Inception

День 4.

      Всё завтра.

День 5.

      Итак, по порядку.       Третий день закончился тем, что мы ещё немного поиграли и легли спать. Ничего примечательного.       Вчера далось мне тяжело. Утро началось с завтрака и новостей. Я помыла тарелки после хлопьев, вернулась в комнату. Сидела на кровати и искала хоть какое-то упоминание в СМИ о себе. Шёл четвёртый день моей пропажи, я надеялась, что обо мне кто-нибудь вспомнит. Увы. Судя по всему, мама решила, что я ушла в никуда. Конечно. Зачем бить тревогу, нанимать детективов, тратить на это деньги? Я ведь бестолковая дочь с ужасным нравом, которая никогда в жизни не сдаст экзамены и не поступит в университет. Пусть такая бежит из дома и находит себе пристанище среди сброда. Никто не будет искать дурную школьницу, если её родители скажут, что это не похищение, а побег на почве семейной ссоры. Стыдно и грешно признаваться, что не так воспитали. Матушка, как же мнение чужого дома для тебя важнее собственной дочери.       Так о чём это я?       Ах да. Меня вчера как с цепи спустили. Не помню, что я кричала, но я ходила по комнате, наворачивала круги, руками махала. Громко упрашивала Шигараки отпустить меня домой, жаловалась ему на свою маму и её мужа. Слёзы лила.       А потом Шигараки меня за шею хватает.       И у меня вся жизнь перед глазами проносится. Он меня к кровати прижимает, сверху нависает, средний палец прямым держит, а его глаза алые, точно кровью налитые, во мне дыру выжигают. На его шее кожа расцарапана до крови — он жаждет меня убить, уничтожить. Сломать, перемолоть, прикончить. Чтобы ничего от меня не осталось. Я вижу его борьбу с самим собой и забываю, как плакать, как дышать. Как жить. Жалею обо всём, что когда-либо делала. Смотрю на него, взгляд не увожу. Хоть так пытаюсь вымолить прощение за истерику. Его голос звучит, как в кошмаре: «Долго ещё будешь одно и то же спрашивать?»       Да, точно. Я спросила, когда он меня домой отпустит.       Я пообещала, что больше не буду задавать глупых вопросов. Он помедлил и убрал руку, вернулся за стол. Я сползла на пол, осела. Задыхалась, никак не могла насытиться воздухом. Шигараки меня не душил, шею мне почти не сжимал — следов я не заметила.       Мне стало совсем худо, завтрак полез наружу, но я тихонько на кровать легла и отвернулась к стене. Шигараки разрешил поспать, так что я, вероятно, весь оставшийся день провела в полусне-полуяви, а ночью прижалась спиной к нему, почему-то так было спокойнее.       Я не хочу умирать.       Сегодня первый день весны, а ещё мне лучше. На завтрак приготовила яичницу с беконом, потому что кто-то принёс Шигараки продукты и выкинул за него мусор. Я не видела, кто это был. Он ещё по телефону говорил с каким-то Курогири, после того как мы посмотрели утренние новости и поели, не проронив ни слова. Потом я долго-долго курила одну сигарету, вторую. Погода испортилась, небо затянули тучи, по окну стекали капли дождя. Не поверите, но пахло солнцем. Весной и теплом. Мне захотелось гулять, в лужах отражение ловить, ветки трясти, чтобы капли падали и маленькой радугой раскрашивали солнечные лучи. Помню, с папой поливали сад, он шланг поднимал и создавал для меня радугу. А ещё в этом же саду мы кротов ловили. Не верю, что живу с Шигараки уже вот как пятый день. Я сама превратилась в крота.       До сих пор привожу мысли в порядок. Ничего не помогает, так что иду мыться. Еда, никотин и горячая ванна — единственные доступные мне радости. На самом деле, раньше их не намного больше было. Раз Шигараки не убил меня после криков и рыданий, вероятно, я могу спокойно играть с ним. Не понимаю я его. Раздражается, но держит при себе, как собачку. Знаете этих чихуа-хуа, которых ещё в сумочках носили раньше? Это я. Вместо гламурной дамы у меня Шигараки Томура, а я его тяв-тяв.       — Может, ногти подстрижёшь? — спрашиваю я, выйдя из ванной.       — С короткими неудобно, — ровно отвечает он. — А что?       Я плечами пожимаю, не ожидав, что его интересует моё мнение.       — Грязь под ними.       Да, прямо. Не хочу юлить. Настроение такое — убьёт и убьёт. Завтра, понятное дело, меня отпустит, я снова захочу жить и бороться, но не сегодня. Я потеряна.       — Потом, — отмахивается Шигараки.       Я не удивляюсь. Хотя нет. Я пиздец как поражаюсь тому, что не слышу от него привычное «нет».       Почему-то Шигараки моется в дни, когда моюсь я. Это было всего дважды, рано говорить о закономерности, но я беру себе на заметку. После ванны я ему снова наношу мазь на лицо. Лучше не становится. О, я знаю! Кожа у него напоминает кожуру юдзу, особенно, высохшую под палящим солнцем. Руки у Шигараки по виду на наждачку похожи, но я его ладони не трогаю — боюсь. Справедливости ради, сегодня страх немного отступил, поэтому я без стыда и совести рассматривала лицо Шигараки вблизи. Не могу сказать, что он несимпатичный. У меня нет какого-то типажа парней, вкуса тоже, так что, думаю, не будь у него проблем с кожей и грустного безумного взгляда, то он бы вполне сошёл за сносного парня. (Перечитываю это на следующий день. Господи, о чём я только думала?)       Кстати, волосы у него мягкие и пушистые, когда чистые. Ему вроде понравилось, когда я пальцами расчёсывала его пряди у висков. Потом я ему грязь из-под ногтей убирала (чувствую себя нянькой). Он слушался, сидел тихо, пальцами не шевелил, пока я его длинным ногтям опрятный вид придавала. Привожу парня в порядок. Слушайте, ему так гораздо лучше, он меньше похож на обезумевшего злодея. Или мне уже кажется? Ох, боги. Читатель моих мемуаров и (мало ли) судьи присяжные, у меня сейчас нет никого, кроме Шигараки Томуры. Войдите в положение. Я не влюблённая дурочка, здесь нечем очаровываться, и любой человек будет выглядеть красивше, когда ухожен. Но его глаза смотрели на меня не так, как в день похищения или вчера, когда он был близок к убийству. Кажется, в его глазах была нежность. Если не нежность, то спокойствие. Я не знаю. Должна ли я его благодарить за то, что всё ещё жива? Это ведь право каждого человека от рождения. Я теряюсь. Если бы я была уверена, что дома меня ждёт мама, я бы не искала в поведении Шигараки хоть намёк на хорошее отношение ко мне. Я слепа! Я глуха! Я бесконечно глупа и развратна!       Я хочу домой.       Хочу домой и тогда, когда вновь сижу на его ногах, а на экране идёт поиск противников. Шигараки предложил поиграть, я не отказалась. Он слишком умён, чтобы оставлять меня одну в игре, где есть чат с игроками. Я напишу, попрошу помощи, кто-то неравнодушный точно может откликнуться — это дело везения. Шигараки нужно контролировать каждый шаг своей новой няньки. И ведь он сам сказал, что я бесполезная. Так для чего я здесь? Влюблённость? Увольте. Перечеркните, скомкайте и выбросьте. Забудьте. Какая влюблённость?       — Надо было использовать первый скилл и третий, потом второй, — говорит Шигараки, пока идёт отсчёт до возрождения моего персонажа. — Не выкупайся в игру. И больше не лезь так тупо.       — Персонаж не мой, — я пытаюсь оправдаться, но понимаю, что он прав.       — Зачем взяла его тогда?       — Думала, научусь.       — Учись.       Я вздыхаю и невольно назад откидываюсь, на его твёрдую грудь. Чувствую, как там бьётся живое сердце. Возможно, я уже в полном бреду, но отчего-то я вспомнила, что он тоже человек. Злодей и похититель, но в первую очередь человек со своими чувствами, идеалами и потребностями. Пока мы играли вместе и пили из одной банки, я вновь забылась. С ним не так уж плохо, если не вспоминать про его причуду и жажду убивать.       — А какая завтра погода? — спрашиваю я.       Шигараки сворачивает игру, открывает браузер, показывает мне прогноз. Завтра солнечно и тепло. Жарко даже. Неужто в самом деле весна началась? Мой последний семестр в старшей школе. Закончу ли я его? Сейчас думаю и как-то не хочется. Папа не придёт, мой аттестат не увидит, а мама не найдёт времени на мой выпускной. Все будут стоять с родителями, а я, как гадкий утёнок, буду говорить разве что с классным руководителем. Он мужчина хороший. Я бы влюбилась, наверное, но ему около сорока. Добрый он дядька, душевный.       — Сходим погулять завтра? — с надеждой спрашиваю я.       — Посмотрим.       У Шигараки потерялись «нет» в лексиконе? Вероятно, их тоже кто-то похитил.       Мы ужинали и смотрели фильм, но спать легли на середине — нам сюжет не понравился. Шигараки во сне почти не двигается, ко мне не поворачивается, поэтому я среди ночи просыпаюсь всё реже. А ещё я мёрзну, поэтому забираю у него единственное одеяло, но он не жалуется.

День 6.

      Шестой день. Чем больше становится эта цифра, тем сильнее разрастаются мои сомнения. Вполне возможно, что я уже не вернусь домой и не закончу старшую школу. У меня были свои планы на жизнь. Как минимум, я выбирала себе университет, думала между журналистикой и какой-нибудь агрономией. Знаю, странный разброс. Мой папа работал агрономом, любил растения больше, чем людей. Он в принципе был человеком умным и начитанным, на любой вопрос всегда находил ответ. Несчастный случай. Для кого-то жизнь — всего лишь вспышка фейерверка в небе. Посмотрел и забыл. В новостях не раскрывали всей правды, имидж героев портит или вроде того. Ну, знаете, общественность меньше будет доверять героям, если окажется, что в результате их спасения погибает кто-то. Непреднамеренная случайность, воля судьбы. Я тогда написала несколько статей на форумах, не знаю, зачем и чего добивалась. Услышанной быть хотела? Кто-то говорил, что я всё вру. Кто-то посочувствовал. Легче мне не стало. Извините, если много пишу о папе. Хочу, чтобы о нём помнил хотя бы этот блокнот, если меня не станет, а погибель мне принесёт рука Шигараки. Серьёзно, я будто на плахе, а мой палач всё ждёт; или сомневается, или оттягивает казнь. Наверное, я бы поседела от страха за эти шесть дней, но я родилась седой.       Сегодня я проснулась одна. Шигараки не было ни в ванной, ни на кухне — нигде. Он ничего не сказал, никакой записки не оставил, телефон забрал с собой. Я попыталась снова отгадать пароль от его компьютера, но ничего не вышло. Смотрю на людей в окно. Завидую им. Идут куда-то, потому что могут. А я не могу. Вытащат меня герои, поставят охрану к дому, но я не верю, что Шигараки смогут поймать. Не будет же полиция вечно защищать меня и мою семью, а Шигараки не похож на человека, который отпустит то, что ему нужно. Он ведь смотрел мои стримы больше месяца. Вероятно, всё это время он думал, похищать меня или нет. Раз он не успокоился за это время, то я не сбегу так легко. Может, одержимость? Хотя скорее всего у него выработалась привычка. Нет у меня желания докапываться до истины естества Шигараки Томуры, но мне приходится. Моя жизнь в его руках.       Не хочу, чтобы мама пострадала. Не хочу никого больше терять. Это чертовски тяжело пережить, я не справляюсь. Я, признаться, ни с чем уже не справляюсь. Какая-то хандра накатывает.       Пока готовила поздний завтрак Шигараки вернулся. Не слышала, чтобы входная дверь хлопала, поэтому, когда он зашёл на кухню, я напугалась и чуть не обожглась о сковородку. Он пришёл какой-то уставший и злой, с руками погибших родственников поверх плаща, даже на лице (как он что-то видит?) одну закрепил. Шигараки отказался от яичницы, включил новости и снова кр-кр-кр… Я впервые увидела его не в кофте, а в футболке. У него вся одежда какая-то рваная, ему бы в поле стоять и ворон отпугивать. То лохмотья вместо рукавов, то дырки. Я как-то раньше не замечала этого, но у него руки перебинтованы от плеч до запястий. Он ещё какой-то худой и болезненный для злодея. О, нет. Мне срочно нужно вытряхнуть из головы эти мысли. Я не буду его жалеть. Чем дольше я с ним, тем сильнее разрушается моя жизнь.       — Сходим погулять? — несмело прошу я.       Шигараки вздыхает раздражённо, громко клацает мышкой и говорит:       — Вечером.       Меня будто заново наполнили радостью. Я так давно не испытывала этого светлого чувства, аж с кровати подскочила, смакуя на устах сладкое: «Гулять». Я собачка. Тяв-тяв. У вас есть собаки? У меня никогда не было, но я видела, как они от одного этого слова сходят с ума и места себе не находят от волнения. Будь у меня хвост, я бы тоже им сейчас махала, ещё бы принесла ошейник хозяину, чтобы он мне поводок пристегнул и скорее вывел из душной, тесной квартиры на прекрасную улицу. Господи, как же страдают собаки в неволе!       Я не переодевалась, так и хожу в одежде Шигараки. Знаете, удобно. Он не сильно выше меня, так что штаны не тащатся по полу. Правда на коленке недавно нашла маленькую дырочку, но грех жаловаться, верно? Зато я не в мешке для трупов. Попросила у него кроссовки, он мне дал какие-то чёрные. Затянула их потуже, чтоб не выпасть, и довольная пошлёпала на выход. Я всю жизнь жила в Йокогаме, сакура здесь показывает бутоны в конце марта, а цветёт первую неделю апреля. До неё ещё целый месяц, так что довольствуюсь малым. Двадцать пятого марта заканчивается третий семестр. Если я и вернусь, то мне позволят сдать экзамены после стольких пропусков?       На прогулке я ни о чём не думала. Шигараки попросил приказал не отходить от него, поэтому я послушно бродила рядом с ним на невидимом поводке. Солнце уже спряталось — мы вышли после заката. Когда я долго сидела за компьютером, играла десятую игру подряд и встречала одних и тех же людей в катках, мне писали, чтобы я хоть из дома вышла — траву потрогала. Неинтересна мне улица, когда к ней есть свободный доступ. Стоило запрет повесить, так я чуть ли не на стены лезу. Сигареты, к сожалению, не взяла с собой. Как бы хорошо было на улочке покурить. Надеюсь, следующий раз ещё будет.       Я на качели сижу, лениво толкаюсь ногами взад-вперёд, дышу свежим воздухом. Вечер по-особенному пахнет, не замечали? А ещё трава шелестит робко, ветви деревьев склоняются к детской площадке, у фонаря мотыльки порхают. Шигараки рядом стоит, молчит. Он моё веселье не разделяет, а я успела по плиткам попрыгать, трудяг-муравьёв поддержать. Птичка маленькая глазками-бусинками на меня глядела, здоровалась. А Шигараки как был раздражён, так и остался.       — Отстойно с тобой гулять, — говорю я, — ты хоть знаешь, что такое веселиться?       — В чём веселье смотреть на NPC?       — Я тоже NPC?       — Да.       Он капюшон поправляет, весь недовольный и нахохлившийся. Ну, конечно, питомцев выгуливать надо, а это та ещё морока. Мы в ответе за тех, кого приручили!       — Ты из тех игроков, кто убивает несюжетных персонажей, потому что может? — я горько хмыкаю. — Животных тоже убиваешь?       — Их тем более.       — Кровожадно, — я откидываюсь на качели. — Что делал сегодня?       — Общался с отбросами. Курогири сказал не убивать их, а оставить для количества, — рассказывает Шигараки и чешет шею.       — Кто такой Курогири?       — Забей, — снова отмахивается он. — Пошли.       — Ещё пять минут, — я наглею. — Можно?       Шигараки недовольно вздыхает, но соглашается. Ума не приложу, как узнавать его лучше, если он сам ни о чём говорить не хочет. Он весь поглощён злодействами и видеоиграми, других интересов у него попросту нет. Я узнала лишь, что деньги ему даёт какой-то «учитель». Не спрашивайте. Я без понятия, что здесь происходит. Шигараки тоже мне никаких внятных ответов не дал, но сказал, что этот «учитель» всегда приглядывает за ним. Если для «учителя» в порядке вещей, что его ученик похищает девушек, то я и представить боюсь, кто там. Тем более, Шигараки его уважает. Сам Шигараки уважает кого-то! Напомню, ему всё равно, кто перед ним. Бесит — убить. Я так говорю, потому что мы возвращались домой, я задержалась, чтобы полюбоваться ночными огнями, а ко мне подошёл мужчина.       — Ты чего тут одна, куколка? — он улыбается. — Разве не знаешь, что девушкам опасно гулять в такое позднее время? — не любезничает, угрожает.       Шигараки встаёт рядом со мной раньше, чем я осознаю ситуацию. Быстрый. И злой. Он поднимает руку, чтобы убить нарушителя его зыбкого и неустойчивого спокойствия.       — Бесишь.       Я, как в тумане, перехватываю запястье Шигараки, пальцы сильнее сжимаю и пытаюсь остановить. Заглядываю в глаза и снова прошу:       — Не надо, — я мягко, но настойчиво опускаю его руку, а затем обращаюсь к мужчине. — Вам тоже лучше ночью не гулять, — я криво улыбаюсь.       Напряжение висит в воздухе. Я беру Шигараки под локоть и веду домой, а он опять чешет шею, дышит шумно и злость унять пытается. Я его покрепче за руку обнимаю и беспокойно губы кусаю. Походу, у меня всё-таки есть небольшой иммунитет — Шигараки свою няньку не трогает, если она его слушается.       — Зачем? — спрашивает он, резко тормозит и взглядом меня прожигает. — Он тебе нравится, раз ты его смерти не хочешь?       Я выпадаю из реальности на мгновение. Это что, ревность?       — Я ничьей смерти не хочу, — отвечаю. — Кровь, кишки… это всё в играх прикольно, в реальной жизни я не могу на такое смотреть.       Шигараки вдруг прекращает чесаться, идёт дальше и меня за собой тащит, а я, как тряпичная кукла, его за локоть держу и плетусь на ослабевших ногах.       — Неженка, — выплёвывает он.       Как скажете, господин.