Нет причин для страха

– Где же ты у меня умудрился заболеть?.. – грустно вздыхает Майя, сидя рядом со своим пятилетним сыном Антошей. Тот лежал, абсолютно не двигаясь, ведь не было никаких сил. Он прикрыл глаза, чувствуя ласковые поглаживания мамы по плечу, которое не было спрятано под одеялом, ведь тогда было бы слишком жарко. Состояние сейчас у него действительно ужасное. Была несильная, но весьма неприятная головная боль. Насморк, поэтому на журнальном столике, что стоит совсем близко к кровати, лежало несколько упаковок бумажных салфеток, а где-то лежали обычные тканевые платки. Ему одновременно было и жарко, и холодно, что вводило в непонимание. Лежать совсем раскутанным ощущалось, как выйти в легкой одежде зимой на улицу, а полностью закутаться - наоборот, будто выйти в сильную жару, одетым в теплейший пуховик, поэтому сейчас он был до пояса под одеялом, так было более-менее комфортно. Через пару минут девушка аккуратно достает градусник, который сама поставила ребенку несколько минут назад. Мальчишка немного ежится. И так понятно, что температура у него далеко не маленькая, поэтому руки мамы ему кажутся прохладными, и от их прикосновений идут неприятные мурашки. Он сразу сворачивается в клубочек, немного подрагивая, а после почти сразу засыпает, приоткрывая рот, чтобы дышать. Майя смотрит результат на термометре - 38.8... Учитывая то, что она часа два назад давала крохе жаропонижающее. Сама она не врач, поэтому решает позвонить своему брату - Арсению, который работал педиатром, чтобы посоветоваться. Чтобы не разбудить сына, она уходит в другую комнату, набирая номер Попова. Долго ждать не приходится, тот почти сразу берет трубку. Майя быстро рассказывает ему всю ситуацию и спрашивает что им делать. Арсений сказал дать Антону другое жаропонижающее и добавил, что сейчас соберется и приедет к ним. Он, не задумываясь, принял это решение, так как сегодня была суббота, и он был свободен. Поблагодарив брата, Майя пошла на кухню, где взяла лекарство, которое посоветовал педиатр, после отправляясь в комнату малыша. Тот лежал так же, как и когда она уходила. Веки немного подрагивали, как и он сам, а носик то и дело шмыгал, из-за чего он немного морщился. – Тошенька... – Шастун мягко проводит ладонью по голове Антона, переходя на спинку. Тот что-то тихо промычал, а после немножко приоткрыл глаза, посмотрев вперед и переведя взгляд на маму. – Давай выпьем лекарство, хороший мой, полегче будет, – с заботой говорит она, медленно и аккуратно помогая сыну сесть, а после и выпить лекарство. Ребенок немного хмурится, ведь глотать было неприятно, горло слегка болело, да и вода была какого-то неприятного привкуса из-за болезни. Запив горькую таблетку, он совсем обессиленно наклонился к маме. Та, убрав стакан с оставшейся водой на столик, приобняла Антона, поцеловав в макушку, а после осторожно положила и прикрыла одеялом. Она взяла мягкую игрушку - вязаного зайчика серого цвета с длинными ушами, которую очень любит малыш, и положила его рядом с ним. Тот, заметив это, притянул зайку поближе и обнял, засыпая так. Майя приулыбнулась, смотря на эту картину. Она ни на шаг не отходила от сына, тихо сидя рядом. Во сне ребенок поворачивался с одного бока на другой, раскутывался и снова закутывался, в какой-то момент игрушка уже оказалась на другой части кровати. Иногда кроха приоткрывал глаза, но, увидев маму, снова прикрывал и спал дальше. Так прошло около часа, и вот в дверь позвонили. Майя сразу же пошла в коридор и, посмотрев в глазок, открыла входную дверь. – Привет, – устало улыбнулась она Арсению, отходя и пропуская того в квартиру, услышав в ответ в его привычной манере "привет-привет". – Что не позво... Как ты в подъезд зашел? – Люди были, с ними и зашел, – разуваясь, ответил мужчина, а после подошел к сестре и приобнял ее. – Сейчас, я руки вымою. Рассказывай пока, что у вас тут. Пока он мыл руки, Майя рассказала ему все поподробнее, после чего они пошли к Антону. Арсений захватил чемоданчик, который привез с собой, где лежали разные медицинские инструменты, которые могли бы понадобиться. – Значит, час назад тридцать восемь и восемь... – шепотом повторяет врач, сбивая на градуснике прошлый результат, а после аккуратно ставит прибор малышу, придерживая очень теплую руку Антона. Тот просыпается, чувствуя эти действия, и сначала пытается придти в себя, непонимающе смотря по сторонам. Потом, кое-как проснувшись, он понимает, что перед ним сейчас его любимый дядя. – Арсений... – из-за больного горла негромко тянет мальчик, улыбнувшись и потянувшись для объятий. – Тихо-тихо, у тебя же градусник... – педиатр осторожно удерживает ребенка, снова укладывая. – Я, малыш, я. Потерпи немножечко, и обнимемся, хорошо? – мягко говорит мужчина, видя слабый кивок. Он пробегается взглядом по бледноватому личику и ручкам Антона, замечая, что кудряшки немного влажные, щечки розоватые и шмыгающий носик, глаза слипаются, но Шастун не закрывает их. – Плохо, Антош? – Угу... – Головка болит? – спрашивает Попов, замечая кивок. – А мышцы? Чувствуешь себя очень уставшим? – на все эти вопросы он тоже услышал "ага". Он задает еще несколько вопросов, чтобы получше понять состояние крохи, и получает от того честные ответы. Минут через 7 он достает градусник. – Ох, золотце мое, а температура-то у нас только повышается... – поглаживая Антона по руке, а после поворачиваясь к Майе, с сожалением говорит он. – Тридцать девять и четыре... Сейчас послушаю, посмотрю горло, и решим, что будем делать дальше, – обращается он к сестре, а после повернулся к ребенку. – Осмотрю тебя сейчас, Тош, ладно? – задает он, можно сказать, риторический вопрос, открывая чемоданчик, что стоял рядом с кроватью. Он достал стетоскоп и шпатель в упаковке, откладывая это на стол. Врач стягивает одеяло до ножек, усаживая племянника. – Не надо, не хочу, – качает головой тот, немного пятясь назад. Он очень не любил и даже боялся врачей и всего, что хоть немного касалось медицины. Просто перед Арсением он, конечно, не испытывал страха, но, когда тот был именно в роли врача, ребенок начинал вести себя по-другому. – Ну, как это не надо? Нам надо же узнать, из-за чего тебе плохо, иначе как мы сможем помочь тебе? Тут нету ничего страшного, иди сюда, – по-доброму разговаривает педиатр и сажает того ближе к себе. Он берет бумажную упаковку, открывая ее, и достает из нее деревянный шпатель. – Открывай ротик широко-широко, – просит он, спокойно ожидая, пока тот сделает это, а после осматривает красноватое горло. – Закрывай. Давай теперь послушаем тебя. Приподними футболочку, – он вставляет оливы в уши, помогая тому приподнять футболку, после чего прислоняет мембрану. Кроха ойкнул, почувствовав холод, и попытался немного отодвинуться, но мужчина его придерживал. – Прости, зайчик, потерпи чуточку, – он проводил аускультацию, замечая, что сердечко у того достаточно быстро бьется. – Вот и все, молодец, – врач убирает инструменты, а ребенок тянется к нему, - его вообще-то обещали обнять! – Антошенька... – ласково тянет Попов, обнимая малыша, сразу прижавшегося к нему. – Хороший мой, давай сейчас пару минуточек полежишь, мы с мамой на кухню отойдем, а потом вернемся, и я тебя еще обязательно обниму, договорились? – услышав, хоть и немного грустное, но согласие, мужчина приулыбнулся, прикоснувшись пальцем до носика мальчишки, а после встал с кровати, захватив чемодан с инструментами, и подошел к сестре. На кухне он положил медицинскую сумку на табуретку, достав из нее две упаковки - полупрозрачную и картонную. Майя сразу поняла, что это, поэтому взволнованно посмотрела на брата. – Май, ты понимаешь, что температура высокая, а самочувствие у Антона плохое, – начинает врач. – Два раза таблетки уже не помогли, не будем рисковать и снова пробовать сбивать ими. После укола Антону будет лучше. Хорошо? – уточняет он. Та немного теряется, но кивает. – Не переживай. Все будет в порядке. – А дальше что будем делать? – Ох, Май, вот об этом я и хотел поговорить еще. Я подозреваю, что у Антона грипп, очень похоже. Предлагаю завтра съездить ко мне в больницу, возьму некоторые анализы, а, исходя из результатов, будем дальше думать... – говорил он, пока готовил инъекцию. – Сейчас, схожу сделаю Тошке укол, а потом еще поговорим, хорошо? – Ты сам сделаешь? Мне не нужно будет помогать? – Думаю, справимся. Ну, если что, позову. Так что, договорились? – та соглашается, и врач, слегка ободряюще приулыбнувшись, после пошел к ребенку, взяв с собой все необходимое. Мужчина опустил руку, где было все для инъекции, немного заводя назад, чтобы не так бросалось в глаза. – Ну как ты тут, Тошик? – спрашивает Арсений, подходя к кровати. Он положил на стол салфетку, а на нее все, что заготовил. Мальчик немного потянул голову, чтобы посмотреть, что сделал дядя, но врач мягко притянул его к себе в объятия, поэтому кроха и забыл про это, прижимаясь к старшему. – Плохо, – шмыгнул он носом, пока Попов усаживал его у себя на коленке боком, чтобы тот был спиной к столу. Антон не обращает на это внимание, а посильнее жмется к нему. – Золотце мое... У меня есть то, благодаря чему тебе станет получше, – на этих словах на него поднялся заинтересованный взгляд. – Это не таблетка, Антош. Тебе их мама два раза давала, так? Так. И от них не было никакого толку. Давать их в третий раз будет бессмысленно, а сбивать температуру надо, и желательно поскорее, чтобы она не поднялась еще выше и не стала опаснее. У нас с тобой, мой хороший, просто нету других вариантов, кроме укола... Как и подозревал старший, слезы не заставили себя ждать. Мальчишка начал мотать головой, показывая, что он не согласен на эту процедуру, откровенно рыдая, и пытаться выбраться, но врач не выпускал того из объятий, поэтому ничего не получалось. Да и слабыми были брыкания, - сил у крохи было слишком мало. Через пару секунд тот просто положил голову на грудь дяди, продолжая лить слезы. – Не делай больно... Пожалуйста, – просит мальчишка, сжав в ладони футболку мужчины. – Я даже не собирался делать тебе больно, малыш, ну ты что? Я хоть раз причинял тебе боль? – Неет... – отвечает мальчик, беспрерывно всхлипывая. – Все равно будет больно. – Разве что совсем чуточку, солнце, и совсем недолго. Давай быстренько закончим с этим делом и забудем, – с этими словами он начинает укладывать племянника себе на колени. Ребенок громко плачет. Да, он верит дяде, ведь тот никогда его не обманывал, но страх никак не хочет отступать. В сознании засел ужасающий вид шприца. Огромное количество лекарства, длинная и острая игла... Как только он представлял саму процедуру, слезы усиливались, хотя казалось, что уже больше некуда. Он чувствовал, как старший гладит его спине, рукам и пояснице, слышал, как тот шепчет успокаивающие слова, но это не помогало успокоиться. Он заметил, что врач что-то взял со стола, что еще сильнее напугало, ведь это означало, что совсем скоро будет боль, он так этого не хочет. Антон чувствует, как штаны приспускают, совсем немного оголяя ягодицу. Чувствует неприятный запах спирта, а после холодное прикосновение чего-то влажного. – Арсенииий, нет... Не надо, пожалуйста. Мне очень страшно, – умоляет Шастун. – Ну что такое, солнце мое?.. Тише... Расслабься, все в порядке, я сейчас еще ничего и не делаю ведь. Глубоко дыши носиком, давай, – настаивает врач, про себя подумав, каким ужасом для малыша является, казалось бы, обычная процедура. Трудно слышать все эти жалобные всхлипы и чуть ли не задыхания от слез и понимать, что по-другому нельзя. За все время работы педиатром Арсению, конечно, приходилось работать с ятрофобами, но, когда это твой племянник, тут совсем другие чувства. Мальчишка пытается сделать глубокий вдох, услышав слова дяди, но это очень тяжело из-за насморка и истерики. Ребенок пытается набирать воздух ртом, но так снова появляется кашель, поэтому он старается делать глубокие вдохи и выдохи носом. Педиатр же, выждав некоторое время, быстро и уверенно ввел иглу и, убедившись, что не попал в кровеносный сосуд, начал медленно давить на поршень. Момент введения иглы малыш не почувствовал, но вот как только лекарство начало поступать в мышцу, появилось неприятное пощипывание вперемешку с легким жжением, которое потихоньку увеличивалось, пока не стало терпимым, но ощутимым дискомфортом. Именно дискомфортом, болью это не назвать. Антону было по-прежнему страшно, он сильно боялся ощущений, которые испытывает. Боялся, как будет дальше, будет ли еще неприятнее. – Больно, – пропищал кроха, совсем не задумываясь о смысле этой фразы. Он мог терпеть эти ощущения, но из-за страха назвал их болью, хоть это и не было так. Сказав это, он будто надеялся, что сейчас все закончится, но дядя все продолжал вводить препарат. – Еще немножко, золотце, – сказал врач. Он почувствовал, что племяшка уперся одной ладонью в его бедро, а после попытался повернуться, но он свободной рукой держал его за поясницу, не позволяя никак помещать проводить процедуру. Когда поршень дошел до самого конца, Арсений извлек иглу и прислонил к месту инъекции салфетку, пропитанную антисептиком, через которую начал растирать ягодицу, чтобы лекарство быстрее разошлось, и не осталось неприятных ощущений. Совсем вымученный к этому времени ребенок уже просто лежал и плакал, время от времени говоря "хватит". – Умничка. Ты такой смелый, – похвалил Попов, возвращая белье и штаны Антона на место, и взял его на руки. Кроха закрывал лицо руками, то размазывая слезы по лицу, то растирая глаза кулачками. Педиатр свободной рукой взял обе руки племянника, убирая их от лица того. – Не три глазки. Ну, что такое? – мягко спрашивает он. – Все в порядке. Сейчас все пройдет, не надо плакать, – он поцеловал ребенка в лобик, а тот улегся подбородком на плече у дяди, начиная успокаиваться. Постепенно всхлипы становились все тише, а спустя еще время и вовсе стихли. Тогда Арсений уложил начавшего зевать мальчика на кровать, укрывая одеялом не выше живота. – Засыпай, Антош, совсем скоро станет получше. Отдыхай. Антон кивает, берет своего игрушечного зайчика, обнимая, а после закрывает глаза и поворачивается на бок, проваливаясь в сон.