Портрет Риты Хейворд

Толстая муха пролетела через всю комнату и лениво осела, потерявшись из виду где-то на противоположной стене. Тишину не разбавляли ни звуки радио за стеной, ни стрекот цикад и резкие короткие звонки со стороны рабочих отсеков. Жара проникала даже сюда, через толстые бетонные стены и крепкие стекла, и оседала на коже влажной испариной. Нортон терпеливо улыбнулся, пережидая чужую реакцию, и повторил: — Тише. Ни к чему привлекать лишнее внимание, не так ли? Энди потрясенно смотрел на него. Его светлые волосы, немного взъерошенные от жеста, которым он их поправлял, у висков прилипли к коже от пота, и капли скатывались под грубую рубашку, и его взгляд был направлен прямо в лицо директору. Нортону нравились его глаза: прозрачные и чистые. Пойманный врасплох, Дюфрейн походил на редкую птицу, которую Нортон крепко держал в руках. Несколько секунд Энди переводил взгляд, пытаясь отыскать что-то на его лице, но Сэмюэль просто ждал: тонкая улыбка и ледяной взгляд из-под круглых очков. Энди попытался отодвинуться; Нортон с силой сжал пальцы, и Энди замер. — Сэр, — хрипло позвал он. Нортон качнул головой, и Энди проглотил оставшиеся слова. Он бросил быстрый взгляд в сторону двери; не нужно было оборачиваться, чтобы знать, что он там ничего не увидит. Дежурный был на обеде, а Хедли делал обход. Нортону нравилось наблюдать за борьбой на лице Энди. Он едва удержался от улыбки, когда тот наконец выдохнул и медленно разжал кулаки, а бумаги, которые он инстинктивно смял в момент шока, рассыпались по столу. Но Энди остался. Нортон расцвел от удовольствия. — Вот так, — тем же тоном произнес он и начал уверенно расстегивать пояс изношенных джинсов Энди. Он чувствовал напряжение чужих мышц рукой, но Энди молчал, и этого было достаточно. — Хороший мальчик. Запустив ладонь в чужое белье, Нортон проследил взглядом то, как Энди закусил губу и напрягся, заставляя себя оставаться на месте. Он видел линию скул, под которыми вздулись желваки, его открытую шею, и посмотрел в лицо Энди в упор, намеренно поймав взгляд его выразительных глаз, и одним выражением своего лица пообещал райское пребывание в этих стенах, если Энди не подчинится. Кроме этого, Нортону действительно нравились его глаза. Нортон хотел увидеть в них все плохое. Сейчас там были гнев и страх, и директора это устраивало. Не размениваясь на сантименты, он повел вверх ладонь и сразу сделал движения короткими и достаточно быстрыми. Тихие звуки звучали в тишине кабинета, разделенные на двоих; никто больше не проронил ни слова, и можно было расслышать даже шум с двора, где гуляли заключенные. Это не заняло много времени: Нортон улыбнулся, почувствовав, как твердеет чужая плоть в его пальцах, но Энди больше не смотрел на него — его глаза были плотно закрыты, а между бровями пролегла морщинка. Иногда его тяжелое дыхание прорывалось короткими выдохами, абсолютно беззвучными, но даже тогда он кусал губы и снова заставлял себя быть тише. Нортону нравилась такая дисциплина. Это превратилось в молчаливую борьбу — и не важно было, что Энди молчал. Каждая его морщинка, вызванная быстрым скольжением, каждая попытка не то отодвинуться, не то толкнуться, становилась личным трофеем директора — как и каждый вздох, который Дюфрейн не смог удержать в себе. Нортон взопрел в своем костюме, пот скатывался вдоль спины под слоями пиджака и рубашки, но он не хотел отвлекаться даже на то, чтобы ослабить галстук. Почему то именно сейчас он вспомнил, как Энди когда-то засмеялся над шуткой кого-то из охранников и это расслабленное, мягкое выражение его лица. Нортон хотел получить от него все, сломать Энди и выпотрошить, но все, что он получил — это короткую дрожь, прежде чем его собственные пальцы стали мокрыми. В воздухе раздался сигнал, предупреждающий заключенных о необходимости вернуться в свои камеры, и снова наступила тишина. Нортон отодвинулся и достал платок. Он не боялся за костюм; малейшее пятнышко — и Дюфрейн сам отнесет его в чистку. В то время, как Энди, освободившись, выпрямился и, ссутулившись, застегнул молнию. Даже через загар, Нортон смог разглядеть на его щеках яркие пятна, краску недавно пережитого возбуждения и стыда и ничто в этих серых стенах не могло доставить Нортону большего удовольствия. Все было именно так, как надо. Он выбросил платок в мусорное ведро и повернулся с легкой улыбкой на лице. — На сегодня все, Дюфрейн. — Да, сэр. — Спасибо за работу. Надеюсь, случившееся не станет проблемой. Лицо Энди не выразило ничего при этих словах. — Нет, сэр, — тихо ответил он. — Хорошо. Нортон потрепал его по плечу, не обращая внимания на то, как вздрогнул, пытаясь избежать прикосновения, Дюфрейн, и больше не смотрел на него. Больше ему и не нужно было. Энди ушел, а Нортон, включив радио, снова сел за свой стол и посмотрел уже обработанные бумаги. Он не обращал внимание на собственное возбуждение, которое скоро сошло на нет, и не спешил получить от Дюфрейна все и сразу, потому что знал, что это того стоит. В конце концов, у него было время. Время, которое Энди проведет в Шоушенке.