Коноха уже превратилась в мегаполис с бесконечными огнями и нескончаемым дождем — кто-то тревожно считал, что Шестой превратил родную деревню в Амэгакуре. Сам же Рокудайме если еще и мог объяснить внедрение технологий и современных инфраструктур, то наличие вечного дождя оставалось до сих пор догадками. Вполне вероятно, как думал он, всему виной собственное же настроение — оно у него было бесконечно хмурым вот уже три года. Невольно, но у мужчины все же получалось влиять на погоду целой деревни своим ментальным, не всегда ярким состоянием. По крайней мере, успокаивал он себя, всегда освещенные здания и улицы отлично сочетались с небесными каплями слез, сопровождаемыми лесной свежестью. Хатаке неспешно ступает по коридорам отремонтированной резиденции, уже больше походящей на лабиринт, и со скукой рассматривает близ стоящих жертв — работники финансового отдела боялись его просто до смерти. Несчастные сотрудники, вальяжно стоящие возле любимой во всем здании Хокаге кофе машины, встали столбом, точно статуи, при виде Шестого. А подобная реакция была вызвана тем, что Рокудайме часто врывается в отдел и раздает всем пендели, а иногда даже умудряется заявиться под хенге одного из сотрудников. Дотошный Хатаке не ленился исправлять каждую мелочь в документах, потому как казна Листа — не шутки, повторял он. А многие считали, что это Тсунаде жадная до копейки Хокаге.
— У вас перерыв? — скучающе спрашивает он, но так, что у несчастных кровь стынет в жилах.
— Так точно, Хокаге-сама! — хором как один отвечают они в поклоне.
— Нужно распределить финансы на строение нового психологического центра, а затем составить черновой вариант зарплат сотрудников, — Какаши медленно вразвалочку приближается к кофе машине, — Не думаю, что у вас есть лишний час на перерыв.
— Т-так точно, Господин Шестой! — молодой парень сгибается пополам, когда слышит скучающе строгий тон Хокаге, который наливает себе огромный бумажный стаканчик кофе.
Полуприкрытым пустым взглядом он упирается куда-то в бесконечность, пока любимая машина не доливает кофейную порцию с обозначающим звуком. Недолго повертев в руке стаканчик, он вновь обращается к сотрудникам, хотя звучит вполне себе отчужденно — как всегда.
— Отчет жду у себя через два часа, — нарочито строго выдает он.
— Н-но, Хокаге-сама…
— Через полтора, — душит атмосферу Какаши, вдруг взглянувший на кофе немного иначе.
А пока работники суетливо переглядывались друг с другом, Рокудайме вдруг вспомнил, что в кабинете его уже ждал кофе, тот самый, любимый, с щепоткой песочного сахара из Суны — такой во всей Конохе пили только двое человек. Поэтому он, все также скучающе, всучивает бумажный стаканчик одному из стоячих рядом жертв — юный парень недоумевающе принимает горячий кофе, пока Шестой также загадочно удаляется прочь. Дверь в собственный кабинет была выполнена из черного дерева — лаконично и строго, а у многих, как он слышал, она вызвала не самые приятные ассоциации. Для большинства сотрудников резиденции, дверь была своеобразным порталом в ад, где их ждало очередное наказание за плохую работу. Какаши усмехнулся, навыдумывали себе невесть что. В родном кабинете были задвинуты все жалюзи кроме одной, достаточной, чтобы в помещение проскальзывали неоновые огни зданий и было видно жизнь вокруг. На столе, сделанном все из того же черного дерева, создающего мрачную атмосферу внутри, стоял большой стаканчик с холодным кофе — зато с щепоткой песочного сахара. Какаши даже не пришлось приглядываться, все кричало издалека, а именно — яркий отпечаток вишневой помады на стаканчике. Последние два года Харуно увлеклась насыщенной, в тон спелой черешни помадой. Подобные следы оставались на всех его стаканчиках, будь то кофе, или же обычная прохладная вода. Какаши задумался, а правильно ли он поступил, когда дал ей полную свободу посещения его кабинета? Последнее время он много думал, даже слишком, даже чересчур много для себя. Вот и сейчас он задумался вновь, губами коснувшись именно этого вишневого следа и отпив остатки их любимого кофе. Так, пожалуй, было даже вкуснее. Возможно в этом и таилась его любовь к именно старым отпитым стаканчикам кофе — насыщенный вкус двойного эспрессо с щепоткой сахара дополняла вишневая прелесть, не приторная такая и слабая, но невероятно вкусная.
А началось все это, пожалуй, не так давно, всего три года назад. В один определенный момент, когда вокруг остывала земля после войны, а где-то рядом сражались на смерть два ученика. Тогда он, Какаши, опьяненный жизнью и войной, просто ждал исхода битвы Наруто и Саске. Любого, абсолютно. И тогда же подле него сидела бессознательная Сакура, которую он уложил среди груды камней — иного выбора у него и не было, а отсюда еще почему-то было прекрасно видно ее пышные ресницы. Сидела она так мирно и красиво, что Хатаке позабыл обо всем, что сейчас их окружало. Раньше бы он ни за что не взглянул на нее так мечтательно и воодушевленно, так, словно бы на ее бледном лице таилась целая вселенная. Знал он ее, пожалуй, достаточно давно, вот только сейчас взглянул так, словно бы в сердце пронзили кунай. А быть может так оно и было, и сейчас он умрет от потери крови, и спокойно отправится в лучший мир. Спокойно, потому что последнее, что он увидел перед смертью — была она. Но время шло, а он все не умирал, а сердце отчего-то стало биться еще сильнее, задавало новый, незнакомый ранее ритм. На умиротворенное лицо Сакуры начали ниспадать ее пыльные розовые лохматые локоны, отчего ему захотелось прикоснуться к ней вновь. Раньше он не позволял себе, но раньше и сердце билось не так сильно и громко. Хатаке тянет к ней свою ослабевшую раненную руку и хочет заправить волосы за ухо, но отчего-то получается нежный поцелуй в лоб — он даже не заметил, как спустил маску на подбородок. Ему кажется это сном, потому как чувство, словно бы взглянул он на Сакуру впервые, так и влюбился, хотя точно помнит, что знал он ее долгие годы. Ее слабое дыхание и уставшие локоны запали в одинокую раненную душу Хатаке, и тот поклялся теперь хранить это чувство. Вот только он не ожидал, что это будет сложной задачей для его сознания. С тех пор, три года подряд, он только и думал о том, как же сладок был ее пыльный лоб тогда, отчего даже страшно представить, каковы же на вкус ее нежные губы. Какаши кажется, он влюбился с первого взгляда своих новых глаз, ведь в нем более не пылал проклятый шаринган.
И время шло, он — глава деревни, за которым стояли годы боли и одиночества, она — все такой же нежный образ в его голове, оставляющий поцелуи на его стаканчиках кофе. Хотелось затянуть этот момент и забыться в фантомном поцелуе Харуно. Что его останавливало от действий, ведь продолжать всю жизнь пробовать остатки вишневой помады, он не знал. Было ли все дело в его статусе Хокаге или же в собственной неуверенности, он тоже не знал. Вот только и дальше продолжать так не хотел, уж слишком сильно хотелось хоть какого-то тепла в жизни, иначе прохладные дожди будут идти вечность. Вот и сейчас за окном пылали не только неоновые вывески и фонари улиц, но и промозглый дождь — как раз таки именно таким и было его настроение, противным и моросящим. На часах половина седьмого и он на автомате с надеждой выглядывает в окно, в сторону госпиталя, где сейчас активно шел ремонт — все также по его инициативе, как и постройка нового психологического центра. Не то чтобы Какаши считал его наличие настолько важной надобностью, просто Сакура так воодушевленно описывала свои планы на будущее, что мужчина не устоял. И тогда, в качестве благодарности, она приготовила ему чудесный ужин в своей квартире, сопровождаемый домашней чашечкой кофе с щепоткой песочного сахара. Кофе тогда он кстати почти не выпил, лишь отхлебнул остаток с отпечатанной помадой стороны — невероятный вкус. Сакура тогда что-то оживленно рассказывала о дожде — ей он, кажется, был мил. Вот Хатаке и помчал сразу же заниматься проектом нового здания, ведь кто знал, какая благодарность его ждет за постройку.
А Харуно, как по часам, выбежала из госпиталя ровно через пять минут после официального окончания рабочего дня — в этом он ей, пожалуй, очень сильно завидовал. Редко когда Рокудайме мог покинуть рабочее место в нужный час — только несколько раз, когда Сакура просила выбраться с ней на тренировочную площадку. Харуно, к слову, форму совсем не растеряла, хотя он точно помнил, что на задания ее больше не отправлял, разве что на самые простые, где и генину было стыдно объявиться. Куноичи прекрасно уворачивалась от всех его смазанных атак, смазанных, потому что он вряд ли мог здраво мыслить, когда перед глазами мельтешила эта насыщенная вишневая помада и чуть отросшие розовые волосы. Быть может она применила на нем какое-то сильное гендзютсу, он не знал, но и оторваться от нее никакими силами не мог. Она тогда повалила его чуть ли не на смерть, а он почему-то был только рад.
— Ты сломала мне ребра, — сказал он отчего-то игриво и довольно.
— До свадьбы заживет, — отчего-то также игриво и задорно ответила она тогда.
— Вероятнее всего я умру, — слабо сквозь маску улыбнулся мужчина.
— Вот нравится мне ваш местами наигранный пессимизм, есть в нем что-то отчаянное, интересное, — Харуно вдруг задумчиво уселась поверх поверженного сенсея, отчего у того не только ребра, но и пах застыли в агонии. Но виду он, конечно же, тогда не подал.
Подливал в масло огонь и пресловутый дождик, покрапывающий так назойливо и красиво, что майка у Харуно, как и ее волосы, вся промокла. Серые глаза старались глядеть куда угодно, но только не в прилипшую к талии мокрую одежду.
— Интересное? Ты находишь меня интересным? — терпеливо выдыхает он, хотя про боль в ребрах почти забыл. Ему казалось, что его подведет его же достоинство тогда.
— А кто не находит? Вы же у нас в топе среди мужчин Конохи, — как-то чересчур серьезно выдала она, все также восседавшая на нем.
— Это из-за того, что я Хокаге?
— Статус здесь ни при чем, — задумчиво вгляделась в него она и зачем-то провела рукой по седым волосам.
А когда Какаши почувствовал новый прилив крови к ненужному месту, то силой, но очень осторожно, спихнул с себя девушку. Хатаке лег на живот, чтобы хоть как-то скрыть свой развратный позор и пробубнил что-то про «дело вкуса». Хотя ему было до боли приятно осознавать, что несвойственно флиртующая Харуно считает его интересным мужчиной.
— Я залечу, — спешно и спокойно выдохнула она тогда, и зачем-то погладила его поясницу, и только затем приступила к ребрам.
Вот из-за подобных моментов Какаши и проводил все свое время в мыслях, ведь элементарно не знал, как на все это реагировать. Безусловно, он, в глубине души, был дико рад, вот только достоинство тоже надо было сохранять, как он считал. А потому и двусмысленную Сакуру старался не подпускать чересчур близко, хотя в то же время позволил ей заходить в свой кабинет когда девушке только вздумается. Жить с такими намеками — не дело, и именно поэтому вновь допивал целованный ей стаканчик с кофе. Глаза у Какаши стали видеть по-другому, это он понял еще тогда, после войны, когда просто не мог оторвать глаз от Харуно, а сейчас и вовсе весь мир окрасился в розовый. Наруто начудил с глазом, думает он, либо же Сакура и в самом деле погрузила его в гендзютсу. А затем машет ей в ответ, когда девушка замечает его в окне резиденции.
***
Сегодня был тот редкий случай, когда он все же вышел с работы пораньше, оказав тем самым невероятную услугу всему рабочему персоналу. Те, почему-то вдруг, стали избегать всевозможных встреч с Хокаге в коридорах резиденции — неужели он так сильно всех достал? К счастью для них, глава клана Хьюга решил пригласить Шестого на ужин в ресторане — такую роскошь Хатаке тоже мог себе позволить, просто посидеть и расслабиться в дорогом месте. Рестораны в Конохе однако тоже изменились, вот только сегодняшний был пропитан традиционной атмосферой, да такой, что Рокудайме даже надел хаори с символами клана и кандзи огня. Хиаши Хьюга же оказался для него наилучшим собеседником — на удивление они очень сблизились после войны. Глава Хьюга любил говорить о совместных проектах с другими деревнями, на что Какаши смотрел крайне положительно. Он также любил подтрунивать над Хатаке, мол пора бы и невесту себе найти, а еще лучше молодую, чтоб смотрела на него с уважением.
— С вами приятно проводить время, Хокаге-сама, — после недолгих двух часов беседы мужчина удаляется по делам, а Хатаке решает досидеть вечер.
— Взаимно, Хиаши-сан.
Проводя остаток вечера в бесконечных, как и прежде, думах, он вдруг чувствует фруктово цветочный аромат — привиделось? Вряд ли это Харуно, думает он, ведь девушка отдает предпочтение современным заведениям и моде, хотя этот аромат он не спутает ни с чем. И также неожиданно к нему подсаживается сама Сакура собственной персоны — врывается в его сознание беспардонно и нежно, так, что хочется утонуть. Харуно солнечно улыбается, хотя он уверен, что за окном сильный дождь, и выхватывает у него белоснежную чашечку с кофе, сыплет туда крохотную щепотку сахара и тут же отпивает. Мужчина перестает ее слушать уже на середине рассказа об ее прошедшем дне и очередной сплетне с Ино, он также забывчиво касается чашечки, прямо там, на отпечатке губ, и испивает остатки кофе — как обычно потрясающе. Сакура на это действие никак не реагирует, да и лицо его, он уверен, она уже ненароком раньше видела.
— Слушайте, а не из-за вас ли дождь все время льет? Может поделитесь дзютсу? — абсолютно солнечно и по весеннему спрашивает она, а Какаши кажется, что он вновь попал в сон.
— С чего такие мысли? — в их диалогах он был краток, хотя в голове было куда больше слов.
— У вас в глазах такие же облака, что и на небе, — она вдруг приближается к нему так, что он на мгновенье перестает дышать.
А что ему делать в такой ситуации?
Он вновь задумался.
— Хотя знаете, мне этот дождь нравится, пускай и с прическами сложно, — Харуно отвлекается от его бесконечного влюбленного взгляда, — Он мне, почему-то, о вас напоминает. И я сразу хочу улыбаться.
Прямо сейчас Какаши искренне радуется тому, что маска закрывает добрую половину его покрасневшего лица, иначе бы пришлось также неловко выкручиваться, как тогда на тренировочной площадке.
На короткий миг Сакуре кажется, что болтает она чересчур много, а Хатаке чересчур много молчит и пялится на нее как ненормальный. Это в нем, ей, пожалуй, тоже нравилось. Да и смотреть на него, в целом, она начала по-другому совсем. Отчего не знала, но почему-то была очень рада. Какаши она знала достаточно долго, чтобы точно сказать, что в голове у него всегда буря мыслей, но видимо недостаточно долго, чтобы взглянуть на него, как в первый раз. Хотя была уверена, что и до этого смотрела, вот только сейчас он начал казаться каким-то другим. Более мужественным что ли. Девушка хотела было что-то ему сказать, но вдруг передумала, что понял и Какаши — вопросительно двинул бровью.
— Проводить тебя до дома? — непривычно обычно произносит он, так по-родному что ли.
— Не боитесь промокнуть под дождем?
— У меня есть зонт.
Зонта у него, по правде не было, поэтому у входа он забрал чужой, с нелепыми красными сердечками. Снаружи он был столь уверен, что и Харуно на мгновенье повелась на это — а он лишь не хотел пользоваться техникой перемещения, чтобы продлить момент вместе.
— Интересный у вас зонт, — тут же игриво подмечает она, а мужчина все также уверено идет в сторону ее дома.
Дождь на улице лил не так сильно, как хотелось бы, но достаточно, чтобы улочки пустовали, а огни фонарей красили красивое личико Сакуры. Спустя пару кварталов вдруг поднимается несильный ветер, отчего девушка слегка прижимается к Шестому — он времени зря терять не стал, тут же приобнял за талию, но не как любовник, надеялся он. Они проходят мимо стройки — здесь Сакура беспричинно начинает улыбаться во все зубы.
— Станешь главой этого центра, — как-то излишне спокойно говорит он, что не мешает Харуно радоваться как прежде.
И они проходят дальше, уже почти приближаясь к ее району — этому Какаши не сильно радуется, и оттого вдруг ветер стал дуть сильнее. Да так, что из рук вылетает забавный зонт с узорами, и они остаются под дождем. Этой ситуации Сакура тоже улыбается, но уже как-то по-другому, как-то с заботой. В ее зеленых глазах он сейчас наблюдает множество красок огней, а на промокшем лице они смотрятся еще прекрасней. Отчасти даже прекраснее пыльного бессознательного лица тогда. Зонт уносит недалеко, он приземляется где-то в паре шагов от Какаши, но тот, почему-то, даже не собирается подбирать его. Мужчина лишь повернулся к куноичи и стал разглядывать ее прелестный образ, ее яркую помаду, которую так и хотелось попробовать здесь и сейчас. Сакура двигается как в замедленной съемке, она неспешно тянет руки к нему, мокрому, и почему-то совершенно не сопротивляющемуся. А тянулись ее ручки к маске, такой же мокрой и темной, как этот вечер.
— Вам эта хмурость, очень даже к лицу, — Сакура осторожно и медленно приспускает края маски, всматривается в его облачную пепельную душу и чувствует покой, — Но так сильно хочется порадовать вас.
А взгляд у Какаши меняется, становится непривычно теплым и нежным, таким, что Сакура влюбляется. Внутри сверкают молнии, а дождь уже не кажется таким холодным и противным. Она придвигается ближе, а он опускает голову — на вкус ее губы оказываются куда превосходнее ожиданий.
恋の予感
[koi no yokan]
Чувство, описуемое как влюбленность со второго взгляда. Чувство неизбежной влюбленности.
