***
— Мне нужны одуванчики. Очень много одуванчиков, ангел. — Кроули навис над Азирафелем, ослепляя колышущимся в солнечных лучах пламенем своей шевелюры. — Щёлкни пальцами, сотвори чудо, — Ангел перекатил голову из стороны в сторону. Первая весенняя жара уже успела его порядочно разморить — даже тёмные пятнышки заплясали под веками. — Буэ-э, какой ты унылый! Давай, поднимайся! — И мёртвого растормошишь… — с нарочитым недовольством пробормотал Азирафель, когда неугомонный Кроули потащил из-под него мягкий клетчатый плед. — Конечно, растормошу. Подниму — но зачем? У зомбей хреново с мелкой моторикой — забыл? Они не соберут мне одуванчиков! — Как я мог забыть, если никогда этого не знал? К тому же… Постой-ка… Ты что, поднимал мертвецов? — Азирафель вскинул брови, отчего Кроули расхохотался. — Это было так давно, что почти неправда, ангел. Забей. — Фу… Фу, дорогой! Экая… неприятная вещь. Незаметно щёлкнув пальцами, Азирафель переместил себя прочь с покрывала, которое демон ещё продолжал сосредоточенно тянуть на себя. Не ожидавший подставы Кроули плюхнулся на задницу, уставился возмущённо и негодующе. — Ты… Да ты… вес-сь копчик отбил! — Встал, потирая ушибленное место. — Заглаживать вину зас-ставлю. — И, нахально повернувшись, покрутил бёдрами. Крутил, впрочем, не достаточно долго — Азирафель только-только прицелился отвесить пинка, а демонический зад уже улепётывал прочь, уносимый его обладателем. — Цветы, ангел. Осыпь меня цветами!***
Листочек ещё помнил тепло той весны. Азирафель помнил больше: очки, которые Кроули потерял в пылу ребячливых салочек, затеянных одним безбожно и вторым — божественно великовозрастным идиотом. Потеряв, Кроули не стал их искать, а, когда тёмные стёклышки в дорогой оправе для него нашёл ангел, небрежно поцепил не на нос, а на расстёгнутый ворот рубашки, откуда выглядывала по-мальчишески тонкая и по лебяжьи длинная шея. Азирафель помнил сощуренные змеиные глаза, медовое золото в них, помнил посверкивающий циферблат на костлявом запястье демона. Впрочем, нет, с часами Кроули, как и со всем остальным, выпендрился, так что ангел не был уверен, можно ли называть «NOW», застывшее в звёздной пустоте под прочным стеклом, годящимся только для приличных наручных часов словом «циферблат». — Зачем тебе часы, которые не показывают время? И вообще… зачем часы оккультному существу? — спросил Ангел однажды. Кроули привычно усмехнулся. — Ну во-первых, ангел, часы — это чертовски стильно. Во-вторых — в смысле, мои не показывают время? Они показывают самое точное время на свете. Эм? — И поднял запястье почти к самому носу. — Вот, мы в моменте. Сейчас. Скажешь, неправда? И ведь не поспоришь. Кроули ухитрялся оставаться стильным повсюду. Он даже одуванчики стильно собирал — этими своими тонкими изящными пальцами, такими чуткими и проворными… Эти пальцы в мгновение ока туго переплели поскрипывающие зелёные стебли и, хохоча, как полоумный, Кроули водрузил растрёпанный венок на голову изумлённого до глубины души Азирафеля. — Не снимай, Ангел. Тебе к лицу. А вот сам Кроули от цветочного украшательства себя наотрез отказался. В самом деле… демон в одуванчиках… невидаль же, абсурд. Шесть тысяч лет такого не бывало, и впредь не намечается. Они затеяли шуточное состязание, кто сумеет собрать больше цветов, и, как бы зло ни силилось и ни пыжилось, добро одержало верх. — Позволь поинтересоваться, дорогой, зачем тебе эти несчастные цветы? — с толикой заинтересованности спросил ангел, когда весь жёлтый с ощипанной поляны перекочевал в огромную, конечно же, чудом здесь возникшую стильную чёрную бочку. Кроули состроил загадочное выражение лица. — Ты такой недогадливый, ангел… — И стал методично ощипывать цветы. Тонкие пальцы безжалостно выдирали мягкие лепестки. Зелёные чашелистики за ненадобностью отбрасывались прочь. — Не хочешь ли помочь? — Руки потом будут жёлтые. — Ну и… что? Не твой ли любимый цвет? Что к чему, Азирафель понял только на этапе добавления сахара. — Вино из одуванчиков? Ты видел мои новые поступления, Кроули, да? Тот лишь смеялся. Ему только идею подай — и будет уже никакими силами не отвратить от неё, не выдрать из рук. — Ну вересковый мёд же у нас получился в девятнадцатом веке... Ангел ощутил, как предательски вспыхнуло лицо. Почему бы? — С ума сойти… Ты. Вдохновляешься литературой. Вся весёлость вдруг схлынула с Кроули единой волной. Демон поднялся с колен, шагнул, словно переступая что-то, сброшенное под ноги. — Не литературой, Ангел. Я понятия не имею, о чём эта твоя дурацкая новая книжка. — Щёлкнули дужки очков, мелькнули перемазанные одуванчиковым соком смуглые пальцы. Лишь надёжно укрыв глаза за тёмными стёклами, Кроули договорил: — Но если это пойло получится, ты будешь доволен. А, значит…***
«…буду доволен и я». Ангел аккуратно сунул дневник под подушку. Вообще-то, он почти не пользовался кроватью, но в редкие ночи, напоенные ароматом близкой грозы и расчерченные ветвистыми сиреневыми сполохами яростных электрических разрядов, он любил лежать, перебирая странички-воспоминания. Десятки страничек. «Вино из одуванчиков удалось». А, впрочем, даже не будь оно таким мягким и сладким на вкус, это всё равно стало бы одним из лучших вин, которое ангел и демон когда-либо распивали.