До конца грозы

      Мощная грозовая вспышка пронзает тёмное небо, расписывая его кривыми ломаными электрическими линиями, и спустя долю секунды мокрую ненастную улицу сотрясает мощный громовой раскат. Тяжёлые капли битый час глухо барабанят по черепичному своду крыши, обещая затянуть злосчастную непогоду до самого утра, и в такт их неугомонному бесперебойному стуку пугливо барабанит сердце хрупкой, темноволосой, прячущейся под тонким хлопковым одеялом девушки.       Шин Рюджин двадцать лет, и она ненавидит грозу, каждый раз до чёртиков пугаясь очередного, даже самого слабого и неяркого проблеска, как если бы ей было всего лишь пять. В детстве она пряталась в непогоду в старом дубовом шкафу, массивном и прочном настолько, что в нём почти не были слышны сокрушительные удары грома, от которых звенела посуда в серванте и ходуном ходила лёгкая мебель, и за неимением более надёжного укрытия напуганная неугомонной стихией девочка могла просидеть в нём всю ночь.       Сейчас же, в небольшой комнатке студенческого общежития с тонкими кирпичными стенами и хлипкой крышей, что местами подтекает на чердаке, прятаться было негде, кроме собственной койки, залезть под которую не представлялось возможным из-за слишком низкого расположения рамы над полом. Узкий платяной шкаф из фанеры скорее развалится, попытайся она втиснуть свои сорок шесть с половиной килограмм внутрь него, а ванная комната, находящаяся на углу здания, лишь усиливает звукопроводимость и разносит искажённым звенящим эхом по тонкому кафелю каждый пронизывающий громовой удар.       Несмотря на частые проливные дожди в регионе, исправная система громоотводов по-прежнему оставалась большой редкостью, едва спасая от свирепых молний дорогие деловые и элитные жилые районы, и Рюджин раз за разом с замиранием думает о том дне, когда она наконец закончит чёртову учебу на юрфаке и съедет из казённой общаги в более комфортное и безопасное место.       Гроза бушует над самым домом, заглядывая слепыми белыми глазницами в каждое окно, и трясущейся под одеялом у самого подоконника Рюджин кажется, что её смертоносные искровые разряды вот-вот пробьют несчастный стеклопакет и ударят прямо в неё. Ну и что, что по статистике жертвами молний в семидесяти процентах случаев становятся мужчины, – риск поражения электротоком и для женщин существует всегда, а если вспомнить о таком жутком и до сих пор неизученном наукой явлении, как шаровая молния, способном появляться из ниоткуда даже в солнечную погоду, расслабиться и заставить себя благополучно пережить майское ненастье тем паче представлялось делом невыполнимым.       Раскачиваемая порывистым ветром ветка клёна противно скребётся в окно, нагнетая без того напряжённую обстановку, и Рюджин в сердцах затыкает уши подушкой. Паника разъедает нутро подобно синильной кислоте, и измученная диким страхом брюнетка не знает, сколько ещё сможет удерживать свою несчастную расшатанную нервную систему от фатального и необратимого срыва.       Очередной рокочущий небесный шум сотрясает землю, и девушка в ужасе подскакивает, запутавшись в одеяле и едва не рухнув с кровати на пол. Рюджин сглатывает и в мелькнувшей за окном мертвенно-бледной вспышке широко раскрытыми глазами уставляется в безмолвное, спящее, кажущееся сюрреалистичным пространство. Остатки сна сгорают вместе с последними крупицами стойкости и терпения, и она, трясясь, как осиновый лист, обречённо опускает ноги на холодный паркет.       Нужно куда-то идти, что-то делать, где-то прятаться, но скованные леденящим страхом мышцы будто налились свинцом, не позволяя сдвинуться с места и переместиться в более спокойное место, которое Рюджин в данную секунду видит для себя лишь одно.       Её сокурсница и соседка по комнате Хван Йеджи как ни в чём не бывало мирно спит на своей половине спальни и, кажется, никоим образом не замечает творящееся снаружи нечто. В перерывах между громовыми раскатами Рюджин может слышать её тихое умиротворённое посапывание и люто завидует подобному хладнокровию рыжеволосой подруги, чей покой не мог быть нарушен никакими явлениями извне. Храбрая и невозмутимая Йеджи никогда не страдала астрафобией или другими тревожными расстройствами, и мучимой с детства нелепыми страхами, начиная с грозы и заканчивая мышами, Рюджин остаётся лишь молча восхищаться её бесстрашием и умением всегда держать эмоции под контролем.       Медленно и нерешительно она встаёт и приближается к соседской кровати. Ноги заледенели и почти не слушаются, сдавленная панической атакой грудь отказывается вдыхать кислород, но девушка превозмогает нервный мандраж и склоняется над спящей соседкой. Длинные ярко-рыжие волосы, в темноте отливающие медью, разбросаны по подушке, прикрывая часть красивого женственного лица, и Рюджин, аккуратно убрав их, всматривается в знакомые девичьи черты.       – Йеджи, ты спишь?       Подруга ожидаемо не отвечает, пребывая в фазе глубокого сна, и, как бы сильно Шин ни хотелось её тревожить, она понимает, что сегодня для этого настал форс-мажор. С новым мощным всполохом света девушка вздрагивает и осекается, с ужасом различая свой худой, бледный, почти призрачный силуэт в висящем напротив зеркале, после чего в панике начинает трясти сокурсницу за плечо.       – Йеджи! Йеджи, проснись!       Хван вяло шевелится и сквозь сон наконец бормочет:       – Мм... чего тебе?       – Я не могу заснуть, можно мне лечь с тобой? – Рюджин в отчаянии тянет за край одеяла девушки, но Йеджи не отпускает и лишь сильнее заворачивается в него.       – Нет, Рюддон. Иди к себе.       Гром грозно рокочет, откликаясь на злобные световые отблески, и Рюджин замирает в пугливом ожидании, когда снаружи полыхнёт ещё раз.       Полыхнёт и на сей раз точно до неё достанет.       – Я не могу, онни, я боюсь грозы! Очень! Окно прямо возле моей кровати!       Хван лениво ведёт плечами, показывая всё своё недовольство от нежелательной перспективы делить без того узкую постель с соседкой. Рюджин знает, что она любит спать одна, в тишине и покое, накрывшись одеялом до подбородка, отвернувшись к стене и закрывшись от мира маской для сна и берушами, но сегодня – исключительный случай, и Шин сознаёт, что ни за что на свете не вернётся в свою постель, пока за воющим ненастьем окном бушует такая буря.       Уж лучше бежать спать в подвал, чем оставаться в этом аду ещё хоть секунду.       – Только до конца грозы, – уступчиво ворчит Йеджи и нехотя двигается от центра койки к краю.       Обрадованная Рюджин тотчас ныряет под одеяло и, обняв Хван, спасительно прижимается к её спине. От долгого пребывания в страхе и одиночестве девушку всю трясёт, ледяные ноги немеют, мурашки табунами скачут по окоченевшему от холода и переживаний корпусу, но тепло и мягкость чужого тела в мгновение ока согревают его и успокаивают взвинченные пружины нервов, возвращая им живительное умиротворение и покой.       – Спасибо, Йеджи, – признательно шепчет Шин и утыкается лицом в уютную впадинку между лопаток старшей.       – Не сжимай меня. И так тесно.       – Прости.       Долгожданный комфорт накрывает эфирным облаком, однако заснуть всё так же не удаётся. Душистый фруктовый аромат шампуня дразняще заполняет обоняние, и Рюджин невольно принюхивается, стараясь как следует распознать его. Йеджи пахнет зелёным чаем, лемонграссом и немножко – ванилью, и она глубоко вдыхает свежий манящий запах геля для душа, которым Хван, очевидно, пользовалась перед отходом ко сну. Брюнетка приподнимает голову и проводит кончиком носа по мягким шелковистым прядям волос, наслаждаясь их чистотой и гладкостью, щекочет носом загривок и лелеет область узких спортивных плеч, прежде чем достигает шеи и оставляет там невесомый признательный поцелуй.       Нежная, воздушная и такая приятная во всех смыслах Хван Йеджи притягивает к себе магнитом, и Рюджин, как можно незаметнее прижавшись ближе, будто бы невзначай проскальзывает рукой под её майку и дотрагивается до тёплой бархатной кожи девушки.       Жгучая сладостная истома волнами разливается по стройному девичьему телу вниз, сосредотачиваясь в нижней части, и отчего-то в этот самый момент Шин Рюджин хочется, чтобы гроза, подарившая ей возможность лечь рядом с Йеджи, не заканчивалась как можно дольше. Поглаживая кончиками пальцев чужой живот, Шин осторожно очерчивает зону солнечного сплетения и упругие рельефные мышцы пресса своей подруги, повторяет изгиб осиной талии, скользит по линиям рёбер, вслед за чем спускается к кромке облегающих трусиков-шорт. Крошечный декоративный бантик распаляет без того разыгравшееся воображение, и девушка едва сдерживается, чтобы не запустить руку уже под кажущееся ей сейчас таким ненужным и лишним бельё.       Томный тянущий узел внизу живота стягивается до предела, и она не замечает, как в дополнение к нескромным касаниям начинает легонько тереться о Йеджи всем телом в слепой иррациональной попытке ощутить её вплотную к себе. Ввиду без того сонного состояния рыжеволосой девушки ей кажется, что та ничего не замечает, а потому жмётся сзади ещё теснее и усиливает спонтанные фрикции, спустя минуту доводя себя практически до кульминации. По неизвестным причинам Рюджин хочется ласкать и трогать свою соседку по комнате ровным счётом везде, но не меньше этого ей хочется, чтобы прямо сейчас Йеджи тоже касалась её схожим образом.       Чтобы они обе взаимно касались и делали друг другу приятно.       Патологичный сексуальный азарт достигает пика, и младшая девушка, зажав зубами край спальной майки Йеджи, тихонько стонет, не в силах скрыть охватившего её, как вирус, влечения. Ещё несколько резких массирующих движений паховой зоной – и Шин Рюджин вынуждена обрывисто прекратить своё занятие, поскольку Йеджи поворачивает к ней голову и строго осведомляется:       – Рюджин? Ты что там делаешь?       Младшая шумно сглатывает и мгновенно возвращается из мутного розового забытья обратно в реальность.       – Я? Н-ничего.       Хван разворачивается, и брюнетка так и застывает возле неё на месте, напуганная тем, что Йеджи всё поняла. Мелкие капельки пота предательски блестят на её лбу, выдавая жар и безумное волнение, и Йеджи дотрагивается до её вспотевшего пылающего лица, чтобы стереть излишнюю влагу и проверить температуру девушки.       – Эй, да ты вся горишь. Что с тобой? – раскосые тёмные глаза внимательно всматриваются в черты Шин, будто не узнавая их, и Рюджин чувствует, что готова провалиться под землю от этого глубокого, пронизывающего и неравнодушного взгляда.       – Ничего, Йеджи, я просто...       Рыжеволосая с подозрением щурится и в следующую секунду откидывает одеяло в сторону, с изумлением обнаруживая пропитавшее спереди тонкую спальную сорочку Рюджин объёмное влажное пятно. Её однокурсница и соседка по комнате оказалась серьёзно возбуждена, и Йеджи нужно было быть полной дурой, чтобы не понять, чем она только что занималась. Будучи в полудрёме, ей казалось, что Шин так возится сзади лишь потому, что никак не может найти удобное положение, однако истинная причина её неусидчивости оказалась куда более любопытной и нестандартной.       – Просто что? Так завелась из-за меня? – одними губами спрашивает Хван, убирая ей за ухо выбившуюся прядь волос, и Рюджин на удивление не обнаруживает в её вопросе ни толики осуждения или неприязни.       И тем не менее она всё равно сникает и прячет от Хван глаза, со стыдом сознавая, как глупо попалась прямо с поличным. Если Йеджи решит выгнать её после этого из своей постели и прекратит с ней всяческое общение, это будет более чем ожидаемо и справедливо.       Хотя и очень-очень обидно, конечно же.       – Рюджин.       Йеджи упорно ожидает ответа, и, не выдержав на себе чужой взыскательный взгляд, брюнетка чуть слышно шепчет:       – Йеджи, пожалуйста... ты можешь... меня коснуться?       Обескураженная прямолинейной просьбой Йеджи моргает и в замешательстве уставляется на подругу. Ненакрашенная, заспанная, растерянная, в этой сложной противоречивой борьбе сердца и ума она выглядит до беспредела мило и напоминает Шин маленького, заблудившегося в чужом мире инопланетянина.       Мире, в который она жаждет её впустить и показать себя настоящую.       За окном продолжает громыхать и сверкать, но всё, на чём теперь сосредоточено внимание Шин Рюджин, – это смотрящая на неё в упор девушка, ради прикосновений и поцелуев которой она готова переживать свой самый страшный ночной кошмар снова и снова до тех пор, пока её с концами не поглотит либо он, либо любовь Хван Йеджи.       Сдаваясь под чарами глубокого изучающего тёмно-карего взгляда, Рюджин стаскивает через голову свою коротенькую белую спальную сорочку и уже настойчивее и серьёзнее повторяет:       – Коснись меня.       Раскосые лисьи глаза блестят в темноте, и Йеджи медлит, не до конца уверенная в том, чтó именно Рюджин вложила в эти слова. Она хочет, чтобы её обняли, защитили или...? Изящные женственные формы Шин – узкие плечи, небольшая округлая грудь с тёмными пятнышками сосков, тонкая талия и фигурные бёдра – так и манят её, уже буквально крича о том, как сильно их хозяйка нуждается во внимании и ласке, но ошеломлённая подобным предложением Хван всё равно тушуется и не сразу соображает, что должна прямо сейчас сделать.       Ведь Рюджин сказала, что боится и хочет всего лишь переждать грозу вместе с ней.       А на самом деле...       Дрожащая уже не от страха, но от терзающего нутро желания брюнетка сама порывисто притягивает рыжеволосую к себе, тотчас сталкиваясь с её тёплыми мягкими губами и придвигаясь вплотную так, чтобы Йеджи разместилась между её согнутых коленей. Характерный жар, давно охвативший паховую область, передаётся нависшей прямо над ней девушке, и Рюджин призывно стонет в мокрый засасывающий поцелуй, начиная уже в открытую потираться своей промежностью о бёдра Хван и тем самым давая понять, как именно той стоит её касаться. Приятная тяжесть и температура чужого тела пробуждают внутри самые дерзкие, неукротимые, почти первобытные инстинкты, и Шин не может дождаться, когда ещё сонная, плохо соображающая Йеджи наконец выйдет из немого потрясённого ступора и начнёт делать в отношении неё хоть что-то.       Ведь им давно, уже так давно стоило с ней этим заняться.       Цепкие девичьи пальцы обеих рук сплетаются воедино, и Йеджи медленно тянет их вверх, чтобы зафиксировать над головой младшей, тотчас улавливая её усилившееся возбуждение и мандраж.       – Так значит, ты хочешь прикосновений. А я думала, Шин Рюджин у нас недотрога, – отмечает лукаво, лестно, заискивающе, чем вынуждает испытывающую сильнейший тактильный голод брюнетку самой повторно тянуться к ней, чтобы сорвать с пухлых нежно-розовых губ ещё один живительный поцелуй.       – Нет, Йеджи. Совсем нет... Я хочу этого... Я хочу тебя... Пожалуйста...       Хрупкая, нуждающаяся и безоружная Рюджин жадно проводит языком по пересохшим губам и с шумом выдыхает, когда соблазнённая рыжеволосая однокурсница склоняется и оставляет на её тонкой молочно-белой шее первый сочный засос. Глухое сладостное забвение засасывает в себя, как чёртов водоворот, со всеми возможными и невозможными тормозами и блоками, и Рюджин блаженно теряет очертания комнаты, по-прежнему освещаемой зловещими атмосферными вспышками, которые, поглощённая близостью с Хван, она теперь даже не замечает. Новый затяжной поцелуй – и Йеджи плавно перемещается от её губ к уху, скользя одной рукой вдоль стройного разгорячённого тела, охотно отзывающегося на каждое прикосновение и буквально вибрирующее под ней, стоит ей задеть самые чуткие и восприимчивые участки. Длинные девичьи пальцы не торопясь обводят контуры ключиц и груди с алчно торчащими вверх сосками, движутся вдоль впалого спортивного живота, «шагают» по завидным изгибам талии и бёдер, и сплошь превратившаяся в ощущение чужих касаний Рюджин беспокойно возится под ней на смятых сбившихся простынях. Прелюдии Йеджи изводят и сводят с ума, и она не сдерживает глухого протяжного стона, когда узкая женственная ладонь достигает её горячей влажной промежности и деликатно скользит между гладких набухших половых складок, тотчас вынуждая брюнетку подпрыгнуть и тем самым ещё сильнее впечатать себя в неё. Обходительная и деликатная Йеджи намеренно не спешит, делая для неё гораздо больше того, о чём она смела мечтать, и позволяя ей проникнуться заветным моментом, и Шин очень хочется верить, что всё происходящее между ними – не плод её досадно провалившегося в сонное небытие сознания.       Она легла к Хван уже без белья, а потому Йеджи не тратит время на избавление от ненужной одежды и сразу приступает к работе.       – Я хочу слышать, как ты стонешь от моих ласк, Рюджин. Больше стонов – больше удовольствия, хорошо? – с улыбкой шепчет она, и Шин готова разразиться оргазмом не столько от ощущения тактично двигающихся по ней пальцев, сколько от одной лишь этой фривольной фразы.       Не на шутку заведённая проявленным к себе интересом Йеджи отчаянно жалеет, что не может войти и сделать Рюджин приятно по-настоящему. Длинные ногти ограничивают свободу действий, позволяя ласкать брюнетку только снаружи, и Хван, решив в самом ближайшем времени это исправить, осторожно кружит подушечками вдоль покрытых обильной смазкой складок и пульсирующего центра Шин. Большой палец параллельно зажимает и теребит клитор, и Йеджи, внимательно следя за языком тела младшей девушки, постепенно увеличивает нажим и скорость. Извивающейся под ней соседке нравится ритмичное и напористое взаимодействие, нравится, когда Йеджи не просто трогает, а владеет ею, и Хван не смеет пренебрегать её безмолвной, но такой истовой мольбой двигаться чуть быстрее и резче.       Уткнувшись лицом в благоухающую персиковым лосьоном шею, Йеджи с упоением ловит каждый сладострастный вздох и стенание, вырывающиеся из горла Рюджин в такт её старательным любвеобильным жестам. Её стоны – громкие, музыкальные, чувственные – наполнены чистейшим блаженством и сквозящим в каждой высокой ноте «ещё», и Йеджи находит, что готова делать это с ней бесконечно, лишь бы слышать, как их дивная эротичная песня лелеет её слух и возбуждает больше, чем обнажённый вид лежащей под ней на койке девушки.       Впрочем, им Йеджи обещает себе ещё непременно как следует полюбоваться утром при свете. А заодно и продолжить начатое, ведь Рюджин вряд ли сможет в полной мере оправиться от пережитого грозового потрясения за столь короткий срок.       Очередная вспышка освещает полуночную комнату и изящный силуэт Хван, но томящаяся в её сладком плену Рюджин понимает, что больше их не боится. Разряды куда более мощного тока проходят в данный момент сквозь весь её стан с каждым новым касанием, с каждым новым поцелуем, с каждым незримо оседающим на бледной матовой коже облачком дыхания рыжеволосой партнёрши, что так старательно и увлечённо подталкивает её прямо сейчас к разверзнутой пропасти эйфории, отчего Рюджин кажется, что после проведённой с ней ночи она сама начнёт искрить электричеством и стрелять им в каждого, кто ненароком до неё дотронется. Тепло, близость и участие Хван служат лучшей защитой от любых бед и ненастий и окутывают её таким важным и необходимым сейчас вниманием, дороже которого для Шин Рюджин нет и уже не может быть ничего.       Обе её руки обхватывают Хван за шею, и, едва сдерживая бушующий внутри ураган, она слабо шепчет ей в ухо:       – Хорошо, Йеджи... Так хорошо... Я больше… не могу...       Старшая девушка улыбается и сквозь очередной трепетно-нежный поцелуй уточняет:       – Помнишь, что я говорила про стоны? Порадуешь меня?       Почему ей так нравится слушать её в этот момент, Рюджин не знает, но она лишь только успевает кивнуть, как Йеджи с силой придавливает её к матрасу и в несколько быстрых резких толчков доводит измученную соседку до яркого экспрессивного финала. Без того мутное спутанное сознание отключается всего на долю секунды, но этого хватает, чтобы пересчитать все звёзды в райских чертогах и пережить короткое замыкание в каждом звене гудящей от эротического напряжения нервной цепи. Шин не просто кончает Йеджи на ладонь – она загорается, вспыхивает, взрывается под ней вместе с очередным ревностным всполохом молнии, уже не могущим её ни достать, ни испугать; разлетается по поверхности их общего с Хван ложа мириадами высоковольтных радужных электрочастиц, заряженных настолько, что можно зажигать фонари и стенды; растворяется и теряет себя в бездонном море неведомых и непостижимых для неё ранее чувств, на которые, как она ошибочно полагала, она попросту не была способна; сгорает без следа и остатка в бушующем пламени всевозможных страстей и переживаний, из которого девушка по имени Шин Рюджин больше не хочет воскресать и возрождаться каким-либо образом обратно.       Её громкий победный вскрик с именем любимой перекрывает частотой и децибелами сердитый громовой раскат и оглушает рыжеволосую Хван так, что та, изумлённая подобной реакцией, на миг замирает, испугавшись реальной потери ею сознания. Острые ноготки, в порыве сокрушительного экстаза вцепившиеся ей в плечи и расцарапавшие их до красных полос, отпускают хватку, и Рюджин медленно приходит в себя, наконец расслабляясь и тяжело дыша Йеджи в шею. Хван осторожно убирает руку и, меняя положение, устраивается спустя минуту рядом с дрожащей взволнованной Шин. Она прижимает маленькую худенькую фигурку к себе и прячет её в успокаивающих объятиях, поглаживая одной ладонью симпатичное юношеское лицо и отвлекая беспокойное девичье внимание от хаотично мелькающих в незашторенном окне вспышек.       Несмотря на то, что гром уже почти не слышен, Рюджин по-прежнему, как котёнок, вздрагивает и трясётся, и Йеджи невесомо касается губами полуприкрытых век девушки в знак поддержки, понимания и заверения, что ей ничего не угрожает.       – Я и подумать не могла, что ты так сильно этого хочешь, – задумчиво отмечает она и мягко целует Шин в кончик носа. – Ты ведь могла прийти раньше, и мы...       – Нет, Йеджи, не могла, – Рюджин перебивает и, потянувшись за ладонью Йеджи, утыкается в неё лицом. – Как ты себе это представляешь?       Хван замолкает, думая о том, что подобная инициатива посреди ночи и в самом деле выглядела бы весьма странно. Учитывая, что она ни за какие коврижки не желала пускать Шин к себе, жалуясь на нехватку места и потребность всегда спать одной, внезапное предложение заняться сексом в её кровати тем более не было бы воспринято ею должным образом.       Впрочем, сейчас Йеджи ловит себя на мысли, что непременно ответила бы ей согласием.       – Я могу остаться с тобой до утра? – одними губами спрашивает Рюджин и прячется в изгибе шеи старшей девушки.       В эту ответственную, решающую всё секунду она страшится не зловещих, режущих ночь на рваные атмосферные лоскуты искр, не ревущего в высоких небесных далях грома-титана, не пустоты и холода собственной неуютной койки, что теперь кажется на расстоянии километра от койки Хван.       Она страшится того, что милая солнечная Хван Йеджи с раскосыми лисьими глазами и целым пожаром длинных огненно-рыжих волос захочет продолжить свой сон в тишине и спокойствии... без неё.       Так, как это было всего полчаса назад.       Она с трепетом и любовью ловит приятное размеренное дыхание на своей щеке, слышит ровное чёткое биение чужого сердца в грудной клетке, которое мечтает слышать так близко от себя постоянно, вдыхает головокружительный, сводящий с ума аромат зелёного чая и лемонграсса, и собирается уже было без лишних слов встать и вернуться к себе, когда в ответ ей чуть слышно звучит:       – Конечно.       Зарница мелькает слабыми отблесками уже где-то в безопасной дали, и Рюджин, удобно устраиваясь на плече Йеджи, окончательно отпускает скопившееся напряжение и довольно улыбается самой себе уголками рта.       Гроза прошла, оставляя после себя смутное воспоминание леденящего кровь кошмара и абсолютной беспомощности, где Рюджин, слабая, уязвимая и напуганная, думала, что уже нигде не сможет обрести защиту от бушующей снаружи стихии.       Гроза прошла, оставляя после себя глубокое чувство счастья, покоя и умиротворения, что обещали больше не покидать её, пока её талию сжимают самые крепкие и желанные в мире руки.       Гроза прошла, оставляя ей такую нежную, утончённую, но в то же время сильную и надёжную Йеджи рядом, с которой все страхи рассеивались, как дым, а любая угроза казалась не более серьёзной, чем пролитый поутру кофе или разряженная батарея смартфона...       Гроза прошла, а близость высокой рыжеволосой девушки – нет, и сейчас, объятая со всех сторон её теплом, участием и заботой, Рюджин безмятежно уплывает в долгожданное царство Морфея вместе с ней.