***
Они бежали из горящего леса, деревья гудели от жара и стонали за их спинами. По следу за ними гнался Рассвет, и был лишь вопрос времени, когда они их поймают. Обито как всегда правильно все рассчитал: из горящего леса только один путь — к городским руинам. Какаши лавировал среди полуразрушенных зданий, понимая, что дальше бежать не сможет: голодный и уставший он выбился из сил, а брат стал серьезно отставать, приходилось держать его за руку. Он увидел силуэты людей мелькавшие неподалеку: Рассвет уже близко. В отчаянье он свернул к большому дому, напоминавшему виллу, в которой когда-то жил Джирайя. Взбежав по каменным ступеням, они оказались в холле. Всюду грязь, лохмотья обоев, свисавшие со стен, обломки мебели и осколки стекла валялись под ногами. В потолке зияла огромная, подсвеченная закатным солнцем дыра. Какаши осторожно подошел к ней. Пол был проломлен, и внизу, в нескольких метрах, матово блестела бомба. Громадный, неразорвавшийся снаряд. Он пробил крышу, перекрытия всех этажей и упал в погреб. Теперь предзакатный свет струился сверху, золотя его бока. — Это бомба? — тихо спросил Сакумо, глядя вниз. Подобную махину он видел впервые. — Да, — Какаши кивнул. — Не приближайся к ней, — он схватил его за руку, и побежал вверх по лестнице. Едва они успели убраться с первого этажа — в холле послышались голоса. Какаши остановился в лестничном пролете, ведущим на третий этаж, он вместе с Сакумо прижался к стене. Их преследователи заметили бомбу, и теперь обсуждали, станет ли кто-нибудь прятаться в доме, который в любой момент может взлететь на воздух. Какаши скрестил пальцы, молясь про себя, чтобы эти парни ушли. Обито запомнил Какаши спокойным, здравомыслящим человеком. Прежний Какаши не стал бы рисковать своей и чужой жизнью, и скрываться в таком опасном месте. Он сделает ставку на это, и погонит свой отряд искать дальше. Через несколько долгих, мучительных минут, их преследователи все же ушли. Какаши выдохнул, они с братом прошли на этаж, где всюду был обуглившийся паркет и выбитые двери. Похоже, раньше здесь была гостиница. Какаши прошел в пустую комнату, и устало опустился на пол, стягивая с лица шарф. Ноги гудели после долго бега, дыхание никак не восстанавливалось. Нужно отдохнуть, а потом попытаться отыскать еду. Брат сел рядом, прижавшись к его плечу. — Мы больше не вернемся на вышку? — спросил он, вздыхая. — Нет, — Какаши сбросил со спины рюкзак, радуясь, что перед походами к Джирайе он всегда брал его с собой, держа в нем предметы первой необходимости. — Она сгорела, ее не восстановить. — Почему этот парень сердится на тебя? Ты сделал ему что-то плохое? — Сакумо помогал Какаши развернуть спасательное одеяло. Я пытался его убить. — Мы раньше… дружили. Но потом Обито сделал много зла тем, кого я любил, и наша дружба закончилась. — И папе тоже? — Да. Поэтому он сейчас не с нами. Мальчишка замолчал, думая над услышанным. — Это из-за него у тебя шрам? — Сакумо дотронулся пальцем до щеки Какаши. — Не забывай, на чьей ты стороне, — напомнил ему Обито, когда у него возникли сомнения в Какашиной верности. Сталь мелькнула перед глазами слишком быстро, Какаши не успел закрыть лицо руками. Боль прошила левую сторону щеки и лба. Глаз изменил цвет, но чудом остался цел. Забуза тогда был в ярости. Метался под ивами, как лев в клетке, повторяя, что лично прикончит этого ублюдка. Какаши не стал ему говорить, что готов заплатить такую цену, чтобы быть рядом с ним. Какаши, молча, кивнул. — Мы ушли с вышки, — Сакумо поднял на него обеспокоенный взгляд. — Как теперь Паккун нас найдет, когда вернется? — У собак отличный нюх. Он найдет нас, где бы мы ни были. Какаши вдруг стало тошно от них обоих. От себя, за то, что приходилось врать, от брата, который этой лжи верил. Но в правду поверить было еще труднее. Какаши устало прикрыл глаза. Он никогда к этому не привыкнет. Они легли рядом, Какаши обнял Сакумо, обвивая его руками и ногами. Так он почувствует, если мальчишка попытается уйти. В нескольких метрах под ними спала бомба, и он не хотел, чтобы не в меру любознательный мальчик ее потревожил. Отросшие волосы брата лезли в рот, Какаши уткнулся лицом ему в макушку, вдыхая запах гари, леса, всего сразу. На секунду ему показалось, что от него пахнет домом, тем самым домом, что был у них до войны. Он вдохнул улетучивающийся запах полной грудью, и провалился в сон, как в пропасть.***
Мадара, с отверткой в зубах, стоял под потолком, ковыряясь среди проводов, ведущих к реактору. Тобирама смотрел на него, из контрольной комнаты, откуда он раньше следил за реакцией, погубившей весь мир. Его помощь здесь заключалась в подаче инструментов, но он видел, что Мадара мог прекрасно обойтись и без него. Зачем тогда он его позвал? Тобирама не любил тратить время впустую, как бы иронично это не звучало в его нынешней ситуации. Сегодня последний день цикла — через три часа его размажет по полу, и он будет валяться в отключке ближайшие пару суток. Мадара называл его состояние «критические дни», сравнивая с циклом у женщин, и не упускал случая позубоскалить на этот счет. Сначала Тобираму это раздражало, но потом он понял, что Мадара высмеивал это, потому что боялся. Чем ближе становился день, когда Тобираму вырубит, тем беспокойнее и суетливее становился Учиха. В отличие от Тобирамы он до сих пор к этому не привык, и шутки на грани фола помогали ему воспринимать реальность, в которой он оставался один на один с живым трупом. Мадара выругался, когда на голову ему посыпалась пыль, из-за отвалившегося с потолка куска штукатурки. Он спрыгнул со стремянки, подобрал свои брошенные вещи. — Хватит на сегодня! — крикнул он Тобираме. — Иначе я сам тут все разнесу! — он обвел испытательную площадку недобрым взглядом. Тобирама кивнул, Мадара подобрал со стола брошенную там упаковку с галетами, и теперь зубами пытался достать одну из пачки. Когда маневр удался, он протянул раскрытый пакет Тобираме: — Будешь? — Нет, — он указал взглядом на свои ладони, покрытые масляными пятнами, после возни в реакторе. — Руки грязные. Они оба были чистоплотны до брезгливости, в этом они похожи. Поэтому, живя на одной территории, у них ни разу не возникало ссор из-за бытовых привычек. Мадара кивнул, снова подцепил галету из пакета зубами. А потом неожиданно закинул руку Тобираме на плечо, и склонился к его лицу, сжимая в зубах печенье. Тобирама чувствовал его дыхание на своем лице, видел поры на его коже, морщины вокруг глаз и складки на лбу — Мадара впервые был так близко. Он хотел отодвинуться, но вместо этого, завис разглядывая. — Не тупи, Сенжу, — невнятно произнес Мадара, сквозь сомкнутые зубы, склоняясь еще ниже. Шершавое печение уткнулось ему в губы, напоминая, что галету следует забрать, и Мадара, таким образом, с ним поделился. Тобирама приоткрыл рот, забирая угощение. Все это время они не сводили друг с друга глаз, и Тобирама чувствовал, что за этим жестом скрывалось нечто большее, чем дружеская забота. Он покосился на выпирающее под одеждой Мадары лицо Хаши, ему показалось, что брат смотрел на них с осуждением. В убежище они вернулись молча. Снова отметка в календаре, стопка бумаг, перекочевавшая в ящик, бутылка воды у постели. К привычному ритуалу добавился Мадара, лежащий по середине матраса. Тобирама, ложась на свою половину, пытался понять, верно, ли он оценил ситуацию, устраивая свою голову на локтевом сгибе Мадары, посчитав его вытянутую руку приглашением. — Почему ты вернулся? — спросил Тобирама, — перевернувшись на бок. Лежа спиной к Мадаре и скрытому под его одеждой лицу Хаши, неудобные вопросы задавать, было проще. — В городе и на целом континенте все погибли. Ты не мог знать, что я выжил. — Не мог, — согласился Мадара, придвигаясь к нему вплотную. — Хотел быть уверенным, что у меня никого не осталось. — Никого? Мы никогда не были особо близки, — напомнил ему Тобирама об их прохладных отношениях в прошлом. Сознание уже путалось, но пока он мог ясно выражать свои мысли. — Чужим ты мне тоже не был, — рука Мадары легла ему на бок, ладонь второй прижалась к его груди, чтобы улавливать сердцебиение. — Может, по мне и не видно, но я беспокоился о тебе. Когда ты попал в больницу, да и в целом… нравился ты мне, в общем. — Нравился? — в недоумении переспросил Тобирама, пытаясь вспомнить хоть один эпизод из своего прошлого, указывающий на это, но его полусонный мозг не находил в памяти ничего стоящего. — Никогда бы не подумал. — Ну, а как ты себе это представляешь? — фыркнул Мадара ему в затылок. — Мы с Хаши были вместе больше десяти лет, я его любил, мы с ним стали практически родственниками. Я не мог его бросить, и начать встречаться с тобой, это было бы… ну, как минимум неправильно. Прийти к нему и сказать: «Прости, я тут понял, что мы не подходим друг другу, а еще я запал на твоего младшего брата». — Я избегал тебя по похожим причинам, — признался Тобирама, чувствуя, что начинает выпадать из разговора, и ему все сложнее держать глаза открытыми. — Выходит, мы отказались друг от друга, ради счастья близкого нам человека, — подвел он печальный итог их, так и не начавшегося романа. Он не услышал, что Мадара ответил ему, сон сморил его окончательно. Последнее, что он почувствовал — сухие, горячие губы Мадары на своей щеке.***
Какаши проснулся с головной болью. Кожа покрылась липким потом, из-за неудобной позы затекли все мышцы. Он медленно сел, массируя виски пальцами, в дверном проеме ему померещилась чужая тень. Вскинувшись, он вспомнил, что проснулся, прижимая к себе пустоту. Какаши в панике огляделся. Мальчик исчез. Если бы его схватили люди из Рассвета, то давно бы пришли за ним. Похоже, Сакумо проснулся раньше него, и отправился исследовать дом. Какаши выругался про себя, бегая по этажу, заглядывая в каждую комнату. Никого. На нижних этажах тоже пусто. Он вспомнил, с каким интересом Сакумо смотрел на бомбу, и, замирая от ужаса, подошел к погребу. Какаши спускался медленно, каждый мускул был напряжен. Из-за прорвавшихся труб погреб затопило, когда ноги коснулись густой жижи внизу, его чуть не вывернуло. Какаши вытащил из рюкзака фонарик. Синеватый луч скользнул по боку внушительного снаряда, покоящегося в грязи. От металла фонило: там, внутри, будто что-то гудело. Какаши осторожно обходил бомбу. Повсюду плавали ржавые консервные банки. По стенам до самого верха тянулись бесконечные полки. Они были забиты разными банками, консервами, расплывшимися от сырости коробками и пакетами. — Сакумо? — тихо позвал Какаши. — Сакумо, ты здесь? За снарядом кто-то пошевелился. Какаши посветил в угол между бомбой и стеной, и увидел брата. Он лежал, свернувшись клубком рядом с серо-коричневой шубой. Когда Какаши сделал шаг в его сторону, «шуба» подняла голову, Сакумо тоже проснулся. — Какаши! — растрепанный мальчик радостно смотрел на него. — Это Паккун! Он вернулся за нами! От неожиданности Какаши чуть не выронил фонарик. — Сакумо, это не собака! Это волк!***
Работа в реакторе продвигалась, равно как и работа над формулой. Продвигались и их отношения: от мордобоя на ступеньках до поцелуев — это был определенно шаг вперед. Тобирама старался не думать о брате, чье лицо было скрыто под одеждой Мадары. Ему до сих пор казалось, что своей связью они его предают. Когда все реактивы были готовы, Тобирама задумался: что будет, если ему удастся вернуть прошлое? Мадара вернется к Хаши? А если останется с ним — у Тобирамы больше не будет брата? Он был не уверен, что Хаширама сможет его простить. И, несмотря на это, Тобирама все равно хотел его увидеть. Живым. А не гротескной маской на чужой груди. Они стояли в контрольной комнате, и смотрели на реактор, в котором постепенно смешивались все компоненты. Через несколько минут решится их будущее и судьба всего человечества. Мадара взял его за руку, переплетая пальцы. Тобирама повернулся к нему, чтобы поблагодарить за помощь, но понял, что его мозг, погрязший в расчетах и формулах, не может подобрать слова, чтобы выразить свою любовь. Он вдруг неожиданно понял, что пронес через столько лет именно это чувство, а не влечение. И сейчас Тобираме хватало смелости ему об этом сказать. Пол под ногами содрогнулся, пульт управления заискрил. Мадара отпустил его руку, пытаясь понять, где сбоит. Над испытательной площадкой повисла темно-синяя сфера, внутри нее мерцали вспышки и молнии, будто кто-то впустил внутрь космическую галактику. — Надо вырубать, иначе вся техника сгорит из-за высокого напряжения! — крикнул Мадара под нарастающий треск. — Сейчас! Еще немного! — Тобирама ждал, когда сфера начнет рассеиваться, и образуется пространственно-временной тоннель. Но опутанный вспышками шар энергии только разрастался, заполняя собой все пространство. В момент, когда он достиг своего предела, Мадара нажал на кнопку аварийного отключения. Энергетическая сфера взорвалась, яркая вспышка ослепила их, здание задрожало, сильный порыв ветра отбросил их к стене. В ушах звенело, с потолка стекали ручейки штукатурки. Тобирама ожидал второй ударной волны, но ее не последовало. Стены и потолок покрывали глубокие трещины, еще одного такого испытания здание не выдержит. Ярость из-за неудачи Тобирама обрушил на убежище. Столкнул со стола все бумаги, с остервенением стер расчеты с доски. — Я потратил на это дерьмо три года! — вспылил он, когда Мадара подошел к нему, чтобы успокоить. — Эй, — он обхватил его лицо ладонями. — Я все починю, и ты попробуешь снова, — он поцеловал его. — У тебя все получится, — следующий поцелуй, более глубокий, чем предыдущий, переместил мысли Тобирамы в другое русло. Он видел, что Мадара хотел секса, но всякий раз, когда до этого доходило, Тобирама давал заднюю. Не мог себя пересилить, оправдывая себя тем, что не сможет посмотреть брату в глаза, если это случится. Но на самом деле банальный страх, что Мадара покинет его в случае успеха в реакторе, не давал ему решиться на этот шаг. Но если не сейчас, то когда?.. Мадара прижал его к стене, руки в перчатках забрались под одежду, гладили грудь, мяли живот. Это было больше похоже на медицинское обследование, чем на ласку. — Сними их, — попросил Тобирама, указав взглядом на перчатки, когда Мадара оторвался от его губ. Мадара стянул перчатку зубами, Тобирама видел, что он торопился, окрыленный, видимо тем, что его подпустили ближе. Тобирама хотел сказать ему: «я не сбегу», когда Мадара развернул его лицом к стене. — У тебя давно никого не было, — сказал он, извиняющимся тоном, оглаживая ему поясницу. — В первый раз будет удобнее сделать это так. Секса с мужчинами у него не было никогда. Тобирама пару раз ходил на свидания с женщинами, и эти встречи помогли ему окончательно разобраться в своих предпочтениях. Конечно, на лбу у него не было написано «я — девственник», но Хаширама наверняка сетовал Мадаре, что «братишка никак не может устроить свою личную жизнь». Штаны сползли до лодыжек, Тобирама упер руки в стену, когда почувствовал ладони Мадары, оглаживающие ему бедра. Вскоре он развел ягодицы в стороны, и когда Тобирама уже хотел спросить, чего он ждет — почувствовал горячий язык, вылизывающий ему промежность. Тобирама чувствовал, что у него горит лицо до кончиков ушей, хотелось спросить идиотское «что ты делаешь?!», хотя и так все было понятно. Возбуждения, когда они только начали он не чувствовал, но сейчас, от этой позы и горячего языка Мадары становилось тяжело в паху. Странно. Он думал, что у него от радиации и стоять перестанет, но… Мадара сидел между его разведенных ног, хлюпая слюной так, что от смущения хотелось зажать ладонями уши, а внизу становилось все жарче и жарче. Когда его язык толкнулся внутрь, Тобирама закусил губу. Что же с ним делает этот чертов Учиха… — Постарайся расслабиться, — прошептал Мадара через некоторое время, целуя его в шею. Пальцы у Мадары скользкие, то ли от слюны, то ли от чего-то еще. Они неприятно давили на низ, протискиваясь сквозь тугое кольцо сомкнутых мышц. Толкались внутри, разминая мышечные стенки, Мадара ненадолго их убирал, а потом вводил обратно, и так по кругу. Все это время второй рукой он гладил его по боку, целовал в поясницу, говоря, что нужно «немного потерпеть». Его длинные волосы щекотали Тобираме спину. «Немного потерпеть» длилось невыносимо долго. Тобирама весь вспотел, стоя, уткнувшись пылающим лбом в прохладную стену, и думал, что прекрасно жил свою жизнь и без секса. Он понимал, что реальность отличается от порнофильмов, которые он смотрел в студенческие годы, но ноги его уже еле держали. Когда он хотел сказать об этом Мадаре, тот, наконец, остановился, и убрал пальцы из его задницы. — Сейчас-сейчас, — проговорил он, раскатывая по своему члену резинку. То, что он заботился о безопасности было приятно, и несколько удивляло. Он вообще не ожидал от Мадары такой осторожности, и даже некоторого трепета над его бледным, угловатым телом, которое, как казалось Тобираме, из-за временного скачка утратило свою привлекательность. Интересно, с Хаши в постели он тоже был таким обходительным? — Ты можешь не думать о Хашираме хотя бы сейчас?! — вызверился его внутренний голос. В момент этой внутренней дилеммы Мадара в него и вошел. Не было ни звезд перед глазами, ни бабочек в животе. Просто ощущение чего-то постороннего внутри себя, тяжелое дыхание Мадары сзади, и тепло чужой кожи. — Ты как? — спросил Мадара, массируя пальцами ямочки крестца Тобирамы. — В порядке, — ответил он, с западанием понимая, что задачей Мадары как раз и было, чтобы он в этот момент ничего не почувствовал. Мадара начал двигаться внутри него, постепенно набирая темп. Тобирама смотрел на его, ритмично раскачивающуюся тень на стене, чувствуя, как ускорился его собственный пульс, а возбуждение становилось все отчетливее. Он хотел прикоснуться к своему влажному члену, но боялся, что утратив одну опору, рухнет на пол. К тому же Мадара вдруг навалился на него всем весом, стискивая в объятьях. Его зубы прихватили короткие волоски у шеи, язык проехался по кромке волос. От этого прикосновения Тобираму повело, он слышал, что Мадара шептал ему на ухо что-то ласковое, но из всего потока слов разобрал только «мой» и «люблю». От тела Мадары веяло жаром, его рука проехалась по животу, надавливая, Тобирама еще ярче почувствовал толчки внутри. Когда ладонь Мадары сомкнулась вокруг его влажного члена, он не выдержал и стал толкаться навстречу. Он больше не мог терпеть собственное возбуждение. Снаружи начался дождь. Он прорывался сквозь их стоны, и, задыхаясь от удовольствия, Тобирама все равно слышал рев стихии. Дождь настойчиво стучал в стекла, словно хотел войти внутрь и остудить их обоих. Когда, наконец, наступила разрядка, под веками у Тобирамы плавали миллионы искр. Оргазм был какой-то опустошающий, некоторое время он тупо смотрел в стену, ничего не соображая и не помня себя. Мадара еще толкался внутри него несколько минут, а потом прильнул к нему, содрогнувшись всем телом. Тобирама повернулся, прижимаясь губами к его виску. И весь остальной мир скрылся за темной, тяжелой пеленой его спутанных волос.***
— Как, не собака? — Сакумо ему не поверил. — У него есть шерсть, и четыре лапы. Это — Паккун, наш пес! — Собаки лают и виляют хвостом, — Какаши уже терял терпение из-за происходящего вокруг них абсурда. — Паккун был маленьким мопсом, а это — волк, дикое животное! Волк сидел, мерцая зеленоватыми глазами, принюхиваясь к воздуху. У Какаши не было уверенности, что он справится с ним, если тот нападет. — Ну и в чем разница? — Сакумо в недоумении смотрел на него. — Паккун вырос и стал большой собакой. Ты же сам говорил, что раньше люди и звери продолжали расти после своего рождения! Какаши хотелось рвать на себе волосы — разубедить брата было невозможно. Он уже был готов признаться, что выдумал эту историю про отца, ушедшего в горы, чтобы его успокоить, когда услышал шаги наверху. Из-за бомбы пространство для маневра было ограничено, Какаши не успел отпрянуть в тень. Человек, склонившийся над пробоиной в полу — увидел его, и теперь медленно и осторожно спускался в погреб. Какаши отступил к стене, сжимая в кулаке нож, приготовившись драться. Под ногами незнакомца хлюпала вонючая жижа, Сакумо застыл, обнимая волка за мохнатую шею, не желая с ним расставаться даже перед лицом смертельной опасности. Солнце медленно поднималось, из пробоины в крыше лился утренний свет. Какаши увидел высокого человека в потрепанном плаще, темная маска была опущена до подбородка. На его каштановых волосах осел пепел, значит, он шел через сожжённый лес. Он не помнил, видел ли кого-то похожего, среди людей, уничтоживших вышку, но не собирался подпускать его близко. — Вы нашли Вульфа, — обратился мужчина к ним, так, будто они были давно знакомы. — Если не будете делать глупости, — он покосился на нож Какаши, — то он вас не тронет. — Ты из Рассвета? — Какаши не сводил с незнакомца глаз. — Тебя Обито прислал? — Обито? — мужчина удивленно вскинул брови. — Я не знаю никакого Обито, — он покачал головой. — Вы — первые люди, которых мы встретили за последние пару месяцев. — Татуировка, — Какаши сощурился: он не собирался верить ему на слово. — Покажи, что у тебя на плече, — он похлопал себя по левому предплечью. Всем членам рассвета наносили тату в виде облака. Свою Какаши попытался свести, и там остался уродливый шрам. Незнакомец вздохнул, откинул плащ, спустил с плеча растянувшийся свитер, демонстрируя чистую кожу с созвездиями бурых родинок. Какаши помедлил и убрал нож. — Это твой волк? — спросил Какаши, кивнув на животное. — Нет, — незнакомец покачал головой. — Он мне не принадлежит. Он меня ведет. Незнакомца звали Ямато, до войны и большого взрыва он работал в ботаническом саду, около зоопарка. — Волка привезли к нам недавно и отправили на карантин. Я иногда помогал чистить вольеры, поскольку не хватает рабочих рук. В момент взрыва я был вместе с ним в изоляторе. Поэтому мы остались живы. Все мои знакомые и родственники погибли. Я отпустил волка на свободу, в наш медленно умирающий мир, и решил следовать за ним. Чтобы у моей жизни был хоть какой-то смысл. — Это собака нашего папы! — рассказ Ямато не произвел на Сакумо ни малейшего впечатления. — Вы поймали ее и отправили в зоопарк, когда она искала нас! Когда Паккун стал свободным, он привел тебя к нам. Теперь мы вместе отправимся в горы и найдем нашего отца! — в мыслях Сакумо уже давно все сошлось, сказка, выдуманная Какаши, стала былью. Его было невозможно переспорить. — Странно видеть ребенка посреди этого хаоса, — Ямато покосился на Какаши. Большой взрыв обрек человечество на бесплодие и вымирание. — Расскажите о себе? Какаши удалось убедить Сакумо подняться наверх и ждать в холле. Волк лежал на полу, уронив голову на передние лапы, не замечая опасного соседства с бомбой. Какаши и Ямато шарили по полкам, пытаясь найти пригодные в пищу консервы. Какаши рассказал ему о Гражданской гвардии и о Рассвете. О сгоревшей вышке и о погибшем Джирайе. О том, что Обито преследует его за предательство и что он вовсе не уверен, доживут ли они с братом до завтра. Что им больше некуда пойти. Какаши становилось легче, когда он выговаривался. Начитанный Джирайя назвал бы это состояние посттравматическим синдром. Ямато молча слушал, иногда кивал. Он усадил Какаши себе на плечи, чтобы тот мог добраться до верхних полок, и не потревожить дремавший снаряд. Сидя на чужих плечах, Какаши накрыло странное, неуместное чувство неловкости, как в первый день встречи с Забузой. Какаши не понимал, какие слова или ассоциации послужили толчком, но его закрытый на все замки разум неожиданно взорвался непрошеными воспоминаниями о человеке, которого он потерял. — Ты в порядке? — спросил Ямато, почувствовав, что Какаши дрожит. — Просто голова закружилась, — соврал он, протягивая Ямато пыльные банки. — А зачем согласился туда лезть, раз высоты боишься? — Какаши не видел его лица, но почувствовал улыбку в его голосе. Какаши смутился. Сказал, что боится он вовсе не высоты, а того, что все эти полки обрушатся им на головы. Они странно кренились, пакеты и банки шуршали и подпрыгивали. Волк неожиданно вскочил, и, издав короткий вой, стал подниматься по лестнице прочь из погреба. — Землетрясение! — Ямато опустил Какаши на пол, и тут он тоже ощутил дрожь земли. — Быстрее, нужно уходить! — он схватил его за руку, и они побежали наверх. На бомбу с тихим стуком падали сорвавшиеся с полок продукты.***
Дождь стучал снаружи, еще до конца не рассвело. Тобирама не понял, что его разбудило. Колебание матраса рядом: Мадара что-то пробормотал, но не проснулся. Внизу тянуло и саднило, но не так сильно, чтобы мешало спать. Он завел руки за голову и смотрел в потолок, размышляя над неудачей с реактором. Придется все начинать заново. Ему не давала покоя та вспышка, столь мощный выброс энергии не мог пройти без последствий. Временная петля так и осталась на месте, с его телом больше не происходило никаких метаморфоз. Значит, он все-таки просчитался. Но где?.. Подбородок и щеки стали влажными, из борозд шрамов что-то сочилось. Тобирама провел по лицу ладонью, ожидая увидеть кровь, но то была простая вода. В недоумении он возвел глаза к потолку, но там не было никаких протечек. Какого черта? Мадара повернулся на бок, прижимаясь к нему спиной, пытаясь нащупать ладонь Тобирамы, чтобы он его обнял. Тобирама осторожно отвел в сторону его волосы, и лег рядом, уткнувшись носом в основание его шеи. Тревожные мысли постепенно ушли, и он снова погрузился в сон. Проспал он недолго: его разбудил сильный, надрывный кашель, Мадара будто собирался выплюнуть собственные легкие. С широко раскрытыми глазами он сидел на матрасе и хрипел, держась ладонью за грудь. Тобирама протянул ему бутылку воды, но тот покачал головой отказываясь. — В груди горит так, будто я съел связку перцев чили, — добавил он, тяжело дыша, в перерывах между приступами кашля. Тобирама копался в аптечке, не понимая, что хочет там найти, когда Мадару согнуло пополам, а потом вытошнило вязким комком слюны. — Фу, не трогай это, — скривился он, видя, что Тобирама окунул пальцы в неприятную жижу, а потом поднес их к глазам, рассматривая темные частицы, плавающие в ней. Тобирама не ответил, растирая между пальцев странную субстанцию, которая оставила черный след на коже. Он понюхал руку, и с удивлением понял, что это сажа, Мадару только что вытошнило пеплом. Если он думал, что испытания в реакторе прошли без последствий, то прямо сейчас он их получил.***
Они все еще бежали прочь от дома, когда взрывная волна сбила их с ног. Какаши упал, перед глазами все потемнело, уши заложило от грохота. Когда он открыл глаза — в воздухе висела пыль, а от дома осталась лишь груда обломков. Дрожь земли постепенно стихала. Им повезло, что они успели выбраться. Волк чихал от попавшей в нос пыли, Сакумо сидел рядом с ним, стряхивая землю с его шерсти. Ямато, пошатываясь, встал, избавляя себя от обломков забора. — У тебя гетерохромия, — обратился он к Какаши, протягивая ему руку, чтобы помочь подняться. — В первый раз такое у людей вижу. — Это из-за пореза, — ответил Какаши, медленно поднимаясь, игнорируя протянутую руку. — Какая разница? — ответил Ямато, ничуть не смутившись. — Все равно красиво. Красиво?.. Как здесь, среди грязи и всеобщей разрухи, ему может казаться что-то красивым на его исхудалом лице?.. Какаши покосился на Ямато, пользуясь возможностью рассмотреть его при дневном свете. На вид ему не больше двадцати, глубоко посаженные глаза, каштановые, уже порядком отросшие волосы. Обычный парень, ничего выдающегося. Но его внимание скорее смущало, чем раздражало. И Какаши не мог понять почему. Проведя три года на вышке он будто забыл о существовании других чувств, кроме голода и апатии. Они прошли вперед и устроили стоянку среди развалин, служивших когда-то спортивным стадионом. Кто-то соорудил навес из сломанных скамеек, но судя по слою пыли, этим убежищем уже давно никто не пользовался. Какаши развернул смятую карту, пока ждал, когда закипит на костре консервированный суп. В воздухе до сих пор пахло лесным пожаром и пылью после взрыва, которые очень кстати скрывали запахи еды. Он не знал, насколько карта соответствовала нынешней действительности: взрывы и природные катаклизмы могли изменить ландшафт. Да и куда отсюда они могут пойти?.. Не только Кири — весь мир превратился в загнивающее болото. Но оставаться на месте — еще опаснее. Обито и ищейки из Рассвета от своего не отступятся. Будь Какаши один — он бы сразу сдался, и принял свою судьбу. Но Сакумо… В одиночестве брат не выживет. Только этот факт и удерживал Какаши от того, чтобы наложить на себя руки. Он взглянул на волка, вылизывающего консервную банку. — Ты не боишься, что однажды он оголодает до такой степени, что набросится на тебя? — спросил Какаши у Ямато сидящего напротив. Тот оторвался от выскребания остатков фасоли из банки и удивленно посмотрел на него, будто Какаши сказал редкостную глупость. — Волки — это животные, которые живут стаями, — ответил он. — В этих группах построена строгая иерархия, где есть вожак. Меня он воспринимает как члена стаи. Пока я не пытаюсь занять место лидера — все будет в порядке. Какаши не ответил, размешивая суп в своей банке. Уверенность Ямато его удивляла. Странно жить в мире, в котором доверяешь волку больше, чем человеку. — Паккун не ест людей, — подал голос Сакумо, пытаясь скормить волку свою порцию супа. Одного строгого взгляда Какаши хватило, чтобы он сел на место. — Наша собака не злая! «Наша собака» подняла голову, и, не мигая, уставилась на Какаши. Из всех троих только он не признавал ее лидерства, и волк будто чувствовал его недоверие. Ты уже потерял все, Какаши. Чем ты рискуешь, если доверишься мне? Какаши показалось, что он услышал в голове голос волка. Он оторвался от своей банки и взглянул на него, но волк, фыркнув, отвернулся. Будто засмеялся над ним. Кто знает, что творится в звериной душе. Какаши вздохнул, понимая, что предпочтет стать частью волчьей стаи, чем быть пленником Рассвета.