Таверна "Н И Ч Е Г О" в глубине Ада

Вы когда-нибудь задумывались о том, как развлекаются в Аду? Есть ли какая-то система вознаграждения для грешников, например, или вся суть наказания вечным пламенем (которое, вопреки названию, нифига не вечное, потому что одному из демонов, Уёну, что работает в графике два-через-два на горячем цеху, как и всем нормальным нелюдям, ну, или, может быть чуть-чуть чаще, приспичивает уйти на перекур) в неоплачиваемом труде (читай — рабстве) под давлением нескончаемых флэшбеков о своих проступках? Пускают ли грешников вообще на перекур? Если чертям нужен перекур, прикуривают ли они от вечного (почти) пламени? Или отходят в более прохладные регионы? Собираются ли вороньей стаей на какой-нибудь расщелине, давая ногам отдохнуть в ласкающей ступни лаве, обмениваясь сплетнями и/или душами? Вопросов очень много. Давайте по порядку. Общепринятым развлечением в Аду считается пытать грешников, конечно же, куда без этого, и, вроде как, существует правило, что это развлечение там единственное, но разве черти следуют правилам? Грешников никто на перекур не пускает, Ад — это вам не тюрьма, не кармический круг с отработкой ошибок, а наказание — вечное и нескончаемое в своем естестве. Черти вполне могут, и, более того, частенько это делают, прикуривать от вечного пламени. Единственная причина, по которой демон Уён покидает свой пост — это элементарная скука: вы представьте себе, сутками напролет пялиться на языки пламени, вам бы очень интересно было? И для чего-то же у вечного пламя есть вентиль. Уён считает, что если что-то существует, им нужно пользоваться. Угольки грешников к моменту, как он затушит сигарету, только краснеть перестанут, им его перекур — не отдых совсем, как орали, так и дальше орут. Насчёт прохладных регионов — а где в Аду такие вообще есть? Там даже в самом захолустье жарко, ядро земли же прямо под ногами. В лаве демоны ноги купают только когда точно не ждут рандомных вызовов наверх — Минги, демон перекрестков, как-то окунул пяточки, а потом лава застыла вместе с его ногами на перекрестке. Собирали его потом после не заметившей его фуры, стыдливо пыхтящего, всем перекрестковым отделом, но, самое главное — он нехило опозорился перед призвавшим его чернокнижником и до сих пор в дневных кошмарах видит его громкий гогот. Сплетнями и душами, демоны, однако, обмениваются. Последнее — целая бюрократическая махинация и знают о ней немногие, и вообще не все хотят таким заниматься, но вот сплетни — пожалуйста, это демоны любят, этого им подавай везде, всегда и в больших порциях. Такой чай им нравится. Я вам больше скажу, есть в Аду такое место, где обменять на сплетню можно даже помилование его Ужаснейшества, вечную жизнь, дополнительный набор рогов/хвостов/других органов. Промышляют там всем, чем угодно, но самый сок можно обменять только у владельцев. К одному из которых, кстати, прямо сейчас, в эту утяжеленную вечностью минуту, и шагает ведьма, что уверенно тащит за чувствительный рог уже упомянутого здесь Минги, демона перекрестков. — Ай-ай-ай, ну пусти, ну мы почти уже пришли, — хныкает чертёнок, сгорбившись и стараясь поспевать за неведомо сколько десятков лет юным созданием. По его мнению, в такой бесцеремонности нет необходимости, однако его нытье — пустое дело. Ведьма обращается с ним как раз так, как демонам в тайне очень-очень нравится. А Минги так очень-очень-очень нравится. Минги прикрывает черные глаза в удовольствии, давит стон, предвкушая свое скорое будущее, и проигрывает диалог с ведьмой на перекрестке в своем хронически воспаленном от жара (и нереализованного сексуального желания) мозге. — А-а, так это ты тот малый, что застрял в асфальте, когда Чонхо тебя призвал? — мурлыкает голос сзади, и Минги испуганно оборачивается — вообще-то, он никогда не должен являться к призывающему спиной, дурной тон и всякое такое, но в случае Минги — банальная неуклюжесть и несколько часов блаженного сна на инструктажах. Минги замирает, когда темный взгляд облгадывает его разогретые косточки до конца, и с ответным интересом разглядывает ведьму перед собой — ниже его, широкий в плечах, но с узенькой, подчёркнутой корсетом талией, излучающий силу и влияние так, что самому дьяволу в пору завидовать. — Что пожелает столь великолепное существо? — Минги спотыкается в перемене собственной позы, стараясь включить харизму, его низкий, подчёркнуто сексуальный голос ломается от неожиданности, и ведьма только смеётся над ним. Снова. Но в этот раз унижение облизывает его пах, а не уязвимое эго. Минги клянётся — он и в жизни и в смерти такого горячего смеха не слышал. Он даже задумывается — а не демон ли высшей категории перед ним, переодевшийся в смертного для внеплановой проверки. — Мне нужна домашняя зверушка, — пухлые губы ведьмы, растянутые в улыбке, приковывают взгляд и приближаются, пока изящная ладонь оценивающе не начинает оглаживать его грудь. Когтистый указательный палец укалывает его в подбородок, вынуждая посмотреть в темные, крупные глаза, украшенные блестящей пылью на веках и длинными, идеально выгнутыми ресницами. — Меня зовут Сонхва, чертёнок. И я хочу забрать тебя с собой. Я знаю, что тебя просто так никто не отпустит, но также я знаю, что у вас есть место, где подпишут что угодно за определенную цену. Минги сглатывает под тяжёлым взглядом. Поднимает глаза будто бы в раздумьях, закусывает щеку — пока руки ведьмы опускаются ниже, ощупывая его пресс, и когда дышать от возбуждения становится трудно, он выпаливает, вспоминая о своей демонической натуре: — А мне что за это будет? Ведьма хмыкает и ладонью путешествует обратно к его лицу. Минги смыкает губы, стараясь не выдавать своих реакций, и в своей сосредоточенности не замечает, как чужие пальцы забираются в его волосы и плотно хватаются за маленький, только проявившийся рог. Минги складывается пополам, издавая действительно жалкий по меркам демона вой. Ведьма только снова заливисто хохочет, вбивая последние гвозди в его гроб. — Отведешь — узнаешь. Минги выныривает из свежего воспоминания, облизывает губы, окидывает из своего вымученного присяда пространство, принюхивается и, слыша знакомый запах веселья, разгибается наконец, заставляя ведьму остановиться. — Пришли, — говорит довольно и улыбается, когда Сонхва хмурит брови. — Но тут же… ничего. Ведьма задумчиво пинает розовеющий уголёк под своими ногами. Минги цокает. Бодается рогом, хватка на котором ослабла, и вздыхает словно с облегчением, когда давление на чувствительной твердости усиливается. — «Ничего» нам как раз и нужно, — Минги толкает ладонью воздух, и в пространстве со скрипом открывается дверь. Он рассматривает восхищенное лицо ведьмы перед собой, довольный адским фокусом и тем, что, возможно, ему, вопреки всем его нелепостям, есть ещё чем ведьму впечатлить. Радость длится недолго — его голову в подчиняющем жесте снова толкают вниз, уверенно просачиваясь через плотную толпу нелюдей. Из своего уже привычного согнутого положения Минги пищит надломившимся голосом: — Нам нужен Юнхо, он за баром сегодня. Воздух в аду не самый чистый, как вы понимаете — в нем постоянно летает пепел. У Минги уже давно не чешется нос, но вот Сонхва просто напросто поистине дьявольское создание (ему уже не терпится узнать у ведьмы все тайны его темных крестин и какое место занимает его подпись в книге Владыки): пепел, тонким слоем осевший на изгибе его носа и скулах, в тусклом красном свете таверны переливается оттенками огня, и точеное лицо не меняется, неся в себе уверенность. Он идёт через зал, рассекая демонов одним своим присутствием, словно он не в первый раз в Аду. — Юю, прелесть моя, неужели тебя повысили? — мурлыкает Сонхва, роняя Минги на колени прямо у барной стойки. Решив, что ниже падать уже некуда, Минги блаженно прижимается щекой к укрытому длинной, черной как его душа юбкой бедру. — Мать грешная, — ладони одного из владельцев таверны оборачиваются вокруг собственных украшенных чеширской улыбкой щек, острыми кончиками ногтей впиваясь в их мягкость. — Хва… Я думал, что тебе уже некуда хорошеть, но посмотри на себя, — под хитрым взглядом ведьмы, Юнхо восторженно выдыхает и посылает воздушный поцелуй. — Все думал, сколько времени тебе понадобится, чтобы найти новую таверну. Пальцы довольной комплиментами ведьмы скребут по шершавости рожек и Минги выдает себя глубоким урчанием. — А, — смеётся Юнхо, — завербовал новичка? Так нечестно. Слишком легко. — Юнхо-йа, — голос ведьмы обрастает стальными иголками, и Минги подрагивает у его ног, не понимая, чем Юнхо успел разозлить такое могущественное совершенство. — Я в такие игры не играю. Чтобы мне — и явиться к тебе прежде, чем ты в ногах у меня умолять будешь? Ещё тратить силы на розыски? Если бы мне не приглянулся твой неуклюжий бесёнок, ждал бы ты меня вечность, хотя твои багровеющие уши шепчут, что визит ко мне у тебя алым в календаре отмечен не позже текущего лунного цикла. Юнхо закусывает верхнюю губу, гордо отказываясь признавать правоту ведьмы. — Его хочешь? — спрашивает по-деловому, укладывая скрещенные руки на теплую поверхность бара. — Нерасторопный, но очень послушный. Мне нравится, — Минги довольно поднимает темные склеры к смотрящему на него юноше, купаясь в удовлетворении выбором, что видит в его больших карих глазах. Юнхо понятливо кивает и подмигивает Минги, наклонившись над стойкой. — Хорошо. В чем заключается сделка? Сонхва склоняется над всё ещё розовым ухом демона, коготком убирает черные волосы и складывает ладонь ракушкой, нашептывая ему своё предложение. Демон заинтересованно выпрямляется, а затем краснеет ещё сильнее, давясь поднявшимися из груди язычками пламени. — Он твой, — уверенно вскрикивает Юнхо, в секунду пропадая из вида и возвращаясь с обожженным листом пергамента. Сонхва довольно убирает сложенный дьявольский документ под манжету рубашки и благодарно моргает, слегка склоняя голову. — Удачи, Минки, — салютует Юнхо, в очередной раз подмигивая ему, и Минги хватается за ногу Сонхва, зная, что последует за прощанием. — Сонхва, пожалуйста, навести Хонджуна. Он съест собственную ногу прежде, чем опустится до мольбы. Сонхва на это закатывает глаза и неопределенно пожимает плечами. — Отрастёт. И они снова на перекрестке. Минги вспоминает о достоинстве и подпрыгивает на ноги, кланяясь ведьме и уже открывает рот, чтобы поклясться в верности и долгой службе, но Сонхва кладет ему палец на губы, цокая. — Не надо мне тут. Ты уже мой на бумаге. Повременим с клятвами до момента, когда это действительно будет необходимо, — ведьма ухмыляется, похлопывая его по щеке и пальчиком закрывая его разинутый рот. Ведьма уверенным шагом направляется к тропе. Ошарашенный демон хохлится на прохладном воздухе, и неуклюже двигается следом, восторженно любуясь силуэтом его нового хозяина. Догнав Сонхва, Минги устает сдерживать вопросы. — А у тебя есть черный кот? Всегда хотел погладить черного кота. А сколько тебе лет? Раз знаешь Юнхо, значит, не меньше тысячи. Или такое спрашивать неприлично? А что ты сказал Юнхо, что он меня так просто отдал? А ты разрешишь мне окунуть руки в кипящий котел? Зябко как-то… Ведьма снова заливисто смеётся, отчего демон мгновенно согревается об вспыхнувшее внутри пламя. Сонхва оборачивает руку вокруг его шеи сзади и ласково чешет загривок. — Скажем так — Юнхо нужно навестить некого Уёна, им давно нужно поговорить, и я дал наводку. У меня есть черная кошка, но удачи тебе с глажкой. Такое спрашивать действительно неприлично, подожди хотя бы до следующего моего дня рождения. И в моем кипящем котле, — Сонхва начинает строго, останавливается, подтягивает Минги к себе почти вплотную, заглядывая прямо в то место, где душа должна быть (Минги клянётся, что видит языки пламени в его зрачках), и тянет самую ослепительную улыбку, что Минги видел на его устах, — ты можешь искупаться хоть целиком. Вот и один пример того, как развлекаются в Аду. Веселее, однако, за пределами его территории.