Если кончится свет, то я научу тебя любить во тьме. Аль Квотион, «Запчасти Импровизации».
***
В небольшой и плохо освещённой нише подземного тоннеля раздаётся громкий сигнал сирены, а затем зычный голос оглашает уже пятое за этот день предупреждение: «Внимание! На Тэгу надвигается огромный циклон: токсичное облако кислотных дождей. Во избежание попадания опасного осадка в вентиляционные шахты Тэхвасона, шлюзы коридоров, ведущих на поверхность руин Тэгу, будут герметично запечатаны, а подача кислорода сократится на пятнадцать процентов. Просим всех жителей Тэхвасона не паниковать и обеспечить себя всем необходимым, чтобы успешно переждать этот сезон кислотных дождей. Ни под каким предлогом не покидайте подземелье самостоятельно и не поднимайтесь наверх. Информация для добытчиков: шлюзы закроются за полчаса до наступления бури и откроются после её окончания. Планируя вылазку на поверхность, помните о том, чтобы вовремя и безопасно вернуться в Тэхвасон. В Тэгу циклон ожидается через восемь часов и двадцать одну минуту. Берегите себя. Слава Тэхвасону!». Юнги морщится, глянув на себя в маленькое зеркало, висящее над скромным ржавым умывальником. — Слава Тэхвасону… — почти шёпотом вторит он. Все вокруг молятся на процветание их подземного пристанища, сумевшего вместить в себя то небольшое количество оставшегося в живых населения из близлежащих городов там, на поверхности. Юнги знает полную демографическую ситуацию Тэхвасона: здесь обитают всего три тысячи семьсот шестьдесят два человека. Всего три тысячи выживших на фоне того, что ещё десяток лет назад, ещё до Великой Тьмы, только в одном Тэгу жило около трёх миллионов. За несколько десятилетий до Великой Тьмы мир столкнулся с нарастающими проблемами изменения климата, загрязнения окружающей среды и истощения природных ресурсов. Частые ураганы, наводнения и засухи стали разрушительными и непредсказуемыми. Постоянные выбросы углекислого газа и других вредных веществ привели к ухудшению качества воздуха и воды, превращая обширные территории планеты в безжизненную пустошь. Кульминацией этих бедствий стала техногенная катастрофа, связанная с провалом в области экспериментов по контролю над климатом. Международная коалиция учёных и инженеров разработала гигантские системы, способные изменять погодные условия, чтобы смягчить последствия изменения климата. Однако, в результате ошибки или саботажа одна из систем вышла из-под контроля, вызвав цепную реакцию катастрофических выбросов токсичных веществ в атмосферу. Попытка человечества урегулировать климатические изменения привела мир к ещё большим ужасающим последствиям, уничтожив девяносто пять процентов всего живого на Земле. За несколько недель температура на поверхности начала стремительно падать, растения перестали получать необходимый свет для фотосинтеза, а животные и люди начали массово гибнуть от холода, голода и токсичных осадков. Экосистемы коллапсировали, и большинство человечества не выжило в новых условиях. Лидеры мировых стран бросили своих граждан, обрекли их на вымирание, доведя ситуацию до тотального хаоса. Земля начала походить на Венеру, вся укрытая огромными плотными облаками пыли и токсичных газов, блокировавших солнечный свет и погрузивших Землю в бесконечный сумрак. Выжившие учёные, продолжающие изучать фатальный катаклизм планеты с подземелья, назвали это Великой Тьмой. — Я знаю, ты не в восторге от лозунга, — где-то позади слышится негромкий голос Тэхёна. Он бережно протягивает Юнги старенькое, но чистое полотенце. В мире новых реалий ничего не выбрасывается. Даже если в ткани образуется с десяток дыр, оно всё равно будет использоваться, как и раньше, и даже передаваться по наследству. — Спасибо, Тэ, — Юнги протирает мокрое лицо и осторожно вешает вещицу на крючок, держащийся на стене на одном лишь честном слове. В их родной комнатке всегда душновато, так что остыть помогает только холодная подземная вода, текущая по крану тоненькой струйкой. — Мне просто становится смешно от того, что люди всё ещё пытаются жить так, словно всё как прежде. До Великой Тьмы. Школа, кинотеатр, экскурсии на поверхность… У нас даже есть чёртов мэр Тэхвасона! — Ну, знаешь, если бы мы не сохранили в себе человечность, у нас не было бы всего этого, — Тэхён с улыбкой укладывает ему на плечо свою ладонь. — Мы бы давно исчезли как вид. Великая Тьма отобрала у нас предыдущую жизнь, а здесь мы все пытаемся отстроить цивилизацию заново. Он тянется пальцами к белоснежным, чуть взмокшим от умывания прядкам Юнги. — Они совсем седыми стали… — досадно констатирует факт Тэхён. — Так скучаю по твоим чёрным волосам… — Такова доля каждого добытчика, — Юнги лишь пожимает плечами, горько улыбнувшись. Ему едва двадцать, а его волосы и впрямь все седые уже. — Каждая вылазка на поверхность ни для кого из нас не проходит стороной. Мы все в респираторах, конечно, как полагается, но мало ли чем там отравлен воздух? Я удивлён, как на коже ещё что не повылазило. Сунгём вон с неизвестной сыпью уже вторую неделю валяется в медотсеке. Тэхвасон, построенный из подземных станций старого метрополитена Тэгу, действительно пытается жить по ценностям мира, который ещё не знал Великой Тьмы. Город разделён на шесть основных секторов, каждый из которых имеет свой выход на поверхность руин Тэгу. Главный купол Хангён является центральной частью общины, расположенной под огромным прозрачным куполом из плотного стекла, который обеспечивает естественное освещение благодаря использованию сложных оптических систем, отражающих и усиливающих свет с поверхности. Здесь распложены административные здания, один единственный рынок и даже маленький кинотеатр, что крутит всего двенадцать сумевших уцелеть киноплёнок старого образца. Жилые кварталы расположены в Бомёне. Этот район являет собой многоуровневые постройки, встроенные в стены подземных пещер. Каждая квартира похожа на бункер, в котором нет окон, но она обязательно оснащена и оборудована передовыми системами жизнеобеспечения, подающими вентиляцию, освещение и водоснабжение. У Тэхёна с Юнги здесь тоже есть свой уголок: две кровати, два стула, стол, маленький шкаф и небольшая ниша ванной комнаты. Тэхён как-то на местном рынке обменял найденную Юнги при вылазке старую тушёнку на большой лист бумаги и цветные карандаши. У них нет настоящего окна, так что над столом теперь висит нарисованное, за коричневыми створками которого виднеется зелёный сад — такой, каким Тэхён его помнил с детства, ещё до Великой Тьмы. Сам Тэхён работает в агрокультурном секторе Чунчон, где на подземных фермах на основе аэропонных и гидропонных технологий выращивают овощи, злаковые и фрукты. Конечно, вкус малины, помидора и картошки примерно одинаковый, но это, по крайней мере, съедобно. Специально созданные экосистемы помогают разводить живность в виде рыбы. Там же находится и «живой уголок», в котором содержатся те немногие животные, сумевшие уцелеть при Великой Тьме. С поверхности никто животных больше в Тэхвасон не приводит; они давно мутировали и стали опасны для жизни человека. Нередко случалось, когда добытчик становился жертвой одичавшего мутировавшего бродячего пса. Индустриальный район Кёнхон является зоной, где находятся жалкие остатки производств, работающих на возобновляемых источниках энергии. Ветра на Земле теперь дуют буйные, что позволяет Тэхвасону хотя бы иметь под землёй электричество. Тусклое свечение лампочек никогда не заменит жёстко недостающего солнечного света, но это хотя бы что-то. Облака пыли Великой Тьмы настолько плотные, что сквозь них проникают лишь рассеянные световые фотоны, позволяющие видеть поверхность Земли в землисто-сером свете. В секторе Паксан находятся одна школа, в которую ходят дети, рождённые в Тэхвасоне, и исследовательский центр, где уцелевшие учёные продолжают искать способы, как рассеять токсичные облака и вернуть лучи солнца этой планете обратно. В последний раз, когда Юнги проверял, всё было тщетно, а жалкий остаток человечества так и продолжал лажать. Также, в тэхвасоновском секторе Сончхоль есть медотсек, где буквально прописаны все добытчики. Вылазки на поверхность разрушенного и стёртого с лица Земли Тэгу действительно редко когда заканчиваются без последствий. Это Юнги, пожалуй, счастливчик: он отделался сединой и букетом ещё не открытых в самом себе болячек, тогда как его товарищи по вылазке помирают от того же облучения, например. — Нужно было тебе со мной идти в фермеры, — Тэхён знает, что поздно уже что-либо вернуть назад, но слова всё равно вырываются из него, непрошенные. — Это менее рискованно для жизни. — Да тут, в принципе, уже просто дышать рискованно. Скорее всего, мы все уже хлебнули проблем со здоровьем, сокративших нашу жизнь раза так в три. Хорошо будет, если до сорока тут все дотянем, в чём я сомневаюсь, если честно. К тому же, я и грунт вещи несовместимые, — отмахивается Юнги, хрипло рассмеявшись. — Я умудрился угробить кактус, который ты подарил мне в том году. А к вылазкам я уже привык. Мне не страшна нынешняя Земля. Я даже дрался с мутировавшим видом собаки и спас Намджуна. — Этот мутант оставил тебе следы от своих зубов на руке, едва её не откусив. — Нынешняя Земля не без греха, — только и проговаривает Юнги, не сбавляя весёлого тона. — А вот твоё мягкое сердце в такой ситуации точно защемило бы, и ты, скорее, отдал бы свою жизнь, чем отнял у кого-то другого. Подумаешь, у собачки всего лишь два зубных ряда да две пасти. Милое создание плевать хотевшего на нас Бога. Конечно, когда та тварь впилась ему в руку, весёлого было мало, а боль была адской, но в итоге мутант почил, а Юнги не взяло ни одно бешенство. Шрамы, правда, остались, но покажите того, у кого их нет? Не то чтобы это было единственным, что уродовало кожу его рук; наравне с затянувшимися углублениями от звериных зубов, у него имеются и химические ожоги — результат попадания на кожу капелек кислотного дождя, разъедающего органику. — Зато ты мог бы запросто работать в Паксане, обучать детей. Тогда и с чернозёмом вошкаться не пришлось бы. — Ты же знаешь, что это не так, — Тэхён забирается на кровать и принимается обнимать свои худые голые коленки. — Почему? — удивляется Юнги, опустившись рядом с ним на достаточно жёсткую поверхность. Ортопедическим матрасом здесь и не пахнет, но спасибо, что спать на каменной земле не приходится. — Ты любишь детей. — Но они меня боятся. — Ты такой устрашающий? — Юнги сверкает дёснами, стараясь перевести всё в шутку. — Ким Тэхён — гроза кучки глупеньких детишек. — Ты знаешь, о чём я. Они считают меня чудовищем из-за моей внешности. Одни разбегаются в стороны, силясь спрятаться, когда я прохожу мимо, а другие смело размениваются на глумливые обидные фразочки. Юнги внимательно рассматривает его опечалившееся лицо, частично обожжённое кислотным дождём. Несмотря на то, что кожа вокруг правого глаза при приглушённом свете выглядит не так травмировано, сам глаз — мутного оттенка и совсем слепой. — Так что дозревающая морковка, по крайней мере, не бросит на меня такой взгляд, как будто я самое гадкое существо на Земле. — Вот же мелкие засранцы! — Юнги заводится и ворчит. — Я сейчас самолично ткну их противными рожами в кислотную лужу! Будут знать! У нас апокалипсис на дворе, тут стоит вопрос выживания, а они находят время, чтобы других подоставать! Юнги помнит, как это произошло. Как некогда такой милый, улыбчивый Тэхён потерял зрение на один глаз. Сам Тэхён, в прочем, запретил ему винить себя, но где-то в глубине души Юнги до сих продолжает просить у него прощения. Он обязан этому мальчику всем. Если бы не Тэхён, Юнги бы давно умер. Великая Тьма прибрала бы его к рукам, расщепив даже кости. Родителей Юнги не стало ещё в первый кислотный ливень, который шёл почти два дня. Ему было восемь, и он кое-как сумел заползти под фуру своего отца, что спасла ему жизнь в тот раз. Ядовитая жидкость не попадала под колёса, и Юнги оставался цел и невредим. Дышать после такого дождя было сложно, горели лёгкие. На третий день он, обезвоженный и голодный, скитался по серой и тихой улице в поисках своих родных, но в итоге нашёл лишь кучу изуродованных мёртвых тел, полу-растворившихся в кислоте смертельных осадков. Увиденный ужас надолго заставил его замкнуться в себе и потерять дар речи. Такое не должны видеть невинные дети в свои восемь лет. Следующие четыре дня после этого он кое-как выживал в новом жестоком мире: подрался с какой-то чудом выжившей кошкой за корм для животных, убежал от мародёров, которые пытались его скрутить и выкрасть, отравился водой до сильных болей в желудке. Он помнит, как сильно плакал, как хотел к маме, как хотел, чтобы всё закончилось. Он сомкнул глаза, и ему казалось, что мама протягивала к нему её ласковые руки… И это действительно были руки, но вовсе не его мамы. Когда Юнги проснулся, он обнаружил себя в чьём-то доме, лежащим на мягкой кровати и заботливо накрытым тёплым одеялом, а рядом с ним сидел мальчик с квадратной улыбкой, возрастом чуть младше него самого, и читал ему сказку. Его «привет, меня зовут Ким Тэхён» Юнги запомнил на всю чёртову жизнь. Тогда у него были ещё оба здоровых карих глаза. Юнги нашли родители Тэхёна и привели в свой дом. Испуганный и эмоционально травмированный, маленький Юнги вовсе не сразу стал снова разговаривать. В новом доме его приняли тепло и смогли вылечить, а мальчик по имени Тэхён с тех пор никогда не покидал его стороны. Он делился с Юнги лучшими игрушками, отдавал свою порцию еды и всегда разговаривал с ним. А Юнги… Юнги так боялся привязаться, так боялся нового кислотного дождя, который унёс жизни его родителей. В день, когда они остались совершенно одни в новом враждебном мире, отец Тэхёна принял решение уехать из этого места в поисках новой лучшей жизни… В их районе больше было не безопасно для детей в связи с участившимися набегами мародёров. Юнги боялся, что новые родители оставят его тут самого и увезут Тэхёна — единственного, кто стал для него светом в этой жизни. Однако его успокоили тем, что он стал частью этой семьи, а поэтому мама Тэхёна собирала вещи для обоих мальчиков. В тот день грозовые тучи скапливались у кромки горизонта. Юнги ещё никогда не видел небо таким страшным. Они ехали так долго, пока у них не сломалась машина. Отец и мать Тэхёна попросили их остаться в салоне, тогда как сами отправились искать способ поставить транспорт на колёса и снова отправиться в путь. Тэхён тогда прислонился к Юнги, свернувшись на заднем сидении рядышком, и со слезами на глазах шептал, что всё будет хорошо. Юнги крепко обнял его — так, словно в целом мире, кроме Тэхёна, у него больше не было, — и они умудрились провалиться в сон. У них была на двоих одна игрушка — плюшевый мишка, с которым взрослый Тэхён спит и по сей день, прислоняя к худой грудной клетке. Наступило утро, время шло, а его родители всё не возвращались. Они съели всё, что мама приготовила им с собой в дорогу, и выпили всю воду, что у них была. А затем из того направления, в котором исчезли родители Тэхёна, показались страшные и злые люди, у которых имелось в руках окровавленное оружие. Казалось, на бите, в которую вколотили огромные гвозди, ещё имелись человеческие останки. Юнги очень вовремя успел зажать другому мальчику рот своей маленькой ладошкой: те страшные люди были одеты в вещи Тэхёновых родителей. Когда они отправились искать маму и папу Тэ, Юнги так и не дал ему увидеть то, что от них осталось. Пусть в его сознании они будут живы. Пусть хоть у кого-то из них крылья останутся целыми. Может, оттого его сердце и мягкое — не знавшее, не ощутившее с малых лет жестокости, хотя глаза повидали всего, чего только и можно, и нельзя было увидеть. Тэхён оставался чистым и светлым, и это, наверное, сыграло фундаментальную роль в том, кем он является сейчас. Он проплакал всю ночь, на утро проснувшись от голода. Они с Юнги остались одни, а кушать очень хотелось. Таща с собой маленькие рюкзачки личных вещей и одного плюшевого мишку, они скитались по руинам Тэгу, над которым нависла зловещая Великая Тьма. Следующую волну кислотного дождя они переждали в почти опустошенной лавке, где питались всем, чем попало. Тогда-то Юнги и получил свои первые химические кислотные ожоги, роняя большие слёзы над пекущей кожей. Когда дождь прекратился, двое мальчиков, крепко схватившись друг за друга, снова вышли в ужасный большой мир. В тот день на земле оставались кислотные лужи. Юнги помнит, как Тэхён обрадовался свету фар чьей-то машины. Он надеялся, что рядом были хорошие люди, и о них, двух маленьких детях, сумеют позаботиться. Но как же они ошибались… Юнги винит себя за надежду. За то, что потерял бдительность. За то, что выпустил из виду всё, что осталось у него в этой жизни — Тэхёна. Водитель не стремился поскорее забрать их, как увидел, несмотря на то, что заговорил о спасении. Он надавил на газ, чтобы несущаяся машина сбила двух мальчиков, как будто в смерти и крылось его понятие «спасения». Великой Тьме не было дела до детей. Земля больше не являлась для них безопасным местом. Тэхён тогда шагнул вперёд, заслонив его своим щуплым, ещё меньшим по размеру от комплекции Юнги тельцем, а затем оттолкнул их обоих в сторону от дороги, пока их обоих не снесло бампером. Послышался громкий детский вопль — и испугавшийся Юнги быстро метнулся к Тэхёну. Жидкость кислотной лужи попала Тэхёну на лицо, оставив химический ожог и навсегда ослепив один глаз. Тот крик ему никогда не забыть, он словно до сих пор звенит в его ушах, даже спустя годы. Их нашли через какое-то время первые поселенцы Тэхвасона и забрали с собой. — Для меня ты самый красивый, — уверенно проговаривает Юнги, потянувшись пальцами к шраму на лице Тэ. Это всегда было чем-то очень личным, чем-то интимным, когда Юнги так делал: просто нежно поглаживал подушечкой большого пальца по стянутой молочной коже, касался закрытого века повреждённого мутного глаза. — Перестань. Не издевайся, пожалуйста, — смутившись, просит Тэхён. — И не намеревался, — всё тем же серьёзным голосом убеждает его Юнги. — Ты самый красивый для меня, Тэхён. Тэхён краснеет, но от тёплой родной ладони не уходит, лишь мягко потирается об неё щекой. — Если бы ты тогда не закрыл меня собой… Ты бы видел мир, как и раньше. — Если бы я тогда не закрыл тебя, незачем бы мне было и на оставшийся мир смотреть. Если бы тебя не стало, не стало бы и меня. Ты — всё, что у меня осталось, Юнги. Мой единственный друг. Вся моя семья. Если за то, чтобы спасти тебя, пришлось бы пожертвовать и вторым глазом, я бы это сделал. Зрительный контакт длится так долго, пока не становится даже неловко смотреть друг на друга. Юнги осторожно убирает ладонь с Тэхёновой щеки и заползает к нему на жёсткие простыни, усаживаясь на противоположной стороне кровати и откинувшись спиной на гладь металлической стенки. Несколько мгновений они оба сохраняют тишину, а в коридоре за закрытой дверью их маленькой комнатки раздаётся активное перемещение других жителей Тэхвасона. — Синоптики говорят, этот дождь будет одним и самых сильных за последние пять лет, — лепечет Тэхён куда-то в свои костлявые колени. — Если на Земле осталось ещё хоть что-то живое, в этот раз ему не спастись. — Старая песня, — фыркает Юнги невпечатлённо. — Рано или поздно, Великая Тьма пережуёт и выплюнет нас всех. От внимания Мина не уходит тот факт, что Тэхён за последнее время слегка осунулся. Он никогда не был образцом здорового человека, но и кости раньше так не торчали. Дай Бог, чтобы он весил хотя бы шестьдесят килограмм. — Ты опять много работаешь и мало ешь? — Юнги сердито буравит в нём дыру, оценивая его состояние. — Сам знаешь, распределение порций пищи высчитывается исходя из того, насколько хорошим был урожай. Зерновые культуры плохо адаптируются к здешним условиям. Зеркала, увы, не заменят им настоящего Солнца, — пожимает худыми плечами Тэхён. — К тому же, большая часть еды достаётся добытчикам. Им нужны силы, чтобы совершать вылазки на поверхность. — Ага, а ещё еда в большом количестве достаётся нашему мэру, — закатывает глаза Юнги, неодобрительно цокнув языком. — У кого всё было хорошо как до Великой Тьмы, так и после неё, так это у него. Его хоромы куда больше, чем у остальных жителей. Все лучшие находки добытчиков всегда достаются ему. — Почти. — Что?.. — недоумённо переспрашивает у него Юнги, словно не понимает, о чём таком говорит ему Тэхён. — Почти всё самое лучшее. Ты всякий раз рискуешь, когда проносишь что-то втайне в нашу с тобой комнату. И хоть я признателен тебе, но не хочу, чтобы ты лишний раз подвергал себя опасности. С таким игры и шутки плохи. — А кто сказал, что я играюсь? Я честно заслужил эти вещи. Я рисковал жизнью ради них. А что для этого делает наш мэр? Когда он вообще в последний раз выбирался туда, наверх, к руинам Тэгу? Слишком много чести. Все знают, что я ценный добытчик, так что, если и будут какие-то вопросы, мне всё равно ничего не сделают. А если и сделают, то что? Изгонят? Мы все и так в Аду. Одним днём больше, одним меньше. И так помрём рано или поздно. Всё, что Юнги удаётся протащить сюда, они прячут под простыни кровати. Не то чтобы это можно назвать целым состоянием, но есть вещи, которые кажутся особенно ценными для них обоих. Например, старый музыкальный плеер на батарейках, которые оба слушают в наушниках во мраке ночной тишины, после отбоя. — Если тебя изгонят, я пойду с тобой, — поддерживает его Тэхён, поджав губы. — Нет, — сразу же останавливает его Юнги, обхватив за запястье. — Нет, Тэхён. Я не подвергну тебя такой муке. Поверхность Земли больше не такая, какой ты её помнишь. Не такая, какой она была ещё тогда, в нашем детстве. Теперь это ещё более дикий и опасный мир, чем прежде. Ты не бывал там. Он не покидал Тэхвасон с тех пор, как их нашли и привели в это безопасное место. Страх кислотного дождя слишком велик. Эта опасная жидкость не только изуродовала его, но и забрала родителей Юнги. А кроме токсичных облаков нынешняя Земля насыщена ещё и мутировавшими животными, представляющими для человека смертельную угрозу. Один из таких едва ли не лишил Юнги руки, оставив глубокие рытвины шрамов. — Я тебя не брошу, — выпаливает Тэхён сквозь страх. — Зачем мне мир, в котором тебя уже не будет? — Тэхён… — Так что я пойду с тобой. Даже если мы будем обречены на погибель, мы сделаем это вместе. Мы и так жили украденным днём с момента, как остались одни. Ты сам сказал: кончина человечества — лишь вопрос времени. Если мне суждено умереть, я хочу уйти с тобой. — Давай вообще не будем думать о смерти, ладно? — Юнги заботливо треплет его тёмную макушку, большой пятернёй. Тэхёну всегда нравилось это, он с детства был очень тактильным. С детства любил объятия, поглаживания, лишённый родительской ласки столь жестоко. Порой они спят в одной кровати, вместе обнимая одну единственную сохранившуюся у них игрушку ещё с того периода, когда были вынуждены противостоять в четыре кулака против всего ожесточившегося мрачного мира. Где-то внутри себя Юнги понимает, что, наверное, ненормально чувствовать себя так спокойно рядом с Тэ, наслаждаться теплом его шершавых рук и зарываться кончиком носа в сгиб шеи, чтобы вдохнуть аромат кожи. Ненормально прижимать к себе его покрепче, когда они спят. Ненормально подглядывать за Намджуном и его ухаживаниями за Хвасой, видеть, как они целуются, и желать такого ни с кем иным, как с Тэхёном. Они с Тэхёном мало знают о себе, и не то чтобы у них было, с кем посоветоваться об этом. Все знают, что они неразлучны. Все знают, что их привязанность друг к другу вернее всего, что осталось в этом мире. Все знают, что Юнги никогда не оставит Тэхёна, а Тэхён — Юнги. В первый раз они поцеловались здесь же, в этой крохотной комнате, которую зовут своим новым домом. Так робко, неумело, смеясь от непривычных и щекотных ощущений. Эти стены помнят бесчисленное количество их слёз и их нежности, оказанной друг другу. Даже если со стороны их близость может показаться чем-то неправильным, а поцелуи так тем более, им всё равно. Тэхён любит касаться к нему своими губами, а остальное для Юнги вовсе неважно. — Ладно, — качает головой Тэхён, ответив тихонько, почти шёпотом. — Я кое над чем работаю в Чунчоне… И у меня есть успехи, думаю. — И в свой фермерский секрет ты меня, конечно же, не посвятишь. — Это перестанет быть сюрпризом тогда, — уголки губ Кима приподнимаются в маленькой улыбке. — О тебе Джиын спрашивала, кстати… — Что она хотела? — Она хотела показать тебе выводок кроликов, кажется, — Тэхён неуверенно чешет висок, замявшись. — И зачем мне это? — Думаю, это её способ показать тебе свой интерес… Но я не уверен. — К выводку кроликов? Можем все вместе сходить: ты, я и Джиын, — неискушённо проговаривает Юнги, не сразу нащупывая тайную почву скрытого контекста предложения девушки. — Интерес к тебе, Юнги. Оу. — Вот как, — нашёптывает он в ответ, чуть погодя. — Я не хочу её обидеть, но я не испытываю к ней того же. — Юнги, всё было бы в порядке, если бы ты просто уделил ей вечер. Все и так вокруг судачат, что мы с тобой всегда вместе. — И что? С каких пор это стало чем-то плохим? — Юнги складывает на груди руки, надувшись и преодолевая желание показать средний палец всему общественному мнению. — Мне никто, кроме тебя, не нужен, Тэхён. — Я знаю, — Тэхён подползает к нему поближе и располагает голову на плече Юнги. — Жизнь, типа, продолжается, человечество должно и дальше размножаться. Но часть меня сейчас ликует. — Чему? — Твоему отказу. Я некрасивый, люди никогда не смотрят на меня так, словно видят во мне что-то прекрасное. Но не ты. Ты не боишься меня и говоришь, что я нужен тебе… Однако часть меня думает, что однажды это изменится, и ты бросишь меня. — Не говори так, Тэ, — он поворачивается к нему лицом и касается горячими губами травмированных участков кожи, целует в прикрытое веко, что прячет незрячий бледно-голубой глаз, в котором почти не видно зрачка. — Ты самый красивый. Красивее всяких там Джиын. Мне целовать её и касаться так, как тебя? Нет уж. — Нет уж, — вторит ему Тэхён, радостно и как-то по-детски хихикнув. Сколько бы раз они уже ни делали это, каждый поцелуй всё ещё кажется достаточно робким, мягким, невинным. Юнги многое слышал от Намджуна: всякие гнусности, которые можно вытворять с человеческим телом; в конце концов, о чём ещё говорить парням, которые выбираются на поверхность смертоносной Земли так, словно каждый раз последний? Такие темы как будто служат успокоением, что жизнь прожита не зря, раз тело познало другое тело. Секс как апофеоз, апогей потребностей. Тэхён оказывается на лопатках, когда Юнги нависает сверху, руки расставлены по обе стороны от чужой головы, удерживают его сущность, как в клетке. Он не брыкается, его глаза широко распахнуты, несмотря на то, что видит всего один. Кажется, он компенсирует все дефекты, создавая лживую идею о том, что нет у Тэхёна никаких отклонений. Он здоров и он красив, и люди не смотрят на него с таким отвращением. Юнги рассматривает его, как божество, которому поклоняешься, ведь для него он самый красивый. — Можно я поцелую тебя сейчас? Тэхён лишь кивает в согласие, слегка дёргая подбородком. Между ними никогда не было большего, чем поцелуи. Большего, чем касания к обнажённым участкам кожи. Юнги всё равно, если это ненормально, если такого не должно быть между двумя парнями. Они никогда не показывают этого на людях. Тэхён томно выдыхает в его рот, когда губы становятся влажными от тонюсеньких ниточек слюны. По телу разливается ток. Будет ли так от поцелуев с Джиын? Юнги не уверен, да и не горит желанием как-то протестировать эту теорию. Ему хорошо. Вот так. С Тэхёном. Они — всё, что у них есть в этом мире. С каждым новым днём всё больше забывается та, предыдущая жизнь, которую они вели до появления этого ужасного катаклизма, сделавшего Землю абсолютно непригодной для жизни. — Ты помнишь, каким был мир до Великой Тьмы? — Юнги располагается рядом с ним, на ощупь находит старого потрёпанного временем плюшевого мишку, не раз спасавшего их обоих от сильнейших эмоциональных потрясений и потери рассудка. Тэхён таращится на потолок, с которого на него в ответ смотрят нарисованные им же звёзды и Луна. Вся их комната в различных рисунках: Тэхён рисовал всё, что помнил о Земле, пока предметы не стирались из его памяти. В одном углу потолка изображено солнце, которого давно никто не видел из-за токсичных плотных облаков Великой Тьмы. — Не очень, — признаётся ему Тэхён, бесшумно сглотнув. — Кое-что я вспоминаю, лишь посмотрев на свои рисунки… Снег, например… Я уже и не помню, насколько он холодный, насколько белый, насколько сухой или мокрый, и насколько вкусный, если языком ловить снежинки… В Чунчоне мы пытаемся воссоздать вымершие экосистемы, вырастить то, что однажды можно было собрать прямиком с земли ранним летним утром в своём саду. Я почти не помню настоящий вкус земляники, пускай она и растёт на нашей ферме. Не помню, как выглядит солнечный луч или майский дождь — тот, обычный, в котором одна лишь вода, в лужах которого можно было плескаться без страха заработать себе разъеденную токсичной кислотой плоть. Юнги лишь пялится на жёлтое искусственное Солнце, внимательно слушая Тэ. — Я не помню шипения морских волн и того, насколько солёным может быть море… Я даже не помню, так ли выглядят звёзды… — Однажды мы придумаем, как разогнать облака Великой Тьмы, Тэ. Мы увидим звёзды, я обещаю тебе. Кто мы такие без надежды? Надежда — опасное оружие в руках человека. — Обещаешь? — Обещаю. Мы ещё увидим их, как и солнце.