Жизнь

Он никогда не забудет момент, когда выглянул в окно, а там вместо замёрзшей сетки голых веток — густые кудри зелени в шёлковых лентах цветения, усыпанные изящным серебром солнечных бликов… Но потом Экубо думал: у него нет никакого окна, и дома нет… и вообще-то он… не жив. Не существует. Это, кажется, было уже окончательно… Но вот он смотрит сквозь широкое окно, целый мир раскрывается перед ним, зелёный цвет вьётся, рассыпается и собирается, и бледно-розовыми шажками лепестки пробираются сквозь него. Этот мир… такой знакомый. Экубо готов броситься к нему в объятия как к старому другу: пахнет так же, бумагой и домашней готовкой, и ещё немного, почему-то, — костровым дымом. Одет чуть иначе… в улыбке непривычная нотка… Но зато так сильно стискивает тело, у которого наконец-то проступают очертания… В прозрачном весеннем воздухе плотнеет и крепнет тончайший лиственный зелёный. Тугие витки сиреневой тесьмы прячутся в нём, и когда они распустятся, Экубо улыбнётся по-настоящему, от наслаждения, от того, что под их узорчатыми соцветиями он наконец-то может быть там, где ему хорошо. Схватившись за протянутую руку, Экубо возвращается в новое лето. Утопает в нём по самую макушку: в травяной отмели, тёплой от солнца, сыроватой от свежести и юности. Гибкие, упругие травинки цепляются к нему, пропитывают сочными, сладкими ароматами, и он чувствует: его всё больше, больше… Бесконечными тропами он блуждает в зелёной бездне летнего луга, сверкающий белый — высоко, синий — необъятен и насыщен, а кругом в траве вспыхивают неугомонные жёлтые звёзды, смеются и слепят глаза своей несчётностью и пылом, и к горизонту сливаются в единый золотой разлив. И день никогда не закончится… Экубо жив, должно быть, всего пару секунд, но его путешествие медовыми полями растягивается в часы. Когда он касается прохладной тишины, мысли текут плавнее, значимее. Вместе с рассеянным шёпотом ветра они переливаются в загустевших, отяжелевших кронах. Глубокие малахитовые тени, прорезанные солнечными прожилками, спускаются с них и тянут вглубь, и чем спокойнее качаются их ладони, тем сильнее хочется чувствовать… Чувства — как зреющие бутоны. Экубо несёт в объятиях огромный разномастный букет… Он снова увидится с ними, со своими, со своими людьми, и для каждого найдётся цветок, пусть даже Экубо сейчас — легче воздуха, тоньше солнечного луча, он вырвется, он осыпет лепестками новый, но такой родной мир, в котором сегодня бушуют чувства. И цветы распускаются везде, и даже на самом хилом, на самом невзрачном стебельке прорезается оттенок, яснеет и круглеет восторженно красным цветом. И Экубо жив. Он снова с ними… Он теперь не упустит ни одного шанса. Он вернулся, пусть и забрёл немного не туда, куда ожидал… Он ощущал мир привычный, но видел — совсем незнакомый. Цвета играли вокруг безумным вихрем и едва не сливались в один… И Экубо чувствовал: что-то чудовищно не так… И как только смог осознать собственные границы и направление, посмотрел вниз. Что за кошмар здесь происходит? Экубо резко выдохнул, и с этим вздохом схлынуло всё. Тускло, холодно… Он оказался посреди выгоревшего кострища. Пепел, дым… И кто-то лежит на земле. Он не должен был… Он не может… Он этого не заслужил. Шигео — тем более… Рейгена было почти не отличить от окружения: просто ещё одна разбитая плитка… погнутый и порванный кусок металла. Обескровленные губы — треснувший бетон. Разбитое стекло в глазах. Кожа — болезненная, покрытая синяками увядания, зарубленная… Вот до чего дошло. До точки, из которой не вернуться. Экубо ни разу не думал об этом всерьёз, но в один миг, глядя в безжизненную маску лица Рейгена, понял: не будет его — рухнет всё. Всё выстроенное, выстраданное, обретённое, связанное, родное и чувствительное… Экубо никогда уже не вернётся в свою любимую жизнь. А для Шигео она просто оборвётся. — Нет… — прошептал Экубо и потянулся вниз. Ничего не будет на своих местах… И самих мест не будет, и у смеха пропадёт глубина, и все рукопожатия распадутся… Рейген — их опора, их эхо, их странный, но надёжный клей. Но сейчас он такой хрупкий, одинокий… Ему нельзя лежать вот так, разбитым и израненным. Но что делать?.. Он, наверное, и не дышит уже… Но, приближаясь к нему, Экубо чувствовал текучие призраки тепла, невидимые иллюзии красок и вздыхал, снова и снова. Рейген лежит бездыханный. Но Экубо — дышит… Экубо сжимает последние искры его живости в ладонях и пытается вложить дыхание прямо в губы. Экубо, возвращаясь, почти успел подумать… что пригласит его поиграть в автоматы в интернет-кафе рядом с офисом. Просто, по-будничному… Хотя сам Экубо не пробовал и не умеет… но Рейген… Поцелуям Экубо тоже не учился. Но Рейген дрогнул. Рейген отвечал ему. И подсказывал: правильно… Одна жизнь продолжилась, другая — не закончилась. И когда они соприкоснулись, горестно, неловко и нежно, один вытягивал другого и наоборот. Рейген целовал его слабо, но в каждом его касании — жизнь, гибкая, льнущая. Ложились один к другому отпечатки сиреневых губ. Под ладонями теплела кожа: розовый цвет в щеках. И кружки цвели красными тюльпанами. И глаза Рейгена неожиданно блеснули синим, когда Экубо снова посмотрел ему в лицо. Они загорелись. Волосы вспыхнули жёлтым золотом. Рейген дышал… и он выберется — если немного помочь. И Экубо нырнул прямо в море одуванчиков. Тело Рейгена слушалось хорошо, плавно. Он ничуть не сопротивлялся: даже наоборот… Он ещё ничего не осмеливался подумать — но был однозначно и бесповоротно жив. И благодарная тёплая дрожь рассыпалась по телу, а Экубо без слов знал, что нужно делать и куда идти. Сейчас им нужно закончить общее дело… И даже колоть босые ступни о дроблёный камень было удивительно приятно, свежо и живительно. Экубо обмирал в пружинистом экстазе: просто потому, что после возвращения он первым делом смог побежать. Конечно, он вернулся совсем не туда, куда ожидал, не так, как мечтал бы… Но это ничего. Это он переживёт, и в следующий раз всё сложится по-другому. А следующий раз и второй шанс у них обязательно будет. Экубо бежал навстречу своему лучшему другу, но не только к нему. Горизонт яснел впереди как грань призмы, в которой мысли преломлялись и сверкали радужным веером. Смотреть фильмы — и чтобы у Экубо было своё место на диване. Играть во что-нибудь… аэрохоккей? Выглядит достаточно легко для призрака, а звук просто потрясающе забавный… И сходить в парк аттракционов — и держаться друг за друга, чтобы Экубо не улетел. И в первый же солнечный день лета уехать далеко за город, чтобы дороги не кончались, чтобы растрёпанные волосы и вьющаяся зелень переплетались с ветром, босиком мять бархатный травяной ковёр, словно маленькие гладкие камешки бросать шутки в безоблачное небо и собирать цветы новых, неожиданных, головокружительных чувств.