Разговоры по душам приносят неимоверную дозу удовольствия, в особенности, когда этот человек рядом, осязаем. Вы можете с задором громко смеяться, вытереть друг другу слезы, обнять, коснуться души.
Сейчас двое хороших друзей детства сидят в тускло освещенной фонариками кухоньке; слова из уст льются подобно течению реки — так же стремительно. Бабушка шуршит рядышком, то и дело подслушивая оживленные рассказы клубничного Феликса. Кстати, новый цвет волос ей очень понравился, так что весь вечер ее рука невзначай трепала рассыпчатые волосы. И это не могло не вызывать нежную улыбку на лице. Все кажется таким привычным, как и раньше. Стол ломился от обилия всей еды, что бабушка наготовила. Так посмотришь, будто никого не кормили несколько дней, и это первый прием пищи после тяжелой пахоты. А Феликс и не скромничал, — уплетал за обе щеки все что видел. В духовке уже готовились те самые брауни в нескольких формочках, что они с Джисоном вместе приготовили. За окошком постепенно темнеет, на смену теплому солнцу пришла холодная луна, а мотыльки начали искать путь к ярким источникам света. Два года назад судьбы мальчиков в край поменялись, что вызвало болезненное расставание с беззаботным детством. Хотелось продолжать дурачиться всем вместе, — плескаться в прохладной речке, играть в самые разные игры, большую часть из которых даже никто и не знал кроме них самих. Воровать ягоды и яблоки с чужих участков, ведь там всегда вкуснее, что было выяснено путем множества проб. А потом с криками убегать от соседских собак, когда их замечали. Хотелось быть просто детьми. С годами понимаешь, что зря с таким рвением с малых лет стремился повзрослеть. Но это осознание приходит когда уже поздно. Детство заканчивается, и наступает полная сложностей жизнь.(2 года назад)
— В смысле ты уезжаешь? Почему так внезапно? — хором спросили мальчики, сидя у костра с зефирками на палочках, рядом с их шалашиком. — Так получилось, простите… Я сам этого не очень хочу. Но родители вынуждают переехать, чтобы обеспечить мне хорошее будущее. А здесь…Это довольно сложно. — Феликс окончательно поник, виновато опуская голову. Ему тоже было грустно. — И когда ты уедешь? — поинтересовался напротив сидящий Хенджин, пока подносил чуть подгоревший зефир ко рту. — Не могу сказать точно. — В какой город хоть переедешь? — Сынмин тоже включился в диалог спустя какое-то время. — Я… В Сеул! — все мальчики шокировано посмотрели на него, ведь были действительно рады, что у него будет гораздо больше возможностей в таком большом городе. — Думаю остаток каникул я проведу тут. Но документы из школы я уже забрал, так что пути обратно нет. — Эти слова было тяжело говорить из-за годами выработавшейся привязанности к их компании, а в новом городе у него не будет никого кроме себя самого. К тому же, расставания всегда оставляют болезненный осадок, даже если знаешь, что вы когда-нибудь пересечетесь. — Значит нам осталось мало времени… — младшенький Чонин тоже поник, ведь он не меньше чем к остальным был привязан к Феликсу. Но их связывало чуть большее. Они жили по соседству, так что их семьи хорошо дружили. Можно сказать, что они друг для друга были как братья. Феликс частенько опекал его и защищал, хотя Чонин тоже был крепким мальчиком и вполне мог справиться самостоятельно со сложностями. Как бы сильно не хотелось грустить, сейчас этого делать было нельзя — слишком рано. — Так, а ну не грустить! Поплакать еще перед отъездом успеете, а сейчас нам надо обеспечить Феликсу хорошие последние деньки. Давайте, давайте, у нас еще пачка зефирок осталась. — Джисон в своем репертуаре, как и всегда. Он не любил ауру грусти в компаниях, от этого и ему самому становилось печально. Ему было важно, чтобы все вокруг чувствовали себя комфортно и весело. Без исключений. — Сделаем фотографию на память? Чего бы не говорил Джисон, это действительно заряжало людей вокруг. Будь то какая-нибудь глупость, или дельные слова. Они всегда говорятся уместно, поэтому через мгновение мальчики собрались вместе, приняв положения для фотографии. Джисон настроил полароид, выставив таймер и установив его в удобном местечке, сам отбежал к ребятам. Все что он успел — нелепо лечь на траву, слегка споткнувшись перед этим. Так что не сложно представить, что получился он там довольно забавно и напугано. — Да почему мне так не везет то с фотографиями, — в раздраженном тоне возмутился Джисон, пока улепетывал за полученным снимком под смех компании позади. Когда он взглянул на снимок, то он действительно получился немного нелепым, но это ни капли не смущало, — Держи, можешь оставить этот снимок себе. Будешь помнить, какой я смешной и забавный. — Он протянул снимок в руки Феликса, от чего тот очень удивился. — Да как же я могу его забрать, если тут все мы… А другим? — Его глаза округлились и быстро захлопали. — Может лучше оставим его в шалашике? Для всех. — Нет! — все единогласно ответили в сторону Феликса. — Спасибо вам… Эксклюзив, и только для меня! Еще и компромат на Джисона. — Тут уже все снова расхохотались, а Феликс положил фотографию под прозрачный чехол, где и так много различных бумажек, наклеек и сухих цветов. И впредь эта фотография будет с ним всегда.(Настоящее)
Запах выпечки Феликса весьма тонкими нитями разнесся по площади всего домика, привлекая внимание не только самих ребят, но и бабушки с дедушкой. Хватит абсолютно всем, так что никто не смел торопиться ухватить желанный кусочек вкусной ностальгии. Парни решили, что оставят себе сладкое на посиделки на крыше с ароматным чаем и пледами. Столько всего еще нужно обсудить. Когда все старшие ушли спать, подростки с энтузиазмом нахватали много вкусного и помчались в комнату Джисона. Все в один заход унести не удалось, так что приходилось спускаться туда-обратно еще пару раз. Тяжелее было с чаем, ведь лестница на чердак была довольно крутой на подъем. А разлить и капельки не хотелось. Но просто пары кружек им будет, очевидно, мало, так что все-равно пришлось спускаться за новой порцией напитка, но уже в термосе. Феликс подметил интересные кружки у Джисона, которые не видел раньше. — У тебя за два года новое хобби появилось? Или я чего-то не помню? Знаю, что ты коллекционировал их, но не припомню, чтобы делал сам. — А… Да, можно и так сказать. Когда все разъехались, совсем скучно стало. Так что начал сам лепить и делать. Могу тебе подарить одну из них, когда снова уедешь. — О… Эти рисунки… Тоже до сих пор их хранишь? — Феликс рассматривал стену, плотно увешанную фотографиями, записками, плакатами и рисунками. Можно сказать, что это священное место для Джисона, где заключены все ценные воспоминания и мелочи. — Вот это рисовал Хенджин, абсолютно точно его стиль. А этот я? Черт, почему ты его не выкинул как я просил!!! — Да куда выкинуть, я забыл про него на самом деле. А когда ты уехал, я разбирал свой бардак и нашел его. Так что повесил, чтобы был. А ты рисуешь еще? — Нет, я бросил. В те дни я просто хотел быть ближе к хобби Хенджина, так что и сам невольно стал рисовать. Это было интересно, правда. Но понял, что совсем не мое. — он немного печально улыбнулся. — Понял. Такое бывает, так что не переживай. Менять хобби нормально, и это даже хорошо, что ты понял, что тебе не нравится. Через силу заниматься чем-то, что просто нравится кому-то тоже не очень хорошо. — Он потрепал волосы Феликса, пока они сидели на полу. — А ты расскажешь что у тебя нового? Все обо мне да обо мне, хочу послушать тебя. — Джисон положительно покачал головой, и когда небо уже было усыпано звездами, они принялись за дело. После приложенных усилий для затаскивания множества вещей на крышу, мальчики уже выдохлись. Разноцветные пледы, среди которых был и связанный Сынмином плед в подарок Джисону на день рождения. Подушки под голову и спину, коробочки с вкусностями к чаю. Парочка больших кружек и тяжеленный термос. Пришлось захватить и свечку, отпугивающую насекомых. По ночам их тут достаточно много, а терпеть их совсем не хочется. Повисла кратковременная тишина, вовсе не угнетающая. Было приятно окунуться и в такую атмосферу. — Мне тут очень одиноко без вас. — Джисон начал диалог, который позднее перетечет в подробный монолог, — Иногда мне казалось, что я с ума сойду от того, как скучаю. Даже парень какой-то во снах стал приходить. Я, наверное, впервые за долгое время стал ощущать себя полноценно во сне, а не в реальной жизни. Ты же знаешь меня, я тот еще неугомонный человек и мне необходимо быть активным. Весь год, пока я в школе, я еще держусь, но вот летом мне многого не хватало. — Парень во снах? Можешь подробнее с этого момента? — В кружечки полилась новая порция чая, явно в ожидании длинного рассказа. Парнишка рядом заметно воодушевился: резко сел, поджав коленки к себе, обмотался пледом. Феликс тоже устроился поудобнее, уплетая кусочек брауни из формочки. Случай по истине уникальный, так бы показалось большинству из слушателей, в нашем случае — читателям. Так ли часто вы проживаете такие яркие сны изо дня в день? Феликс, слушая в красках описанный рассказ каждого сна, то и дело проживал тот эскапизм, что ощущал и сам Джисон. В руках оказался тот самый дневник, что парень так старательно заполнял, и перелистывая каждую страничку, старался делать это очень трепетно, аккуратно, как с чем-нибудь хрупким. Заполненных страниц было не настолько много, как хотелось бы, но каждая их них оформлена весьма красочно, что добавляло важности в каждую букву, рисунок, наклейку. Какое-то время Феликс лишь молчал, слушая нескончаемый поток сознания друга. Иногда он погружался в раздумья, ведь само имя ему казалось знакомым, будто слышал его и раньше. Но быстро отгонял эти мысли, ведь имя само по себе распространено. Хочешь, не хочешь — имя, так или иначе, хотя бы раз было на слуху. Если спросить у самого Феликса, проживал ли он что-то подобное, он ответит — да. Но во снах были лишь знакомые ему люди, за которыми неимоверно скучал. Скучал до чертиков. От этого стягивало душу тонкими лесками, каждый раз все сильнее. И со временем они впивались все больнее. Сколько бы новых людей его не окружало, он проживал такую же тоску, как и Джисон. Но люди из сна, в особенности один конкретный человек… Чувствуют ли они тоже самое? Или же такое томное чувство осталось лишь между двумя друзьями, где-то на поверхности души, и каждый справлялся с этим в одиночку? А Джисон все замечал. Так же, как и днем в шалашике. Все то же опечаленное лицо. Улыбка с лица стерлась так же быстро, как если бы вы смывали водой остатки клубничного варенья с уголков губ и щек. Вся сладость смывалась, оставляя лишь безвкусие на мягкой коже. А капли воды, стекающие по щекам, иногда неприятно спускались вниз по шее. Но сейчас это была не вода. — Феликс… Ты чего? Что случилось? — по розовым щечкам парня стекали прозрачные дорожки слез, оставляя соленый привкус на них. Без всяких раздумий, руки обвили друга, кладя его голову на плечо. Было совсем не жалко, что оно намокнет, ведь есть второе плечо, чтобы выплакаться. Ладонь гладила спину успокаивающими движениями. — Можешь не говорить сейчас, ты хочешь поплакать? — и Феликс лишь кивнул. То, насколько он дорожил прошлым, порой мешало жить в настоящем. А все несказанные слова изо дня в день гложили. Если бы не такое внезапное и неприятное прощание , сложилась бы его жизнь иначе? Наверняка. Он слишком много жалел. От того и печально. — Твои записи…Очень напомнили мне о глубоко забытых чувствах. Я тоже скучаю. Скучаю как и ты. — тыльной сторон руки он смахнул остатки слез, лишь шмыгая носом. Заплаканное лицо выглядело довольно мило, — в блестящих и немного красноватых глазках отражалась горящая свеча, щечки полыхали розовой краской, веснушки на них смотрелись как россыпь цветов на поляне. Джисон укутал в его плед, оставив открытым лишь лицо, черты которого так повзрослели за эти два года. Было приятно, что Феликс наконец-то смог выпустить наружу частичку того груза, что утяжелил его повседневную жизнь. Но проблема остается открытой — чертов Хван Хенджин.