На восьмое марта

– Артём проснулся, – едва слышным голосом произносит Арсений, поднимаясь с кровати. Но Антон перехватывает за руку и укладывает обратно. Чмокает в нос и шёпотом добавляет: – Лежи, я сам. Антон сползает с кровати и идёт в детскую, потирая глаза. Он ещё вчера хотел прийти к сыну ночью, но заработался. А сегодня такая возможность! Альфовые инстинкты заставляют пробудиться и оглядеться внимательнее по сторонам. Угрозы нет, их дитя в безопасном месте, просто, похоже, правда оголодало. А почему же тогда Антон пошёл, если Арсений как отец-омега может накормить молоком? А вот и нет. Антон изучал этот вопрос ещё до того, как встретил своего любимого истинного Арсения. Оказывается, чтобы укрепить связь с обоими родителями, лактация происходит и у омеги, что обосновано природой, и у альфы, что является вторым полноценным кормильцем. Вообще это не у всех происходит, кто-то из друзей рассказывал, что нафиг ему это не надо, не альфовое дело. За что Антон с лёгкостью отказался от общения с этим индивидом. – Артём, – нараспев зовёт вполголоса сына Антон, забирая его из кроватки, – что ты, моя драгоценность? Собственно названный по имени чуть утихает, разлепляя глаза и смотрит в ответ заинтересованно. Спустя несколько секунд он чуть улыбается и тянет руки к футболке на груди. – Ясно всё с тобой, – улыбается в ответ Антон, – хочется есть и на ручки, да? Возможно, Артём сейчас кивнул, но больше похоже на попытку выпутаться из пижамы. Антон, если честно, наглядеться на него не может. Он наблюдает, как Артём тычется носом в предоставленный сосок, а после обхватывает и довольно потягивает требуемое. Антон придерживает голову, гладит по спинке, держит в руках своего сына, такого маленького ещё, но такого своего и долгожданного, что плакать хочется. Касание к своим плечам со спины. Антон не позволяет себе вздрогнуть, чтобы не спугнуть питающегося. – Я тебя оставил досыпать, – напоминает Антон, не отрываясь от наблюдения за сыном. – Я не могу заснуть, зная, что вы тут вдвоём что-то затеяли, – Арсений целует Антона в щёку, гладит по плечу, пока второй рукой очень мягко треплет волосы на маленькой голове, – смотрел бы на вас таких всю жизнь. Антон улыбается, чувствуя себя... дома. Он окружён любимыми людьми, ему спокойно, он с удовольствием выполняет свои отцовские обязанности ночью и будет рад, если Арсений захочет, исполнить и супружеские. Потому что его нежность вызывает не только умиление, но и желание. Антон думает, что немного сбился с альфового пути. Ведь на провокационные действия возбуждаться – это самое правильное, что может быть в паре. Но то, с каким трепетом сейчас Арсений принимает сына на руки, чтобы уложить того в кроватку для досыпания... ну не извращенец ли он? К такому Арсению хочется прильнуть со спины, провести руками от талии до груди, сжать пальцами такие же как у себя сейчас припухшие соски, зацеловать шею и, видя, как Арсений сжимает изножье кровати или простыни, войти плавно и очень точно попадая по простате, довести до безумия. – Милый, – Арсений оказывается близко, укладывает руки на ключицы, – ты сильнее пахнешь сейчас. Что повлияло на твоё желание, что ты почти трясёшься? – Не знаю, здоро́во ли то, что я испытываю, – осторожно говорит Антон, который в мыслях уже кончил от представленного, – меня до дрожи возбуждает наблюдение за тем, как ты заботишься о нашем сыне. Представляешь, ты его погладил и убаюкал, а я весь... вот. Дрожащая рука обхватывает запястье. Арсений только улыбается и, кажется, слезится. Антон привык к эмоциональности мужа за время беременности, так что просто обнимает и снова целует в щёку. Но этим пользуются, шепча горячо на ухо: – Меня тоже заводит, когда ты берёшь на себя обязанности успокоить нашего сына, не тревожа меня. То есть таких как ты, здесь два. Антон вдруг чувствует, как всё альфово нутро требует немедленного захвата восхитительно покорного омеги в его руках. Он уже хочет спросить Арсения о том, как на него запрыгивают, обхватывая ногами. Антон успевает подхватить под бёдра, сжать приятную и упругую задницу и сдержать рык не получается. – Возьми меня немедленно, – выдыхает Арсений, едва сдерживая стон от стиснутых рук на ягодицах, – укради меня и возложи в нашей кровати. – Арс, – требование своего мужа Антон выполняет с удовольствием. Гладя обнажённое тело под собой, Антон понимает важную вещь. Это не только возбуждение, это восхищение силой его омеги, который выносил их ребёнка, родил, ухаживает постоянно, проявляет мягкость, когда необходимо и поддерживает дисциплину в нужные моменты, который бухтит на то, что пока не вернулся в свою лучшую форму, хотя Антону он нравится любым... Это не просто желание овладеть телом, это что-то большее, чем всё, что Антон испытывал когда-либо. Это важнее и весомее. Это импульс, это смешанные инстинкты и чувства, их слияние пропитывает каждое действие Антона к Арсению. Всё это усиливает желание сделать его омеге приятно во всех смыслах. Антон готов на всё, что угодно, только бы знать, видеть, слышать и ощущать, что его любимый муж счастлив. – Шаст, – стонет Арсений, подаваясь на пальцы внутри себя. Антон улыбается, потому что Арсений привык к такому обращению. Ему иногда сложно даётся слово «муж», ведь прежде, чем сойтись, они долго дружили. Были времена, когда Антон допускал, что Арсений ему всегда был и будет только другом. Попов (тогда ещё) хотел было замуж выйти за другого... – Ты мой, – рычит Антон, торжествуя про себя, что смог отвоевать Арсения у того, с кем он не был бы таким, как сейчас. – Твой, – тонкий стон и движение навстречу пальцам, – Шаст... сейчас! – Уже. Антон раскатывает по члену презерватив быстрее, чем сам может понять, что сделал это. Нет времени объяснять, нужно срочно, прям вот немедленно последовать указаниям своего любимого мужа. На каждое движение Арсений постанывает тихо, боится, что даже через закрытую дверь может потревожить их только что уснувшего сына. Антон теряется в этом ощущении, на самом деле давно сдавшись на милость своим чувствам. Он так хотел, чтобы Арсений был его и для него тогда и завидует себе сейчас, потому что они здесь и вместе. Кончают одновременно, Антон боится сломать, настолько крепко он держит в руках Арсения. Тот, к слову, только сильнее вжимается сам.