Извращенная хроника

В квартире днём вместе они были редко. Точнее, можно сказать, что никогда. Кос уходил всегда утром, чтобы успеть разобраться с поставками, а Витя - валялся тут до вечера, потом бесследно исчезал. – Кос, ты одежду то сними. Космос дернулся из-за ласкового голоса за спиной. Было непривычно. Ещё бы, брюнет к заботе не привык, обычно он получал нагоняй и грубое: "ты же мужик" Кухня была такой же старой, как и все остальные комнаты. В этом был свой шарм по мнению Пчёлкина, поэтому он запрещал тут что-либо менять. – Мокрый весь, – Витя подходит со спины, чуток тянет его рубаху назад, Кос, как по позову, впопыхах следом пуговицы расстёгивает, – вот так. Холмогоров ставит две руки на подоконник, упирается, плечи выравнивает, пока Витя пальцами по позвонкам ведёт. Непривычно, но тепло, так тепло ещё не было. Показалось, что Холмогоров и сам сильнее поддался под жест. – Я здесь живу, поэтому ключ с собой стал забирать, – теплые губы касаются где-то ниже одной из лопаток, – не было возможности сказать. Космос почти сразу разворачивается лицом. Чтобы убедиться, что не врёт, возможно, всё действительно теперь иначе. В это ещё нужно поверить. Ещё нужно время. Излюбленный жест. Витя лениво обнимает за шею, сейчас совершено трезвый. Немного виснет, выдыхает как-то плавно, когда его обнимают в ответ за поясницу. Холмогоров готов поклясться, что услышал это тонкое и мягкое: "как хорошо", где-то у уха. На кухне кипит чайник, Пчёлкин его впопыхах выключит. Чай наливать не станет, побежит обратно в комнату. Там ведь его Кос. Лежит уже в постели, немного развалившись, в углу рта зажжённая сигарета. – Ты не против? – Кос сразу обратил внимание, Витя почти голый в одних трусах, ещё и мнется, под коньяком проще, – я могу одеться. Холмогоров мотает головой, мол, не надо, что я там не видел, тем более Витя тоже под ливень попал. Через пару секунд Пчёлкин заберётся сверху, носом чужого коснется, выдохнет как-то мягко и может возбуждённо. – От тебя пахнет твоей машиной, – русый улыбается, чуть голову склоняет на бок, после, скорее всего, вообще засмеётся и заберёт сигарету из чужого рта, – или это она тобой пахнет уже. Космос вскинет бровями, даже немного вальяжно. – Никогда не замечал, что моя машина чем-то пахнет, – он пару раз запнется, потому что Витя губами поведет у шеи, потом носом, видимо делает вид, что нюхает, – полегче. Это "полегче" - выходит сорванным, слишком уж явно сорванным. Ещё пару минут назад они собирались пить чай. Потом Витя сказал, что Кос бледный и нужно срочно лечь, ладно, его взгляд был слишком хитрый для обычной заботы. – Боишься? – этот смешок, чуть влажный возле уха, - как я понимаю, боишься, что встанет. Холмогоров на это посмеётся, он это дразнилку хорошо знал, но теперь она была хотя бы внятнее, раньше пьяный мычал это на ухо. – Не боюсь, – тихо, в самые губы, Пчёла сверху, считай, что лежит, место на диване закончилось на Космосе, – это ты б боялся. Витя не боится, он знает как будет. Почти сразу целует - настойчиво и жарко. Знает как будет, знает, что выгнет, Пчёла потянется вперёд, сильнее бедра отставит. Чуть призывисто ими поведёт. Кос отметит, что трезвый он даже более развязный, но тут скорее другое, теперь Витю ничего не сковывает. Пчёлкин помнил почти всё с прошлых раз. Сам до упора насадится, уловит чужой тяжёлый выдох, ему хорошо, будет ещё лучше, когда наберёт темп, схватит за бедра, пару раз опустит ладонь на чужую ягодицу. Доведет до искупления, парой чётких и резких толчков, Витя в конце концов свалится, заставит семенить позу. Его перевёрнут схватив за бедра, он издаст слишком отчётливый стон, сильнее разведёт ноги. Пальцами поведет по косовой шеи, обведет кадык. Холмогоров красивый, такой красивый, что хотелось бы утонуть. Хотелось бы, чтобы кроме них в мире людей не было, хотя когда они в этой квартирке, для них других и не существует. Витька был младше, задорнее, в шутку на ухо называл Космоса "папа", Белов с этого смеялся, даже подарил тому чашку, что стоит в этой самой квартире. И сейчас это "папа" в самое ухо, ну и бред, грязь, в порно такого много, а тут всё мало. Иногда казалось, что Кос давно сошел с ума. Эти два месяца он Витю не видел, не трогал, сейчас отрывался по полной. Пальцами гладил, сжимал, кусал, иногда чуть всем теплом вжимал, до хриплого: "Космос" и ещё более капризного "папуль". Да, последнее он говорил чуть посмеиваясь, но в этот же момент насаживался, брал глубоко, чуть сжимаясь, чтоб Кос на ухо застонал, резко, нервно толкнулся, заставляя выгнуться и истерично простонать. И так до самого конца. Пока все соки из Вити не выжмут, пока голос не будет хрипеть настолько, что и не понятно, что бубнит, пока раскаты грома не будут казаться отдаленным раскатом стона Пчёлы, пока сам Кос не растворится, кончит, едва успев выйти, на чужое бедро. Его не отпустят, прижмут к себе, ногами обнимут, почти сразу начнут перебирать волосы, никаких отвернуться и уснуть. Витя будет его вкушать сколько нужно. Это его Космос и больше ничей, теперь ничей. Сперма отпечатается на двух телах, ее бы вытереть, но Пчеле всё равно. Космос для него, как наркотик, создаётся ощущение, что скоро под кожу залезет, вывернет там всё, оставит на костях свой автограф и не одна сука не тронет. Пальцами поведёт под лопаткой, тот сразу дернется, по спине побегут мурашки. Витя заботливо натянет простынь, наверное, замёрз, ну или уж слишком чувствительный. Пчёлкин этого не замечал, алкоголь отключал фокус на чем-то определенном. Он узнавал Космоса с самого начала, по новому, возможно, с какой-то более необъятной стороны. – Тебе холодно? – так тихо, сладко, так Витя по-моему ещё не умел, ну или умел, но не хотел, – я могу закрыть окно. Холмогоров не ответит, обнимет крепче, прижмется, носом где-то потрется, медленно, смазано, губами так же сделает. Пчёлкин сто процентов затаит дыхание, ладонями поведет где-то под чужими рёбрами, будто руки затекли и нужно сменить позу. – Ты тяжёлый, – Пчёлкин посмеётся, тихо так, нежно, чтобы Кос обратил внимание и поднял голову, – тебе так же тяжело, когда я так? Холмогоров нахмурится, как-то наигранно и голову на бок склонит. – Я по габаритам больше, – вскинутые игриво брови, – и по возрастной категории, в спарринг нас не поставят. Космос нырнет под одеялом, губами коснется, где попадет, пальцами под ребрами чуть пробежится. Витя тут же дернется, засмеётся, попытается оттолкнуть, но не сильно, а так, играя. – Ты вообще-то хотел пить чай, – мягкое напоминание заставит Космоса удивиться, Пчёла к тому моменту умудриться ногу в чужую грудь упереть и отстранить "кабеля" от себя. Вовремя Витя вспомнил, чайник уже скорее всего совсем остыл, а Кос и без того согрелся и по-моему чувствует себя куда лучше, чем до. – Чай? – брови тут же съедутся, старший отстранится, после чего за собой простынь потянет, попутно голого Пчёлу взглядом огладив, – раз уж русская принцесса хочет чай, то пожалуйста. Русская принцесса - Пчёлкин даже привык к этому прозвищу, до этого ещё была Московская принцесса и просто скромная царевна. Потому что мозги он Косу делал, как самая настоящая королева. – Твоя чашка в шкафчике, – Витя закусывает губу, оглядывает бедра коса, пока тот старательно кутается в простынь, казалось бы зачем, походил бы так, во всей красе, – на ней папа написано, не ошибёшься.