Проклятье верности

       Санзу сидел в широком кожаном кресле, откинувшись на спинку и смотря в потолок. На стеклянном столике рядом были следы белого порошка и рассыпаны разноцветные таблетки так, что было не понятно чем именно он сейчас обдолбан. На фоне играл американский рок и парень тихо стучал ногой в такт, с каждой секундой всё больше расслабляясь и уходя из реальности. — Три трупа у заброшенного завода и одно сообщение с геолокацией, — с этими словами в кабинет зашёл Ран, нарушая идиллию Харучиё. — Очень грубо, но в твоём стиле, — он закрыл дверь и прошёл вглубь комнаты, с интересом осмотрев младшего, ухмыляясь. — Когда же ты сам научишься за собой подчищать? — Это твоя работа, — улыбаясь протянул Санзу и поднял голову, смотря на него томным взглядом. — Какого хуя тебе надо, Хайтани? — Пришёл узнать хоть чьи трупы я закопал, — старший подошел к креслу и встал между широко расставленных ног Хару. — А это важно? — тот усмехнулся, медленно обведя взглядом фигуру перед собой с ног до головы, остановившись на глазах. — Они мне мешались. — Если Майки нет, это не значит, что ты можешь убивать кого вздумается, Хару, — Хайтани усмехнулся и наклонился ближе к лицу младшего. — У нас могут быть проблемы. — Напомню, что пока Майки нет, главный тут я, — Санзу вытянул руку и провел по торсу старшего, цепляясь за галстук и резко притягивая его ближе к себе, смотря в глаза бешеными зрачками. — И я могу делать что захочу и как захочу.        Старший улыбнулся, пару секунд сохраняя зрительный контакт, после чего перевел взгляд на чужие губы и хотел сократить расстояние ещё больше, но его грубо остановили за волосы, заставляя издать болезненное мычание. — Ты забываешься, Хайтани, — голос Харучиё стал грубее и улыбка с его лица исчезла. — Ты знаешь правила. Не трогай лицо, если не хочешь пулю в лоб. — Хоть раз бы дался, не будь так жесток, — Ран наигранно надул губы и закатил глаза, согнув одну ногу и с нажимом проехавшись коленом по паху парня под собой. — Зачем ты на самом деле сюда пришёл, Ран? — Санзу ухмыльнулся и отпустил чужие волосы, перемещая руку на плечо. — Я пришел к тебе, Хару, — Хайтани расплылся в довольной улыбке и всё же наклонился ближе.        Он припал губами к шее, оставляя медленные мокрые поцелуи всё ниже к ключицам, а рукой вел по груди к талии, задевая уже вставший сосок через рубашку, и с силой сжимая бок. Санзу шумно выдохнул, рефлекторно двинув бёдрами вверх и проезжаясь по чужому колену. Ран ухмыльнулся на это, зная, как быстро заводится младший когда под кайфом, и стал подниматься обратно вверх по шее уже укусами. Харучиё откинул голову на спинку, расслабляясь под приятными прикосновениями, но не закрывал глаза и держал руку на чужом затылке, контролируя. — Ты разве не соскучился по мне, м? — прошептал на ухо старший и прикусил чужую мочку, вызывая этим табун мурашек по телу Санзу. — Я вот целый день думал о тебе, — он отстранился и посмотрел в затуманенные глаза, рукой оглаживая торс под собой и слабо двигая коленом. — Займи уже свой рот делом, Хайтани, — Хару посмотрел на него из-под прикрытых век и усмехнулся, увидев явный огонек в глазах напротив.        Ран же облизнул губы, тут же опустившись на колени между ног Санзу. Он всё также с нажимом провёл по чужому полувставшему члену уже рукой, а после слишком нетерпеливо расстегнул ремень и ширинку. Санзу чуть привстал, помогая справиться с мешающей одеждой, и расставил ноги еще шире, не глядя закидывая в рот очередную таблетку.        Хайтани широко лизнул головку, смотря прямо в глаза младшему и размеренно водя рукой по всей длине, доводя до полной готовности. Харучиё наблюдал за ним, думая о том, что парень слишком медлит, поэтому вплел руку в короткие волосы и грубо потянул ближе к своему члену, заставляя взять его в рот сразу до половины. Ран промычал на это действие, но не сопротивлялся, тут же начав двигаться и насаживаться глубже. Младший издал первый томный стон, снова откидывая голову на спинку и прикрыв глаза.        Спустя пару минут Санзу уже полноценно сам вдалбливался в чужой податливый рот, держа парня за волосы, почти не давая передышек. Ран вцепился руками в чужие бедра и послушно расслаблял горло, позволяя делать с ним всё, что вздумается. Ему нравилось то, как забывался Хару в близости с ним, нравилась эта местами чрезмерная грубость и нравилось чувствовать себя игрушкой младшего. Его спокойно можно было назвать мазохистом, но он был слишком одержим Санзу, что позволял ему любые действия, чтобы хоть так быть с ним и нравиться ему.        Старший Хайтани был абсолютно одержим Харучиë. Примерно также, как тот был одержим Майки, если не больше. Он любил и терпел всë, что творил с ним младший, ни разу не сказав слова против. Любил его, когда он убивал людей и всегда прикрывал его спину; любил его, когда он был под кайфом на столько, что не понимал реальности; любил его, когда они дрались, хотя это всегда было лишь избиение, ведь Ран никогда не бил его в ответ, просто позволяя выпустить злость на себя; любил его, когда он обращался с ним как с вещью или не обращал внимания вовсе, пока рядом был Майки; любил его, когда он грубо брал всë, что хочет, а Ран с удовольствием давал.        Но больше всего Хайтани любил моменты, когда Санзу сам приходил к нему и дарил ласку, как мартовский кот, без толики грубости или унижения. Такие моменты были похожи на сказку для Рана, когда их отношения больше всего походили на любовные, а не на садистские. К сожалению, на его памяти было всего два таких момента, но именно они являлись ключом его надежды, хоть разумом он и понимал, что ему никогда не добиться взаимности.        Санзу конченный безумец, а Ран в восторге от его безумия, что делает его таким же. И обоих все устраивает.        Даже сейчас, когда Санзу грубо трахает его рот, совсем не думая о самочувствии старшего, который почти задыхается, он смотрит на него с абсолютным обожанием, глазами, из которых льются слезы. Он наблюдал за эмоциями удовольствия на лице Акаши и был счастлив от того, что это он причина этого удовольствия, а большего сейчас ему не нужно.        Харучиë ускорялся, что-то говоря старшему, но тот не слышал из-за глухого пульса крови в ушах и сильной нехватки кислорода, а после тот кончил глубоко в чужой рот с громким протяжным стоном. И Ран снова в восторге. Его волосы отпустили и он отстранился, не дыша ещё пару секунд, любуясь красиво выгнувшимся в оргазме телом, а после глотая семя и откашливаясь. — Хороший мальчик, — спустя пару минут сказал Харучиë, усмехнувшись и застегивая штаны. — Такой податливый, как и всегда, — он наклонился вперёд и вытер слезы с лица Рана большими пальцами, заставляя его плавиться ещё больше, а после собрал остатки своей спермы с чужих губ, кладя этот палец себе в рот, облизывая. — Иди ко мне.        Санзу потянул старшего на себя за воротник рубашки, заставляя подняться и сесть к нему на колени. Хайтани снова почти не дышал, боясь спугнуть такой редкий приступ нежности, который, как ему казалось, каждый раз зависел от вида наркотиков, которые принимал Акаши. — Думаю, ты заслужил награду, — младший притянул его тело ближе к своему за поясницу одной рукой, а вторую положил на щеку, нежно поглаживая. Он смотрел таким чересчур тёплым взглядом, что Хайтани был готов умереть в ту же секунду. — Хочешь оставить меток?        Глаза Рана тут же расширились и засияли, на что Акаши лишь улыбнулся. Он обожал оставлять засосы на теле младшего, помечая хоть на время и после с гордостью смотря на них, вот только Санзу редко когда позволял это делать и, поэтому, Хайтани начал вспоминать: не сегодня ли у него день рождения. Он уверенно кивнул и заерзал на чужих коленях, притираясь ещё ближе.        Выглядел старший Хайтани сейчас совсем себе не свойственно: растрёпанные волосы, опухшие губы, сбитое дыхание, умоляющий взгляд, полный желания, и полное подчинение другому человеку. Если бы кто-то увидел его таким, то явно бы удивился и назвал жалким, ведь обычный образ, да и репутация у него жестокого и доминантного человека, и видеть себя таким нуждающимся он позволял только Санзу. Он в принципе мог быть таким только с ним и ни с кем более, потому что больше никто не оказывал на него такого влияние как Акаши. — Когда же я получу поцелуй в виде награды? — вопрос прозвучал больше риторически, ведь он прекрасно знал ответ, после чего Ран наклонился к чужой шее, начиная покрывать её лёгкими поцелуями и выбирая наиболее видное место для своей метки.        Харучиë лишь усмехнулся на это и переместил одну из рук на пах старшего, сжимая колом стоящий член через ткань брюк, а второй забираясь под рубашку и царапая поясницу. Хайтани натурально проскулил ему в шею, тут же двинув бёдрами навстречу руке. Санзу провёл по стволу ещё пару раз, чувствуя как поцелуи превратились в укусы в районе ключиц, и стал расстегивать чужой ремень.        Выпустив стояк старшего наружу, Санзу услышал стон облегчения прямо над ухом и улыбнулся на это, накрывая член рукой. Большим пальцем он с нажимом обвел головку и размазал природную смазку по всей длине, и Ран почти сразу же стал нетерпеливо толкаться в руку, всë также глухо скуля ему в шею. — Тише, малыш, не торопись так, — младший усмехнулся, похлопав парня по ягодице свободной рукой. — Блять, Хару… — Ран сжал чужие плечи в руках и уткнулся лбом в ключицы, краснея и чувствуя как его член дёрнулся от этого прозвища, а сердце заходится в бешеном темпе.        Санзу начал размеренно водить рукой, часто уделяя внимание головке и постепенно ускоряясь, а старший немного отстранился и боролся с желанием поцеловать, рассматривая любимое лицо.        Ещё в самом начале их странных «отношений» младший довольно доступно объяснил, что к его лицу может прикасаться только Майки и выбил Рану челюсть за попытку. Вот только Хайтани это не остановило и каждый раз он всë равно пытался, зная, что получит по лицу, а иногда и не только, но ему было плевать. Также как и на угрозы убийства тоже было плевать. Единственное, что его правда сейчас останавливало, это то, что Санзу мог больше никогда не подпустить его к себе, мог разозлиться на столько, что Ран больше никогда его не коснётся, а это для него было хуже смерти.        Он был больше в росте и физически сильнее Харучиë, и мог уже давно поцеловать его силой, но он каждый раз лишь приближался к желаемому и ждал, надеясь на то, что младший захочет сам. Вот только Санзу хотел только Майки и это ужасно бесило.        Хайтани мотнул головой, прогоняя мысли, и с силой закусил губу, снова начав несильно толкаться в руку. Глаза напротив внимательно смотрели за его эмоциями и это сильно льстило, ровно также, как и смущало. Старший снова наклонился к чужой шее, только с другой стороны, оставляя ещё несколько укусов и сходя с ума от ощущений внизу.        Санзу сжал член в руке сильнее и замедлил темп, натурально издеваясь и выбивая очередной скулёж из Рана. Эти звуки слишком нравились Хару, заставляя и так бешеные зрачки расшириться ещё больше, а уже упавший член снова дернуться. Старший опять стал нетерпеливо толкаться сам, а Акаши подумал о том, что хочет разложить его на соседнем столе прямо сейчас, но мысли эти прервал звук звонка.        Харучиë немного отклонился, дотягиваясь до своего телефона на столике, и снова ускорил темп руки, заставляя старшего громко простонать. — Да, Майки? — парень ответил, откинувшись обратно на спинку и не прекращая движения. Ран бы напрягся, услышав это имя, но сейчас он был в состоянии только тихо стонать в чужую шею, вцепившись руками в плечи, чувствуя что он близко. — Понял, скоро буду.        Санзу отключил вызов, выслушав поручения от главы, и откинул телефон обратно, снова возвращая внимание к старшему, который с каждой секундой напрягался все больше. — Давай, малыш, надо поторопиться, — приблизившись к уху прошептал Харучиë и Ран кончил в ту же секунду, выгибаясь в спине, а после расслабился, навалившись на парня всем весом. — Умница. — Блять, — Хайтани тяжело дышал, немного отстранившись, и увидел, что испачкал рубашку младшего. — Прости. — Слезай, мне нужно ехать, — Санзу похлопал его по ягодице чистой рукой и широко улыбнулся.        Ран хотел возмутиться, но не стал, лишь закатив глаза и слезая с колен младшего. Он встал на, все ещё подрагивающие после оргазма, ноги и застегнул брюки, после чего упал в уже свободное кресло и стал наблюдать как Санзу стягивает грязную рубашку, вытирая ей руку. — С чего вдруг сегодня столько нежности, Хару? — Хайтани наклонил голову немного вбок, любуясь своей работой на чужой шее. — Ты сам недавно просил меня быть нежнее. А теперь не нравится? — Санзу обернулся, усмехаясь. — Определись уже. — Я не сказал, что мне не нравится. Я просто удивлён, — Ран встал с места и медленно подошёл к младшему со спины. — Не думал, что ты ко мне прислушаешься. Это даже мило, — он провёл руками по голым бокам, скользя к прессу, и уткнулся носом в мягкие волосы на затылке, прижимаясь ближе. — Хайтани, отойди, — Харучиё грубо пихнул его в бок и достал чистую рубашку. — Меня ждёт Майки. — Ну конечно, — старший усмехнулся, садясь обратно в кресло. — Верный пёс бежит по первому зову. И какого это? — Что? — Санзу стоял перед зеркалом, запрявляя рубашку, и кинул на него незаинтересованный взгляд. — Любить того, от кого никогда не получишь взаимности? — Ран смотрел на него серьезным взглядом, ожидая ответа, а Акаши громко рассмеялся, подходя ближе. — Лучше ты мне ответь, Хайтани, — он склонился над старшим, смотря в глаза и слишком жутко улыбаясь. — Мы ведь в этом похожи, правда?        После этих слов Санзу забрал телефон со столика и вышел из комнаты, на пороге подмигнув на прощание. Ран же остался сидеть в этом кресле еще довольно долго, проводя параллели и понимая, что они с Харучиё на самом деле очень похожи.

***

       Вся верхушка Бонтен собралась, чтобы выпить и отметить очередную крупную сделку, которая состоялась благодаря дару переговоров Коко и авторитету Майки, вот только последнего с ними не было. Он отказался присутствовать и снова куда-то уехал, что ни для кого не было удивительно, ведь Майки любил исчезать.        Они находились на последнем этаже красивой стеклянной высотки в центре Токио, откуда открывался шикарный вид на ночной город. Музыка громко орала из динамиков и почти все расслабленно выпивали и танцевали, обсуждая предстоящие дела и нахваливая Хаджиме. — Пей больше, Коко, ты сегодня заслужил хорошо расслабиться, — Риндо подлил виски в бокал младшему, подойдя вплотную сзади и хитро улыбаясь.        Ран сидел на одном из столов и наблюдал за тем, как его брат пытается споить Коконоя, на что лишь ухмыльнулся и осмотрел помещение. Не увидев в нём присутствие интересующего его человека, он перевёл взгляд на террасу и увидел, что Санзу одиноко стоял у перил, смотря на ночной город. Старший Хайтани залпом допил содержимое своего бокала и встал с места, направляясь к нему. — Мы тебе надоели, Хару? — вкрадчиво спросил Ран у самого уха, обнимая за талию сзади и улыбаясь. — А тебе неймётся? — довольно грубо ответил Санзу, но отталкивать не стал. — Да ты не в настроении, — Хайтани наклонился вбок, чтобы заглянуть в чужое лицо. — Это из-за Майки? — Тебя это ебать не должно, — Харучиë даже не поворачивался в сторону старшего. — Да ладно тебе, — Ран обнял его сильнее, носом зарываясь в волосы на макушке и вдыхая приятный запах шампуня. — Забей. Мы все прекрасно знаем к кому он так часто ездит. И ты тоже знаешь. — Заткнись, — Акаши раздражённо мотнул головой, заставляя старшего чуть отстраниться. — Тебе пора посмотреть хоть на кого-то кроме Майки, — Хайтани резко развернул младшего к себе лицом, оказываясь слишком близко. — Когда же ты это поймёшь?        Ран смотрел в большие глаза с бешеными зрачками, держа одну руку на чужой талии, а вторую на шее, поглаживая её большим пальцем опасно близко к лицу. Он был достаточно пьян для того, чтобы сотворить глупость, слишком долго рассматривая любимое лицо, останавливаясь на губах. Старший стал медленно приближаться, снова пытая свою удачу, но к его виску почти сразу же приставили пистолет. — Ещё хоть миллиметр и я выстрелю, Хайтани, — низким, но спокойным тоном предупредил Санзу, абсолютно не пытаясь вырваться, и Ран остановился на секунду.        Он знал, что Акаши с лёгкостью нажмёт на курок, знал, что он не блефует и на самом деле может его убить, но в этот раз он решил идти до конца. Он устал постоянно бегать от желаемого и мучиться, искренне считая, что такая смерть для него будет самой лучшей. Если для того, чтобы Санзу позволил его поцеловать, ему нужно умереть после, то он был готов на это. Умереть со вкусом чужих губ на своих было для него счастьем, потому что он был слишком одержим.        Ран слабо улыбнулся, снова подняв взгляд на глаза, после чего сделал последний рывок, впервые преодолевая запретную границу. Тепло чужих губ слишком резко ощутилось на своих, от чего Санзу вздрогнул и выронил пистолет из рук, широко раскрыв глаза от шока. Сердце бешено застучало, а прикосновение отдавало приятным покалыванием, от чего он в секунду расслабился, поддаваясь.        Хайтани прикоснулся к чужим губам абсолютно нежно и без напора, не пытаясь целовать глубже, а когда почувствовал, что ему отвечают, то дважды умер внутри и воскрес, чувствуя как сердце готово выпрыгнуть из груди. Он стал аккуратно перебирать такие желанные губы, пытаясь запомнить каждый их изгиб и отпечатать этот вкус в памяти, ведь знал, что это не продлиться долго. Он медленно переместил руку с шеи на щеку Хару, впервые касаясь шрама на уголке рта и бархатной кожи на скуле. В какой-то момент он подумал, что уже умер, не веря, что это и правда происходит.        Санзу сам себе не мог объяснить что за помутнение рассудка сейчас с ним происходило, ведь он был абсолютно трезв. Он ничего не принимал и выпил один бокал шампанского, так почему тогда сейчас он все ещё не отстранился? Он чувствовал что-то приятное внутри, отвечая слишком ропотно и нежно, не свойственно для себя, и осознав это, он резко пришёл в себя. Он понял что было не так. Он чувствовал, а эта функция уже давно была под запретом для него и, как он думал, убита наркотиками. Как же он ошибался.        Выйдя из «транса», Санзу резко открыл глаза и сильно укусил Рана за нижнюю губу, отталкивая от себя и отрывая от губы маленький кусок мяса. Ран тут же простонал от боли, еле устояв на ногах, после чего Акаши также резко ударил его кулаком в челюсть, укладывая этим на пол. Младший очень часто дышал, прикрывая рот рукавом рубашки и с испугом смотрел на Хайтани. Тот сплюнул кровь и поднял взгляд, в ужасе обнаружив, что младший плачет, а в его глазах застыл страх вместе с отвращением. — Боже, Хару, я…        Договорить ему не дал ещё один удар, прилетевший в нос. А потом ещё. И ещё. Ран лежал, не пытаясь его остановить, понимая, что заслужил, и думая о том, что первый раз видел слезы Санзу. И это было ужасно. — Больше никогда не приближайся ко мне, ублюдок, — Акаши почти выплюнул ему это в лицо, после чего быстро вышел с балкона, скрываясь в своей комнате. — Боже блять… Что ты натворил, братец? — спустя пару секунд к нему вышел Рин, осматривая окровавленное лицо и помогая подняться. — Кажется я только что потерял его…

***

       Следующие два месяца были настоящим адом для Рана Хайтани. Он пожалел о своём поступке ровно на следующее утро, когда протрезвел, но извиниться так ни разу не смог, потому что Санзу не подпускал его к себе ближе чем на два метра. А если у него все же получалось подойти ближе, то он тут же получал по лицу и, пока приходил в себя пару секунд, Харучиë уже исчезал из его поля зрения.        Он не говорил с ним ни разу за эти два месяца, каждый раз одаривал взглядом полного отвращения и полностью игнорировал на общих собраниях и заданиях. Ран чувствовал себя отвратительно. Он чувствовал, что предал Санзу и от этого ему было больно. Он предал его доверие к себе, потерял его уважение, потерял то, чем дорожил больше всего. Потерял Санзу. И ненавидел себя за это.        От того укуса младшего на нижней губе остался шрам, который каждый день напоминал Рану о том, что он сделал. Хоть этот шрам и приносил приятные воспоминания о тепле чужих губ на своих, он также напоминал о том взгляде, полном страха, и чужих слезах, и это полностью затмевало всë остальное. Хайтани ещё никогда не видел такого взгляда у Санзу, а от осознания того, что он — причина, ему было ужасно больно.        Ран искренне считал, что этот запрет на прикосновения к лицу и поцелуи был просто принципом Харучиë, что он просто не хотел, чтобы его трогал кто-то, кроме его одержимости, что поцелуи были для него интимнее всего остального и он хотел оставаться в этом верным Майки. Но, как оказалось, всë намного глубже, чем просто принцип, и у младшего явно была травма на счет этого, потому что такой реакции Ран точно не ожидал. Он ведь даже не знал откуда у Санзу шрамы и ни разу не пытался выяснить, наивно думая, что всë это не так важно. И за это он тоже себя ненавидел.        Ран каждый день смотрел на Санзу побитой собакой, чувствуя как внутри ноет сердце. Ему было искренне жаль и он не хотел причинять Акаши боль, но исправить уже ничего не мог. От этого было вдвойне паршиво. Он думал о том, что лучше было бы, если бы тогда Харучиë его и правда застрелил. Особенно в момент, когда он застал Санзу и Майки целующимися на парковке байков, пока курил неподалеку. Теперь видеть такое ему было ещё больнее.        Санзу же всë это время пытался забыться и вернуть своё прежнее безразличие. Он стал больше и чаще употреблять, стал более агрессивен, стал чаще влезать в разборки и отдалился от всех, кроме Майки. Он буквально проводил всë своё время рядом с ним, а когда тот исчезал, то и Санзу исчезал точно также. Он полностью отпустил своё безумие, в открытую разъезжая с катаной по городу и убивая любого, кто скажет что-то не то о его главе, каждую ночь принимал вместе с Майки, после чего на утро они просыпались черт пойми где и абсолютно не помня что было ночью, он участвовал в нелегальных гонках несколько раз за неделю, разбив там две тачки, и не слушал абсолютно никого из Бонтен, лишь каждый раз жутко улыбаясь или смеясь на их попытки его остановить.        Он пытался обмануть сам себя, говоря у себя в голове, что всë нормально, что ему плевать на произошедшее, и списывал всë на неожиданность момента. Он убеждал себя, что не подпускает к себе Рана из-за злости на него, из-за того, что тот ослушался и перешёл чёрту, и его нужно было проучить. Убеждал себя, что ему плевать на него и его чувства, как и было раньше. Вот только сейчас было совсем не как раньше.        На самом деле Санзу было страшно. И боялся он совсем не Рана и того, что он снова может перейти чёрту, а своих чувств, которые взялись хуй пойми откуда. Акаши не знал, что с ним происходит, потому что он никогда не позволял себе чувствовать хоть что-то к кому-то кроме Майки. Его никто никогда не интересовал, кроме него, и так и должно было продолжаться дальше. Вот только флешбеки того поцелуя преследовали его по ночам, во время приходов его мозг постоянно рисовал фигуру старшего рядом, а каждый раз, когда он видел его лично, то сердце сходило с ума, хоть он мастерски это скрывал. И всë это из-за одного долбанного поцелуя.        Возможно, это началось намного раньше, ведь они с Раном давно работают вместе, вот только Санзу не замечал этого или не хотел замечать, ведь искренне считал, что кроме Майки ему никто не нужен. Возможно, этот поцелуй просто был толчком к осознанию, а не резким всплеском чувств, вот только Хару совсем не хотел об этом думать, ведь тогда всë было ещё хуже.        Его одержимость Майки началась ещё с детства, с того момента, когда Сано порвал ему рот под действием чёрного импульса. Именно тогда случился переломный момент в психике маленького Акаши, который принял эти шрамы как клеймо принадлежности Манджиро и возвёл его в свои идеалы, считая, что теперь кроме него никто его не примет и не признает. Он был готов на всë ради Майки и терпел любое поведение в свою сторону, потому что в его глазах Сано всегда был прав.        Шрамы на его лице на самом деле очень долго были его болью: в детстве его многие дразнили, не брали на работу в подростковом возрасте, а на улицах все косо смотрели. Поэтому он почти всегда носил маску и никому не давал трогать лицо, считая, что для людей он противен. Изменилось это с его совершеннолетием, когда он стал употреблять наркотики и постепенно перестал чувствовать что-либо по этому поводу, как и в принципе, чувствовать. Теперь, всë, что его волновало, были убийства, таблетки и Майки. Санзу был более чем доволен, ведь такая жизнь приносила ему удовольствие. До недавнего времени.        После того поцелуя к Харучиё вернулись отголоски прошлого, ведь тогда почти первое, о чем он подумал, были его шрамы. Он не хотел, чтобы Ран их трогал, думая, что ему будет неприятно, но быстро прогнал эти мысли, заменяя их мыслями о Майки, которые сделали лишь хуже. После он несколько дней убивался наркотой в хлам, чтобы снова забыть эти гребанные чувства по поводу его лица, и у него получилось, хотя маску он всё же успел достать.        Сейчас же он был абсолютно потерян, ведь для него чувства к кому-то другому означали, что он предал Майки, а произойти такого никак не могло, поэтому он всë отрицал. Ему было паршиво от всего этого и он надеялся, что игнорируя проблему она скоро исчезнет, что его тупое сердце снова будет биться так только при виде Майки, что ему будет абсолютно плевать на всë остальное, но за эти два месяца этого так и не случилось. И это было страшно. — Ты меня слушаешь, Санзу? — голос Манджиро вывел парня из мыслей и заставил открыть глаза.        Они сидели в кабинете главного у панорамного окна и пару минут назад вынюхали по две дорожки кокса. — Я задумался. Что ты говорил? — Харучиë лениво повернул голову в сторону Сано, смотря из-под прикрытых век. Тот усмехнулся. — Говорил, что хочу съездить к озеру, но теперь скажу, что тебе нужно с ним поговорить, — Майки перевёл взгляд в окно и откинулся на спинку дивана. — Что? — Санзу широко раскрыл глаза в удивлении. — О чем ты? — Думаешь я не в курсе? — глава усмехнулся. — Ран приходил ко мне с просьбой передать тебе его извинения ещё месяц назад, но я отказался, — он снова перевёл на парня свой безразличный взгляд. — Знал, что ты не захочешь их слышать. Да и я читаю тебя как открытую книгу, знаю, о чем ты думаешь. — Это вряд ли, Майки, — Санзу усмехнулся, после чего расплылся в широкой улыбке, делая вид, что его ничего не тревожит. — Мне поебать на него и его извинения. Он меня бесит. — Санзу, — Сано выпрямился и повернулся к нему всем телом, кладя руку на одну из щёк, поглаживая и смотря в глаза. — Ты же знаешь, что моё сердце занято. Не тобой и навсегда. — Я… — И если ты будешь с ним, это не значит, что ты предашь меня. Ты все ещё мой верный бешеный пёс, Санзу, и ты всë также мне дорог, — Майки перебил Акаши, говоря именно то, о чем думал парень все это время. Всë таки он и правда читал его как открытую книгу.        Санзу нервно сглотнул на эти слова и смотрел в холодные безразличные глаза, которые не выражали ни одной эмоции. Голос Сано также был ровный и холодный, как и его рука. Он смотрел на друга детства и подсознательно сравнивал его с Раном, который всегда смотрел на него горящим взглядом и говорил с нежностью в голосе. Даже прикосновение сейчас не отдавало приятным покалыванием, а лишь веело холодом, не вызывая ничего внутри. Санзу не верил в очевидное. — Поцелуй меня, — спустя пару секунд сказал Харучиë. Ему нужно было убедиться.        Майки ничего не сказал на это, лишь также спокойно и безразлично притянул Акаши к себе, впиваясь в губы. Сано целовал требовательно и с напором, иногда кусаясь, и сразу глубоко с языком. Санзу пытался отвечать тем же, параллельно прислушиваясь к себе и с ужасом понимая, что не чувствует того, что раньше, хоть и целовались они не так много раз. А после также с ужасом понимая, что ему не нравится и этот напор лишь отталкивает, чего совсем не было с Раном. После очередного укуса, Санзу промычал и отстранился, смотря на Майки с такой виной, как будто он только что убил всю его семью. А тот без слов всë понял. — Всë в порядке, — Майки смотрел всë также безразлично, лишь слабо улыбнувшись. — Надеюсь теперь твои метания кончатся.

***

       Санзу вернулся к себе поздно ночью, обсудив с Майки всë, что его тревожило. Душевные разговоры у них случались редко, но Акаши от этого только сильнее их ценил и был благодарен за доверие. Ему стало лучше и он понял, что его одержимость Майки никуда не делась, а просто переросла немного в другую форму, также как и преданность. Он всë ещё был готов на всë ради Сано и он был главным человеком в его жизни, с поправкой на то, что любить ему можно кого-то другого. Акаши никогда бы не подумал, что такое его вообще когда-то будет волновать, но жизнь непредсказуема. — Санзу? Я войду? — в комнату постучались, а после в проёме появилась голова старшего Хайтани.        Харучиë написал ему 10 минут назад с просьбой прийти, и тот, судя по его мокрым растрëпанным волосам и отсутствию футболки, тут же вылетел из душа. — Заходи, — коротко ответил Акаши, вставая со своего кресла. — Хару, прости меня. Я правда не хотел, чтобы так вышло и не собирался тебя как-то ранить… Я хочу искренне извиниться и готов… — Заткнись и подойди уже, — Санзу резко перебил старшего, который смотрел на него с надеждой в глазах и всë ещё стоял в дверях, не зная как себя вести. — Мы первый раз за два месяца находимся в одной комнате, — Хайтани грустно усмехнулся и подошёл ближе, на расстояние в два метра. — Мне правда очень жаль… — Я же сказал заткнуться, — Харучиë раздражённо закатил глаза и сам подошёл ближе.        Ран замер и, кажется, забыл как дышать, не зная чего ожидать. Он вообще не знал для чего его так резко позвал младший, но был явно счастлив хотя бы тому, что он с ним заговорил. А сейчас с замиранием сердца рассматривал любимое лицо, которое снова было так близко.        Санзу же молча взял чужую руку и положил её к себе на щеку, смотря прямо в глаза. Хайтани в шоке раскрыл глаза, боясь пошевелиться, и не веря, что такое вообще происходит. Акаши же пару секунд прислушивался к себе, снова чувствуя то самое приятное внутри, покалывание кожи, и бешеный стук сердца. «Тепло» пронеслось у него в голове и он прикрыл глаза, немного потеревшись щекой об ладонь, как котёнок. — Хару?.. Что ты… Делаешь? — Ран забыл как говорить и был готов умереть на месте от сердечного приступа, потому что это было слишком.        Санзу на это лишь широко улыбнулся, открывая глаза с бешеными зрачками, а после потянул старшего на себя за шею, вовлекая в поцелуй. У Хайтани подкосились ноги и выбило весь воздух из легких от осознания того, что младший поцеловал его сам. Первые пару секунд он всё также стоял как столб, позволяя Харучиё целовать глубже, после чего отмер и притянул парня вплотную к себе за талию, наконец отвечая на поцелуй. Акаши промычал в чужие губы от неожиданности, но сопротивляться не стал. Он обнял старшего за плечи, чувствуя, как его щёки горят, а в волосы на затылке вплелась чужая большая рука.        Ран целовал чувственно и тягуче, ловя каждый вздох младшего и нежно оглаживая скулу большим пальцем, а Санзу буквально таял. Это сильно отличалось от поцелуя с Майки, и внутри Хару всё ещё до конца не мог этого принять, но ему было хорошо. Даже слишком. И, возможно, дело было в том, что сейчас его целовали с любовью, или в том, что любил сам Санзу. — И что это значит, Хару? — Ран отстранился первым и заглянул в большие глаза, не убирая руки с лица. — Тебе правда не понятно? — Акаши усмехнулся и дотронулся пальцем до шрама на губе старшего, который сам и оставил. — Не совсем… Точнее, я не совсем уверен в догадках, — тот игриво прикусил его палец и улыбнулся. — Теперь ты можешь целовать меня, — Санзу смотрел прямо в глаза, которые тут же расширились. — Только ты. — Что? — Ран мотнул головой, не веря тому, что услышал, и взял чужое лицо в обе руки. — Что ты сказал? — Ты слышал, — Харучиё опустил взгляд, явно смущаясь, и уже в который раз удивляя старшего. — Хару, я… — у Хайтани в голове было слишком много всего, что он хотел сказать, но ничего из этого не хотело превращаться в связную речь.        Его слишком сильно переполняли эмоции, поэтому он просто начал хаотично целовать лицо Санзу, смущая его ещё больше и заставляя улыбнуться. Он несколько раз поцеловал шрамы в уголках губ, показывая, что их он любит также сильно как и его самого. — Всё, хватит, а то мне придется установить лимит, — Харучиё слабо оттолкнул старшего от себя, который буквально светился от счастья. — Никогда бы не подумал, что на самом деле ты такой нежный и умеешь смущаться, — Хайтани открыто дразнил его, не выпуская из объятий, на что получил серьёзный взгляд. — Не забывайся, а то убью, — грубо сказал Санзу и хищно улыбнулся, пальцем показывая назад, где стояла его катана. Ран улыбнулся. — Вот теперь узнаю.