Ливень

Дай Вэйюнь был немногословным учеником. Его сестра, Цзяи, всегда была самой разговорчивой из них двоих, таская его за собой и указывая то в одну сторону, то в другую, словно облако, подгоняемое ветром. В большинстве случаев Вэйюнь плыл по течению, не решаясь протестовать. Если у него и было какое-то мнение, то он предпочитал, чтобы за него говорили его поступки. На пике Цин Цзин человеку с таким расхлябанным образом жизни пришлось бы нелегко. Если ты хотел, чтобы тебя не беспокоили, то должен был быть сильнее других рыб в пруду. Вэйюнь хотел жить свободно. Поэтому он стремился доказать свою значимость, демонстрируя окружающим своё мастерство. Он тренировался, показывал себя, а потом тренировался ещё и ещё. Как-то так получилось, что его сверстники стали равняться на него, и он взял на себя роль главного ученика. Шизунь Вэйюня никогда не подтверждал и не опровергал этого, и он просто смирился с этим. Слухи в основном шли ему на пользу. К тому же на него и так ложилась большая часть работы. Когда грубияны Бай Чжаня приходили, чтобы доставить неприятности, он с удовольствием отбивался от них. Когда нужно было отругать заносчивых молодых мастеров, он тоже с удовольствием с ними дрался. Единственное, что изменилось, так это то, что теперь ему приходилось больше следить за бумажной работой, а его помощь шиди стала почти обязательной, пока шизунь уходил выполнять поручения секты. Когда И Сяньлян после необычайно долгого отсутствия вернулся на пик, таща за собой неохотно идущего юношу, Вэйюнь не придал этому значения. Его шизунь был своенравен и склонен делать всё, что ему заблагорассудится и когда ему заблагорассудится. Это, несомненно, был очередной полет фантазии, и, скорее всего, он получит ещё одного шиди, которого придется учить. Вот только этот нетерпеливый человек на самом деле не стал его шиди. Он стал главным учеником. Вэйюнь не привязывался к этой роли и не тяготился ею, но всё равно было обидно, что она досталась тому, кто её явно не хотел. Неделю продержав язык за зубами и спокойно наблюдая за Цзяи, Вэйюнь решил вступить с ним в противостояние. Вэйюнь загнал Шэнь Цинцю в угол за пределами общежития и привёл его на поляну. Молодой культиватор стоял перед ним, приподняв бровь и не обращая внимания на его лицо. Было очевидно, что Шэнь Цинцю занимался совершенствованием до прихода на пик Цин Цзин. Дай Вэйюнь наблюдал за его движениями достаточно, чтобы заметить, что у юноши были привычки, указывающие на мастерство, но он не мог сказать, до какой степени оно дошло. Дай Вэйюнь не хотел склонять голову перед тем, кто слабее него, поэтому он решил испытать его. — Чего ты хочешь? Дай Вэйюнь колебался. Шэнь Цинцю обычно не начинал ничего первым. Всегда кто-то другой вступал с ним в разговор. Вэйюнь уже приготовил речь, чтобы спровоцировать Шэнь Цинцю ответить на его вызов, но вспыльчивый мужчина внёс сумятицу в его планы. — Если ты позвал меня сюда только для того, чтобы пялиться на меня всю ночь, то я уйду, — заявил Шэнь Цинцю, когда его пристальный взгляд продолжился, и повернулся, чтобы направиться обратно в общежитие. — Сражайся со мной! — в панике крикнул Вэйюнь. Шэнь Цинцю приостановился и повернул голову к Вэйюню с недоверчивым выражением лица. — Что? — Сражайся со мной, — уверенно произнес Вэйюнь. — Ты… ты подражаешь Лю Цинге? Вэйюнь проигнорировал это замечание и бросился вперёд. Он не знал, какое отношение к нему имеет главный ученик пика Бай Чжань, но не позволил Шэнь Цинцю вывести себя из равновесия. Он нанес удар в лицо мужчине, который продолжал удивлённо пялится на него, и бой был начат.

***

И Сяньляна это, конечно, забавляло. Даже если его новый любимый ученик умел предугадывать прихоти И Сяньляна, Шэнь Цинцю не знал, что делать с Дай Вэйюнем. После недели наслаждения раздором на пике, когда Шэнь Цинцю играл в некомпетентность и раздражал своих братьев по секте, гордость Дай Вэйюня наконец-то дала о себе знать, и они, очевидно, подрались. В результате Вэйюнь, весь в синяках, ходил за Шэнь Цинцю как утёнок, и таскал за собой свою растерянную и несчастную сестру. Она, как и остальные члены пика, пока не понимала, к чему всё идёт, но в конце концов все поймут. А если нет, то И Сяньляну было совершенно наплевать на то, что он держит на пике таких глупых людей. Все они были выбраны потому что в тот момент это было интересно, но большинство из них недолго его развлекали. Как ни странно, Шэнь Цинцю без проблем справлялся с негативным вниманием, но положительное внимание со стороны Дай Вэйюнь выводило юношу из равновесия. Из-за этого он стал ещё более склонен к колким высказываниям, чем обычно, и один бедный шиди уже был отправлен отсюда в слезах. Это было самое большое развлечение для этого старого лорда пика за последние годы, и он процветал. И Сяньлян подумал, как забавно было бы увидеть выражение лица Шэнь Цинцю, когда он передаст ему свой титул лорда пика. На следующий день И Сянляну стало не так весело, когда он понял, что Шэнь Цинцю действительно удалось сбежать из секты и исчезнуть. Да, он надеялся, что Шэнь Цинцю возненавидит этот титул.

***

Шэнь Цзю пытался всё изменить. Конечно, ему снова пришлось занять место лорда пика Цин Цзин, и у него всё ещё были неровные отношения с другими лордами, но всё же он постарался, чтобы всё изменилось по сравнению с его предыдущей жизнью. Теперь он знал, как поступить лучше. Ирония судьбы заключалась в том, что теперь, когда ему больше не нужна была эта престижная должность, он не мог от неё отделаться. Раз за разом его ловил и тащил обратно его шифу. Поначалу это вызывало трения со стороны его старших по Цин Цзин, но со временем, когда шифу стал настойчиво требовать, чтобы он продемонстрировал свои навыки на пике, они стали воспринимать его как неохотного, но надёжного главного ученика. Помогало и то, что он больше не рассматривал их как конкурентов за своё место. Он даже помогал им в надежде, что они приобретут навыки, чтобы отнять у него нежелательную должность. Но он не ожидал, что это обернётся против него. Для остальных членов секты Шэнь Цзю был грубым ублюдком, не заслуживающим благосклонности главного ученика Цан Цюн и лорда пика Цин Цзина, но для тех, кто был на его пике, они не хотели видеть главой никого другого, даже если его слова могли разнести человека в клочья лучше любого меча. В прошлой жизни Шэнь Цинцю считал своих со-учеников угрозой своему положению, поэтому при первой же возможности выгнал их всех с горы. Поначалу он чувствовал удовлетворение от того, что отомстил привилегированным молодым мастерам, которые так старались его сместить. Через некоторое время, выполняя все обязанности, которые обычно возлагаются на мастеров залов, он почувствовал лишь отчаяние и сожаление о своей недальновидности. Он всё делал идеально. Его собственная гордость не вынесла бы меньшего, но эта же гордость не позволяла ему попросить о помощи. В той жизни Шэнь Цинцю был злобным и чересчур беспокойным пиковым лордом. Шэнь Цзю же хватило здравого смысла не делать этого. Он больше не хотел корить себя за собственную глупость. Он даже надеялся, что кому-то из его нынешних мастеров залов в Цин Цзин надоест его острый язык и тот сместит его под угрозой гнева Юэ Цинъюаня, но что бы он ни делал, узурпации так и не произошло. Дай Вэйюнь и Хэ Цзыму улыбались его оскорблениям и переглядывались с Дай Цзяи, как бы говоря, что его слова «милые» или «очаровательные». Шэнь Цзю не понимал, что он сделал в этой жизни, чтобы добиться присутствия этих людей, но если они не оставят его в покое, он использует их по полной программе. Шэнь Цзю больше не нужно было следить за занятиями с избалованными молодыми господами и госпожами, не знавшими тяжкого труда. Теперь это была проблема его мастеров залов, и он наслаждался их страданиями. У него оставалось больше времени на себя, свои изворотливые тренировки и планы. Несмотря на то, что Шэнь Цзю имел преимущество предвидения и свободы для правильной практики, в конце концов, его тело всё ещё было треснувшим горшком, как любил шутить Тяньлан-цзюнь. Оно просто не могло угнаться за его духом, поэтому он всё ещё был подвержен отклонениям ци. К счастью, не так сильно, как в прошлой жизни, но Шэнь Цзю всё равно не давали покоя его внутренние демоны, поэтому в этот раз он был гораздо более осторожен и методичен в совершенствовании. По большей части, его мастера залов были достаточно компетентны, чтобы никогда не беспокоить его. В конце концов, Шэнь Цзю всё ещё оставался лордом пика, а это означало, что он должен посещать собрания лордов и бывать на испытаниях, а потом приветствовать новых учеников. В этот раз Шэнь Цзю выбрал Ло Бинхэ, чтобы отплатить Тяньлан-цзюню за дружбу. Лю Цинге был в ярости от того, что у него забрали желанного ученика, а Юэ Цинъюань, несмотря на их разрыв отношений, даже посмотрел на него немного дружелюбнее. Шэнь Цзю всегда было приятно взять верх над самонадеянным глупцом, к тому же он избавлял его от необходимости иметь дело с этим человеком, когда печать Ло Бинхэ сломается; Лю Цинге стоит быть благодарнее к нему. Шэнь Цзю знал, с кем ему придётся иметь дело и что понадобится мальчику, когда тот вырастет, даже если, по правде говоря, он не хотел иметь с ребёнком ничего общего. Так он мог защитить Ци-ге секту и оказать честь своему другу, защитив рождённого им ребёнка его любовью, и не более того. Он больше ничего не должен Ло Бинхэ. Все долги из прошлой жизни были полностью выплачены к моменту его смерти, и он не хотел иметь ничего общего со своими призраками. Однако чай, стекающий по лицу ребёнка, был, пожалуй, не лучшим способом узнать, что в этой жизни он создал нового призрака. Ло Бинхэ снова сидел, уткнувшись лицом в пол, закрыв глаза и стиснув зубы. Шэнь Цзю быстро позвал Минь Фаня и отправил их со строгими указаниями помыться и присоединиться к своим товарищам на ночь, а сам спокойно наблюдал, как Минь Фань уводит ребёнка. Он видел, как руки Ло Бинхэ сжались так крепко, что едва не прорвали кожу, как плечи мальчика не раскрылись, пока они уходили прочь. В первый раз мальчик был растерян и обижен. В этот раз ребёнок был зол. Это было не так уж удивительно, если учесть, что в этот раз мальчик даже не успел рассказать о своей умершей матери и надеждах на будущее. На этот раз ребёнку достаточно было поднять глаза от поклона, чтобы получить чашку чая, к счастью, на этот раз остывшую от приветствия других вновь принятых учеников. Шэнь Цзю не планировал, что так получится. Он знал, к каким последствиям приведут его действия для Ло Бинхэ, знал, что мальчик вернёт жестокость тысячекратно. Нервозность преследовала его ещё несколько недель до того, как секта организовала мероприятие, и Шэнь Цзю откладывал встречу с мальчиком до тех пор, пока уже не мог, приветствуя в первую очередь учеников, которые, по мнению его мастеров залов, обладали потенциалом. Одно дело — видеть ребёнка издалека, зная, кем он может стать, и совсем другое — когда он стоит перед ним и смотрит на него полными надежды глазами. Вместе с другими новыми учениками он потратил время на то, чтобы собраться и подготовиться, но ничто не могло подготовить его к этому. Он даже не подозревал, что это станет проблемой, но когда Ло Бинхэ поднял голову и Шэнь Цзю увидел глаза своего друга, смотрящие на него с лица той женщины, которая привела его к гибели; и не было на свете силы, которая могла бы остановить его. Ярость, которую он почувствовал в тот момент, прожгла его до глубины души и так же быстро превратилась в болезненные угли. Казалось, его судьба в отношении этого ребёнка была предрешена.

***

Ло Бинхэ, вероятно, был немного не в себе. Он вышел из дома шизуня, кипя от ярости, которую никогда раньше не испытывал, но то, что на него вылили чай, не было неожиданностью. Такое уже случалось с ним во сне. У него всегда были такие сны, странные не сны, которые омрачали его бодрствование. Большинство из них оставляли ощущение дежавю, но не все. Некоторые из них преследовали его во сне. В детстве они заставляли Ло Бинхэ с криком бросаться к матери на руки: смутные видения отрубленных конечностей и зелёных глаз, но сны никогда не были яркими. Он всегда мог забыть их и продолжить свой день, делясь с мамой улыбками и смехом. Но это всё равно искажало его, остатки чувств вызывали гнев, когда было только раздражение, и печаль там, где должно было быть только счастье. Жуткое чувство, что он увидел или сделал что-то до того, как сделал это на самом деле, цеплялось за него, как тень, и в те дни, когда эти Тени становились темнее, он переставал склонять голову перед задирами и начинал бить в ответ. Стыд, который он испытывал позже, наблюдая, как его мать склоняет голову в знак извинения перед родителями других детей, быстро научил его, что нужно держать себя в руках. Для тогда еще молодого Бинхэ — это стало его жизнью. Проснувшись, он засовывал остатки снов в забытую часть сознания, после чего начинался день, и он старался не смотреть на свои Тени слишком долго. Всё было просто. Это была рутина. Это было удобно. И только когда мать вложила нефрит в его маленькие руки, когда он сидел у её больничной койки, Ло Бинхэ понял, что сны — это не просто сны. Эти смутные истории вдруг стали реальностью, а реальность заключалась в том, что его мать умрёт. Бинхэ улыбнулся и поблагодарил её за подарок, уже оплакивая её в своём сердце. После этого он стал внимательно относиться к своим снам. Ни одна деталь не была слишком незначительной, если это означало, что он может избежать подобных вещей, но его сны никогда не становились менее туманными, и он никогда не узнавал о том, что произойдёт, больше чем за несколько дней до этого. Это позволило ему избежать нескольких столкновений с мальчишками, но ничего столь значительного, как смерть матери, больше не всплывало. До тех пор, пока ему не приснилось, что он вступил в секту Цан Цюн. Этот сон пришёл к нему после двух месяцев попыток прокормиться в качестве сироты. Некоторые соседи, знавшие Ло Бинхэ и его мать, пытались помочь ему, но ни у кого не было свободных денег. Жизнь была нелегкой, но непрерывный цикл мытья одежды и повторения этого дела вновь уже стал для ребёнка привычным. Однако этот сон потряс его до глубины души. Он проснулся с ожогом от чая на коже и всепоглощающей яростью в сердце, которая погнала его из маленькой деревни в лес, чтобы кричать и выплескивать свои эмоции. Он бушевал в этом лесу часами, до крови в костяшках пальцев и боли в горле, но так и остался неудовлетворенным. Бессмертный во сне не исчезал из его сознания даже тогда, когда другие детали сна исчезали, и Ло Бинхэ чувствовал себя так, словно в его теле было три человека. Элегантный бессмертный вызвал в ребёнке целую симфонию эмоций, которые боролись за главенство. Был и он сам, далекий незнакомец, заинтригованный разворачивающейся перед ним историей. Другая его часть — тот самый ребёнок из сна, который был потрясён и в то же время испуган этим прекрасным мужчиной. Последняя часть, Тень, в которой были только жестокость и ярость, звучала так громко, что почти заглушала все остальные эмоции. Обычно ему удавалось подчинить себе Тень. Обычно Тень вообще не появлялась. А если и появлялась, то только для того, чтобы насладиться насилием, которого он не помнил в моменты бодрствования, чтобы с яростью смотреть в холодные глаза, которые смотрели на него в ответ. В тот день он впервые почувствовал себя настолько омраченным своим сном, и когда эмоции сна окончательно выветрились из него, осталось только желание узнать, почему. Почему этот незнакомец так важен для него? Его решение отправиться в секту было принято ещё до того, как он успел подумать о том, какую пользу может извлечь из этого. Даже жжение горячего чая стоило бы встречи с этим человеком, если бы он мог получить ответы. Сны, приснившиеся Ло Бинхэ во время путешествия в секту, честно говоря, дали ему много ответов, но вместе с тем и много новых вопросов. Впервые ему приснилось то, что должно было произойти через месяц после сна. Впервые Ло Бинхэ покинул свою маленькую дерьмовую деревушку и сделал что-то только потому, что сам этого захотел. Впервые Ло Бинхэ решил попытаться изменить свои сны в лучшую сторону. Как правило, все изменения, которые Ло Бинхэ собирался внести, касались Бессмертного, которого, как он узнал, звали Шэнь Цинцю. Сны, в которых фигурировал этот человек, оставались для мальчика яркими, и во время долгой прогулки в горы он решил, что не позволит этому человеку так сильно его ненавидеть. Ло Бинхэ заставит этого человека одобрить его, заставит его смотреть на него не с презрением. Ребёнок поставил всё, что у него было на тот момент, на то, что без хмурого лица этот недобрый человек выглядит ещё красивее. Этой мысли хватило лишь на то, чтобы увидеть, как ребёнка облили чаем, прежде чем он успел открыть рот и произнести речь, которая была бы лучше, чем у его сна. О, как же его Тень разгневалась из-за этого, из-за того, что он был так близко к мужчине и не мог подойти ближе, а Ло Бинхэ и не думал о лучшем. Его знакомство было намного лучше, чем во сне, и на этот раз он знал, как его шизунь предпочитает чистоту в доме, поэтому постарался не испачкаться во время раскопок. Даже поклоны были безупречны — все наказания, которым подвергался он-из-сна за плохую осанку, заставили его исправить свою собственную, прежде чем он встретился с этим злобным человеком из своих снов. Подняв голову и впервые за время бодрствования увидев лицо мужчины, Ло Бинхэ успел лишь поразиться красоте пронзительных глаз Шэнь Цинцю, прежде чем чай заставил Ло Бинхэ опустить глаза обратно в пол. Ошеломление переросло в ярость, и он вышел из дома со сжатыми кулаками, борясь с унижением и желанием наброситься на Бессмертного и сомкнуть свои маленькие руки на его горле. Что-то подсказывало ему, что с такими маленькими ручками это не принесёт никакого удовольствия. Успокаивая себя и уходя со своим новым шисюном, он размышлял о чём-то важном для себя. Чай был холодным.