Can I Help You?

Несмотря на свою предыдущую браваду и грандиозный уход из библиотеки, Дазай в тот вечер тоже вернулся домой поздно. Его сосед по комнате Куникида был на крошечной кухне их общей квартиры, одетый в розовый фартук с надписью «МАМА» на груди, и помешивал в кастрюле что-то вегетарианское. Когда Дазай открыл входную дверь и начал снимать свою обувь, он приготовился выслушивать лекцию от Куникиды об опасностях пребывания на улице после 8 часов вечера, ношение наушников во время прогулки его убьет, в последнее время в округе было много преступлений, так что ему следует быть более осторожным, бла-бла — но, к своему удивлению, войдя, Куникида просто отвлекся от готовки, еще раз оглядел Дазая и через секунду отвернулся обратно. «Хм», подумал Дазай. «Не похоже на обычное приветствие».  — Куники~~ииииида~~? — протянул он. Мужчина на кухне напрягся, но не прекратил готовить ужин. — Что? — выплюнул он, но на самом деле в этом не было никакой злобы. — Ты не собираешься ничего говорить о том, что я вернулся домой так поооооздно? — Тебе 20 лет. Я не должен присматривать за тобой каждый раз, когда ты выходишь из дома. Дазай нахмурился, отчасти разочарованный тем, что не добился от него никакой реакции. — Это правда, — пробормотал он, ища свои пушистые домашние тапочки под грудой обуви, для которой ни один из них не удосужился купить подставку. — Однако это не мешает тебе делать это каждый раз. Буквально на прошлой неделе ты наорал на меня за то, что я пришел домой подвыпившим в учебный вечер… — Дазай, — Куникида прочистил горло, прерывая его. — Твоя семья звонила. Его собеседник замолчал и оставался таким до тех пор, пока не нашел свои тапочки и не надел их, онемевшими руками потянулся к шарфу, чтобы развязать его, прежде чем сказать: — Извини. Насчет этого. — Все в порядке. — Нет, мне не следовало давать маме твой номер… — Моя мама знает твой номер. — Авадзи-сан звонит только для того, чтобы поздравить меня с днем ​​рождения, а не для того, чтобы расспросить о тебе. Куникида окунул ложку в кастрюлю и попробовал бульон, прежде чем вернуться к текущему вопросу: — Юмено сказал, что ты не отвечаешь на звонки. — Вот сопляк, — раздраженно вздохнул Дазай, немного разрядив напряжение в комнате. (Хотя это было больше ради его соседа по комнате). — Я сказал им, что буду учиться весь день. — Ты никогда не учишься, — заметил Куникида, подходя к буфету в поисках какой-нибудь приправы. Весь этот вечер он боялся рассказывать Дазаю о звонке Юмено, потому что, хотя он и проговорил с ребенком всего несколько минут, его горло звучало пересохшим через телефон. Как будто он плакал. Молча наблюдая за ним, Дазай подумал подразнить Куникиду по поводу фартука «МАМА» (он купил его ему на прошлое Рождество в шутку, и с тех пор мужчина надевал его только один раз, и только потому, что его простой фартук был грязным), но он решил, что Куникида, должно быть, устал от сегодняшней работы в лаборатории — иначе зачем ему готовить в стрессе почти в полночь? — поэтому он оставил эту затею. Сняв пальто и развернув шарф, чтобы повесить его, Дазай небрежно спросил: — Что сказал Кью? — Что тебе следует позвонить домой, когда сможешь, — коротко сказал Куникида, по-прежнему не глядя Дазаю в глаза. Честно говоря, он мало что знал о своем соседе по комнате. По крайней мере, ничего существенного. Дазай никогда ни о чем не рассказывал, но они знали друг друга еще со школы и жили вместе чуть больше года. Можно скрыть очень многое, если жить с кем-то и знать его достаточно долго, чтобы он мог понять, что ваша буйность и раздражающие саморазрушительные привычки проистекают из чего-то гораздо более глубокого, чем просто идиотизм. О таких вещах Дазай никогда не говорил, но, опять же, в этом и не было необходимости. Вот почему Куникида просто не сказал Дазаю, что Юмено позвонил ему после смс и подождал, пока он придет домой, чтобы сказать это. Ему пора было ложиться спать в 22:00, и весь его завтрашний график придется пересмотреть прямо сейчас, но Дазай был прав: он вернулся домой поздно. Вот уже чуть больше недели он возвращался домой поздно — всегда улыбаясь, когда возвращался, но под всем этим выглядел загруженней, чем когда уходил тем утром. Куникида знал, что что-то не так. Он также знал, что Дазай никогда не скажет ему, что именно. Дазай запер за собой входную дверь и зевнул. Не сказав больше ни слова, он прошел мимо своего соседа по комнате в свою маленькую спальню, которая на самом деле предназначалась для чьего-то офиса, поскольку технически их квартира была рассчитана только на одного жильца, но Дазай не возражал. Он предоставил Куникиде настоящую спальню, когда они только переехали, потому что знал, что ему нужно дополнительное пространство для мебели, журналов, мини-холодильника и того странного гребаного гобелена, который он заказал в каком-то местном интернет-магазине, а также растений, аптечного оборудования и своей башни пустых банок из-под газированной воды, которые он перерабатывал раз в неделю, и всего того странного хлама в стиле Куникиды, который он притащил домой. Дазаю ничего этого не было нужно. Ему просто нужны были книги. Серьезно. Типа, вся его комната была просто: Кровать. Рабочий стол. Шкаф. Книжные полки, книжные шкафы, корзины с книгами, набитые книгами ящики, шляпные коробки с книгами, шкафы с книгами, его старинный бирюзовый проигрыватель, пишущая машинка и снова книги. Просто книги. Он в одиночку превратил квартиру в гигантский очаг возгорания. Бросив сумку в угол, он начал одной рукой расстегивать рубашку, а другой набирать номер Юмено. Кью поднял трубку, когда Дазай надел мешковатую рубашку и синюю фланелевую пижаму. — Мама волнуется, — сразу же сказал он, не удосужившись поздороваться, потому что наличие братьев и сестер означало, что у человека есть данное Богом право грубить им в любое время. — Мама всегда волнуется, — ответил Дазай, плюхнувшись на свою односпальную кровать — на самом деле она больше походила на раскладушку — Что сейчас не так? — Мы можем созвониться по видео? Я перевязываю Дазу. Дазай принял просьбу Кью включить видеосвязь. Всего одно нажатие кнопки, и его младший брат был прямо там: в их крошечной спальне, беспорядочно обматывая марлей лысую голову своей ужасно жуткой игрушки. Юмено тоже был в пижаме: светло-голубой со звездами, которую их мама купила прошлой зимой. У Дазая слегка сжалось в груди, потому что он почувствовал ностальгически знакомое сочетание стирального порошка, второсортного коврового покрытия, свеженарезанных овощей, шипящего мяса и пыльных клавиш пианино, исходящее с экрана его телефона. — Не мог бы ты, пожалуйста, перестать называть свою куклу «Дазу»? — сказал он, как только видео наладилось и перестало быть таким размытым. — Честно говоря, это немного оскорбительно. — Нет. Его зовут Дазу. — Раньше это был Маленький Юмено, где-то года два назад. — Два года назад мой старший брат все еще был дома, не съехал и не бросил меня — (Это было сказано драматично, дорогой Читатель. Братья не говорят о своих чувствах. Хотя Кью действительно скучает по старшему брату и иногда ему действительно бывает одиноко, он все же понимал, что получение образования необходимо, и даже был немного рад, что Дазай сейчас вдали от дома, хотя и немного жалел себя из-за того, что ему пришлось остаться одному. Таковы были трудности одиннадцатилетнего возраста и младшего ребенка в семье). — Кроме того, сегодня папа случайно уронил его с лестницы, так что теперь мне приходится его перевязывать. — Пожалуйста, не говори мне, что ты крадешь бинты из запаса в моей комнате. — Где еще мне взять бинты? — Буквально где угодно, кроме моей заначки. — Неважно, — Кью отложил рулон марли и подвинул свою куклу поближе к камере, чтобы Дазай мог видеть ее забинтованную голову. — Смотри, ему уже лучше. — Его глаза кровоточат. — Это просто его замысел! — Еще раз, почему родители разрешили тебе иметь такую ​​жуткую игрушку? — Потому что я обещал им, что если они купят мне Дазу, им больше никогда не придется покупать мне плюшевые игрушки, как это было с тобой, пока ты рос. — Я отдал их всех тебе! — Они уродливые. Поэтому я избавился от них. — ЧТО?! — Шучу, они все в коробке в моей комнате, — злобно захихикал Кью и снова притянул Дазу к себе, чтобы сжать в объятиях. — Мне нравится только тот Пикачу, который у тебя был, но он грязный из-за того, что ты постоянно пускал на него слюни. — Как подло, — сказал Дазай. Он хотел сменить тему и спросить, почему Кью вообще хотел позвонить раньше, но в этот момент дверь с грохотом распахнулась, и ворвалась их мать: — ЮМЕНО! Дазай закрыл рот. Кью, которому было всего одиннадцать, но уже привыкший к такому шуму, повернулся к ней: — Да? — Пора спать, — сказала она, переводя взгляд с Юмено на экран его телефона. — Что ты делаешь? — Я звоню Нии-сану по видеосвязи, — пробормотал он в ответ. «Начинается», Дазай резко вдохнул, готовясь к… — Осаму? На телефоне? Почему ты мне не сказал? Осаму! — мать выкрикивала его имя, как будто оно состояло из одного слога, входя в комнату Кью и наклоняясь поближе к камере, чтобы лучше рассмотреть своего старшего сына. — Как у тебя там дела? Ты никогда не звонишь! Неблагодарный ребенок. Серьезно, как ты? — Я в порядке, — ответил Дазай, пытаясь выглядеть так, будто так оно и было. — Ты выглядишь более худым. Ты ел? На самом деле, как и следовало ожидать, нет, он этого не делал, но Дазай сказал: — Да. Лапшу. — Когда? — потребовала ответа его мать, и ее голос прозвучал сквозь экран телефона с такой громкостью, от которой Дазай инстинктивно вздрогнул. — Примерно два часа назад. Я как раз собирался ложиться спать. Она долго смотрела на него, прежде чем кивнула, поверив в это. — Тебе лучше поесть, Осаму, — она вздохнула. — Когда ты вернешься домой? — Мне нужно написать эссе, так что пока не смогу. — Эссе? Какие эссе? — Исследовательские. — Исследовательские? Что ты подразумеваешь под исследованием? Разве ты не просто читаешь книги и говоришь о них? Дазай закусил губу. — Мне просто нужно провести исследование, мам. — Я не знала, что специалисты по литературе проводят исследования. — Проводим. — Хм. Как-то глупо, если хочешь знать мое мнение. Лучше заняться исследованиями в юриспруденции. Или медицине — и я все еще надеюсь, что ты займешься ею, как только закончится эта книжная фаза. — Я знаю, мам, — оцепенело ответил Дазай. — Почему ты не можешь проводить исследования здесь? Дома? — парировала она. Каждое сказанное ею слово ощущалось как неизбежное обвинение, перед которым Дазаю всегда приходилось оправдываться. — Мне нужно быть здесь. — Почему? Разве ты не можешь читать книги где угодно? — когда Дазай слишком долго не отвечал, она цыкнула с явным разочарованием и сказала своим медовым голосом: — Тебя не было дома две недели, Осаму, — она мило улыбнулась, яркий свет настольной лампы Кью осветил ее кривые желтые зубы. — Мы скучаем по тебе. — Я… тоже скучаю по тебе, — сказал Дазай, не зная, правда это или нет. — Я вернусь, как только смогу. Я действительно устал, мам, я позвонил Юмено пожелать спокойной ночи. — Почему ты звонишь ему, а не мне? При этом неправильном употреблении местоимений взгляд Дазая рефлекторно метнулся к Кью, который все это время молча слушал и сжимал в руках свою куклу. Он не смотрел на своего старшего брата, а вместо этого уткнулся лицом в забинтованную голову куклы. — Осаму? — Прости, мам. Эм, я позвоню тебе в следующий раз, — без особого энтузиазма пообещал Дазай. Она одобрительно хмыкнула, но ни один из присутствующих детей не почувствовал себя принятым. После обмена прощаниями и еще несколькими микроагрессиями по типу «Не забудь поесть», «Иди спать» и «Приезжай в гости поскорее, Осаму» их мать вышла из комнаты Кью и, наконец, оставила братьев одних. После того, как она захлопнула дверь, Юмено подкатил свой стул обратно к столу, поставил Дазу на поверхность и положил на него голову, как на подушку. — Мама сегодня потеряла работу, — сказал он наконец, вывалив новости, прежде чем Дазай успел что-либо сказать. — Она рассказала папе в машине, когда они забирали меня из школы. Они думали, что я сплю, но я слушал. Ее начальник сказал, что они устали от ее медлительности. Но на самом деле… — Но на самом деле это потому, что ей за шестьдесят, и она наполовину глухая, — закончил Дазай, слишком отстраненный от общения с их матерью, чтобы действительно быть шокированным этой новостью. Это был третий раз в этом году, когда их мать увольняли с работы с минимальной заработной платой из-за неизменных предрассудков. Их отца также увольняли более шести раз за последние три года из-за того, что он упал с лестницы во время ремонтных работ и раздробил колено, о чем люди перестали по-настоящему беспокоиться после того, как ему разрешили несколько выходных дней для операции, которая стоила дороже, чем годовая зарплата. Никто не хотел нанимать «сломанного человека», как назвал его последний начальник, когда вручил ему заявление об увольнении. Так что на самом деле неудивительно, что это случилось снова. Тем не менее сердце Дазая упало. Он думал, что недавняя работа его матери в местной аптеке на этот раз ей подойдет. Это было эгоистично, но первое, о чем он подумал, было: «Какое-то время никакого Illuminations». Кью молчал на другом конце провода, и Дазай поймал себя на том, что жалеет, что не может взять Юмено на руки, как раньше, когда он был младше, чтобы ему не приходилось иметь дело с какой-то нынешней катастрофой, которая обрушилась на их семью. — Сегодня у меня была встреча с психотерапевтом, — выпалил Дазай, не зная, что сказать, и чувствуя, что их разделяет океан, а не несколько городов. — Я заранее поболтался в библиотеке и пропустил урок готической литературы. — Как прошел твой прием у психотерапевта? — пробормотал Юмено. — Они хотят, чтобы я попросил более сильные антидепрессанты. — Звучит дорого. — Не беспокойся об этом, Кью, — сказал Дазай так, как взрослые говорят младшим детям, что все будет хорошо, хотя все вовлеченные стороны могут сказать, что все определенно не будет хорошо, потому что никто никогда не знает этого наверняка, и то, что ты старше, не означает, что ты меньше боишься не знать, будет ли все хорошо или нет, так почему ты лжешь мне, как будто от этого мне не станет хуже? Спустя мгновение Юмено сел, потер глаза и сказал: — Думаю, я пойду спать. — Хорошо. Спокойной ночи. — Спокойной ночи. Дазай завершил разговор, увидев, как опухшее, сонное лицо Кью один раз зевнуло перед этим, и его кукла исчезла, когда экран потемнел, оставив после себя резкую, ватную тишину. Не желая слишком много думать о том, что будет теперь, когда мама снова осталась без работы, Дазай взял антологию готических рассказов, лежавшую рядом с его кроватью, и обратился к классному чтению, которое он не делал сегодня. Быстро пробежав первые три страницы и два последних абзаца, он вздохнул, потащился к своему столу, включил компьютер, фальшиво напечатал анализ из 750 слов и разместил его на онлайн-доске обсуждений класса. Из любопытства он проверил материалы, предоставленные другими участниками курса, просто чтобы узнать, что они думают. Как обычно, все они были неправы. (Или наполовину правы, но не в тех частях, которые действительно имели значение). Дазай съежился от низкопробной интерпретации одним человеком книги Генри Уолпола «Замок Отранто»: — Не обращай внимания на разбросанные части тела, дурак, послушай, что горничная говорит о символизме размера, — пробормотал он, прежде чем закрыть рабочий стол, выключить свет, схватить своего плюшевого Бэймакса и забраться в кровать. Утром он получил высшую оценку за дискуссию в классе: профессор хвалил его за хорошо организованный анализ и говорил остальным ученикам: «Посвящайте заданиям столько же времени, сколько Дазай!!» Потому что, дорогой Читатель, несмотря на трагическую предысторию и печальный взгляд на его семейную жизнь, он все равно оставался гением. А это всегда самые невыносимые придурки.