. Брат. Её родной брат. Какой он? Она боялась и ждала этой встречи, хотела уже сейчас задать миллион вопросов обо всём! Почему он не нашёл её раньше, почему именно сейчас, почему она оказалась в другом мире, что это за новый мир. Всё-всё-всё! Она хотела знать всё! И вместе с этим она стеснялась задать ему даже один вопрос. Что она должна спросить первым? — Вы желаете переодеться и успокоиться или сначала увидитесь с братом? — услышала Сима вопрос Михаила. Ноги почти перестали дрожать, но он продолжал придерживать её за плечи. — Он ждёт этой встречи, но поймёт, если вам нужно время. Сима отдала стакан Михаилу, расстегнула пуховик и взяла его в руки, оставшись лишь в свитере и утеплённых джинсах. — Я… хочу увидеть брата. Михаил повёл её на этаж ниже. Шли они недолго, Сима смотрела больше в пол, чем на стены, всю дорогу. Состояние потрясения, раздражения и обиды ещё не до конца выветрились из головы и тела. — Готовы? — спросил Михаил у Симы, остановившись у двери в углу. — Погодите, — так же тихо ответила Серафима. — Можно пару вопросов перед этим? Михаил кивнул, улыбаясь легко и будто по привычке. — Вас правда зовут Михаил? — Когда начала сомневаться? — ответно задал вопрос бывший учитель. — Только что. Так всё же? — Нет, дорогая моя, — выдохнул мужчина, поглядывая на дверь. — Тогда как? — Он поднял руку, готовясь постучать. — Лютов Миро Фаддеевич. Можете звать меня просто Миро, Ваше Высочество. Симу передёрнуло. К ней впервые обратились так не в шутку, а торжественно, вкладывая почтение. — Мне стучать? — спросил с зависшей в воздухе рукой Миро. Сима вдохнула поглубже и ответила утвердительно. Миро постучал, почти сразу же заходя внутрь. Сима разобрала, что он произнёс: «Ваше Императорское Величество, — со странным ударением на слове, — ваша сестра найдена», — после чего дверь открылась шире и Миро пригласил девочку в комнату. Серафима с громко бьющимся сердцем шагнула через порог.