Я хочу (научить) тебя

      Он знает, что Ло Бинхэ хотел бы попробовать пройти этот этап обучения до конца. Знает, как тот хочет показать себя. Как хочет исправить прошлую ошибку, которая разрывает сердце изнутри. Затмить ее. Затмить ту боль и страх чем-то другим. Удачным. Хорошим. Правильным. Чтобы все ужасающее исчезло и те картины больше не всплывали в кошмарных снах.              И не имеет права отговаривать его. И в том числе не желает сам — он хочет помочь ему. Хочет его поддержать и пройти это вместе с ним. Провести за руку — показать, научить… научить, как правильно. Как делать это хорошо.              И закроем глаза на то, что у самого Шэнь Цинцю опыта ни на грамм не больше. Хотя вот теоретические знания определенно имеются — значит, все же он будет не таким уж бездарным учителем.              «Учитель секса? Или проще сказать «проститутка»»? от собственных мыслей его пробивает внутренний легкий смех. Не тот тяжелый, что обычно возникает во время защитных реакций. А действительно что-то… обыденное, действительно лишь ради забавы.              Тем не менее, отбросив лишнее из своей головы, он вновь возвращает внимание к Ло Бинхэ и, чуть отклонившись от него, давая пространство — кивает на нижнюю часть его тела.              Произносить вслух не нужно. Ло Бинхэ понимает намек, осторожно касаясь своих штанов пальцами. Однако, само собой, его душевное равновесие все еще не восстановилось, из-за чего пальцы в волнении вновь начинают дрожать и путаться сами в себе. Промахиваются мимо, не в силах справиться с поясом. Ловят — но тот, словно живой, не желает подчиняться хозяину, выпуская из плена штанов. То выскальзывает, то заедает, не слушается…              Он рвано выдыхает в волнении, стараясь сосредоточиться — но желание выглядеть как можно лучше в глазах Учителя и страх совершить ошибку ему это не позволяют, из-за чего тот вновь становится похож на щеночка, который пытается дотянуться лапкой до укатившейся за забор игрушки.              Шэнь Цинцю вновь качает головой, решив поспешить на помощь ученику. Он прекрасно понимает, что ко страху перед болезненными картинами прошлого, примешивается и столкновение со своим двойником. В сочетании с насмешкой по поводу его навыков в интимной сфере, так же ударившей по больному месту Бинхэ, это лишь больше преисполняет его решимостью на сей раз оказаться на высоте, во что бы то ни стало. Даже если пока он совсем не имеет представлений о том, что делать… но ведь для этого Шэнь Цинцю и решил обучить его, правильно?              Глядя на то, насколько растерянным выглядит его ученик, он просто не может не податься вперед, бережно отстраняя его руки и развязывая пояс собственными.              Тут же он слышит неровный выдох. Ло Бинхэ, кажется, растерялся, полностью замирая под руками учителя — и при виде расцветших на его лице алых пятен, Шэнь Цинцю не удерживается от того, чтобы в умилении пощекотать его подбородок — кто же знал, что его смущение так пленит? В этом ребенке по-прежнему остается что-то очаровательное. И, кажется, никогда не исчезнет.              Правда вот, когда штаны исчезают с ног Ло Бинхэ, обнажая его и позволяя увидеть спрятанный ранее член — дыхание Шэнь Цинцю в одно мгновение покидает его легкие, заставляя едва ли не задохнуться.              …о, пресвятые помидоры! Вот это размерчик!              Неужели эта штука однажды уже была в нем?!              — Нет, это… невозможно! — выпаливает он на эмоциях.              — Что?.. Но учитель, вы же… обещали… — лепечет он дрогнувшим голосом, растерянно поднимая взгляд.              «Ты что, человеческого языка не понимаешь? — позволяет себе мысленно возмутиться Шэнь Цинцю. — Если я говорю «невозможно», значит, что если ты снова вот так вот заполнишь меня собой, то эта штука просто убьет меня!»              Как он вообще пережил это в прошлый раз? Подумать только — он не умер после того, как полностью вобрал в себя Бинхэ, и явно не единожды! Уму непостижимо! Кажется, правду говорят — в критической ситуации мозг отключается, и тело действует само по себе.              Во имя мира все это было, так же? Вот тебе и критическая ситуация, во время которой ни о чем другом он просто не мог подумать, и все сторонние вещи, в том числе прислушивание ко второстепенным чувствам, ушли далеко-далеко от его мироощущения. На то они, собственно, и второстепенные.              Некоторое время Шэнь Цинцю молчит, одолеваемый сомнениями, но после наконец произносит:              — Позволь этому учителю… сперва помочь тебе разрядиться рукой.              «Нет, так уж точно не пойдет! Может, получится сперва его хоть немного уменьшить?..»              И, конечно же, Шэнь Цинцю не собирается отступать. Но придумать план, как можно будет смягчить проникновение и последующий процесс ему просто необходимо! Он не хочет и сам испытывать боль, и еще больше — вновь пугать свою пугливую пташку.              И первое решение, которое приходит в его голову — помочь Ло Бинхэ хотя бы просто рукой. Быть может, в общих масштабах это и не слишком поможет, но хотя бы на пару процентов сумеет облегчить ситуацию дальше.              Девственным пальцам Шэнь Цинцю прежде никому не приходилось служить таким образом. Поэтому между ними происходит небольшая заминка, всего с секунду, прежде чем он все же неуверенно решает коснуться набухшей головки члена и, собравшись с духом, наконец обхватить ее.              Слишком резко — Ло Бинхэ вдруг вскрикивает от боли, бросая на него обиженный взгляд, а Шэнь Цинцю тут же отпускает его, неловко пробормотав извинение.              Так, вдох-выдох… спокойно.              Уговаривая себя сохранять невозмутимость, Шэнь Цинцю касается его вновь, но теперь делает это бережнее. Мягко обхватывает самую верхушку, осторожно поглаживая ее, вверх-вниз.              Поначалу из-за этих действий внутри ощущалась тревога. Ведь орган подобной толщины, твердости и температуры, по-нормальному вообще не мог принадлежать живому существу! И неужели он никогда не мешал в жизни ему самому?              Однако, чем больше проходит времени, чем больше он привыкает к своим действиям и ощущению теплой плоти под пальцами — тем более выравнивает свой бег его сердце. Привычка и самоуспокоение постепенно обступают его, позволяя свыкнуться с тем, что он чувствует, и как-то более-менее уложить информацию в своей голове, рождая в ней тихое любопытство.              Время помогает и Ло Бинхэ. Пусть поначалу его наставник и допустил оплошность, применив излишнюю силу, дальнейшие его действия постепенно возвращают младшему первичный настрой: уставленные на Шэнь Цинцю глаза увлажняются, чувствуя возбуждение и приятную ласку, веки прикрываются сами собой, а дыхание делается неровным. Сбивчивыми клубами вырывается из груди, а дрожь вновь пробегает по телу.              Но на этот раз она не из-за паники. А от удовольствия, которое было доселе ему незнакомо, но которое тут же заполоняет собой все. Половой орган начинает отзывчиво ныть в руках у учителя, заставляя Ло Бинхэ всхлипнуть от ощущений, слегка откинувшись назад и чувствуя, как все ощущения, как огонь и тянущая сладость стягиваются в паху пульсирующим узлом.              Сладко… сладко-сладко-сладко! Так хорошо!..              — Ах!.. — срывается с его губ стон, когда ладонь учителя скользит по стволу ниже, касаясь чувствительных венок и заставляя Бинхэ едва не подпрыгнуть на месте. — Учитель!..              Однако его учитель не может ответить ему. Все внутри уходит на второй план, когда он зачарованными глазами наблюдает, как ученик изгибается под его рукой. Как первый стон срывается с его губ, оглашая комнату — такой красивый и звучный… Отчаянный и невинный. Пленяющий его сердце, что начинает стучать быстрее.              Это так… отзывается в нем.              Переводя дыхание, Шэнь Цинцю старается сохранить лицо, тем не менее не в силах отвести глаз от лица ученика. И не перестает двигать рукой по члену, которая, кажется, уже привыкает обхватывать подобную толщину и движется чуть увереннее. Раз-два, раз-два…              — Ах-х!.. — второй стон. — Я… мг-м… учитель. Ах!.. Ах!.....              Ло Бинхэ отзывчив в его руках. Стоны начинают сочиться из него все больше и больше, превращаясь уже не в отдельные ноты, а в свою собственную мелодию, которая завораживает уши Шэнь Цинцю, вынуждая самостоятельно издать рваный выдох — и одновременно с этим лишь ускорить скользящие движения по нему.              Он искренне старается довести его. Загружая в памяти все, что ему хоть когда-то доводилось читать, он старается чередовать темп, в какие-то секунды то замедляясь, то наоборот, ускоряясь в движениях. Внимательно следя за лицом Бинхэ, сжимает член чуть сильнее — проверяя, чтобы не сделалось больно вновь. Но тот, кажется, уже не сильно сопротивляется. И даже если бы боль эту ощутил… возможно, не стал бы тревожить Шэнь Цинцю, безоговорочно доверяет ему себя.              Он успел выучить его тактику. Все ради учителя. Не говорить ни слова против, что бы тот с ним ни делал… и вероятно, он бы даже посчитал это заслуженным — боль за причиненную боль в прошлом. Но Шэнь Цинцю просто не может позволить, чтобы его ученик загонял себя в подобные рамки самобичевания и все переносил молча.              Он хочет помочь ему. Хочет сделать приятно — а потому действительно старается следить за всеми эмоциями на его лице, чтобы не пропустить ни одной.              Проводя пальцами по выступающим венкам, он взволнованно выдыхает, чувствуя физически, какая дрожь проходится по Бинхэ — и тут же вновь слышит удовлетворенный, рваный стон с его стороны. Тот двигает бедрами, уже самостоятельно толкаясь в руку учителя — и Шэнь Цинцю не остается ничего, кроме как аккуратно, но уверенно придавить одно из бедер к постели, дабы тот не мешал ему.        Он еще даже не близок к тому, чтобы Бинхэ наконец пересек черту наслаждения. И, честно говоря… к его досаде, даже спустя какое-то время, когда ладонь начинает невольно ныть, от однотипных движений туда-сюда — ситуация ни капли не изменилась. Достоинство Ло Бинхэ и не думало походить к разрядке. Все, чего ему удалось добиться — лишь крупная дрожь в теле ученика, да небольшое количество белесой жидкости, выступившей на красной головке. Вместо того, чтобы наконец-то разрядиться эякуляцией и опасть, она лишь продолжает разбухать и твердеть.              Кажется, что все усилия по уменьшению размера вылились во что-то противоположное… и это все же вызывает досаду. Неужели данная идея была обречена на провал с самого своего начала?              Шэнь Цинцю задумчиво поджимает губы. Однако Бинхэ, который, не смотря на стоны, так же не забывает наблюдать за лицом и действиями учителя, переживая очередную волну сладкой дрожи, цепляется внутри себя за определенную мысль. И, старясь отдышаться, когда заклинатель чуть замедляет движения, заботливо предлагает ему несколько иной путь:              — Учитель, почему бы… вам не сделать это самому?              «Чего?» — замерев, Шэнь Цинцю всерьез решил, что ослышался.              Ло Бинхэ… предлагает ему себя?              Услышав это, Шэнь Цинцю оказывается настолько шокирован, что все движения вовсе прекращаются в один миг, а сам он лишь поднимает полностью растерянный взгляд на ученика, словно пытаясь понять, правильно ли он все уловил, или же он вдруг словил слуховые галлюцинации.              Однако Ло Бинхэ оказывается совершенно честным. Несмотря на то, что ласки учителя больше не достигают его, заставляя подрагивать и сводить бедра, тот смотрит на него совершенно открыто и преданно. Только не хватает виляющего хвостика за спиной, иначе картина была бы полностью завершенной.              В его глазах отражается невинная готовность, смешанная со смущением.              — Я боюсь, что снова причиню учителю боль, — признается он тихо, поджимая к себе колени. — Так что, может быть… лучше, чтобы учитель сам взял меня?              Это заставляет Шэнь Цинцю задохнуться. Тот произнес это с подкупающей серьезностью, не оставляя и толики сомнений в искренности его намерении лечь под учителя, однако он все равно решает поспешно возразить, поднимая одну ладонь:              — Нет уж, лучше ты.              Ложиться под другого мужчину — у него ведь тоже не было подобного опыта, верно? А что, если он поранит ученика до крови?! Тогда, даже зная, что это принесет Ло Бинхэ облегчение, он просто не сможет больше спать по ночам!              В любом случае, подобная возможность еще не раз представится им в будущем — сейчас же вреда не будет, если Шэнь Цинцю вновь позволит Ло Бинхэ взять себя.              Иными словами, он не собирается вестись на эту идею лишь потому, что жертвенность ученика так тронула его сердце!              Воодушевляюще похлопывая ученика по макушке, Шэнь Цинцю осторожно разворачивается под ним, утыкаясь лицом в подушку и опираясь на локти, линии плеч оказываются маняще выделены на нем. Спина изгибается, будто бы по-кошачьи. Черные волосы рассыпаются по белоснежной коже, создавая идеальный контраст, от которого перехватывает дыхание. Мягкий живот подрагивает при дыхании. Стройные бедра трогательно смотрятся на фоне спутанных одеял… вся эта картина являет собой воплощение утонченной красоты, которую не сможет передать так точно ни одна кисть художника. Ее невозможно воплотить на холсте. Невозможно передать остальному миру. Ее можно только увидеть — и замереть, плененный. Завороженный. Однажды и навсегда.              У Ло Бинхэ и впрямь перехватывает дыхание, когда он наблюдает, как учитель выгибается для него, а округлые ягодицы оказываются прямо перед его глазами. Он сначала замирает, словно не решаясь нарушить прекрасный вид, однако все же решается осторожно коснуться его — и это прикосновение обжигает обоих.              Ло Бинхэ ахает от того, насколько приятной оказывается кожа учителя в этом месте. В то время как лицо самого Шэнь Цинцю вспыхивает от смущения: кончики ушей предательски краснеют. И особенно краснеть начинают в тот миг, когда внизу живота вдруг чувствуется узел, заставляя ахнуть уже его.        Возбуждённый член уже давал о себе знать, но до этого мгновения Шэнь Цинцю еще кое-как удавалось справляться с чувствами. Однако сейчас, когда он так открывается перед Бинхэ, когда чувствует его внимательный взгляд на своих интимных местах, когда чувствует, как его ладонь касается его ягодиц…              Он едва давит в себе стон, но тяжелый выдох все равно срывается с его губ, а коленями он чуть ерзает на простынях. Неожиданно сладко тянет внизу. Так сладко, как он этого не ожидал сам — тело податливо реагирует на ласку ученика, и он едва сдерживает себя, чтобы на чувствах не податься ему навстречу.              Нет… нет. Он должен ждать… ждать, чтобы Ло Бинхэ не натворил дел вновь. Чтобы суметь все ему объяснить. Чтобы помочь. Чтобы они не спешили и сделали все правильно. И…              «Стоп. С каких это пор я занимаюсь тем, что учу себя трахать? С каких пор я… сам так этого хочу?»              С каких пор ему этого захотелось самому, да еще и так сильно? Он не знает ответа. Но и откинуть эту мысль больше не может — по телу проходится дрожь, и он едва сдерживает себя, чтобы не заерзать вновь, ведомый возбуждением, которое жжет изнутри. Однако тут ему на подмогу приходит Бинхэ…              Вот только не так, как Шэнь Цинцю этого ожидает, поскольку его ученик вдруг берет и резко переворачивает его обратно, заставляя почувствовать под своей спиной мягкое одеяло, а глаза широко распахнуться в немом изумлении.              — Бинхэ? А теперь-то в чем дело? — недоуменно спрашивает он.              — Учитель, я хочу вас спереди…              Он снова едва не задыхается от таких слов.              А больше ничего ты не хочешь, а?!       — Бинхэ, перестань уж! — беспомощно постанывает он, намереваясь развернуться обратно.              «Ну какой же ты щепетильный ребенок!» — проносится в его мыслях. Ему что, недостаточно того факта, что между ними в целом происходит близость? Куда пропала та паника, граничащая с желанием в целом прекратить все, лишь бы не навредить драгоценному учителю по неосторожности действий?              Однако следующая секунда заставляет его замереть, потому что со стороны Бинхэ вдруг слышится тяжелый всхлип:              — Учитель… не хочет видеть моего лица?.. — голос «ребенка» дрожит, срываясь к концу, теперь уже походя на щенячий писк. Испуганный. Непонимающий, почему ему отказали. Боящийся, что…              Нет. Не может же он всерьез думать об этом, правда? Не может же он правда бояться, что Шэнь Цинцю не хочет видеть его лицо? Что за вздор!              «Глупыш! Как ты мог вообще о таком подумать? Дело не в твоем прекрасном лице, которое, напротив, мне симпатично. Честно признаться, мне… даже хотелось бы увидеть его в момент, когда ты наконец кончишь.»              «Что я несу?!» разволновавшись от собственных мыслей, Шэнь Цинцю вновь дает себе мысленную оплеуху, не понимая, что на него находит сегодня. Однако, кажется, что в этот день, в этот самый момент самый сокровенные мысли начинают выползать из глубин подсознания, залежавшись там слишком долго.              Вся эта беготня, отрицания, саркастичные шутки, ругань на Ло Бинхэ, призванная одернуть его… но только его ли? Только ли его, если каждый раз, когда этот учитель видит своего ученика, его собственное сердце против воли начинает биться быстрее, вынуждая прикрыть лицо веером и старательнее сохранять маску? Если каждый раз, когда он вдруг слышит дурные новости — мысли тотчас улетают в сторону главного персонажа, желая узнать, в порядке ли его дорогой ученик? Если каждый раз, стоит только заметить его щенячьи глаза, полные преданности и любви, он чувствует, как по собственным венам разливается покой и ответное, щемящее тепло?              Он отрицает. Очень долго — не может же он, заядлый натурал, прочетший сотни страниц гаремного романа, по правде запасть на мужчину! Не может же испытывать настоящее влечение к Ло Бинхэ — только из-за треклятой Системы, только из-за нее, только из-за сочувствия к этой мордашке! Он уверен в этом! Он убеждает себя!              Но не получается ли, что таким образом он лишь убегал от самого себя? От истинного себя? Как еще объяснить то, что он первым делом вспоминает именно об ученике, стоит только первым лучам солнца вырвать его из сна? То, как он едва с ума не сходит, заслышав о смертельной опасности? Как его темные волосы едва не поседели за один миг, стоило только услышать неосторожную шутку, будто бы Ло Бинхэ мертв?        Нет… нет-нет-нет. Даже сейчас от одной только подобной мысли его начинает трясти, а сердце сжимают железные когти. Все его существо противится даже представлению о том, что он может потерять Ло Бинхэ — человека, который за все это время стал ему по-настоящему дорог. С которым они прошли действительно долгий путь, и поистине сумасшедший: сколько было взлетов и падений, сколько раз они не понимали друг друга, сколько раз теряли и находили снова… сколько раз тянулись друг другу навстречу, обмениваясь многозначительными взглядами или фразами, которые таили в себе, казалось, так мало и одновременно с этим так много.              Сколько раз его подсознание подсказывало ему верный ответ, который он не решался озвучить вслух даже в собственных мыслях. И столько же раз понимал, что упускает очень важную деталь паззла, из которого состоит его жизнь. Деталь, именем который всегда был главный герой — Ло Бинхэ. Его Ло Бинхэ. Не тот, о чьих похождениях он читал, а тот, кого своими действиями изменил. Тот, чей невинный взгляд помогает сердцу растаять, а руки сами собой раскрыть в долгожданном объятии.              Объятии, которое больше не хочется размыкать.              «Давай, произнеси уже это чертово слово…»              [Пользователь на верном пути: именно так и должен заканчиваться сюжет доброкачественных произведений. Пользователю необходимо признаться себе-]              «Слушай, заткнись, железка!» — не на шутку взбесившись, Шэнь Цинцю, очень жалеет, что нельзя ударить материальную Систему. «Такой момент, а ты снова творишь херню!»              [Я лишь говорю правду]              «В заднице я видел твою правду!»              Невольно фыркнув, он мысленно материт Систему, которая влезла сейчас совершенно ни к месту. Вот кто просил ее подгонять тебя? Когда ты сам только-только решаешься признаться самому себе, осознать свои истинные влечения? Осознать то, что на самом деле лежит на сердце, и к чему ты шел буквально целые месяцы?              Однако, к сожалению, не только Система не позволяет ему признаться в собственных чувствах. Бинхэ так же вмешивается, вырывая Шэнь Цинцю из мыслей и переворачивая обратно, лицом к себе.              Выдыхая, он поднимает взгляд, чтобы с содроганием для себя заметить, что в глазах ученика теперь блестят характерные жалобные искорки. Словно у ребенка отобрали любимую сладость и теперь дразнят ей — а он искренне не понимает, чем заслужил такое обращение к самому себе.              — Бинхэ…              — Неужели учитель… правда не хочет видеть меня?.. — губы Ло Бинхэ начинают дрожать, ровно как и искорки в глубине глаз, полные неподдельной обиды.              Глядя на это, Шэнь Цинцю понимает, что если срочно не успокоит ученика, то тот немедленно начнет плакать в голос, действительно как щенок.              Одна только мысль о подобном причиняла ему нестерпимую боль, заставляя сердце сжиматься.              — Дело не в этом…– осторожно произносит он, сам не зная, как объяснить свой порыв, чтобы не обидеть его. Просто ему, наверное… неловко? Да, черт возьми, Шэнь Цинцю бывает неловко — и сейчас он хочет послать к черту всех, кто посмеет с усмешкой тыкнуть на него пальцем. Потому что, позвольте ему, бога ради, хотя бы раз в жизни позволить себе быть искренним! И больше не прятаться от своих чувств!              Однако придумать объяснения он не успел: первая слезинка уже скатывается по щеке Ло Бинхэ, а к ней тут же присоединяется и вторая.              — Тогда почему вы всегда поворачиваетесь ко мне спиной?.. — действительно почти проскулил он. И, будь собакой, наверняка бы поджал сейчас хвост и ушки.              «Право слово, ты слишком много думаешь…» — мелькает в голове старшего. «И когда ты успел стать настолько чувствительным? То, что я хотел использовать эту позу, вовсе не означает, что я не хочу видеть тебя!»              — Ну тише, тише, — он вновь осторожно тянется ладонью к нему, опуская ее на щеку ученика. — Хорошо, ладно. Не плачь. Спереди, значит спереди, — старается он ободрительно улыбнуться ему, смягчая сердце Бинхэ.              И это действительно помогает. Стоит только услышать мягкий голос учителя, а также ощутить тепло его зеленых глаз на себе, как губы Ло Бинхэ постепенно перестают так подрагивать, а на лице расцветает надежда.              Осторожно кивнув, он тем самым заслуживает поцелуй от наставника, который тот вновь оставляет на его лбу. Словно подбадривая — не бойся. Все хорошо. Я с тобой, и я от тебя не уйду.              Ло Бинхэ снова кивает ему — с благодарностью — а после, переведя дыхание, осторожно опускает взгляд ниже, на его тело. Будто бы вопрошая.              — Можно, — мягко позволяет ему Шэнь Цинцю.              Тогда, переводя дыхание вновь, Ло Бинхэ осторожно тянет к нему свою руку, проводя ладонью по телу учителя. Робко, будто на пробу — он впервые касается его сам.              Природа одарила Шэнь Цинцю тонкой талией и длинными стройными ногами — и сейчас, лежа на спине перед учеником, тот слегка выгибается, поддавшись порыву, а бедра разводит чуть шире, открывая тому весьма соблазнительный вид. Возбужденный член — гораздо меньший, чем у Бинхэ — красиво контрастирует на фоне его белоснежного тела, а если опустить взгляд чуть ниже, то там найдется трогательно спрятанная расщелина меж двух идеально округлых ягодиц.              Чувствуя ладонь Ло Бинхэ на своей груди, Шэнь Цинцю шумно втягивает в себя воздух, ощущая как от этого прикосновения по телу начинают бежать мурашки, отдаваясь приятной пульсацией внизу.              «Это… приятно»              Внимательно следя за реакцией любовника, Ло Бинхэ слегка подрагивающими ладонями проводит по телу учителя. Касаясь его груди, скользит ниже. Оглаживает талию, бережно проводит по животу… снова наблюдает, как Шэнь Цинцю выдыхает, подрагивая под ним — и наконец доходит до бедер.              Замешкавшись на секунду, он вновь замирает, хлопая глазами несколько раз. Однако его учитель, тут же поняв, что его ученик готовится вновь пасть жертвой страшных флэшбеков — чуть поднимается, вновь возвращая в реальность. Оберегая от кошмаров касанием руки уже к его телу.              — Ло Бинхэ, тише… спокойно. Все хорошо.              — Д-да, учитель… простите.              Он неловко опускает взгляд, вновь алея щеками, а Шэнь Цинцю невольно закатывает глаза, тем не менее незаметно поднимая уголки губ. Какой же он все-таки… дурачок. Не нужно перед ним извиняться!              Он вновь опускается на спину перед ним, призывно совершая кивок. А Ло Бинхэ, следуя ему, словно за путеводной ниточкой в темный лес, вновь опускает взгляд вниз.              Вдох-выдох. Шэнь Цинцю тоже следит, чтобы его вновь не накрыла пугающая волна, но сейчас Ло Бинхэ кажется, старается справиться сам — замирая, он не отводит взгляд снова. Вздрагивает, да, но не отводит, стараясь сосредоточиться перед собой не на прошлом, а на том, что видит перед собой здесь и сейчас.              Его учитель цел. Его учитель в порядке. И он никогда ему не причинит боль.              Медленно выдыхая, словно в замедленной съемке, он осторожно касается подрагивающей ладонью внутренней стороны бедер Цинцю. Тот поневоле ёжится, от непривычных ощущений, но не пытается отстраниться — прислушивается к себе, расслабленно выдыхая. И чуть двигает бедром в сторону, словно подбадривая ученика — не бойся, ты можешь коснуться дальше.              Он ведет его за собой следом. А Ло Бинхэ, действительно ведомый, следует за ним. Будто ребенок, что только учится ходить — взволнованно, неспешно скользит ладонью по бедру выше, касаясь его колена.              Со стороны Шэнь Цинцю от этого слышится всхлип, заставляющий Ло Бинхэ вздрогнуть:        — Учителю неприятно? — Вовсе нет, — старается он его успокоить. — Совсем наоборот… — и снова следует всхлип, когда он поджимает ноги в коленях ближе к себе. Приятно… еще как приятно, очень, очень приятно! Алые пятна предательски накрывают его щеки, уши горят огнем, а дыхание сбивается в край, но ничего из этого не заставит его больше заткнуть самого себя — себя, который посылает к черту все остававшиеся доселе барьеры, позволяя наконец без задних мыслей откинуть голову и издать свой первый протяжный стон.              Он хочет его… он, черт подери, по правде, хочет его!              В глазах Ло Бинхэ мелькает искорка. На этот раз не пугливая — любопытная. И следуя за ней, он осторожно проводит ладонью еще раз. Ближе к ягодицам, и снова поднимается до колена, выбивая из учителя новый стон, не менее звучный, чем предыдущие, и от которого его сердце делает кувырок.              Его учитель так приятно стонет!              И так красив… настоящее произведение искусства.              Кажется, это начинает все больше приносить уверенности в своих действиях. И хотя они по-прежнему остаются осторожными, следующее движение ладонью он осуществляет уже без страха, переходя ладонью обратно на живот своего наставника.              Он тут же ощущает, как низ живота вспыхивает сладким узлом. Затягивается внутри, вынуждая выгнуться навстречу даримой ласке.              — Бинхэ…              — Да, учитель?              — Продолжай…              — Я все делаю правильно?              — Да… да… — ответ снова обращается в стон, когда ладонь ученика, погладив, постепенно движется к члену, уже совсем скоро обхватывая его у основания. Это заставляет Шэнь Цинцю едва ли не взвизгнуть — но дрожь проходится по телу более чем ощутимая. Глаза от возбуждения слегка увлажняются, а на головке выступает капля предэякулята.              Так хорошо! Боже! Кажется, ему еще никогда не было так хорошо!              — Ещё!.. — окончательно пробив все грани своих приличий, зовет он ученика. Хотя и щеки краснеют вновь — быть собой, определенно, приятно… пусть и несколько непривычно.              Глаза Ло Бинхэ же вспыхивают, когда он слышит такую просьбу, и с готовностью ее исполняет — проводит ладонью по члену еще раз, вверх, до самой головки и осторожно сжимает. Несильно, сам помня о том, какие болезненные ощущения можно от этого испытать. Лишь достаточно для того, чтобы тело Шэнь Цинцю вздрогнуло еще раз.              — Учитель такой чувствительный…              «Пожалуйста, просто молчи! А хотя… нет. Не смей! Не замолкай, не вздумай, ни на минуту!»              Комментарии Бинхэ невинные и неловкие, однако именно они служат стимуляцией дополнительного удовольствия, которое прокатывается по телу заклинателя. Которую он контролировать не в силах. Которую контролировать и не хочет — только отдаться скорее его рукам. Таким контрастно чутким и бережным, по сравнению с прошлым разом, который они затмят уже совсем скоро. Создадут новые воспоминания. Приятные и горячие.              «Можно ли Ло Бинхэ считать девственником? В прошлый раз ведь это был не он, а значит — тот раз не считается».              Во время очередного стона он в отчаянии цепляется за простынь, поскольку стимуляция оказывается слишком яркой — ладони Бинхэ начинают двигаться гораздо увереннее и быстрее. Он явно входит во вкус, созерцая, какое наслаждение испытывает учитель, и не собирается щадить, доводя его все больше и больше.              Шэнь Цинцю бы соврал, если бы сказал, что ему это не нравится.              «Кто ж знал, что я буду так стонать от ласки мужчины!»              «Пусть это не прекращается!»              — Бинхэ… Бинхэ… Бинхэ-!.. — он срывается на крик, когда вдруг к ладоням добавляется что-то еще.              Широко распахивая глаза, которые слепнут на один миг, он наконец понимает — видит причину этих изменений. Ло Бинхэ, перевозбуждаясь от великолепного вида все больше, оказывается не в силах противостоять естественной смазке, что показывается на головке члена учителя — и поддается порыву, накрывая ее губами. Захватывает в мягкое кольцо теплого рта. Слизывает языком. Смакует.              «О боже!.. он хочет мне отсосать?!»              «Боже правый, давай!»              Будь здесь какой-нибудь сторонний наблюдатель (или читатель? Чертова система, обратившая гаремный роман в произведение для яойщиц!), он бы наверняка повозмущался жесткому ООС. Да и чего таить, будь у него функция ООС сейчас, она бы яростно взорвалась красной строкой уведомлений, вычитая из его счета тысячи и тысячи баллов. Однако Шэнь Юаню оказывается на это плевать — хорошо, что этой системы нет! Потому что черта с два он смог бы сдерживать себя! Черта с два он бы захотел и дальше держать все это в себе!              Он будет с Бинхэ настоящим!              И раз уж он его учитель — подскажет все, что будет необходимо.              Рука Шэнь Цинцю осторожно касается волос ученика, поглаживая его в одобрении:              — Ты… можешь взять… только убери зубы! — он не может видеть, однако нутром чувствует, как от приказных ноток, прозвучавших в его последних словах, тело Ло Бинхэ пробирает дрожь.              «Кажется, даже будучи снизу, я могу влиять на него… неужели ему так нравится ощущать, как я его поучаю?»              Черт, это так возбуждает… и кажется, их обоих.              — Не волнуйтесь, учитель.              Ло Бинхэ, с почтением внимая его словам, опускает голову к его паху вновь, опаляя возбужденный орган горячим дыханием. Затем еще ниже — снова касается кончиком языка, слизывая новые выступившие капли. А после окончательно обхватывает губами, вбирая в себя разгоряченную плоть.              В этот самый миг Шэнь Цинцю готов был ослепнуть. Стон, срывающийся с губ, разлетается по всей комнате, почти выходя за пределы разбитой крыши.              «Боже! Почему я никогда не пробовал это раньше?!»              Ладонь лишь больше зарывается в темные волосы Ло Бинхэ, то несильно сжимая, то поглаживая его. Всхлипы то и дело раздаются с его стороны, а член просто горит огнем, все больше и больше ощущая, как узость рта любовника окружает его со всех сторон. Кружит голову. Сводит с ума. Стимулирует. Слепит.              — Да… так хорошо, да!.. — он не сдерживает своих реакций и слов, которые потоком льются наружу. И потому что не может сдерживать, потому что хочет давать сигналы Бинхэ, так ему необходимые: сейчас, поскольку его рот занят, он просто физически не может поинтересоваться состоянием учителя. Но этот учитель хвалит его каждый раз, позволяя понять, что тот движется в правильном направлении.              Простыни под ним сбились окончательно. Свободная рука в отчаянии цепляется за них, сжимая до посинения. Он едва сдерживает себя, чтобы не толкнуться Бинхэ навстречу — но здесь все же контролирует тело, не позволяя совершить лишних движений. Следит, чтобы ученику самому было комфортно.              — Будь осторожен… не бери глубже, чем можешь… — удается предостеречь его через стоны.              Однако Бинхэ будто бы это не тревожит. Воистину главный герой — он, будто и не слыша учителя, берет в рот уже больше половины, заставляя Шэнь Цинцю зашипеть от невозможно слепящей узости, которая сводит с ума. И при этом, тот даже не испытывает дискомфорта! Что за чудо? Как ему это удается?              «Воистину главный герой…» повторяет он про себя, снова выгнувшись, теперь уже когда Ло Бинхэ вобрал его член до основания, заставляя едва не задохнуться.              Читер! Читер, читер, читер! Сам он бы ни за что сам так не смог, вероятно не осилил бы даже половину! Откуда у него столько возможностей?!              — Бинхэ… ты… — он снова задыхается, так и не продолжая. И вряд ли он бы смог придумать хоть какое-то понятное продолжение своей фразы.              К счастью, этого и не требуется — Ло Бинхэ принимает все это за поощрение, ведь стоны Шэнь Цинцю по-прежнему полны удовольствия. И начинает постепенно двигать головой, то почти выпуская член учителя изо рта, то вновь вбирая до основания. Движется слегка неловко, неумело — но очень старательно. Действительно помня о предостережении на счет зубов, стараясь касаться плоти Цинцю лишь губами. Не позволять себе лишнего. Сосредотачиваясь лишь на удовольствии любимого человека и на приятном ощущении его вкуса на языке.              Так непривычно… тепло. Приятно. Ло Бинхэ определенно бы произнес вслух, признаваясь, насколько вкусный его учитель, однако за неимением такой возможности, он старается показать это действиями, прилагая еще больше усилий. Массирует головку губами, отчего Шэнь Цинцю едва ли не задыхается, а ладонями в интересе скользит по всей длине. Очерчивает вены, словно зачарованный, изучая — не только на вкус, но и во всех остальных смыслах.              Ему это необходимо. Необходимо знать об учителе все. Запомнить его наизусть, каждую его частичку, каждую чувствительную точку, которая может сделать приятно, которая может помочь им обоим.              Такой очаровательный… действительно ученик, горячо Шэнь Цинцю любимый. Глядя на него сейчас, преданного, бережливого, он больше не может даже представить себе сценария, чтобы Ло Бинхэ проявил к нему жестокость. Чтобы захотел вдруг убить, как это происходило в каноне. Чтобы он мог опасаться его…              Ведь этот Ло Бинхэ — совершенно иной. И абсолютно не похожий на своего двойника. Этот Ло Бинхэ — любящий. Трогательный… И его касания — они не обжигают. От них не хочется уходить.              Кто бы мог подумать, что когда-то он по своей воле ляжет под главного героя романа? Нет, даже — кто бы мог подумать, что когда-то он по любви будет готов лечь под главного героя, и сгорать от его касаний? Плавиться, будто бы на медленном огне?              Пробуя, изучая, и вновь вбирая возбужденный орган в свой рот — Ло Бинхэ ни на секунду не оставляет учителя без своей ласки, действительно вынуждая его плавиться. Извиваться. Чувствовать, как он буквально горит изнутри от изнеможения и желания. Как из головы вытесняются все сторонние мысли, как в сердце все сворачивается в бушующий ураган. И его девственное тело — отчаянно отказываясь считать прошлый раз за реальный — постепенно приближает своего обладателя к краю.              «Я хочу кончить!» — в отчаянии рождает Шэнь Цинцю мысль — или, может быть лучше назвать его правильным "Шэнь Юань?" — «Боже, пожалуйста, я действительно хочу кончить!»              — Ло Бинхэ!.. — он давит в себе мольбу, но она отражается в ее голосе.        Однако, вопреки желанию, он вдруг хватается за волосы своего ученика, стараясь его отстранить от себя. Находясь буквально на пике, он чувствует, что еще немного, буквально, совсем чуть-чуть — и он пересечет грань удовольствия, однако вопреки желанию просто не может позволить себе испачкать Ло Бинхэ. Запятнать его собой, сгорая после этого со стыда.        — Не надо!.. — зовет он его вновь, толкая Ло Бинхэ в плечо и надеясь, что тот отреагирует на его оклик.        «Отпусти! Отпусти! Я не намереваюсь стать извращенцем!» Пусть «Ло Бинхэ» в прошлый раз и натворил дел под влиянием Синьмо, но вот сейчас они оба находятся в здравом уме, и этот учитель ни на миг не намерен как-то осквернять лик своего воспитанника!              Благо, тому не требуется повторять дважды — кажется, тот даже пугается, что сделал что-то не так, из-за чего его глаза впоследствии смотрят на наставника отчасти пугливо:              — Учитель, вы в порядке?! — стараясь отдышаться, его голос звучит от чуть надрывно, но все равно передает бушующую внутри полудемона тревогу.              Шэнь Цинцю тут же старается успокоить его:              — Не волнуйся, А-Ло… — он слегка сжимает зубы, словно пробуя это «А-Ло» на вкус, словно произносит впервые. Но надеется, что нежное обращение не даст волне беспокойства подняться вновь. — Этот ученик…. Был слишком хорош…              — Правда?! — глаза Бинхэ тут же вспыхивают невинными искорками. Действительно не хватает ушей и виляющего хвостика за спиной!              Шэнь Цинцю закатывает глаза, сам старясь отойти от возбуждения. Снова закусывает губу, но неудовлетворенный стон все же прорывается в мир.              — Правда… — он прикрывает глаза, чувствуя, как возбужденный член дрожит, ноет, пульсирует… Все его тело буквально кричит в отчаянии, лишившись долгожданной разрядки, и умоляя вернуть все как было. Вернуть. Вернуть. Вернуть, как можно скорее!              «Прошу, прошу, прошу!»              Он старается отдышаться. Хоть как-то прийти в себя, но ощущений оказывается слишком много. Вновь сдаваясь внутреннему порыву, он бессознательно тянет ладонь к паху, обхватывая член ладонью и водит ею вверх-вниз, словно стараясь приблизить долгожданный финал. Бедра инстинктивно сжимаются, не в силах оставаться неподвижными дальше, а губы дрожат в возбуждении. Все тело его будто бы на иголках — умоляет, но не получает желаемого. И это заставляет его умирать и умирать вновь.              Ло Бинхэ, в растерянности наблюдая за учителем, кажется, окончательно путается в собственных предположениях. Не зная, как трактовать действия Шэнь Цинцю и как поступить сейчас — он решается спросить прямо. Ну, или почти прямо.              — Учитель, вы… если все было хорошо, почему вы попросили меня остановиться?              «Прошу, не задавай лишних вопросов!»              — Я… — Шэнь Цинцю часто дышит, чувствуя, как Ло Бинхэ аккуратным движением стирает на его глазах выступившие от возбуждения слезы. — Я хочу. — он сглатывает, не в силах сказать ученику смущающую правду, поэтому говорит иное: — Я хочу закончить, когда ты будешь внутри…