Вы плачете, мой Фюрер?

— Вы плачете, мой Фюрер? — Нет. — Фальке убрала закрывающую глаза руку с лица, но все еще выглядела недовольной и расстроенной. Ее уставший взгляд замученно упал в пустоту окружающих стен. — Хотите, постреляем? — предложила единственная находящаяся в комнате помимо самого командира реплика Штар по имени Кригер. — В реплик? — пошутила та, сгоняя печаль с лица легкой улыбкой и стараясь переключиться, что ей и предложили. — Конечно, мой Фюрер. Ради вас - всё, что угодно. Главнокомандующая не собиралась ни в кого стрелять, хоть и провинившимся перед ней стоило преподать урок, но преданность «Скворца» ее порадовала. Рука высокой реплики опустилась на темную макушку подчиненной, аккуратно поглаживая черные пряди волос. — У вас приятная рука и очень нежные поглаживания. — сказала «награжденная». Фюрер привыкла, что все в этот момент либо молчат, либо благодарят ее, поэтому услышать комплимент было неожиданно, пальцы на секунду остановились. — А вас когда-нибудь гладили? — Да не дотягиваются особо. — Отшутилась «Сокол», смутившаяся этим вопросом. — А хотелось бы?.. — Ну… — та все же задумалась над ответом, убрав руку с чужой головы. — Думаю, мне бы понравилось. Наверное… — Наклонитесь немножко, пожалуйста. Фюрер наклонилась, опускаясь на доступную для подчиненной высоту. Черная ладонь прошлась по длинным ухоженным волосам. Непривычные приятные ощущения смущали ту, щеки еле заметно порозовели, но голубые глаза, как и выражение лица, оставались невозмутимы. — Вас приятно гладить, — не прекращая ласкающие движения, вновь заговорила Кригер, — волос очень хороший. Трудно ухаживать? — Длинные же… без трудностей никак. — Вам приходится тратить свое драгоценное время на такой пустяк… Может, мне стоит помогать вам? Хотя бы расчесывать? — Я подумаю над этим… — Конечно, мой Фюрер, не торопитесь с ответом. — Через некоторое время подчиненная спросила: — Вам понравились поглаживания? — Да… — ответила главнокомандующая и хотела было прервать, но колебалась. Жажда по ласке и заботе была сильнее ее правила оставаться великой и недостижимой госпожой, что ни в чем и ни в ком не нуждается, кроме, наверное, беспрекословного повиновения. Фальке было тяжело признаться, необходимые слова с трудом прорывались сквозь терновые заросли внутренних запретов, пока в конце не упали тихим отголоском с ее губ: — Погладь ещё. — Разумеется. — Кригер с удовольствием прошлась вновь, убирая длинный волос за ушко. — Может, присядем? Вам, наверное, не очень удобно так стоять… — Конечно. — Высокая реплика присела на стоящий рядом диванчик, но разница в росте все равно осталась довольно значительной. Чтобы это исправить, под тихое «Ты не против, если я…» она легла на чужие коленки, повернувшись на бок. Чтобы не показывать свою лёгкую растерянность и одновременно нарастающую печаль, та отвернулась лицом к комнате. Вроде Фальке чувствовала себя хорошо, чужие действия не причиняли дискомфорта, скорее наоборот, но «на душе» становилось все больнее и больнее, словно что-то медленно опустошало ее. — Мой Фюрер, вы - само очарование. — Улыбнувшись, «Скворец» продолжила аккуратно гладить голову, играясь с волосами и иногда проходясь пальцами за ушком или по шее, под подбородком. — Для меня это большая честь — иметь возможность позаботиться о вас. От комплимента щеки порозовели, хотя как будто до этого уже не были такими от одних приятных поглаживаний, непривычных командиру. Было странно давать себя кому-то гладить, да и весь диалог со Штар был странный, никого особо не заботило, что ей нравится, чего она хочет. От понимания, что Фальке не знает, как отвечать на банальные вопросы, потому что её никогда не спрашивали о таком, накатывала грусть, усыпляемая поглаживаниями. О ней когда-нибудь заботились по-настоящему? Не из выгоды или должностных обязанностей, а просто потому что… Или хотя бы потому что любят больше, чем какого-то командира, волнуются? Ценит ли ее кто-нибудь не за то, что она самая могущественная машина? Задавая самой себе вопросы, главнокомандующая из раза в раз не могла найти контраргументов на них, не могла возразить и откинуть эти поедающие ее мысли. Увлеченная решением внутреннего кризиса, «Сокол» совсем не заметила, как из глаз пошла горячая полоска слез, спускающаяся по чужой ноге все дальше вниз. Лишь помутнение в глазах и речь подчинённой вернули ту в реальность: — Вы плачете, мой Фюрер? — Нет… — вновь ответила Фальке на этот вопрос в этот раз намного более опустошенно и отстраненно, но сейчас отрицать наличие вытекающей из глаз жидкости было глупо, поэтому она быстро дополнила свой ответ: — Оксидант потек. — Опять оксидант? Что ж такое. Наверное, придётся осмотреть ваши глаза. Вдруг есть повреждение. — Можешь осмотреть. Ну или позови Ойле. — Я сама справлюсь, нет нужды звать Ойле. — Хорошо. — Фюрер поднялась с коленок и села, повернувшись лицом к Штар, немного наклонившись, чтобы той было удобнее. Кригер в свою очередь осторожно потянулась к чужому лицу, кладя подушечки больших пальцев на оба нижних века, и сначала оттянула одно, внимательно осмотрев, а затем и другое. — Знаете… Честно говоря, я не вижу никаких поломок или нарушений, но… У вас очень красивые глаза, полные печали и милосердия. Фальке специально не моргала, чтобы не мешать осмотру, но, услышав комплимент, невольно замерла, немигающе смотря ещё секунду на ту уже не по своему желанию. Через мгновение она пришла в себя, моргнула, и по щекам тут же стекли пара струек «оксиданта». Не ожидая, что их будет так много, тонкие бровки чуть напряглись, приподнявшись домиком, а «Сокол» отвела взгляд, будто это могло сдержать следующий прилив слез. Реплика немного удивилась такой реакции от Фальке, но, тем не менее, не растерялась, тут же стирая две струйки. — Мой дорогой Фюрер, это не оксидант… Я знаю, как выглядит оксидант. Вы плачете. Не убирая рук с чужого лица, Штар продолжала смотреть в глаза главнокомандующей, хоть та и отвела взгляд. Хоть внутри и было немного беспокойно, но военная реплика умела подходить к ситуации с умом, поэтому за пару секунд заставила себя отложить собственные эмоции и переживания, лучше не напрягать своим внутренним состоянием того, кому сейчас плохо. Штар мягко погладила лицо Фальке, затем положила ладонь той на затылок и прислонила голову к своему телу, второй тут же приобнимая командира и возобновляя поглаживания. — Я готова о вас позаботиться и защитить, госпожа Фальке, вы не одна. Другие пускай дальше остаются в неведении, но ваше самочувствие важно не только для меня, но и для всего нашего объекта. Служить вам — не только мой долг, но и мое личное пожелание. Она не в силах сказать и слова, слабо покачала головой, будто факт ее слез был неочевиден, но осознание, что она правда плачет, видимо, заставляло ее грустить ещё больше. Командующая не стала сопротивляться и даже сама уткнулась в ее тело, слегка приобнимая руками. Слушая речь Штар, она старалась максимально сосредоточиться, насколько могла, еле дыша. Правда, продержаться так смогла совсем недолго. Фальке так растрогали слова военной реплики, что она крепче обняла ее, прижимаясь, и снова разрыдалась, уже не пытаясь сдерживать свои эмоции. Слезы капали и стекали вниз горячими мокрыми дорожками, пока она старалась избавиться от них всех, от всего, что накопилось. Только поглаживания и нехватка воздуха заставляли сбавить обороты, и, как только горячие слезы перестали стекать по чужой броне, она постепенно начала успокаиваться, дышала всё ровнее и ровнее, больше не всхлипывала и затихла. — Спасибо… — тихонько сказала «Сокол», всё ещё вжимаясь в тело Штар и не желая ее отпускать. Будто бы она могла куда-то убежать. — Я рада, что у меня есть ты, Кригер…