✧✧✧
Проснулся Се Лянь уже в Доме Блаженства. Однако приятным это пробуждение никак нельзя назвать: нос ужасно заложило, отчего он казался непонятно тяжелым, горло воспалилось и опухло, принц мог поклясться, что корнем языка чувствовал нёбо. Дышать было трудно — из горла выходили лишь рваные хрипы. Сглотнуть получилось далеко не с первого раза и только запрокинув голову назад — отек занял всё место в горле и будто переходил дальше в носоглотку. Се Лянь помотал головой, пытаясь вернуть прежнее самочувствие и выпасть из состояния дезориентации, но стало только хуже. — Всё хорошо, гэгэ, мы дома, — Саньлан стоял рядом с кроватью, скрываемый алым балдахином, — Инь Юй приведет лекаря, а пока о тебе позабочусь я. С этими словами Хуа Чен сел рядом, легким движением откинул красный сатин в сторону и протянул принцу горячую пиалу с ароматным имбирным чаем. Над резной пиалой тонкой струйкой вслед за его движениями рассеивался пар, путаясь меж тонких узловатых пальцев. Се Лянь принял подарок двумя руками и сделал небольшой глоток. На языке сразу отпечатался сладкий медовый привкус, а горло, согретое целебным напитком, будто бы оттаяло и хоть ненадолго, но Се Лянь смог сглотнуть. — Спасибо, Саньлан, — принц благодарно взглянул на возлюбленного и тихо пил чай в ожидании лекаря, пока Хуа Чен хмурился и украдкой посматривал на шею принца, не решаясь о чем-то спросить.✧✧✧
— Саньлан, прошу тебя, хватит! — Раздражение и бессилие вырвались в случайный крик на единственного человека рядом — Саньлана. Было так трудно сдержать себя: чай помогал лишь на пару жалких мгновений, голова раскалывалась тысячами столичных колоколов, и было жарко, душно. Невыносимый огонь собственного естества опалил всё тело, казалось, даже кровь бурлит и кипит глубоко в венах. Всё в один момент вдруг стало невыносимым: грубая, взмокшая одежда на теле, длинные волосы, в которых запутывалось всё тело, собственное бессилие в борьбе с болезнью и даже Саньлан. Всего на несущественное, короткое мгновение. Се Лянь зажмурился и уткнулся носом в подушку, мысленно читая «Дао дэ цзин». Хуа Чен бесшумно, только шорох простыней и прогнувшаяся под весом перина давали знать, что рядом кто-то есть, сел рядом и положил руку на макушку принца, поглаживая взмокшие волосы. Они молча сидели пару минут, давая каждому побыть в своих мыслях и успокоиться. — Прости, Саньлан… — Угум. Всё хорошо, гэгэ не сделал ничего плохого, — в голосе ни капли обиды или злости, только безусловная любовь и безграничная нежность к человеку рядом с ним, — Я принимаю твои извинения. — Я накричал на тебя. — Тебе плохо. Ты болеешь, — он лег рядом, поправляя упавшую накидку на плечах любимого. — В конце концов, каким бы возвышенным и сильным божеством ты ни был, ты все еще остаешься человеком, гэгэ, а людям свойственно раздражаться, злиться и чувствовать. Это нормально — быть человеком. — Может быть, гэгэ расскажет мне, что его так разозлило? — Глубокий, ласковый голос ласкал слух, нежные слова успокаивали трепещущее от чувства вины сердце. Хуа Чен приблизился, коснулся кончиком носа распаленной температурой щеки и понизил голос до шепота, — Как бы мне сильно не хотелось, но я не смогу исцелить тебя в один момент, однако, могу облегчить твое состояние. Что мне сделать для тебя? Ненадолго принц задумался и осмотрелся. Взгляд упал на смоляно черную челку Князя, и ответ пришел сам собой: — Волосы. Они очень мешают: стоит мне повернуться, как одна из прядей точно окажется придавлена моей же рукой или всем телом. — Се Лянь прикрыл глаза, но тут же кое-что заметил. Один локон извилистой рукой простирался по кровати и скрывался под алыми одеяниями мужа. Он потянул — волосы не поддались. — Вот об этом я говорю. Се Лянь потянул еще раз на пробу, и Хуа Чен, заметив, поднял руку, высвобождая непослушную прядь. — Хорошо, гэгэ, — Князь встал с постели, провел рукой по длинным волосам Его Высочества, уводя их в сторону. Но стоило Хуа Чену отойти, как принц потянулся за ним, сев на кровать, и стал наблюдать за супругом. — Если гэгэ мешают его волосы, — Хуа Чен подошел к расписному вэньчжуан и взял гребень из слоновой кости и тонкую алую ленту. — то их стоит убрать. Се Лянь кивнул и повернулся спиной к супругу, убирая волосы назад. Хуа Чен приступил к работе, невольно засматриваясь на непревзойденную, хотя правильней было бы сказать «божественную», красоту своего возлюбленного. Се Лянь сидел вполоборота к нему, потому от цепкого демонического взгляда не укрылась ни одна деталь. Черные веера ресниц мягко прикрывали теплые ореховые глаза Его Высочества. На светлой, фарфоровой коже красной акварелью расползался румянец, очерчивал скулы и подчеркивал мягкость щек. Алые губы чуть приоткрыты в мерных вдохах, и Саньлан не понаслышке знает какова их сладость. Он не удержался и провел языком по собственным губам, вспоминая мнимый вкус. Хуа Чен расправил волосы и снял сбившуюся ленту. Та белой змеей ползла сквозь темные пряди, ловила отблески пышущих свечей и остановилась лишь в руках Непревзойденного Князя. Он еще несколько раз провел по гладким волосам, помогая каждому локону встать на место, и лишь тогда приступил к расчесыванию. Белые зубья легко скользили меж прядей, и Хуа Чен не мог не любоваться красотой, застывшей в его руках. В огненном свете каждый волос приобретал свой цвет, свой оттенок: одна прядь — каштановая, другая — почти черная. И он готов был поклясться собственным прахом, что среди них несколько сияли чистым, величественным, благородным золотом, что бывает лишь в императорских украшениях. Хуа Чен разделил расчесанные волосы на три больших пряди и стал переплетать их между собой в простом, но не менее изящном узоре. Коса должна получиться в первую очередь удобной для гэгэ, а потому красота в этом вопросе занимала последнее место. Князь нежно и любовно удерживал локоны меж узловатых пальцев, пока… Внезапно его глаз зацепился за выбивающийся из общей картины цвет — ярко-алая коралловая бусина всё это время пряталась в волосах принца! За опущенными, густыми волосами её совсем не было видно, но сейчас она сияет во всей красе, и Хуа Чену ничто не мешает рассмотреть изысканную серёжку на аккуратной мочке. И снова, когда дело касается принца, Князю становится трудно сдержать свою любовь и нежность, особенно сейчас: после восьмисот лет и года разлуки. Он спускается ближе к шее и невесомо касается губами золотой сережки и фарфоровой кожи. Металл нагрелся от температуры тела. Се Лянь вздрагивает от неожиданной ласки, и сережка следует за ним, едва покачиваясь. Осмелев, Хуа Чен вновь приникается к ушку Его Высочества уже в настоящем поцелуе. Се Лянь лишь прикрывает глаза, принимая незатейливую ласку и не сдерживая улыбку. Когда Хуа Чен закончил с косой и поспешил отсесть от Его Высочества, чтобы дать принцу отдых, то не смог продвинуться дальше цуня: на рукав его шэньи опустилась ладонь. — Саньлан, постой, — принц глубоко выдохнул, явно набираясь уверенности и смелости, — ты так помогал мне всё это время. Хочу отблагодарить тебя… Се Лянь обнял Хуа Чена. Быстро, порывисто, чтобы не успеть надумать себе чего-нибудь. Кажется, они даже пошатнулись, на пару мгновений теряя равновесие. Хуа Чен, ухватившись за резное изголовье постели, успел их поймать и придать более устойчивую позу. Не теряя ни секунды драгоценной близости он положил руки на талию Его Высочества, прижимая ближе к себе и готовясь подарить очередной поцелуй, как… Принц прильнул к его губам! Преодолевая смущение, Се Лянь сам коснулся, хотя вернее было сказать «ударился», о губы Князя. Не рассчитав расстояние и, возможно, силу, Се Лянь целовал. С напором и всей любовью и благодарностью к этому демону. Сжимая в горячих ладонях ворот шэньи с такой силой, будто, отпусти он одежду, мигом бы рухнул на кровать. Хуа Чен наблюдал распахнутыми от шока глазами, как не только скулы принца заливает жаркий румянец, но и всё лицо, даже кончики ушей. Видел его с силой зажмуренные глаза и подрагивающие ресницы. Чувствовал, как кончик носа Се Ляня упирается ему в щеку. Чувствовал мягкие, словно цветочные лепестки, губы на своих. И почувствовал, как Се Лянь отстраняется. Некоторое время они просто смотрели друг на друга, пока к принцу не пришло осознание, и волна мыслей не затопила пространство вокруг. Принцу ничего не оставалось, кроме как закрыть лицо ладонями и ждать реакцию мужа. А Саньлан засмеялся! Озорной смех заполнил покои. Озорной и любящий, совсем не осуждающий, полный любви и гордости за возлюбленного смех. — Постой! Гэгэ, постой, не уходи! Гэгэ, куда ты? Гэгэ ведь хотел отблагодарить меня!✧✧✧
В конце дня или ночи (трудно определять время в Призрачном городе, вдвойне труднее определять время в Призрачном городе, когда болеешь) супруги отдыхали в постели, листая недочитанный сборник рассказов от верующих смертных. В этой вечер, Се Лянь готов был поклясться, поцелуев от возлюбленного было вдвое, а то и втрое, больше, чем обычно. И в каждом чувствовалась озорная улыбка, полная безусловной любви и нежности.