Верховенство

      Тэхён неторопливо потирает ноющую от очков переносицу и прикрывает глаза, в которых песчаные бури будто пляшут — настолько в глазницах щиплет и колет. Тяжеленная, давящая на все тело усталость не покидает уже несколько суток: нет возможности по-человечески принять душ, нет времени избавиться от кучи пластиковых контейнеров с остатками еды, нет времени даже на то, чтобы всласть подрочить и расслабиться. Сроки горят нещадно, Тэхён не успевает, злится на свой творческий застой и на себя вдовесок за то, что собраться не может и закончить обещанную половину рукописи.       Еще и этот ненормальный прилипший фанат, ежедневно засоряющий своими сообщениями электронку, которую Тэхён уже изрядно задолбался чистить.       «Выражаю свое уважение», «Прошу хотя бы об одной встрече», «Вы поможете мне», «Обещаю, не обременю тонной вопросов» и все в таком духе из письма в письмо повторяется, меняется лишь порядок замыленных фраз и предложений.       Неизменно лишь одно — в конце всегда простенькая подпись.       «Ваш верный и преданный фанат, Чон Чонгук».       — Как же ты уже меня заебал, — шумный вздох оседает на клавиатуре, пока Тэхён красными от нехватки сна глазами вчитывается в уже заученный текст.       Не то, чтобы Тэхён зазнался, как ныне слишком известный и востребованный автор добротной такой серии книг, но свою популярность он ощущает, как нужно — совсем немного нос задирает, но высокомерно себя с почитателями его таланта не ведет никогда.       Просто редко, кто осмеливается просить о личных встречах, пусть и с целью всего лишь пообщаться о его творчестве. А этот Чонгук уже около месяца живет святой надеждой и кнопками «копировать»/«вставить», каждый вечер перед сном отправляя очередное умоляющее о встрече письмо.       Привычным нажатием единственной кнопки Тэхён отправляет сообщение в корзину и выключает ноутбук, понимая, что сегодня из-под его руки уже ни одной адекватной мысли в слова не уляжется.       Просыпаясь утром от звонка злющего редактора, Тэхёну, кажется, будто он и не спал вовсе — голова дубовая, в глазах сушь и, кажется, полопались капилляры, а на часах, собственно, всего восемь утра. Слишком рано, слишком мерзко.       Получив очередного ускорительного, но не очень то действенного пинка, он шлепает босиком на кухню, щелкает чайник и выуживает из кармана телефон, чтобы проверить почту да мессенджеры, в которых Чимин иногда еще интересуется, жив ли его вечно занятой и заебаный работой друг. Тэхён скидывает фотку со своим сонным, но все еще существующим лицом, мол «В порядке я», а после открывает еще один висящий единичкой диалог, номер незнаком.       Зато есть фото.       Тэхён, не читая текст, сразу же открывает миниаютуру, парой пальцев увеличивает и вглядывается внимательнее. Милейшая, до жути приторная улыбка, простодушный беличий взгляд карих глаз, а вокруг лица пышная копна черных волнистых волос.       — Это еще что за школьник? — кривится Тэхён, но что-то в фотографии заставляет на ней задержаться взглядом еще на пару секунд.       В кадре виднеется предплечье, увитое замысловатыми рисунками, сплетенными в одно, надо отдать должное — прекрасное, разноцветное месиво.       «Простите мне мою наглость и вторжение в ваше личное пространство, но я перестал спать. Это все еще я, Чон Чонгук. И я по-прежнему хочу встретиться с вами. Буду счастлив, если вы ответите мне хотя бы одним гребаным смайлом. Даже если это будет «Нет», пришлите красный крестик».       Впервые за последние несколько дней Тэхён слабо улыбается, пусть и криво. Из-за бесконечного, адски утомительного редактирования своего произведения, он и забыл, что жизнь вокруг еще живется и он может ощущать что-то, кроме горящей над дедлайном задницы, да вечно сдвинутых к переносице бровей.       Тэхён отправляет зеленую галочку, хотя палец над красным крестиком уже занесся, но он убеждает себя в том, что просто соскользнул.       Ответ прилетает почти мгновенно, будто Чонгук только и делает, что глазеет в телефон, ожидая ответа.       «Я верно понимаю, что это — да? Если так, то сию же секунду начинаю верить в бога и благодарю его за одну несчастную галочку».       — Болван, — произносит вслух Тэхён, набирая ответ и думая лишь о том, что не увидь он татуированную руку, да ярко-пылающую в миловидном лице наивность, ни за что бы не ответил, только вот от фетишей не может отмахнуться.       «У меня нет времени таскаться по городу, Чон Чонгук. Приезжай ко мне вечером, на все твои вопросы у тебя будет от силы минут двадцать, так что готовь их заранее. Адрес и точное время в следующем смс».              

***

             Тэхён вздрагивает от внезапного звонка в дверь, совсем позабыв о том, что у него на сегодня запланирован гость. Отложив в сторону очки, он встает, поправляет длинные, вымытые днем, пряди, откидывая их назад и направляется в прихожую.       — Господин Ким, — учтиво кланяется парень сразу же, как только перед ним распахивается дверь и сжимает тканевую ручку портфеля, болтающегося за спиной.       — Добрый вечер, — Тэхён отходит в сторону, приглашая тем самым войти.       Смотрит исподлобья на парня настороженно, уже даже проклиная себя за то, что позвал к себе домой непонятно кого, взявшего непонятно где его номер телефона.       — Я — Чон Чонгук, — он все еще пальцами ищет опору в ручке рюкзака, сжимая сильнее.       — Я догадался, — закатывает глаза Тэхён, не удосуживаясь даже перед этим отвернуться. — У тебя мало времени, идём.       Чонгук наспех разувается, оставляет на широком половом коврике свои простенькие белые кеды и семенит за автором, чьи книги читал взахлеб по несколько, а может и несколько десятков раз — он давно сбился со счета, зато почти каждую главу помнит слово в слово, каждую ментально прожевал, проглотил и не насытился. Нормально ли это? Он старается не думать об этом, тем более в этот момент.       Сейчас же жуткое волнение берет над студентом верх и он начинает чувствовать себя нелепо, вспоминая каждое сообщение, которым доставал Тэхёна. Становится даже стыдно, когда он отмечает, какой автор сдержанный и равнодушный, а он, напротив — такой доставучий.       — Извините меня, — мямлит Чонгук, застревая в дверном проеме и не решаясь пройти дальше, хотя Тэхён уже сел в свое кресло и кивком головы указал Чонгуку расположиться напротив.       Тэхён лишь бросает в его сторону вопросительный взгляд, не понимая, к чему и за что извинения. Да и плевать, если честно, все его мысли сейчас только о горящей рукописи.       — За то, что забросал вас сообщениями. За мою надоедливость и навязчивость, — Чонгук то и дело облизывает пересохшие, покусанные губы, пряча взгляд в длинном ворсе белоснежного ковра. — Но я и вправду перестал спать. Не знаю, откуда эта навязчивая идея пообщаться с вами, но…       — Хватит болтать, — обрывает его резко Тэхён, начиная уставать от быстрой болтовни студента. — Люблю сразу к делу. Чего ты хочешь?       — Хочу, чтобы вы… Чтобы… — после того, как его грубо перебили, Чонгук и вовсе путается в словах, чувствуя, как краской его топит с головы до пят.       Снова стыдно и неловко. Снова ощущает себя идиотом, которому не нужно было приходить.       — Ты хочешь, как и все, знать, откуда я беру вдохновение? Узнать, что помогает мне писать мои книги? — саркастичный тон Тэхён даже не пытается прикрыть чем-то, звуча насмешливо и скользко.       — Да, господин Ким, — кивает собачкой-болтушкой Чонгук, радуясь тому, что за него все поняли и не нужно разминать язык, чтобы обрести возможность самому изъясняться.       — Банальщина какая, — Тэхён закатывает глаза, не думая о том, что это может звучать обидно. Сегодня у него совершенно нет настроения думать о чьих-то чувствах. И даже если это — его фанат, Тэхён не очень то жаждет становиться эмпатичным на ближайшие полчаса.       — Простите, — тихий жалостливый тон Чонгука всего одним словом заставляет автора еще больше пожалеть о том, что он согласился принять этого студента.       — Не мычи там себе под нос, — Тэхён открывает верхний ящик стола, вынимает довольно увесистую стопку листов, сшитых вместе и обходит рабочий стол. — Я отвечу на все твои заезженные и скучные вопросы только при одном условии.       Чонгук поднимает голову и, обратившись в невинный комок внимания снизу вверх на Тэхёна смотрит.       И даже не подозревает, что в эту самую секунду у его горячо любимого автора что-то внутри клацает.       Быстро так, секундно, но ощутимо.       Проходяще почти что по сердцу.       Всеми возможными силами Тэхён гонит прочь стремительно расползающиеся плющом размышления, стараясь не вникать и не копаться в том, что же именно окарябало по нутру и даже отворачивается, потому как вид милейшего доверчивого зверька, глядящего на него так восхищенно, не дает сосредоточиться.       — Ты должен прочесть это.       — Что это? — Чонгук несмело тянет вспотевшую ладонь к стопке.       — Половина новой книги, которую завтра я обязан сдать редактору на вычитку. Сегодня я должен закончить еще одну главу, чтобы завтра вместе со всем сдать.       — И… Вы дадите прочесть мне это? Серьезно? — карие Чонгука от такой исключительной возможности, почти что благословения, загораются молниеносно и так ярко, что у Тэхёна опять за ребрами что-то царапает, заставляя мягко улыбнуться.       — Да, но… — Тэхён тянет рукопись обратно, дразня и играясь. — Есть условие и к этому условию.       Чонгук совсем путается и нервно облизывает сухие шершавые корочки на нижней губе уже в который раз, не понимая, чего от него хотят.       — Сегодня ты должен дочитать до восьмой главы.       — Хорошо, я думаю, справлюсь, — соглашаясь, кивает студент, все еще держа на весу ждущую ладонь, словно милостыню просит. — Если нужно, буду всю ночь читать.       — Ты не понял, — автор присаживается на угол стола и клонит голову набок, издевательски разглядывая растерянного Чонгука. — Здесь. Ты должен читать это здесь. При мне.       — Но…       — И времени у тебя крайне мало, Чонгук, — едва заметная ухмылка на мгновение показывается на Тэхёновом лице, но он быстро ее сует куда подальше. — Начинай.       Он, наконец, протягивает стопку студенту, а сам усаживается за ноутбук, опять устраивая очки на переносицу. Чонгук бесшумно стаскивает с плеча рюкзак и ставит на пол у своих ног, оглядывается всего пару секунд, желая со всей тщательностью изучить кабинет автора, но понимает, что время несется вперед, а потому приступает к чтению, откидываясь на спинку мягкого удобного кресла. Проведенное студентом здесь время уже давно переваливает за установленные двадцать минут, а он все продолжает читать, знакомясь с сюжетом и персонажами, а так же радуясь тому, какие главы объемные и полные. Единственный минус — он явно здесь надолго, если должен прочитать всю рукопись, а время то уже и так позднее, да и подработку ночную никто не отменял. Он хотел подмениться, но не вышло.       За прошедшие полтора часа Тэхён от силы пару раз обращал внимание на студента, о котором даже успевал позабыть — так тихо тот вел себя, даже тогда, когда переворачивал страницы.       Но вскоре автор начинает все чаще бросать цепкие взгляды в сторону Чонгука, и причина в том, что неприметное поведение студента начинает меняться, хоть он и пытается держаться непринужденно.       Легонько скрипит кресло, вынуждая Тэхёна тут же поднять глаза.       — Что-то не так?       — Нет, нет… Все в порядке, просто… — конфузится Чонгук, стараясь не отрываться от текста, чтобы с Тэхёном глазами не встретиться. Хотя лучше бы этого текста сейчас перед ним не было.       — Просто ноги затекли? — в глубоком тоне уже чересчур отчетливо слышится издевка. Тэхён смотрит прямо на разведенные в стороны чонгуковы колени.       — Да, ноги… — Чонгук отгораживается от проницательного взгляда текстом, якобы продолжая читать. — Простите, могу я все-таки окончить чтение дома?       — Окончить? Окончить только здесь можно, — Тэхён лениво откидывается на мягкую спинку кожаного дорогого кресла и сцепляет за затылком длинные пальцы, некоторые из которых окольцованы тонкими серебряными украшениями. — Почему-то мне кажется, что ты уже как раз добрался до нужной главы. Разве нет?       Чонгук сглатывает вязкий сгусток давно скопившейся слюны, сильнее вжимаясь пальцами в листы, съеживается и бубнит:       — Нет, я только на пятой, господин Ким.       — Да? — лицо Тэхёна приобретает лукавое выражение. — В пятой главе нет ничего такого, что смогло бы заставить этому нежному румянцу на твоих щеках проявиться. Ты явно на восьмой.       Тэхён открыто забавляется, наблюдая за робким студентом, ерзающим на кресле в попытке унять лёгкое возбуждение и нервозность.       — О чем вообще текст, Чонгук?       — Я еще не совсем разобрался, — явно лжет студент, хотя еще с первых глав стало ясно, что новая книга о чувствах между двумя мужчинами. Чонгук такое ни разу не читал, хотя Тэхён в своих книгах всегда пишет о любви, только вот традиционной, поэтому студент явно не был готов к подобному сюжету. Не душный, принимает любовь во всех проявлениях, просто неожиданно.       — Тогда читай дальше, чтобы разобраться, — поддевает его Тэхён, прекрасно считывая вранье и видя, что Чонгук уже там, где нужно.       Это предельно ясно по его поалевшим щекам, по неровному дыханию, которое тяжелыми выдохами время от времени слышится, по коленям, которые Чонгук инстинктивно развел шире в процессе чтения. Реакции выдают его со всеми внутренностями, делая его еще более привлекательным и желанным в глазах автора.       У него пунктик на таких тихонь, почти что ботанов, скромных, рассеянных и наивных. Таких, которые в глаза щенятами бездомными смотрят, которые от любой похвалы или доброго слова в лужу растекаются, которые повинуются и покоряются почти что сразу. Тэхён питает особую слабость к подобным, очень уж любит испытывать самого себя, проверяя, сможет ли в очередной раз соблазнить того, кто даже в глаза лишний раз боится заглянуть. А этот Чон Чонгук, несмотря на его спортивное телосложение и расписанную узорами руку, кажется замкнутым и, возможно, даже девственником. Последнего бы, конечно, Тэхёну не хотелось. Но в голове мелькает странная мысль о том, что почему-то в этот раз он смог бы закрыть на это глаза и нарушить свой принцип — не возиться с девственниками.       Что-то в нем определенно есть, но Тэхён больше не вдается в размышления, потому что замечает, как студент своей татуированной рукой хватается за шею и легонько ее массирует, не придавая этому действию значения, в то время как у автора от этого незамысловатого жеста внутри черти просыпаются.       И какого хрена, спрашивается, он заставил этого мальца читать ту самую главу, в которой персонажи впервые изучают тела друг друга? Хотел ведь реакцию посмотреть — видит, она более, чем красноречива, Тэхёну все предельно ясно, а потому, стоит прерваться, пока он держит себя в руках.       Не сегодня.       — Чонгук, так о чем текст? — но так хочется еще немного поиздеваться над этим малышом, так хочется увидеть очередной слой растерянности в его взгляде.       — О мужчинах, которые… — Чонгук слишком смущен, чтобы отвечать прямо. — Любят друг друга.       — И что ты думаешь об этом?       — Я подобное не читал никогда, пока не могу четко ответить на этот вопрос, — уходит от ответа студент, складывая листы на крепких бедрах, обтянутых черными скинни-джинсами.       — Я понял. Ты закончил?       — Нет, господин Ким. Здесь слишком много, я дошел лишь до шестой. Я не успею, если буду продолжать здесь, — ему и так уже давно хочется сбежать из этого кабинета, потому как текст довольно откровенный, а читать такое, находясь с кем-то в одной комнате слишком неловко.       — Наивно полагаешь, что я дам тебе рукопись на дом?       — Конечно, нет. Просто я прочитал больше половины и надеюсь, что вы все же, учтя это, сможете ответить на мои вопросы касаемо вашего творчества?       — Не буду, — равнодушно бросает Тэхён, подходя и забирая с чужих ног свою рукопись. — Придешь завтра, мы продолжим. И тогда я подумаю.       — В смысле приду завтра? Я не могу, у меня… — Чонгук почти что подскакивает с кресла, очень таки задетый тем, что его надурили.       — Ты добивался этой встречи целый ебаный месяц, — мрачнеет Тэхён, а в тоне его слышится скрежет. — Хочешь отказаться?       — Нет, я не это имел в виду, господин Ким, просто…       — Просто, просто, хватит мямлить, — Тэхён делает еще шаг навстречу, оказываясь непозволительно близко, отчего Чонгука немного ведет, но он хорошо держится и старается не прятать глаз. — Я жду завтра в это же время.       Чонгук около минуты борется с самим собой, намереваясь возразить и сказать, что завтра у него дел по горло, да и уговор был не таким ведь изначально. Но понимает, что возможность прийти к обожаемому автору второй раз — мана небесная, которой он в жизни больше может и не заиметь, поэтому все проглатывает, а затем демонстративно подхватывает с пола портфель и, не прощаясь, почти что выбегает из кабинета. Тэхён никого догонять не намеревается, лишь с облегчением выдыхает и опускает взгляд в рукопись.       — Так и я думал, — сам себе удовлетворительно улыбается, пробегаясь глазами по так хорошо знакомой восьмой главе. Видит, что она не дочитана, осталась еще пара страниц — Чонгук не осилил довольно пошлую и вкусную часть, где один из главных героев приласкал другого своими опытными умелыми руками.       «Ты обязательно дочитаешь это до конца, Чон Чонгук».              

***

                    — Добрый вечер, господин Ким, — Чонгук, переминаясь с ноги на ногу, стоит в дверях, ожидая разрешения войти. Насквозь промокший, потому как с самого утра на улице льет, как из ведра, а зонт он позабыл дома, опаздывая в универ. После пар и небольшой подработки времени заскочить домой не осталось, поэтому от остановки до чужого дома мчался как только мог, но весь все равно вымок.       Тэхён окидывает его скучающим взглядом, дольше всего задерживаясь на влажных черных прядях, прилипающих ко лбу и щекам.       — Ты думаешь, я пущу тебя в свой кабинет в таком виде? — бесцветно спрашивает Тэхён.       — Вы сказали, что сегодня мы продолжим, — с твердостью в голосе выдает Чонгук. — Уж извините, что я не могу управлять погодой, — он язвит, не скрывая раздраженного тона. Можно подумать, ему нравится дрожать в мокрой холодной одежде, облепившей его тело намертво.       — В твоих силах было хотя бы догадаться взять зонт, — Тэхён цокает, видя некую разницу между вчерашним Чонгуком и сегодняшним. Осмелел будто. Моментально возникает зудящее желание сбить с этого парня немного этой самой храбрости. — Идем.       Чонгук скидывает промокшие кроссовки и следует за автором, разглядывая его хвостик, стянутый на затылке тонкой черной резинкой. Шмыгая носом, студент заходит в просторную ванную комнату и сразу же отшатывается, когда Тэхён разворачивается и оказывается как-то непредусмотрительно близко. От внезапно сократившегося между ними расстояния и чувства неловкости, будто бы вечно живущего в Чонгуке, он глазами бегает вокруг себя, якобы, осматриваясь в новом помещении.       — Раздевайся.       От неожиданности Чонгук замирает, кажется, будто стало еще холоднее. Передергивает плечами и заглядывает в лицо напротив. Тэхён руки на груди складывает в ожидании, а в глазах столько демонов пляшет, что он еле-еле сдерживает смех, видя неподдельный испуг в чужих глазах.       — В шкафу позади тебя есть несколько спортивных брюк и футболки. Я не хочу, чтобы ты намочил моё кресло в кабинете, поэтому будь добр, переоденься, — Тэхён обходит студента, чтобы выйти и на пороге ванной добавляет: — Если нужны полотенца или фен — здесь все есть, можешь пользоваться тем, что тебе нужно.       Чонгук снова обретает возможность нормально принимать кислород, как только дверь за его спиной закрывается. Он прикрывает ненадолго веки, продолжая столбом стоять посередине ванной.       Почему, когда Тэхён поблизости, Чонгук ощущает внутри некоторое напряжение? Весь в струну вытягивается, весь подбирается. И думает лишь о том, как бы Тэхён его бешено бьющееся сердце не расслышал.       Он заметил за собой подобные реакции еще вчера, когда автор приблизился к нему, чтобы отдать рукопись — сердце завилось в груди бешеным воланчиком, заставляя вспотевшие моментально ладони мелко дрожать. И более того — ночью он практически не спал. В голову то и дело лез текст, который он вчера изучал, лезли образы, с которыми он вчера познакомился. Лезла дебильная восьмая глава, которую он так и не дочитал, потому как разволновался не на шутку, читая про то, как двое молодых мужчин…       Чонгук распахивает глаза, выкидывая из головы эту злосчастную главу, из-за которой он не выспался совсем, представляя то, что не должно ему представлять вовсе. Он спешно озирается, выискивает в ящике под зеркалом фен, немного подсушивает волосы, чтобы не такими мокрыми и слипшимися были, но до конца не сушит — времени на все эти заморочки нет. Переодевается в черные обычные штаны, оказывающиеся ему по размеру, натягивает простенькую мятную футболку без каких-либо принтов и, последний раз бросая на себя взгляд в зеркало, выходит.       Тэхён сегодня, наконец, может выдохнуть, потому как всю ночь напролет он, не останавливаясь, работал над девятой главой.       Закончил.       Подшил к рукописи.       И сдавать ее только завтра утром, а потому он все еще греет мысль о том, что Чонгук ее дочитает.       После прошедшей ночи — он обязан, потому как Тэхён после его ухода разошелся настолько, что писал как ошалелый, только и поспевая за ходом своих мыслей да метафор.       И все из-за него.       Не думал, что в этом парне отыщет столько вдохновения, не думал, что какой-то Чонгук станет причиной так быстро написанной и качественно прописанной главы.       И сейчас, пока Чонгук здесь — Тэхён особенно сильно хочет, чтобы он прочел. Хочется удостовериться, что вчера он не ошибся и верно уловил все физические реакции. Только вот сегодня сбежать, не кончив, не выйдет и дочитать студенту придется.       И Тэхен в предвкушении.       — Рукопись на кресле, — стоя у окна произносит автор, не оглядываясь на застывшего в нерешительности Чонгука. — Только будь добр, восьмую главу начни сначала, а не с середины, на которой ты вчера остановился.       «Маленький лжец».       — Давайте на берегу договоримся основательно, господин Ким, — Чонгук не хочет быть вновь обманутым, даже если это сам Ким Тэхён.       — Забавно, — коротко хохотнув, изрекает автор. — Ты думаешь, что можешь ставить условия?       — После того, как вчера вы так нагло меня обдурили, именно так я и считаю.       — Что ж, слушаю, — не слушает. Ничьих условий Тэхён выполнять не собирается, но понаблюдать за другим Чонгуком крайне интересно.       — Я дочитаю все, что должен. И вы ответите на мои вопросы. Разойдемся, все просто. Я же вижу, как моя компания вас напрягает, к чему вы сами себя мучаете, заставляя снова приходить?       А мучает ли?       Уже не особо.       — Только, — продолжает студент. — Попрошу вас выйти, пока я буду читать.       — Что, прости? — Тэхён открыто и громко смеется, разворачиваясь, наконец к Чонгуку. Тот сцепил пальцы в замок и опирается локтями на спинку кресла, в котором вчера сидел. Без тени смущения прямо в глаза ему заглядывает. От вчерашнего Чонгука словно и следа не осталось, а такого Тэхён не предвидел.       — Что слышали. Уж прошу прощения, господин Ким, — с особой язвительностью в тоне произносит студент. — Но меня немного смущает ваше присутствие в тот момент, когда я читаю что-то настолько откровенное.       Тэхён соображает довольно быстро, немного сумасшедшая идея приходит буквально за пару мгновений.       — Чонгук, — он делает пару шагов навстречу, откидывая по привычке назад свои волосы, чтобы затянуть их в небольшой узел. — Я никуда не уйду.       Студент завороженно наблюдает за тем, как длинные, аристократичные тонкие пальцы ловко управляются со смольными прядями и тугой резинкой, а Тэхён этот самый взгляд тут же подмечает и записывает в графу «важное» на подкорке.       — Более того, из-за твоей наглости просить меня покинуть мой же кабинет, я вновь ставлю условие.       — Хватит, — неожиданно для самого себя Чонгук перебивает автора, не понимая, откуда в нем столько смелости. — Не кажется вам, что уже достаточно?       — Не достаточно, — голос Тэхёна шершавее становится, грубеет, отчего студент непроизвольно руки со спинки кресла убирает и хочет отшатнуться назад, но его неожиданно за ладонь ловят и оказываются чересчур близко.       На расстоянии одного вздоха.       Неприемлемо, но оттого так волнительно.       — Стоять, — тише твердит Тэхён, почти приказывая.       И Чонгук не движется.       Слушается, как прирученный.       Какого-то хрена.       — Садись, пожалуйста, в кресло, — не хочет пугать студента, а потому смягчается Тэхён, отпуская чужую кисть. — И начинай читать.       — Ваше присутствие не дает мне вникать в текст глубже, господин Ким, — честно и просто сознается Чонгук. — Такие тексты нужно читать в одиночестве, они… будоражат. Я все-таки осмелюсь еще раз попросить вас выйти.       Тэхён толкает язык за щеку, начиная раздражаться. Он этим вечером ждал робкого и мягкотелого Чонгука, а не храбрости набравшегося Чонгука. Вскидывая глаза к потолку и раздумывая, автор продолжительно выдыхает из лёгких последнее, а после колючим, хитрым взглядом впивается в добродушное лицо напротив и кончиком языка быстро увлажняет пересохшие губы.       — Ни хуя подобного, Чонгук, — от недавней мягкости прошлых фраз и следа не осталось. — Садись и приступай, не выводи меня еще больше.       Студент обреченно вздыхает, даже не скрывая досады, но послушно усаживается в кресло и берется за уже знакомый текст. Закусывая изнутри щеку почти что до боли, Чонгук быстро находит восьмую главу, прекрасно помня, как она начинается.       И это долбаное начало полночи не давало ему покоя, мешало заснуть, порождая в воспаленном мозгу тучу мельтешащих картинок.       Сквозь смущение, почти сразу же заставившее щеки запылать, Чонгук пробирается через текст, заходя дальше, чем вчера.       «И как же пишет этот Ким Тэхён, черт бы его побрал», думается Чонгуку, который не замечает, как снова его тело живет отдельно, отзываясь и своей реакцией привлекая внимание автора.       — Так вот, возвращаясь к условию, — подает голос Тэхён, который все это время сидит в своем кресле и внаглую пялится на студента, жадно смакуя каждую эмоцию на оживленном и ничего не прячущем лице. — Вслух.       — Что, простите? — Чонгук непонимающе хмурит брови.       — Читай вслух, Чонгук.       — Не буду я, — слишком резко и более высоким тоном тут же режет студент, быстро-быстро хлопая глазами. — Вы издеваетесь надо мной?       — Это ты вынудил меня просить о таком, — Тэхён привстает с кресла и избавляется от пиджака, который, порядком, надоел. Вешает на спинку, а после обходит свой рабочий стол из темного дерева и мастится на его уголке, скрещивая руки на груди.       — И сколько… я должен читать вслух? — почему он не может отказать? Почему не встанет и не свалит отсюда?       Чонгук не знает.       Он не понимает самого себя совершенно, такое с ним впервые — он себе словно не принадлежит, как кукла тряпичная делает то, что ему велят, будто в него руку запустили и ведут.       А он и ведется.       — Пока я не скажу «хватит».       Чонгука передергивает от властности, которая открыто сквозит в сказанном Тэхёном.       Твердо, без возможности ослушаться.       И он радуется лишь тому, что сейчас в главе как раз интимные моменты немного опущены и ведется диалог главных героев. Студент читает, несмело и иногда путаясь в буквах, запинаясь от собственных нервов, осевших крупным несглатываемым комом в глотке, но не останавливается.       Да. Он может прекратить и свободно покинуть этот кабинет, опущенный в полумрак, может не подчиняться. Может запросто.       Но не хочет.       Сердце по-прежнему при каждом взгляде на автора бешено отзывается в грудной клетке, стуча так сильно и часто, что становится больно физически.       И Чонгука это лишь останавливает. Он до этого прежде не ощущал ничего подобного и близко, не волновался так бесконечно перед кем-либо, не дрожал лишь от взгляда, не забывался на мгновение лишь от одного голоса.       Не влюблялся никогда.       — Чонгук, «хватит» не звучало, — цедит Тэхён, когда тот ненадолго замолкает.       — Да, простите, — он извиняется? Чонгук суматошно ломает голову, за что? Будто он обязан сидеть здесь и читать вслух только потому, что ему приказали.       Словно заколдованный, словно пришитый.       — Давайте немного остановимся, здесь уже становится слишком трудно читать, — конфузится Чонгук, уже быстро пробежавшись глазами по тексту дальше и видя, какие пошлые сцены в следующих абзацах прописываются.       — И не думай прекращать, — Тэхён явно наслаждается тем, каким вновь застенчивым становится Чонгук, нервно почесывающий свои разноцветные рисунки на предплечье. — Ты ведь все еще хочешь получить ответы на свои вопросы?       — Да, господин Ким, — неуверенно бормочет студент, снова опуская глаза в рукопись.       — Зови меня по имени, Чонгук, — автор осторожно опускает ладони на спинку кресла, становясь позади него. Очень уж надоело слышать это чересчур уважительное обращение к себе, хочется, наконец, свое имя с уст услышать. — Продолжай.       Чонгук ведет в сторону шеей, немного разминая затекшие мышцы. А еще для того, чтобы снять напряжение, завладевшее его естеством в один миг — миг, когда ощутил на своем затылке чужое дыхание. Сердце вновь тарабанит, дебильное.       «Побудь для меня хорошим мальчиком, надень это», — читает Чонгук очередные, беспокоящие нутро, строчки, а спиной чувствует, что автор все еще позади.       Не думает уходить?       Проклятье, цербером наблюдающее.       «Для тебя — все, что угодно. Тем более я без ума от виброколец».       — Виброколец? — Чонгук таращится в последнее прочитанное слово, думая, что ошибся и что-то не правильно прочел, но, к его стыду — ошибки нет.       — Именно, — слишком близко слышится голос автора, оседая буквально на чужой мочке теплом.       Хмурясь от непонимания и позабыв про смущение, Чонгук интересуется:       — А что это такое?       — Открой и узнаешь, — бросает с едва уловимой улыбкой в голосе Тэхён, роняя через плечо на чужие колени маленькую коробку.       Ждёт, затаив дыхание.       Чонгук без задней мысли берет незнакомый предмет в руки и вертит, разглядывая упаковку. Только вот на ней ни надписей, ни рисунков — Тэхён предположил, что студент ни за что не вскроет, если увидит на картоне изображение содержания, а потому переложил.       — Хочешь, я? — автор обходит нахмурившегося Чонгука и перехватывает его взгляд, полный живого любопытства. Тэхён, держа тягучий зрительный контакт, неторопливо опускается на колени перед этим студентом, который, как и вчера, ноги шире в стороны развел и рукопись на бедрах устроил так, чтобы ширинку прикрывала. Не очень то уважительно, думается Тэхёну.       — Что вы делаете? — Чонгук вздрагивает в кресле, но в миг успокаивается и замирает, когда его колен касаются чужие пальцы.       — Не дергайся, — приглушенно звучит Тэхён, осторожно вынимая коробку из чужих рук.       — Послушайте, я не очень то уже хочу знать, что это за прибор такой, давайте продолж…       — Ты не знаешь, от чего отказываешься, Чонгук.       Его ведет мгновенно.       Он до этого глаза отводил как только мог, куда только мог таращился, лишь бы в лицо Тэхёна не смотреть, но сейчас не вышло — попался.       И пропал.       Затерялся в этой пучине томной, в этом лесу дремучем, который своей темнотой туманной к себе притягивает так сильно, что хочется туда войти без надежды на то, чтобы выйти обратно.       В солнечном сплетении тут же вскипает все его естество, безвольно тянущееся и готовое поддаться, готовое выполнить все, что от него захотят потребовать.       — В любой момент ты можешь уйти, ты же знаешь? — Тэхён уверен, что Чонгук останется.       Тэхён уверен, когда без разрешения притрагивается к чужим коленям.       — Знаю, — Чонгук дрожит.       Тэхён уверен, когда оглаживает их осторожно, чтобы не напугать.       — И можешь не делать всего того, что я скажу.       Тэхён уверен, когда руками наглее ведет выше и с нажимом проходится по крепким бедрам.       — Могу, — Чонгук прикрывает глаза, смущаясь так сильно, что щеки припекает и пощипывает.       Тэхён уверен, когда ловко справляется с железной собачкой и молнией на джинсах.       — Я ни к чему не принуждаю.       Тэхён уверен, когда достает виброкольцо из упаковки и с вызовом смотрит на студента.       — Знаю, — Чонгук до одури стыдится себя, сидящего в чужом кресле с расстегнутой ширинкой, уже позорно возбужденного.       Тэхён уверен, когда бережно устраивает игрушку на чужом члене, надевая на основание. Уверен, когда включает.       — Продолжай, — многозначительная улыбка делает лицо автора особенно притягательным.       Чонгук, всеми силами борясь со стыдом и новыми ощущениями, сдавленно спрашивает:       — Продолжать что?       — Вслух читать. Там дальше еще интереснее, Чонгук, — Тэхён любуется тем, как красиво и органично на члене Чонгука смотрится сиреневое силиконовое виброкольцо с двумя милыми заячьими ушками наверху. Оно словно для этого студента и было придумано: милое, но хитрое.       — Я не очень то… — Чонгук пытается вглядеться в текст, поднося страницы к лицу ближе. — Могу.       — Поверь, пока еще можешь, — автор опирается на столешницу позади себя и скрещивает на груди руки, склоняя голову. Ему нестерпимо хорошо от того, что он лицезреет, как же сладко наблюдать за проступающим еще сильнее персиковым румянцем на нежных щеках.       Чонгук, ощущающий ядовитым пламенем этот испытующий взгляд на себе, цепляется вспотевшими ладонями за подлокотники, немного елозя в кресле, облизывает губы то и дело и все же пытается концентрироваться на диалоге в рукописи, но игрушка делает свое дело, не останавливается, вибрируя и вибрируя.       — Чонгук, я жду, — Тэхён отводит темные глаза в сторону на несколько секунд, понимая, что сам заводится и слишком быстро, видя пред собой Чонгука, дыхание которого уже неприлично сбивается.       «Оно словно для тебя и было создано», — читает почти что ровно студент, чувствуя, как во рту сушит.       «Не снимай его, пока я не скажу, что можно».       Чонгук берет таки паузу, немного сводя колени вместе, потому как в паху начинает становиться туже.       — Я не говорил прекращать, — сиплым от возбуждения голосом проговаривает автор.       — Госп…       — Тэхён.       Студент сглатывает недосказанное и давится, закрывая глаза. Не выносит накатывающего желания, не выносит тяжести взгляда, вдавливающего в кресло еще прочнее.       — Могу я снять, — цедит. — Это.       — Ты же уже прочел ответ на свой вопрос.       — Как… — шумный выдох. — Как этот текст… ко мне… — громко сглатывает. — Относится…       Тэхён отлепляется от рабочего стола, ватными от сжирающего желания ногами обходит уже немного съехавшего, полулежащего в кресле студента и становится позади, медля с ответом. Заставляет Чонгука встрепенуться, когда горячую ладонь на шее устраивает и на себя тянет, держа намертво. Упираясь затылком в пряжку ремня, Чонгук словно в бреду, — медленно и томно веки поднимает и взглядом с дьяволом встречается, нависающим сверху и присваивающим себе в это самое мгновение.       Зрительный контакт электризуется, искрит неслабо, а тэхёновы пальцы, по-прежнему держащие за шею без права на лишнее движение, добавляют жара, лишают кислорода и концентрации.       Душно.       Напряженно.       Болезненно.       — Ты еще не понял? — большим пальцем Тэхён подбирается к разомкнутым призывно губам и гладит неспешно. — Эта глава о нас, Чонгук.       Бесцеремонно проталкивает палец меж губ и давит изнутри, чтобы Чонгук еще шире рот раскрыл. И никакого сопротивления — полнейшая покорность.       Раболепие, от которого Тэхёну в голову резво ударяет, разум мутится, давая, наконец, истинным желаниям и инстинктам верх взять.       Чонгук полуобнаженными бедрами по креслу ёрзает, желая уже избавиться от кольца, которое еще немного и подведет к оргазму, но вряд ли позволит его, сдавливая основание. Он не хочет этого. Не хочет излиться перед своим кумиром, не хочет жалобно простонать, дико боясь, что на пике имя чужое вырвется.       Нагло, совсем ему не присуще, он хватается за руку, душащую его изнутри так умело, отнимает от своего лица и тонко, почти жалобно давится:       — Снимите его, госп…       — Тэхён, — хищно, возвращая пальцы на атласное лицо, хватает за щеки, делая больно. — Обращайся ко мне только так, сколько я еще должен поправлять?       Отпускает, вскидывая глаза к потолку — мальчишка лишает его разума своим частым, сбитым в край дыханием.       — Сними его… Тэхён.       — Дочитывай, — надломленно.       Он вновь оказывается напротив, лицом к растерянному лицу, которое студент уже не пытается и не может контролировать — то жадно ртом воздух глотает, чувствуя подступающий, но не наступающий оргазм, то глаза жмурит, под веками лишь вспышки чувствуя. Сосредоточиться теперь практически невозможно, но он продолжает эту, не им начатую, игру, берясь за уже чересчур смятые листы и теряя в них помутневший до крайности взгляд.       «Так сильно хочешь…кончить? — хрипами слышится читаемое. — Так хочешь, что готов стать моим рабом и сделать все, что я скажу?» — сил не остается, Чонгук тянется к кольцу.       — Не смей, — разбирает сквозь вакуум студент и послушно отдергивает влажную ладонь. — Читай.       — «Да, я…» — стонет, прикрывая глаза.       Блять.       Тэхён, оглушенный чувственным мелодичным стоном, наступает решительно, кисти на подлокотники укладывает и неровным дыханием обжигает мочку уха:       — Кончи, Чонгук.       Неожиданно для Чонгука и слишком остервенело даже для самого себя, Тэхён впивается в искусанные от изнеможения губы, грубо толкается языком, не давая и шанса на то, чтобы за ним поспеть. Чонгук задыхается, отвечая на растерзание, и тут же избавляется ловко от сдерживающего, не позволяющего нормально кончить, кольца. За шею Тэхён студента еще ближе тянет, сталкиваясь зубами и от удовольствия постанывая прямо в поцелуй. Чонгук находит дрожащей неуправляемой рукой свой член, но тут же получает по тыльной стороне ладони звонкий шлепок и, не соображая, куда ее деть — тянет себя за футболку на груди, еле сдерживая очередной стон, обязательно перешедший бы в скулеж, если бы не Тэхён, который сейчас его рот раздирает жадно.       Автор тянется свободной рукой вниз и обхватывает пульсирующий член, всего пару раз плавно по нему проводит, доводя студента до ожидаемого мучительного оргазма. Отстраняется, оставляя горячую влажность чужого рта в покое, чтобы полюбоваться разморенным от разрядки лицом, которое сейчас по-особенному прекрасно: прикрытые и едва подрагивающие веки, испарина на лбу, растрепанная копна вьющихся волос, румяные-румяные щеки, искусанные, зацелованные губы, широко раскрытые и ловящие спасительный воздух.       — Хороший какой, — доволен, но все еще чертовски, до боли возбужден. — Но ты не дочитал.       Чонгук с ужасным трудом фокусирует плывущий взгляд на человеке напротив, пока еще смутно соображая.       — Что? Ты сейчас это серьезно? — пытается выровнять дыхание, но случайно бросает взгляд на чужую ладонь, густо залитую собственным семенем. Вспыхивает алым еще сильнее, когда видит…       — Да, — Тэхён, не отрывая горящих пугающей страстью глаз от заласканного Чонгука, сует пальцы в рот и, не торопясь, слизывает все до последней капли.       Твою ж мать.       Чонгук из пропасти в пропасть скачет.       И понимает, что снова начинает возбуждаться, видя такое непотребство: Тэхён, стоящий уверенно перед ним в черной, расстегнутой соблазнительно на несколько переливающихся пуговиц рубашке, не сводящий с него демонического пристального взгляда, слизывающий и мычащий от удовольствия.       Чонгук готов опять позволить этому мужчине все, что тот только в своей прекрасно-опасной голове задумает.       — Продолжим, — автор отворачивается, не способный больше контролировать себя. Хотя — вот он, размякший перед ним и безвольный, готовый продолжить Чонгук, Тэхён точно знает, видит это по искрам ожидания в притягательных радужках.       Бери и бери.       Но Тэхён впервые за долгое время не хочет так легко брать, то, что само вот так в руки просится.       Продлить хочется. Задержать его здесь.       Он слышит, как застегивается ширинка, слышит, как вновь рукопись шуршит в чужих руках, все еще объятых дрожью после оргазма. Чонгук удивляет, бесспорно — Тэхён не исключал возможности, что студент после случившегося подорвется и унесет себя куда подальше, но тот лишь без препирательств возвращает глаза в текст, все еще плывущий перед глазами.       Тэхён так и стоит к нему спиной, опираясь ладонями на столешницу, а Чонгук все читает, больше не запинаясь и не ломая голос. Обживается в пошлых предложениях, словно своим там становится, больше нет стеснения и неловкости — сам недоумевает.       Не менее поражен и автор — он все еще хочет этого студента. Фетиш на невинных и скованных куда-то на второй план отошел, а Тэхён не понял, как.       Дело в самом Чонгуке.       «Я не хочу…так…»       «Со мной только так и никак иначе. Никаких нежностей, ты будешь умирать в моих руках без ласки».       В путаное сознание Тэхёна проникает написанный ночью им же текст, украшенный сейчас медовым голосом.       — Мне не нравится твой персонаж, — равнодушно бросает студент.       — Почему же?       — Жесткий. Не все это любят.       — А ты?       Чонгук не спешит с ответом, опешив от вопроса так, будто не он некоторое время назад кончил от его руки.       — Я не позволяю грубости в свою сторону в постели, — вопрос все же выбивает из колеи, возвращая Чонгука погреться в скорлупу робости.       — Нежно, значит, любишь, — усмехается Тэхён. — Лжец.       Чонгук начинает раздражаться. Его до безумного злит, что Тэхён так самоуверен — считает, что знает его лучше него самого. Студент такое ненавидит и не принимает, вскипает моментально и подрывается, думая, что, наконец, готов свалить отсюда.       Надоела эта надменность.       — И в чем же я лгу? — голос сохнет, становится скрипучим песком, застрявшим меж зубов.       — Не ласку ты любишь, — так же сухо отвечает автор, разворачиваясь, наконец, лицом. — Наоборот.       — Не думай, что знаешь меня лучше, чем я сам, — выплевывает Чонгук, делая шаг навстречу. — Много на себя не бери.       Хочет отшатнуться обратно, как только к нему коршуном подлетают и за щеки с силой хватают, сжимают и в губы тяжело дышат.       — Со мной так не разговаривай, — вокруг зрачков колышется пламя, в котором Чонгук беспощадно сгорает. — Доказать?       Студент не моргает.       Немигающим, загипнотизированным взглядом по чужому лицу напряженному скользит, каждый его сантиметр запоминая.       Тэхён одними глазами его себе присваивает.       Даже не в плен берет — в сердце пробирается, под кожу лезет бездумно. Победу одерживает, не зная, что сопротивления то ни разу и не встречал, только лишь поддельное, потому как только с этим мужчиной Чонгук понял о себе кое-что, ранее казавшееся невозможным — он любит, когда с ним так.       Ему до дрожащих коленей и рук нравится, когда ему приказывают.       Ему до бешено ухающего за ребрами сердца нравится, когда им повелевают.       Ему до сухости во рту и колючего кома в горле нравится, когда его хватают грубо, делая больно.       Ему до сошедшего с рельс разума нравится этот гребаный Ким Тэхён.       

      Chills – Mickey Valen, Joey Myron

             И Чонгук совсем сходит с ума, когда автор больше ни слова не произносит — наглядно доказывает, что прав.       Не разжимая пальцев, от жуткой хватки которых костяшки побелели, снова вторгается в податливый и принимающий со рвущимся наружу стоном рот, языком по-свойски внутри гуляет. Второй рукой хватает студента за талию и разворачивает к письменному столу, подводит быстро и вдавливает в край столешницы, которая неприятно впивается в бедра. Смещает затекшие кончики пальцев с лица на шею и тянет к себе так, будто есть куда еще ближе.       Некуда.       Слюна скапливается так быстро, что Чонгук снова не успевает ни сглатывать ее в поцелуе, ни нормально дышать — громко воздух через нос пропускает, дыша часто, словно от быстрой гонки. А в гонке у него сейчас его сердце собственное — уносится прочь так скоро, что Чонгук не догоняет, а лишь пытается ужиться с болезненными толчками в районе груди.       Он позволяет себе онемевшие от ощущений руки на плечах чужих устроить, сжать атласную гладкую рубашку, оставить ткань помятой и к спрятанным в хвосте прядям потянуться. С содроганием пускает свои ладони бродить в чужих волосах, укореняя их аромат и мягкость на подушечках пальцев, покалывающих от возбуждения.       Тэхён уже обеими руками берется за чонгукову талию, легким движением приподнимает и усаживает на стол, на миг изумившись тому, что крепкими сильными бедрами его в кольцо берут и к себе подталкивают, вжимают в себя крепче, заставляя ощутить губящее желание.       Чонгук действительно гибнет.       В Тэхёна руках, в его плену, в его животной страсти и власти, которую тот возымел над ним всего за одну встречу, вчера.       — Наверное, недостаточно нежно для тебя, — издевается Тэхён, на минуту отрываясь от искусанных, соленых губ. Темнеющим до смертельной мглы взглядом вонзается в потерянное, изнеможденное всего от одних поцелуев лицо.       Наслаждается.       — Скажи, что тебе не нравится, раз ты не лжешь, — надтреснутым голосом давит на чужое сознание, зная, что от него там одни развалины уже дымятся.       — Не… нравится.       Лжецлжецлжец.       И оба знают это.       Тэхён лишь сильнее распаляется от того, как этот студент все еще отчаянно пытается сопротивляться. Не только ему, но и самому себе.       Терпение иссякает, автор припадает пылающими губами к песочной, мягчайшей шее, чтобы лишить ее естественной нежности. Первая пара поцелуев — изучающая, смакующая, но держать внутри себя неумно рвущуюся наружу жажду больше не представляется возможным — Тэхён вгрызается во влажную от слюны бархатистость шеи, зализывает сразу же, держа крепко вздрагивающего от каждого укуса Чонгука.       Клеймит, рисует бесконечную цепочку красных отметин, которые завтра обязательно превратятся в сине-фиолетовые, темнеющие засосы. Будут еще долго они пестреть, возгораться синем пламенем от каждого случайного прикосновения.       — Тэ…хён, — шершаво выдавливает Чонгук, принимая каждое животное нападение на свои вздутые от напряжение вены. Сам не осознает, зачем зовёт, о чем просит — чересчур приятно кончиком языка его имя перекатывать по губам.       — Не нравится? Это только начало, — запечатывает сказанное Тэхён очередным болючим укусом в районе яремной впадины. — Будешь еще скулить о том, как тебе нравится, Чонгук-и.       Чонгук-и.       Студент покрывается россыпью крупных мурашек от этого ласкового, но предостерегающего обращения, прощает каждое саднящее пятно.       Его бедро сквозь одежду обжигает хлестким шлепком — приказом Тэхёна убрать со своих бедер свои, и Чонгук снова покорно делает все, что велят.       Ни разу не ослушается сегодня.       Хочет всем своим естеством покориться.       Прихватывая футболку вместе с кожей, уже ноющей от долго сдерживания на боках, Тэхён стаскивает студента со стола, тащит наверх ненужный элемент одежды и бросает за спину. Гулко сглатывает, когда в полумраке взору предстают перекатывающиеся от каждого движения мышца спины.       Красиво, сильно.       Автор оставляет миллионный по счету рваный полупоцелуй-полуукус на выпирающем позвонке в области шеи, а затем на ухо тяжело шепчет, потеряв голос:       — Как только эти отметки сойдут, я обязательно награжу тебя новыми, Чонгук-и.       Глаза безысходно прикрывает, когда от его слов студент в пояснице сильнее прогибается, подставляя призывно зад и не сдерживая жалобного тихого стона.       Тэхён подцепляет чужую резинку штанов и спускает их до пола вместе с бельем, ядовитым взглядом ласкает округлые упругие ягодицы, а затем в них бляшкой ремня упирается, заставляя Чонгука дернуться от холодного металла. Пихает бедрами, припечатывая студента к такой же прохладной столешнице, профессионально играя на контрастах и слишком обострившихся ощущениях.       — Стой так и не думай шевелиться, пока я не разрешу, — приказывает автор, зная, что ему беспрекословно повинуются. Подходит к нижнему ящику стола, достает тюбик со смазкой и размеренной поступью хозяина возвращается на свое законное место, вновь любуясь выжидающим Чонгуком.       Невыносимо ждать. Невыносимо терпеть болезненное возбуждение в паху. Чонгук нерешительно тянется пальцами к члену, прекрасно зная, что не позволят.       Нарывается.       Целенаправленно.       — Непослушный, — отрезвляюще хлопает по ягодице Тэхён, вынуждая студента от режущего шлепка прошипеть сквозь стиснутые зубы.       — Тэхён, мне нужно… — просяще, рвано.       — К себе ты прикасаться не будешь, — констатирует гортанно Тэхён, пока выдавливает на пальцы прохладный прозрачный гель. — Только я могу. Это, — он дергает за тонкое запястье, делая неприятно как загнанным за спину предплечьем, так и безжалостной хваткой. — Моё.       Очередная порция прохлады ложится меж раздвинутых тэхёновой ладонью ягодиц, оседает на входе, обжигая внезапностью. После этого Тэхён, наконец, отпускает чужую кисть, которую Чонгук тут же к себе тянет, к лицу, ко рту, закусывает кулак сжатый, когда чувствует, как один палец плавно проскальзывает внутрь. И только здесь Чонгук не ощущает грубости — автор подготавливает аккуратно, пытаясь обуздать внутренних демонов и не сорваться, когда желанное уже настолько близко.       Еще немного и добавляет второй палец, толкаясь до конца, но неторопливо, поглаживая внутренние стенки и бережно разводя в стороны.       — Еще немного, — выдыхает Тэхён.       Еще немного — и бесы от цепей избавятся.       — Давай… — Чонгук выпрашивает, уже мало и плохо соображая от охватившего полностью вожделения, жажды ощутить в себе целиком и исключительно его.       — Нравится?       — Нет, — сорвавшийся трелью стон на третьем пальце.       — Нет, — вторит ему Тэхён, кривая губы в улыбке. — Нет.       Продолжая двигать длинными пальцами и задевая кольцами анус, Тэхён скандирует много раз это самое лживое и уже не такое уверенное чонгуково «нет», второй рукой избавляясь от ремня, справляясь с молнией на брюках и обнажаясь.       Чонгук чувствует, когда Тэхён налившейся головкой упирается, намереваясь вторгнуться внутрь и заменить собой хлюпающие от густой смазки пальцы.       Чонгук чувствует, когда Тэхён раскрытой ладонью вдоль поясницы от копчика вверх движется, приглаживая и приручая.       Чонгук чувствует, когда Тэхён не сдерживается больше и дает волю обезумевшим демонам, которых вот-вот покормят.       Чонгук чувствует, когда Тэхён одним точным движением оказывается внутри и одновременно с этим рукой уже до шеи добирается — за помеченное, темнеющее марево как утопающий хватается и к себе тянет.       Сжимает, толкаясь еще раз.       Грубее, жестче, резче.       Толкаясь снова, почти душит, держа свой рот на замке, не позволяя себе и звука. Последние остатки самообладания контролируют утробный стон, который Чонгук так мечтает услышать.       Мечтает и вместе с тем безумно боится — сдастся насовсем. Уверен, что навсегда.       Слышится неожиданно громкий хрип, рухнувший с какой-то из вершин Чонгука, оставшейся единственной нетронутой — последняя заслонка, последняя тонкая стена, которая рушится с треском, с очередным толчком, попадающим прямо по простате. Чонгук задыхается. Пытается за кислород ухватиться, жалкие крупицы выловить в этом душном пространстве, заполненном громкими шлепками чужого, разгоряченного тела о его — не справляется, его душат без шанса на выживание.       Тэхёна прошибает этим хриплым звуком — трезвеет, отпускает.       — Слишком? — взволнованно, даже перепуганно. Вдруг переборщил и в пылу полубредового желания обладать не заметил.       Тэхён от невероятный силы удовольствия закусывает нижнюю губу так сильно, что та белеет, а после раной берется, как только он слышит глухой ответ:       — Еще.       Не медлит, не лишает — с особым воодушевлением себе шею подчиняет, снова сдавливая ее до красных следов от пальцев, которые поверх засосов ложатся.       Увеличивая темп, становясь более жадным, диким, словно озверевшим, Тэхён тянет студента на себя за свербящую тупой болью шею, вынуждая его еще сильнее прогнуться. Бросает быстрый взгляд вниз, теряется в двух хорошо различимых ямочках на пояснице, которая уже прилично затекла. Но Чонгук и не думает вырываться, не думает сменить позицию или хотя бы попросить об этом — он балансирует на грани своих ощущений, своего ментального и физического сплетения в одной, новой для него станции, которая здесь, в этом кабинет, в руках этого человека становится последним пристанищем.       До страшного трогается рассудком, когда его берут так.       С напором, с верховенством, всевластно.       А он то, идиот неведущий, был уверен в том, что любит ласково, бережно. Тэхён разорвал абсолютно все, что Чонгук о себе якобы знал.       И тем самым пленил полностью.       Автор наращивает темп, свободной рукой давит на спину, заставляя изможденного от скорости и интенсивности Чонгука распластаться целиком на столе, тем самым делая удобнее угол, под которым Тэхён будет попадать прямо по нужному, нервному.       Он слишком долго стопорит собственные стоны, но выдержка с треском расходится по тонким швам, все же пропуская наружу первые, но полные чувственности и слишком долго прячущиеся живые эмоции, которые этот противоречивый студент в нем вызывает.       — Хён, — не боится таковым автора назвать Чонгук, еле проталкивая меж губ. Он по-прежнему в тисках, но не таких железобетонных, как в первый раз — дышать получается, пусть и с трудом. — Не умолкай только, ладно?       Впервые Тэхён хочет послушаться.       Слишком много «впервые» с Чонгуком.       Он больше не держит себя в узде, открыто позволяет где-то стенание, где-то вскрики, разбавляемые уже привычными стонами. Движения становятся более размашистыми, в край быстрыми, точными и всегда попадающими по чувствительной железе, отчего Чонгук стонет беспрерывно, часто, забывая при этом воздух глотать. Он цепляется сильно вспотевшими ладонями за противоположный край стола, прилипая к нему намертво и прижимаясь слишком плотно членом, который от каждого бурного толчка елозит по гладкой поверхности, что добавляет ощущений и лёгкой ноты дискомфорта, которая теряется на фоне подступающего оргазма.       Влажность шлепков, набранный бешеный темп, резкость движений, громкие стоны в унисон, надрывные связки и никакой мягкости, никакой деликатности — они изгнаны животным влечением, похотью и бесконтрольным вожделением, выедающими органы кислотой.       Тэхён больше не намеревается спрашивать, нравится ли Чонгуку — слышит ответ в его почти что криках, видит по двигающейся навстречу заднице, чувствует по наедающейся силы особой энергетике, смешивающейся с его собственной. Замыленным от скорой разрядки взглядом замечает, как Чонгук ниже голову опускает, еле держась, и убирает онемевшую ладонь с чужой шеи, на которой больше нет живого места. Слишком трепетно для самого себя в густые длинные пряди рвется, массирует голову, не переставая рвано двигаться в нем, а после склоняется и мажет губами по позвонкам меж ключиц. Мимолетно, но с толикой благоволения, так, что у Чонгука расквашенные ноги совсем подгибаются, а сердце внутри заходится настолько, что вот-вот и вовсе замрет — этого смазанного прозрачного поцелуя хватает, чтобы провалиться в оргазм.       Слушая задушенный, долгий стон Чонгука, Тэхён продолжает овладевать его в конец сломленным сознанием, делает несколько последних, особенно резких и бьющих толчков, кончая следом.       Наваливается сверху на безвольно обмякшее под ним тело, пытается отдышаться, все еще чувствуя бегающие по венам приливы удовольствия, пока студент под ним, кажется и вовсе отключается — настолько неподвижно и молчаливо лежит, прибитый разрядкой и весом сверху.       Но он жив. Более, чем. Слишком ожившим себя ощущает — настолько прекрасно, что даже становится плохо на мгновение. Не верит, что так бывает. Не верит, что способен подобное испытывать, не верит, что окончательно себя здесь оставляет, когда севшим от криков голосом зовёт:       — Тэхён…       — Хочешь ляпнуть, что тебе не понравилось? — автор приподнимается, чтобы Чонгуку стало легче и можно было нормально дышать. Тэхён все еще в нем, отчего-то связь не разрывается — прочнеет с невесомым, первым по нежности поцелуем, который Тэхён оставляет на задней части шеи. Прижимается губами ненадолго, глаза прикрывая, к себе еще больше привязывая неосознанно.       — Слишком… понравилось, — до скрежета сердечного не хочет сознаваться в этом, но уже с губ сорвалось.       Тэхён не отвечает, наконец, отклеиваясь от студента и приводя себя в порядок: стаскивает полный презерватив, бросает в урну, а затем надевает белье с брюками, заправляет обратно рубашку и, пока Чонгук тоже приводит себя в божеский вид, усаживается устало в свое кресло, желая сейчас только одного. Он вынимает из верхнего ящика пачку сигарет, щелкает зажигалкой и наблюдает лениво за Чонгуком, бережно сгребающим в кучу растрепанную рукопись. Вот ведь дерьмо, снова сшивать.       — И что же мне с тобой делать? — выдыхает сизый дым риторическим вопросом автор.       Чонгук подкрадывается к нему, неся во все еще дрожащих, зудящих ладонях кипу исписанных бумаг, а затем, оставляя ее на краю стола, неторопливо седлает крепкие бедра, склоняясь к лицу ближе. Выдавая взглядом напускную невинность и не скрывая хитрость растянутой на лице улыбки, он и не подозревает, что одним лишь своим присутствием чужих сытых демонов ласкает, а те, мурча в ответ, хозяину выбора не оставляют.       Тэхён руками собственника бедра чужие гладит, в покоренные глаза напротив смотря и смакуя простодушный ответ:       — Как что? Читать следующую главу.