Святой

- Смотри-ка! Я-то думал он не придёт! Живучий сукин сын! Двое мужчин громко засмеялись. Свет уличных фонарей не доходил до богом забытых трущоб, лишь редкие огоньки уличных факелов и зданий, что могли позволить достаточно сильную охрану и постоянный свет освещали тягучую, липкую ночную тьму. На трясущихся ногах, не видя цели, полумертвый подросток пришел к базе банды мертвоголовых. Пришел, как сделал это вчера, как сделал это позавчера, как делал это на протяжении всей недели, месяца, года. Ведь они единственные, от кого можно было получить еду. Достав нательных обносков кошель с монетами, на трясущейся руке подросток протянул его к двум бандитам. - Ой, какой я неловкий! – Трагически сказал один из них, уронив кошель. С противным звоном медные монеты рассыпались по земле. Словно небесные звезды отражали они свет. Но был это свет алчности, жажды и греха. – Тебе же не трудно поднять их ради дяди Бустова? Попытавшись улыбнуться, подросток тихо упал на колени и начал собирать монеты. Его грубые тощие пальцы чаще натыкались на землю, чем на монеты. Не видя света, словно червь подросток ползал по земле, пытаясь собрать монеты. С каждой секундой терпение бандитов становилось все меньше и меньше. Подросток, понимая это краем незамутненного сознания, пытался собирать монеты быстрее, но тело… тело не слушалось его, с каждым движением отдавая адскими болями. - Ну же! Быстрее! – Взвыл напарник Бустова, стальной подошвой ударив подростка. Резко вздохнув, он упал и сквозь великую боль свернулся. Лишь одна единственная слеза упала на землю, пока руки привычными действиями обхватили голову. - Вставай, ебаное ничтожество! – Уже прокричал бандит, еще сильнее ударив подростка. Вновь попытавшись улыбнуться, подросток попытался встать. Тонкие, словно ветви молодого дерева руки не смогли удержать даже то тощие тело подростка. Ударившись головой о землю, подросток попытался встать еще раз. Раз за разом он поднимался только для того, чтобы упасть. - Ты оказался прав. – Цокнув, скупо сказал напарник Бустова, отсыпав ему пару серебряных монет. – Придется искать нового пацана. Перестав обращать на подростка внимание, они принялись обсуждать возможные кандидатуры на роль нового попрошайки. Когда подросток собрал всю медь, он отдал кошель бандитам. Обычно вся собранная медь пересыпалась, но в этот раз бандиты забрали и кошель. Подросток понял, что его работа окончена. Окончена, как и жизнь. - Бустав, мы же добрые люди, правда? Пускай пацан поест в последний раз. Достав кусок плесневого хлеба, бандит кинул его на землю. пробегавшая рядом мышь принюхалась и состроила гримасу отвращения. - Что нужно сказать добрым людям? – Сказал он, ногой встав на голову склонившегося подростка. – Спасибо! Всего одно слово! Одно, ебаное, слово! С каждым словом бандит сильнее бил подростка. Этот подросток не понравился им с первого дня прихода. Молчаливый, он никогда не разговаривал с ними, лишь улыбался. И было в этой улыбке что-то жуткое. Словно он смотрел на них с превосходством, но одновременно приплетался перед ними. Бандитов бесила эта улыбка. Они боялись ее, хоть и не показывали этого. - Пошел отсюда! – Еще один удар и подросток отлетел к стене дома. Не вставая на ноги, он пополз прочь от бандитов. Уйдя от логова мертвоголовых, он упал на землю. Держа кусок хлеба, словно самое драгоценное сокровище в мире, он свернулся вокруг него. Сил продолжать не было: многонедельный голод полностью истощил организм, постоянные избиение превратили тело из храма души в храм боли и страданий. Глаза невольно слипались сами собой. Подросток пытался встать, пошевелить рукой или ногой, сделать хоть что-то. Но все его попытки были тщетны. Спустя несколько часов подросток очнулся. Тело все также ломило и с каждой секундой это ощущение усиливалось. Первый делом нащупав хлеб, он радостно выдохнул. Каждый вздох отдавался огнем, но подросток продолжал жить. Оперившись на стену, словно годы прошли, прежде чем подросток смог встать. В бреду он шел лишь по одному ему известному пути. Идя не по глазам, но по памяти, щупая стены домов и лачуг, подросток упорно шел к своей цели. Словно видя его страдания луна освещала его путь. Местные бродяги странно поглядывали на него, но никто не решался подойти к попрошайке мертвоголовых. Руки натыкались то на холодный камень, то на дерево, то на глину и грязь. Слишком сильно дернув руку, в палец подростка впилась огромная заноза. Не чувствуя ее, он продолжил идти в бреду, не видя цели, но видя путь. … Хлипкая дверь протяжно заскрипела. Хлипкая лачуга в глубине трущоб продувалась всеми ветрами. Казалось, что еще секунда и она обрушится. Но, подражая своим хозяевам, она стояла. Стояла перед всеми ветрами и дождями, охраняя то немногое, что осталось у подростка. Напротив двери располагался потрепанный деревянный стол. Несколько месяцев назад, возвращаясь в свою лачугу, подросток нашел этот стол рядом с домом бабки Нэн. Старушка стала совсем плоха, и пришло ее время. Какой-то неудачливый вор оставил награбленное снаружи, считая, что никто не посмеет украсть уже его имущество. Он ошибался. С того момента у подростка появилось место, куда крысы на так часто залазят. Пара сменных обносок, годных только для розжига факелов, спрятанный под ними стальной кинжал, кулон, доставшийся от родителей, маленький цилиндр с тухлой, но единственно доступной здесь водой и некоторый другой хлам стал мало достижим для крыс. Напротив стола, в самом углу, стояла кровать. И подросток гордился ею. Ведь многие жители трущоб спят на камне, в лучшем случае на земли или траве, и лишь самые богатые могут позволить себе нормальную кровать. Удача и мастерство позволили подростку заполучить несколько горст сена, из которых получилась эта самая кровать. Правда, живности развелось много, и последнее время они особенно надоедали подростку. В свете луны подросток затаенным страхом подошел к кровати. На сене лежала девушка, угадать в которой человека можно было лишь по общим очертаниям. Ужасные волдыри покрывали все тело, грудь почти не поднималась, впалые, мертвецки бледные конечности не могли принадлежать живому существу. - Софи, как прошел твой день? – Увидев вздымающуюся грудь, он вздохнул с облегченьем. Усевшись около головы, подросток принялся разглядывать ее лицо, одновременно разговаривая с ней. Каждое слово обжигало глотку словно тысячи кинжалов. Отломив маленький кусок хлеба, он поместил его в рот девушки. – Мой прошел просто прекрасно. Представляешь, сегодня мне дали хлеб! Не обращая внимание на себя, подросток продолжал кормить Софию. Время от времени он поглядывал на этот хлеб. Представлял, какой вкус он имеет, как он будет таять во рту, как насытится этим большим куском хлеба. Ведь если он съест всего один кусочек, ничего не произойдет. Правда? Но каждый раз одергивал себя, не давая себе свершить, по его мнению, величайший грех. - Сегодня я заработал пятнадцать медных монет. – Кормя девушку, подросток продолжал разговор. – Правда их забрал Бустав. Помнишь, тот новый мертвоголовый, про которого я говорил тебе совсем недавно? Но ничего, завтра я заработаю еще медных монет, чтобы я смог принести тебе еще больше хлеба. Оставив себе лишь крохотный кусочек, подросток продолжил рассказывать про прошедший день. Про слухи, которые ходили в среде попрошаек, про людей, которых он увидел на улице, про новую семью, которая пришла в их район трущоб. Он все говорил, и говорил, и говорил, и не мог остановиться, ведь чувствовал, что это будет последний их разговор. Чувствовал, что пришло их время. Кровавые слезы пошли из глаз подростка. Он почувствовал, что больше не может произносить слов, что больше не может выдавливать из себя воздух. В последний раз улыбнувшись, он лег рядом с девочкой, обняв ее так, чтобы не задеть многочисленные волдыри. Поцеловав ее в лоб, он с болью, через великое усилие, закрыл глаза. … - Сын мой. – Со всех сторон раздался Голос. Подросток лет шестнадцати предстал в абсолютно белом пространстве. Вокруг ничего не было: ни самого пространства, ни времени, ни единой души. С давно забытым удивлением подросток осмотрел свои руки. Они не были тощими или бледными, в шрамах и синяках, это были обычные руки шестнадцатилетнего подростка. - Кто Вы? – Опомнившись, не веря в происходящее, спросил подросток. – Я умер? Где я? Что случилось с Софией? С каждым словом внутри него нарастала паника. Не за себя, но за Софию волновался подросток. - Сын мой. – Повторил Голос. – Ты пришел в мои чертоги. Не слушая голос, подросток пытался уйти из этого пространства. Ему необходимо заботиться о Софии, одна она не сможет выжить. - Сын мой. – Перед подростком появился человек. Каштановые волосы тянулись до пояса, добрые глаза с любовью смотрели на подростка. Мягкие черты появившегося человека выражали и любовь матери, и суровость отца, и величайшую доброту, на которую способно каждое существо. - Кто вы? – Испугался подросток, рефлекторно приготовившись к ударам. Шаг – и человек оказался рядом с подростком. Крепкие теплые объятия подросток встретил ожиданием удара. Словно струна натянулось его тело, приготовившись к избиению. Зачем приближаться к человеку, если не ударить его? Но с каждой минутой ударов не следовало, и подросток стал пытаться вырваться из цепкой хватки человека. Но безуспешные были его попытки. Сколько бы он не пытался, человек все также твердо стоял и держал подростка в своих объятиях. - Я – Ясиэль, Бог добра. – Когда подросток успокоился, Ясиэль выпустил его и отошел на несколько шагов. Со страхом взглянув на Бога, он отчетливо увидел каждую черту его лица. Каштановые волосы тянулись до пояса, связанные в хвост, лицо казалось чем-то средним между суровой мужественностью и утонченной красотой. Широкие глаза со спокойствием и даже любовью смотрели на подростка. Балахон опоясывал тело мужчины, поддерживаемый молочным поясом. -В-вы Бог? – Со страхом промямлим подросток, пока осознание не пришло к нему. – Бог? Значит, я умер? Н-нет, нет, нет! София! Упав на колени, подросток обхватил голову и тщетных попытках осознать свое положение. Тысячи эмоций проносилось на его лице, незаметно для него от идеальной осанки не осталось и следа, из глаз полились слезы, что он сдерживал всю жизнь. Его взгляд лихорадочно метался по всему и ничему одновременно, пока он не поднял голову и не встретил Бога. Ровный, добрый взгляд разозлил подростка. Для него, вероятно, его переживание и тревоги не более чем копошение муравьев. Но сделал он совершенно противоположное своим мыслям и эмоциям. - Боже! Спаси Софию! – Подползя к ногам Бога, подросток принялся целовать их, умоляя смилостивиться над его подругой. - Встань, сын мой. – Опустившись, Бог схватил подростка за плечи и поднял на ноги. – Запомни, сын мой, на колени должен ты опускаться только перед кровью своей: родителями, братьями и сестрами. - П-пожалуйста, спасите Софию! – Снова попытался он упасть на колени, но мужчина остановил его. Плача, подросток видел только лицо Софии. И Бог, и это странное пространство, даже он сам перестало существовать для него. Только бледное, истощенное голодом лицо Софии видел подросток. - Я не могу спасти Софию. – Мягко, положив руки на плечи подростка, проговорил Бог. – Власть Богов ограничена в смертном мире, даже я не могу нарушить древние законы. Весь мир подростка рухнул. Если даже Бог не может спасти Софию, то что может сделать он, простой попрошайка? Не проще ли будет сдаться? Ведь кто она ему? Никто. Простая девочка с улицы, что оказалось возле его дома. Почему он должен, нет, обязан помогать ей? С самого первого дня она только и лежит на его мягкой и прекрасной кровати, отнимает драгоценный хлеб, заставляет постоянно ухаживать за собой. Может, для нее же будет лучше, если она уйдет из этого мира? Нет. Он обязан помогать ей потому, что она человек. Как и он - Человек. Разве может живое существо бросить другого в беде? Кем он станет после этого? Таким же, как те бандиты? Или кем-то хуже? Не таким его воспитывали родители. Но последней мысли подросток оглянулся. Он искал ласковые зеленые глаза мамы и суровый взгляд отца. Ему было стыдно перед ними за свои мысли. Он позволил сомнениям проникнуть в своей сердце. Словно ростки порчи они проросли внутри него, показавшись в самый ответственный момент. Момент, когда нельзя показывать слабость или нерешительность. Он – Человек. А человек никогда не бросит живое существо в беде. Даже если для этого придется склониться перед Богом. - Боже, дай мне силы помочь Софии. – Попытавшись вновь склониться перед Богом, подросток был им остановлен. - Это все, что ты хочешь? – Спросил Бог, смотря прямо в глаза подростка. В его глазах он увидел целую вселенную, все силы и слабости живого существа, целый мир. - В своей жизни я хочу помогать ближнему своему. Кроме этого, мне ничего не надо. – Тихо, на грани слышимости выговорил он слова, не смотря ни на кого. - Боже, даруй мне свое благословение. Глубже смотря в глаза подростка, Бог увидел бесконечную решимость, вместе с величайшим отчаянием. Он просил не за себя, но за все человечество. И делал это так, как никто другой. - Ты понимаешь, какую ответственность ты на себя берешь? И день и ночь ты будешь обязан помогать людям: и больному, и старцу, и младенцу, и калеки, и величайшему врагу. Готов ли ты взять на себя эту ношу? - Боже, я готов. – Тихо ответил подросток, поцеловав первый божий палец. - Не во вред человечеству ты используешь силы. Коль настанет тот день, когда ты обернешься против человека, в тот же миг ядовитая змея вылезет из твоего рта и поглотит тебя. Готов ли ты взять на себя эту ношу? - Боже, я готов. – Подросток поцеловал второй палец. - В тот миг, когда возьмешь ты не принадлежащие твоим рукам и не сделанное твоим трудом, обратиться ворованное тобой десятью тысячами мухами, что сожрут тело, но оставят душу в смертном мире на вечные скитания. Готов ли ты взять на себя эту ношу? - Боже, я готов. – Подросток поцеловал третий палец. - Только ложь выйдет из твоего рта, язык твой обернется вокруг шеи и загубит тебя мучительно и долго. Готов ли ты взять на себя эту ношу? - Боже, я готов. – Подросток поцеловал четвертый палец. - Если настанет тот миг, когда в тумане тщеславия и разврата откажешь в помощи нуждающемуся, когда используешь даруемую силу против существа живого и мертвого, лишись ты всех сил, и будешь обречен на вечные скитания в Царстве Шивы. И забвенно станет твое имя, и станешь ты никем и ничем. Ты готов принять на себя эту ношу? - Боже, я готов. – Подросток поцеловал пятый божий палец. От пальца божьего к губам подростка потянулась неизвестная энергия. Наполняя тело мальчика, она давала невиданное ощущение силы. Одной мыслью он мог создавать целые миры, решать судьбы целых наций, одним словом вдохновлять миллионы на величайшие свершения и величайшие грехи. - Боже, я не подведу тебя. – Склонив голову, сказал подросток. - Прошлый Ты исчез в смертном мире. Нарекаю тебя Адам, первый божий сын. – Через мгновение подросток почувствовал, что воспоминания о прошлом размыты. Избиения, голод, холод, сырость и нищета остались в прошлом. Теперь есть только Он – Адам, первый вестник Истинного Бога. – Ступай, сын мой. Неси слово мое, и будет оно праведным, горячим и Истинным. Ступай, сын мой, и помни о своем предназначении.