Поттер
В начале октября на доске объявлений вывесили расписание разрешенных посещений Хогсмида. Также тем, кому исполнится семнадцать до конца мая или если они уже были совершеннолетними, можно было посещать уроки в Хогсмиде по аппарации, чтобы сдать экзамен в мае и получить официальный допуск. Лукреция и Абраксас сразу же подписали соглашение об обучении и оплатили уроки, Гарри тоже присоединился к ним – допуск бы не помешал. Учебные дни пролетели быстро, и уже в субботу все трое торопились на первый урок. – Пойдем потом в Три Метлы? – радовался Абраксас. – С меня кружка сливочного пива тому, кто сможет аппарировать первым! – Тогда считай, что ты мне уже должен, – рассмеялся Гарри. Практики во время бегства от Пожирателей смерти ему хватит на всю жизнь. Он не отказался бы от сливочного пива в Хогсмиде. Почему бы не отдохнуть, как нормальный семнадцатилетний парень? – Откуда ты такой выискался, всё-то он знает, всё-то он умеет, – пробурчал Абраксас. – Так уж и всё? Вспомни меня на вчерашней трансфигурации. – Отличный получился цвет волос, – сказала Лукреция. – Живенький такой. Оранжевый. – Ага, вот только Дамблдор дал задачу наколдовать котелок. Через полчаса Гарри вместе с другими совершеннолетними учениками Хогвартса слушал о набивших оскомину «нацеленности, настойчивости и неспешности». Напрягшийся Абраксас со смешным выражением лица смотрел на обруч, в который ему предстояло аппарировать. Лукреция же отвлеклась на нелепую обувь министерского работника, обучавшего учеников аппарации, и вряд ли слушала объяснения. Когда, наконец, начались упражнения, Гарри был вынужден заново объяснять ей правила. Он развернулся посмотреть на прочих учеников и согнулся от смеха. Абраксас повторил пируэт достойный Эрни Макмиллана, перепрыгнув из одного обруча в другой. – Сам попробуй, раз такой умный, – возмущенно буркнул Абраксас. Уши его нелепо покраснели. Ему казалось, что он аппарировал, и на пару счастливых секунд был в восторге от самого себя. – Предъяви умения. Гарри спокойно аппарировал из обруча в обруч, чем обеспечил себе две заслуженные кружки сливочного пива в Трех метлах.***
Вырваться из общества новых знакомых он смог только вечером. Гарри сидел на кухне перед миниатюрным тортом, приготовленным хогвартскими домашними эльфами. Несколько спичек он трансфигурировал в узкие свечки и воткнул их в торт. Небольшая песня на день рождения, задувание свечей и поедание торта с чаем. Гарри было не на что жаловаться. Он должен был умереть, а не сидеть в кухне посреди доброжелательных эльфов. И Гермиона не умерла, просто она не здесь. Здесь она ещё не родилась, но потом – когда-нибудь – обязательно появится на свет. Однако Гарри всё равно было тоскливо от осознания, что он больше никогда не сможет отпраздновать день рождения с виновницей торжества.***
Розье
Нет ничего хуже, чем кряхтение занимающегося сексом человека – спроси любого, и любой подтвердит. Или, по крайней мере, так считал Тальпус Розье. Он слушал, как пыхтит сзади него старающийся Гойл, сопит, мычит и издает звуки всё отвратнее и отвратнее, переходя то на причмокивания, то ли на ровное, мерное гудение из недр своих легких. – Бэт, я же просил тебя… – Розье с трудом удержал слово «заткнуться», – …молчать, когда мы занимаемся этим. – Прости... Я постараюсь, – прогудел нежным голосом Гойл. – Я помню, эх… Помню, что тебе не нравится. А затем он и вправду заткнулся. Наверняка обиженный… Как будто хоть кто-то мог бы смириться с этим сопливым мычанием, исходящим из его рта. Как будто девушки перестанут смеяться над его любовными признаниями. Как будто кто-то хотел бы его. Желал бы. Как будто кому-то вообще может нравиться сам Гойл. Его глупая, глупая замшелая картофелина… Ну разве ему не повезло, что именно с ним Розье решил обучиться премудростям любви? – Убери руки с моих плечей и положи… на задницу. Впрочем, кое-что в Гойле удовлетворяло потребности Розье. Он был высокий (как его любимый). Сильный (как любимый). И у него был вполне удовлетворительного размера член (наверняка тоже как у любимого). По большому счету, в Гойле ему нравилось то, что с закрытыми глазами можно было представить, что врезается в тебя совсем другой человек. Что это руки возлюбленного на его талии. Что это он проталкивается внутрь его задницы. Что это он пытается добраться до самого жаждущего места. Что это… – Т-т… – судорожно выдавил Розье и окропил каменные стены белым. Фантазии его распались, провалились к черту, за спиной опять замычал Гойл, а всплеск спермы внутри его задницы вызвал лишь волну омерзения. От дрожания тел тряслись их брюки, а вместе с ними и пряжки на ремнях, и это тихое звяканье стало следующим ненавистным звуком в череде иных – что были, что есть, и что наверняка будут всю дальнейшую жизнь.***
Поттер
На подвесном мосту между двух башенок было ветрено и от того жутко холодно, а ещё и темно – солнце пропало, и над Хогвартсом нависли бесконечные чёрные тучи, из-за которых небо казалось тяжелым и низким. Гарри кутался в тёплую мантию и наблюдал издалека за дополнительным уроком полётов для первокурсников. Искать Абраксаса или Лукрецию после празднования дня рождения Гермионы не хотелось. Наверное ему повезло, что он все еще именно в Хогвартсе. Замок встретил его в одиннадцать лет, когда он плыл на лодочке с другими однокурсниками, он был ему матерью, когда миссис Уизли еще была простым образом из рассказов Рона, когда МакГонагалл еще не проявила свою мягкую сторону под панцирем строгости, он был ему отцом, когда имя Сириуса даже не было ему известно. Хогвартс был живым – легкими его были сотни учеников, а мозгами – несомненно – профессора, пытающиеся впихнуть хоть немного знаний в пустые головы. Но сегодня Хогвартс представлялся ему тонущим кораблем, несущим за собой в пучину сотни людей. Нынешние ученики вырастут, умрут, исчезнут с лица земли, умудрившись перед этим нарожать детей, которые тоже вырастут, выучатся, создадут новых учеников и тоже умрут. Пока Том Риддл будет жить. И убивать. И доводить одним своим существованием до белого каления, подумал Гарри со вздохом. Отсюда, с моста, хорошо было видно Гриффиндорскую башенку и узкое окно его бывшей спальни. Он еще немного посмотрел в сторону столь родного, но теперь столь далекого места, и отвернулся к Запретному лесу. В его новой жизни Гриффиндора рядом больше не было – не столько спальни, сколько людей. Поразительно, сколько сил они придавали ему. Не важно – был ли это чистокровный, маглорожденный или и вовсе волшебное существо. Добби был домовиком, простым эльфом, к которым в волшебном сообществе относились как к слугам, но он стал Гарри одним из самых верных друзей. Он находил силы в друзьях, в любви к ним. Здесь их не было, здесь... Нет! Гарри тряхнул головой. Он отказывался быть жертвой. Эти узы были и здесь, пусть они только зарождались с новыми знакомствами, с удивительным появлением родни – но они были. Прорастали сквозь прочную брусчатку тоски по больше не существующим, потерянным для него родным и близким. Но они были, жили вместе с ним, здесь и сейчас. И ради них Гарри обязан постараться. Он встал, отряхнул мантию от соринок и поспешил к ближайшей двери.***
Риддл
Древний фолиант «Старинные волшебные семьи» наконец-то нашелся. Несколько лет назад Том увидел имя Салазара Слизерина в числе своих предков, и забросил книгу, но прошедшего времени было слишком мало, чтобы напрочь забыть фамилии семейств, с которыми Гонты были некогда в родстве. Нужно было лишь напомнить ему кое-что, освежить память, так что книга волшебных родословных понадобилась вновь. Том привычно долистал до страниц, на которых описывалась его семья – древнейшее и чистейшее семейство Гонт. «Грязнейшее семейство Гонт подошло бы больше», – подумал Том, с омерзением вспоминая заляпанную лачугу Морфина. На последних страницах раздела находилось семейное древо, изученное вдоль и поперёк – очень уж Тому хотелось узнать свое прошлое. Не мог же он быть маглорожденным? Древо помогло бы ему найти своих предков, найти возможных родственников среди учащихся в Хогвартсе. Так была найдена его мать – Меропа, семейство Гонт, а также их общий предок – величайший колдун Салазар Слизерин. Но надежду найти родственников в Хогвартсе пришлось забыть – Гонты были одними из самых сумасшедших последователей чистой крови и предпочитали брать в супруги собственных братьев, сестёр или племянников. Их ветвь на рисунке не пересекалась ни с Малфоями, ни с Лестрейнджами, ни с другими чистокровными семьями «священных двадцати восьми». Лишь изредка попадались выходцы из иных, ныне полностью вымерших волшебных семейств. «А вот и наше очередное якобы вымершее семейство. Певерелл…» Память его не обманывала. Он был потомком не только семейства Гонт и Салазара Слизерина, но и Кадма Певерелла, одного из трех «знаменитых братьев-волшебников». С тёплым ощущением, разлившимся в груди, Том перелистнул на нужный раздел. «...Певерелл – древнейшее волшебное семество, пресёкшееся по мужской линии. В настоящее время существуют лишь потомки по материнским линиям (см. Семество Гонт, Семейство Поттер). Самые известные представители семейства: Антиох, Кадм и Игнотус Певерелл, трое братьев…» Он задумчиво погладил пальцем герб Певереллов, нарисованный сразу под фамилией, развернул ладонь тыльной стороной вверх и осмотрел камень на кольце, отобранном у Морфина. Так это кольцо Певереллов, а не Гонтов?.. Он пролистнул дальше, провёл длинным пальцем по семейному древу и замер. Антиох Певерелл – потомства не оставил. Кадм Певерелл – его предок – род пресёкся и исчез в семействе Гонт. Игнотус Певерелл – род пресёкся и исчез в семействе Поттер. Поттер… Гарри Поттер. – Поттер, – промурлыкал вслух довольный собой Том. – Неужели ты действительно мой родственничек? Он перелистнул до семейного древа Поттеров. Ни одного Гарри. И прямая ветвь заканчивалась на Флимонте Поттере. Нет братьев и сестёр, ни кузин. «Что, имя не настоящее? – фыркнул Том. – Может, бастард? Хотя вряд ли. По возрасту не подходит». Он аккуратно поставил «Старинные волшебные семьи» обратно на полку и направился из библиотеки в подземелья Хогвартса. Гарри должен пролить кровь, причем именно сегодня – так твердо для себя решил Том. Не то чтобы он в чем-то провинился, не то чтобы его следовало наказать… Просто нужно всё проверить. Основной проблемой было то, что Том совершенно не хотел брать кровь тайно, ночью, когда можно будет тихо подобраться к спящему, нет – он хотел взять кровь в битве. В сражении. Собственная кровь забурлила в венах. Его ничтожный отец-магл со своими такими же никчемными родителями не мог противостоять ему, как и щуплый диковатый сквиб Морфин. Но Гарри… Это будет интересно. Были и проблемы поменьше. Оценив знания и умения подопечных, Меррихот закрыла тему дуэлей. Лишь изредка она вытаскивала пару учеников из-за парт для показательного выступления и объяснения определённых заклинаний и контр-заклинаний, и никогда не выбирала для этого Гарри Поттера, вероятно, считая стиль его защиты не особо то академическим. Тот этому был только рад – по словам Абраксаса, он даже старался не влезать в стычки между слизеринцами и гриффиндорцами – так что вряд ли согласится принять участие в их «импровизированном» Дуэльном клубе. Нет, придётся напасть в открытую и – конечно же! – стереть память о случившемся. Не хватало только испортить репутацию под конец учебы… Нет, стереть память просто необходимо, причем этим должен заняться кто-то иной, пока Том собирает кровь и проводит свой маленький эксперимент. Для этого отлично подойдет Розье, поднаторевший в заклинании Забвения. Хоть что-то у него получалось быстро, часы обучения не были потрачены зря. Так что Розье и еще, пожалуй, Лестрейндж, Эйвери, и… И неженка Малфой, который и выведет Гарри в древние пыльные коридоры подземелий. Он расставит их по разные стороны в маленьком холле, где встречались два прохода, а сам встретит возможного родственника внутри, между старых колонн и трухлявых ящиков.***
Поттер
Открыто нервничающий Абраксас вёл его по тёмному закутку глубоко-глубоко под Хогвартсом, пока Гарри судорожно запоминал повороты. Налево, направо, прямо, налево, снова налево, снова налево… Абраксас мямлил о том, что на Лукрецию напал её же будущий муж Игнатиус Пруэтт, но веры в его слова уже не было никакой. Он отворачивался, не смотрел в глаза, а ещё горбился так, что стал похож на не совсем прямоходящую креветку. Гарри догадывался, к кому его ведут. Он приотстал, незаметно поменял свою палочку на боярышниковую, потом немного подумал, прикинул возможные последствия и вытянул мантию-невидимку поближе к вороту вязаной жилетки – в случае чего, он хотя бы сможет скрыться. За следующим поворотом Абраксас юркнул в нишу и снова стыдливо, виновато потупил глаза. Гарри прошёл мимо него – открыто и разочарованно взглянул прямо ему в лицо – и вышел в маленький грязный зал, весь в паутине и старой рухляди. Том. Кто же ещё. Гарри криво улыбнулся. Помимо входа, через который прошел он, из зала вели ещё три выхода. Три темных арки – и в каждом по человеку. Абраксас сзади, Розье с наглой ухмылкой, равнодушный Лестрейндж и… Эйвери, кажется? – Особое приветствие для новичков? – Гарри сжал древко боярышниковой палочки. – Рад, что ты догадался, – лучезарно улыбнулся Том. Уголки его губ разошлись в стороны, на щеках появились ямочки. Если так посмотреть, то слишком уж радостным он казался. Светился как новогодняя ёлка Дурслей – такая же яркая и пластиковая. – На нашем факультете не слишком ценят сопляков и слюнтяев. Не только Меррихот проверяет учеников, я также контролирую уровень подготовки слизеринцев. – Кажется, я сегодня занят. Проращиваю сливы-цеппелины. Может, завтра? – Оу… нет, – ямочки на щеках Тома стали ещё чётче. Он вытащил на свет тисовую палочку, белую как кость и знакомую, как давний враг. – Изберите себе ныне, кому служить… Начнем? Он поклонился и повёл палочкой согласно древнейшим традициям Дуэльных клубов, которые не так давно описывала Меррихот. Гарри в ответ только раздраженно дернул уголком губ и вытянул палочку у себя перед лицом. – Ох, уже скверно… Гарри, давай всё серьезно, по-взрослому. Только мы не будем считать до трёх, — Том взмахнул палочкой и отправил пышущий пучок направленного огня. Гарри вскинул руку и защитился воздушным зонтиком под вздох страха сзади. – Экспеллиармус! – Щит, Гарри… Простое обезоруживающее его не пробьет. – Том продолжал ухмыляться. Ну чисто кот, укравший у рыбака самую жирную рыбину. – Ты прост как два кната. Никакого изящества… – А в тебе больше страха, чем гнева, хотя ты врёшь об обратном. – Что? – Что? Я думал, мы обмениваемся нелицеприятными фактами друг о друге. – Нет, я слышал как ты язвишь, но чтобы так, – почему-то Том всё равно улыбался. – У тебя язык не разъедает от собственной желчи? Ты… Но тут Гарри вновь вскинул на него палочку: — Акцио!.. Том умильно покачал головой. — … мантия Тома! Что-то рвануло его вперёд, и он бесконтрольно полетел в сторону, размахивая руками. Но даже так – ещё в воздухе – он умудрился бросить нечто невербальное, отчего Гарри перекрутило в воздухе и с силой шваркнуло в стену рядом с дверью. Том поднялся со стыдной колено-локтевой позиции, потом вновь упал на пол и откатился от неизвестного заклинания. Эйвери и Лестрейндж напряглись, взволнованно подскочил Розье. – Стервец!.. Гарри хотелось выдрать этот оскал с гнусного лица. – Инкарцеро! – попытался связать его Том. – Диффиндо! – порубил веревки ещё на подлете он. Следующие минуты (часы?) превратились в пляску по пыльному пятачку. Эйвери гоготал над каждым его провалом, Розье лебезил, а Том… он развлекался, не отрывая взгляда от него, от Гарри. Чем грязнее они становились, тем больше звериной злобы проступало в улыбке Тома, черты лица его грубели, ожесточались – но он продолжал улыбаться. Пока не стало ясно – Том не просто рад поунижать другого, нет. Он радуется чему-то иному. Гарри стало страшно. Он защищался, как мог, нападал в ответ и думал, думал, думал. Дадут ли ему покинуть это место? И в каком виде? И… Том о нем что-то узнал? И что именно?.. – Какой боевой взгляд, – мурлыкал он. – Мне нравится, как ты сражаешься, Гар-р-ри. Гарри тем временем бегал глазами по холлу. На глаза попался Розье с серым лицом и поджатыми губами. – Иди ты… – не закончил фразу запыхавшийся Гарри. – Какой грязный ротик, – поцокал языком Том. – А с такими веревками ты знаком? Огненные веревки опутали ноги и тело, обжигая кожу, но не разрушая одежду. Гарри взвыл и, еле шевеля рукой, кинул чары заморозки огня. Пока он поднимался, Том кинул на себя дезиллюминационные чары и встал в тень. – Гоменум Ревелио! Мелкие частицы пыли прильнули к нему и замерцали в воздухе, выдавая его расположение. Том попытался кинуть что-то невербальное, но Гарри уже заметил характерное движение рукой и молнией метнулся вбок, швыряя своё заклинание в ответ. Ослабляющий сглаз настиг цель. – Прекрасно, – прохрипел упавший на одно колено Том. – Но может не стоит использовать столь детские заклинания? – Пошел ты!.. – Круцио, – остервенело прошипел Том. Гарри вскрикнул и отшатнулся назад, согнувшись и прижав к груди руки. Рёбра словно вывернуло наружу, все кости расплавились, взорвались и вонзились в плоть мелкими осколками. А потом собрались вновь. – Но в целом не плохо, не плохо, – Том, кажется, даже ему похлопал. – Всё, закругляемся. Холодный каменный пол приятно охлаждал разгоряченное тело. Гарри лежал, хватая ртом пыльный воздух. Неподалеку шептались о чем-то Лестрейндж с Эйвери. Абраксас все ещё стоял в темной арке, полубоком к нему, близко-близко. – Вставай, – Том стоял вновь чистый и опрятный, словно ничего и не произошло. И довольный. Жутко довольный. – Чтоб тебя черти драли, – выругался поднявшийся Гарри, а потом… а потом он не выдержал, и изо рта его полились все любимые проклятия Рона Уизли. – …такой никчемной гнидой? Выродок блаженной шл… Левое запястье взорвалось болью, по пальцам потекли горячие капли. Том больше не улыбался, его скулы были чётко очерчены от проявившейся злобы, исчезли ямочки, а их место заняли вспухшие желваки. Гарри уставился на окровавленную руку. Дробящее заклинание. Если до этого он был близок к тому, чтобы послать пятерых «однокурсников» ко всем чертям, то теперь Гарри перешёл эту черту, буквально перепрыгнув через неё далеко вглубь. «Сектумсемпра!» Единственное невербальное, которое у него почему-то хорошо получалось. Том успел увернуться, рвануть в сторону, кажется, но его все равно задело. Гарри не стал вглядываться, а попросту оттолкнул Абраксаса в сторону и помчался по тёмному коридору под раскатистое: – Р-Р-Р-РОЗЬЕ-Е!! Он на бегу дернул мантию-невидимку. Направо? Налево? Куда там надо было? Сзади громко топали. Гарри нырнул за попавшуюся колонну и закрыл рот уцелевшей рукой. – Где ты, грязнокровка?.. – пропел вылетевший в проход Розье. – Я знаю, что ты остановился где-то здесь… Хренова падаль… Идет ли ещё кто-то, или он здесь один? – Где… же… ты… – Империо! – шепнул Гарри. По венам пробежалась знакомая тёплая волна. – Сюда, иди за мной! И он потащил послушного Розье по узкому проходу, извивающемуся подобно дождевому червю на магловском асфальте. Бежать пришлось довольно долго, зато они оказались довольно далеко от первоначального места. Гарри толкнул первую попавшуюся дверь, с трудом раскрыл её, пропихнул внутрь Розье и влез за ним сам. За дверью оказался старый класс, набитый картами, древними глобусами и движущимися рисунками иных стран. – Зачем ты меня искал? – он старался смотреть не на крысиный розовый нос, а лишь в блестящие, слезящиеся глаза. – Что хотел сделать? Отвечай! – Том приказал, – Розье расцвел восторженной улыбкой. – Приказал стереть тебе память. Я должен выполнять его приказы… – И всё? Или ещё что-то? – Я хотел заставить тебя помучиться… Хотел, чтобы ты страдал. Почему он никогда не смотрел на меня так же, как на тебя? – Заткнись, чёртов садист… Риддл приказывал тебе ещё что-то? – Только стереть память, – брови Розье взлетели к границе роста волос от усердия. – Только это. И отвести в лазарет. Сказать, что ты подрался с гриффиндорцами… – Риддл говорил, зачем всё это нужно? – Нет… Нет, не говорил. Мне не нравится, что он об этом не говорил… – Заткнись. Гарри перевёл дух и нервно потряс целой правой рукой. Адреналин сходил на нет, накатывала усталость, и, что хуже, по его левой руке словно потопталась парочка троллей. Теперь любое движение, хоть сколько не было бы малое, приводило к резкой, острой и тошнотворной боли, от которой взрывались алые звезды под усталым веками. Рон как-то сказал Гермионе, что из них троих у той получается стирать память лучше всего, и Гарри был с ним совершенно согласен. Заклинанием Забвения он владел скверно. Но отправить Розье обратно с полными воспоминаниями о том, что их новичок свободно пользуется непростительными, не входило в планы на вечер.***
Как он добрался до больничного крыла, Гарри не помнил. Привлекать к себе внимание не хотелось, поэтому он просто перемотал руку шиной при помощи магии (чуть не подвывая при этом от боли) и покинул подземелья под мантией-невидимкой. Он помнил только, как пыхтел от пульсирующего ощущения слева, а мадам Дуббс вливала в него зелье за зельем и махала палочкой. Мелькало чье-то обеспокоенное лицо. Зелья начали действовать, вот только они привели его в осознанное состояние, а не усыпили, как хотелось бы Гарри. Лучше заснуть, чем остаться один на один с Абраксасом, который виновато мялся теперь на стуле. – Проваливай, – не сдержался Гарри. Внутри разливалось раздражение. – Я спать хочу. – Розье не смог стереть тебе память, да?.. – тихо прошептал он. – А раз так, то что? – зря, конечно он злился, лучше было бы притвориться. Но Гарри вновь понесло, и он не смог себя остановить. – Снова отведешь меня на пытки к Риддлу? – Гарри… Гарри! – Абраксас вскочил со стула и обошёл больничную койку, лишь бы попасться ему на глаза. – Я и не думал, что Том так разойдется! Я… Он наклонился как можно ближе и неистово зашептал: – Я не выдам тебя! Не буду рассказывать, что ты сам подрихтовал память Розье! Гарри фыркнул и покачал головой. – Нет, правда, – Абраксас сморщил брови так сильно, словно сейчас расплачется. – Я хороший окклюмент, Гарри!.. – Иди спать, Малфой. Тот ещё помялся перед кроватью, затем, словно на что-то решившись, пробормотал «Я ещё докажу!» и выбежал вон из больничного крыла. Гарри облегченно откинулся на подушки. Рука больше не болела, она лишь тихо потрескивала под повязкой, запястье немного щекотало и покалывало. Высокий потолок поплыл (усыпляющее зелье начало действовать, догадался он), глаза слиплись, приятное мягкое тепло окутывало его со всех сторон. Всё бы ничего, если бы сквозь накатывающую дрёму Гарри не ощутил, как кто-то устраивается рядом. Он вяло запаниковал, но в тот же миг был схвачен духом сна и отправлен в царство Морфея.***
Риддл
Кожу под одеждой стянули капли засохшей крови, края раны неприятно саднило. Но одно из известных Тому заклинаний быстрого лечения не сработало, глубокий порез под левой ключицей заживал по-магловски, запекаясь сукровицей. Бережно сохраняемая школьная форма не поддавалась Репаро. Том слизнул остатки крови с пальцев, мешая собственное бешенство с неожиданным восторгом. Его маленькая, но такая родная дрянь. Наверное родная. Эйвери, Малфоя и Лестрейнджа он отправил вслед за Розье куда подальше, а сам навис над каплями крови, столь небрежно оставленными Гарри здесь же, на каменном полу. Кровь, кровь, родная кровь – Том махнул по каплям на полу ладонью, мешая их уже с собственной кровью. Судя по описанию заклинания, при наличии общих предков чары должны трансфигурировать смесь их крови в цепь, в обратном же случае она моментально сворачивалась. Том несколькими годами ранее неоднократно проверял свое родство с некоторыми другими учениками Хогвартса под разными предлогами: кого-то обманывал, кому-то говорил лаконично обрезанную правду, а кого-то даже не ставил в известность. Но результат был нулевым – никто из чистокровных на Слизерине не был в родстве с ним. Ни капли, даже дальней… Он растёр в ладони багровые, уже почти сухие разводы и повёл над ней палочкой: – Ad posteros eodem sanguine natus. Алые следы вскипели на его коже и поднялись в воздух красноватой дымкой, сужающейся в тонкую цепочку. Шальная улыбка растеклась по лицу Тома. «Гарри… Поттер», – с трепетом опробовал он имя на языке. – «Вкусно». Его родственник. Настоящий родственник, волшебник, не магл, не сквиб. Не взрослый, презирающий его за одно только существование, а его ровесник, которого можно аккуратно направить по своим стопам. Том задыхался в возбуждении, не столько физическом, сколько в эмоциональном, сам до конца не понимая сути своей потребности. Мгновение – и цепочка трансформировалась в двух тесно переплетающихся змей. «А это ещё что такое?» – наклонил голову заинтригованный Том. Такого в книгах ещё не попадалось, но тесное переплетение багровых змей показались ему отличным предзнаменованием. Наилучшим из возможных.***
Вышел из подземелий он только вечером, когда ученики уже ушли в свои спальни, а в коридорах появились старосты и дежурные-профессора. Идти в Больничное крыло пришлось под дезилюминационными чарами – иначе пришлось бы тратить время на ложь о причинах своего нелицеприятного вида. Взломать не шибко изящные чары запирания дверей было дело пары минут, примерно столько же занял поиск флакона с экстрактом бадьяна. Пару капель на довольно глубокий порез – хорошо, что он решил увернуться! – и края раны начали затягиваться. Жаль, что так же нельзя починить форму, купленную на последние деньги. Особо не переживая, Том скинул безнадёжно испорченную одежду: мантию, рубашку и свитер, оставшись в одних брюках. Ему это не положено знать, но он знал – спасибо Слизнорту – что в ящике у письменного стола лежала запасная одежда для учеников, чья одежда безнадёжно пострадала во время уроков. Не отправлять же их из Больничного крыла голыми! За ширмой раздалось тихое сопение. Точно! Его родственник! Том зарделся и поспешил одеть припрятанную форму. Не по размеру, но не страшно, утром он это подправит. Сейчас важнее Гарри, который лежал теперь на больничной койке. Рот его был приоткрыт, брови устремились друг к другу. Видимо, рука всё же беспокоила… – Один – один, – сказал Том, почесывая свой порез сквозь тесную рубашку. И плюхнулся к нему на кровать. Зная мадам Дуббс, можно предположить, что снотворные зелья плещутся в Гарри где-то на уровне горла. Том прильнул к нему, устроился поближе. Угловатый… И не такой уж маленький и хилый, как ему казалось ранее. Руки и спина крепкие… «Хорошо, что он спит, – подумал Том, а потом и сам зевнул. Как бы я объяснил…» Ему казалось, что прошло всего мгновение, он всего лишь моргнул – но вот и утро. И, признаться честно, Том испугался, ткнул Гарри выхваченной палочкой и кинул его в заколдованный сон. Итак спящего. Рано утром. С чертыханиями и несдержанным зевком, он приподнялся на кровати на левом локте, оттянул рукав узкой рубашки и уставился на старые часы, сворованные во время налёта с трупа магла. Раннее утро!.. Со стоном, он повалился на подушку. Чёртов Поттер! Ещё бы спать и спать... И вообще, какого черта он уснул здесь? Том выпутал ноги (ночью они изрядно переплелись конечностями) и отполз к краю кровати. Вчерашние события вызывали у него шок, то, что он проснулся в одной постели с родственником, тоже вызывало у него кучу вопросов. Он снова покосился на Гарри. Угрюмый, если не сказать мрачный. На гладком подбородке редкие порезы от бритвы. Розовенький. Том заворожено ткнул подушечкой указательного пальца в светло-розовые губы, оттягивая нижнюю. Родственник. Что он вообще делает? Щеки обожгло горячим румянцем. Том отдернул руку и встал, наконец, с кровати. Пару движений палочкой, и форма приняла цвета Слизерина и необходимый размер. С Гарри он разберётся позже, пора… Пора делать что-нибудь полезное. Вернуться в гостиную… потом… потом… Том нервно помялся и вылетел вон из Больничного крыла. Пора заняться делом. Каким-нибудь.***
Поттер
Громкий выстрел вырвал Гарри из сна. Стреляют?! Кто стреляет?! Или это была аппарация? Он возился под одеялом, пока не вынырнул из объятий сна окончательно и не понял наконец: это Больничное крыло, а грохот, который разбудил его, был просто звуком хлопнувшей двери. Вспомнились и события минувшего вечера. Гарри откинул одеяло и уставился на матрас. Действительно ли кто-то спал рядом с ним, или ему показалось? Показалось же? «Ну конечно же нет, – принялся издеваться внутренний голос. – Конечно же это был юный Волдеморт, который всё о тебе разузнал, и вместо того, чтобы прикончить – улегся рядом. Спал всю ночь, обнимая тебя вместо плюшевого мишки. Самому-то не смешно?» Гарри удовлетворенно фыркнул и принялся зашнуровывать ботинки. В голове мелькнул образ смертоносного змееподобного Волдеморта, лежащего в кровати в обнимку с магловским плюшевым медведем. Со скабрезной улыбкой, которую просто не представлялось возможным стереть с лица, он отправился вниз, в спальни Слизерина.***
Малфой
В Слизеринской спальне царила тишина – все однокурсники Абраксаса спали. Спал самодовольный Розье, который вечно ущемлял его по любому поводу. Храпел на всю спальню Гойл. Сопели Корвус и Альфард. Том Риддл скорее всего тоже спит, ведь царило утро выходного дня, а вечером он наказал всем быть в Выручай-комнате на очередном собрании. Туда были приглашены все, все из этой комнаты, за исключением Гарри Поттера. Абраксас развернулся поудобнее и уставился на плотно задернутые занавески кровати Гарри. Он всегда спал так, максимально обособленно ото всех. Словно знал, что кто-то из спальни захочет ему навредить. Хотя почему «словно»?.. Абраксас вздохнул. Всю эту неделю они почти не общались. Он знал, что одним своим видом бесил Гарри, но ничего не мог с собой поделать. О, он был так недоволен собственным заданием. Разговори нелюдимого новичка – ну надо же! Он итак пробовал, за праздничным ужином, и что с того? Такой же угрюмый, как и остальные беженцы с Континента, молчаливый, болезненный – кажется, маглы называли эту болезнь «меланхолия». Очень подходило Гарри Поттеру. Улыбался учителям и ученикам других факультетов, а через минуту отстранялся, словно разговаривали не с ним. Абраксас даже осмелился пожаловаться Тому, на что получил странный взгляд и три страшных слова – «все близкие мертвы». Он знал, что склеила их маленькую компанию именно Лукреция, однако и сам Гарри медленно оттаивал. Отвечал не так односложно. С удовольствием летал на метле. Смеялся за кружкой пива в Хогсмиде. И никогда, никогда ничего от него не требовал. Его, Абраксаса, никто никогда не любил просто за то, какой он есть, кроме, разве что, Лукреции. Среди его однокурсников царил негласный культ силы, в который он, как не смотри, не вписывался. Розье и Гойл всегда относились к нему пренебрежительно, он знал. Корвус и Том всегда были достаточно крепкими, выносливыми, не как он, а Альфард с Орионом были сильны духом. Хотя кого он обманывает… Все презирали мягкотелого трусишку Абраксаса, пока в Хогвартсе не появился Гарри Поттер. Гарри, который никогда не смеялся над ним. Гарри, который никогда не угрожал ему. Гарри, который никогда не давал гриффиндорцам напасть на него. А Абраксас его предал. Это гнусное ощущение предательства преследовало его всю неделю. И сегодня он должен бы продолжить свое мерзкое дело. Должен бы рассказать, что Гарри всё помнит. Должен бы рассказать, что Розье провалился. Должен бы…***
– …Как я и говорил, все вопросы об устройстве на работу перенесем на встречи со Слизнортом, он уже… Сегодня в странной комнате, где они проводили собрания, не было стола, во главе которого заседал Том. Нет, его резное кресло с высокой спинкой стояло прямо напротив входа, дерзкая отсылка к директорскому креслу за преподавательским столом. Он восседал за ним, подобно королю, а Рыцарям приходилось довольствоваться меньшим – простыми лавками, которые они намеревались составить друг на друга через несколько минут. Но пока Том вел свой монолог, а Абраксас готовился. Окклюменция была сложна, безусловно, но для него она была сложнее в десять раз. Много лет назад, перед поступлением в Хогвартс, мама учила его приводить мысли и разум в порядок, учила расслабляться, иначе его дразнили бы не только за мягкотелость, но и за нервозность. Окклюменция была вторым даром, побочным – но крайне полезным. Вот только именно его безмятежное спокойствие и начинало выдавать его. Он никогда не был спокойным. Держать разум закрытым и быть нервированным внешне – вот залог успешной лжи. И это сложно, сложно, сложно… – Малфой! – окликнул его Том. – Просыпайся, эй! – ткнул его локтем Корвус. Эта снисходительная улыбочка… – Да, Мой Лорд, – Абраксас специально помял край мантии пальцами. – Я заметил, что ваше общение с Поттером… как бы выразиться… увяло. Нам следует беспокоиться? Розье нахмурился, и Абраксас с трудом удержал ехидные реплики в его сторону. – Нет, Мой Лорд. Просто Розье оплошал, – нет, совсем мимо этой крысы у него не получится пройти. – Кажется, когда он вкладывал в голову Поттера новые воспоминания, он добавил туда что-то совершенно не нужное. Розье яростно побагровел. – И что же это? – процедил он. – Кажется, – Абраксас нервно похлопал ресницами, – Гарри теперь думает, что именно я вывел его на гриффиндорцев. Кажется, он думает, что я предатель. Взгляд Альфарда и Ориона Блэк говорил сам за себя. «Ты и есть предатель». Это презрение… – Не было такого! – зашипел Розье. – Что ты несёшь!.. – Розье! – осадил его Том. – Хватит. Малфой, ещё какие-нибудь новости по поводу Поттера? – Больше никаких, Мой Лорд. Я продолжу наблюдение. – Хорошо. Продолжим, у нас сегодня не так много времени. Вставайте, убирайте лавки к стенам. Сегодня продолжим тренировки… Абраксас знал, что сегодня ему достанется больше, чем обычно. Корвус, Альфард и Орион его не пожалеют, Феликс Мальсибер тоже не уважал подобное. Всё же Гарри импонировал им своей прямолинейностью. Абраксас знал, что Розье теперь изнывал от желания размазать его о стену, а его дружки Гойл и Эйвери готовы помочь в этом не сложном деле. Абраксас знал, что Тому и Вальбурге будет наплевать. Абраксас знал, что он всё сделал правильно, в первый раз в своей жизни, и он был в полном восторге. Под конец тренировки его игнорировали все. Кузены Блэк как обычно придержали двери комнаты перед Вальбургой, и в столь удобный момент – вот этого Абраксас уже не знал – кое-кто невидимый прошмыгнул наружу.***
Поттер
И как Гарри мог забыть, что седьмой курс – это год сдачи Самых-важных-экзаменов по мнению большей части преподавателей? Домашнего задания навалилось столько, что объем работы на пятом и шестом курсах показался смехотворным. Он только что закончил большое эссе для астрономии, и ему всё ещё предстояло описать всё, что он знает о ядовитой тентакуле для Травологии. Очень многие задания затрагивали предыдущие курсы, преподаватели предполагали, что ученики должны легко всё вспомнить. Но другие-то ученики не пропустили целый курс в Хогвартсе и не сосредотачивались на выживании и борьбе с Темными Лордами. Помнил ли Гарри хоть что-то о ядовитой тентакуле? Лишь немногое: Фред и Джордж использовали её для забастовочных завтраков, Слизнорт порой ворует её листья и продает на черном рынке по цене десять галлеонов за штуку, а Рон один раз поскользнулся на мокрой плитке внутри теплицы, приземлился на куст тентакулы и провел весь оставшийся вечер в больничном крыле, задницей вверх, чем привел в полный восторг Драко Малфоя. Вряд ли это сойдёт за эссе, грустно заключил Гарри. От пустого листа его отвлекла полная тишина, повисшая в общей комнате Слизерина. Он поднял голову и увидел причину всеобщего изумления. В гостиную вошел угрюмый Корвус Лестрейндж, одетый… в женскую школьную форму. Мантия с кружевом, блузка с бантом… и чёртова юбка! Нет, Гарри определённо не мог пропустить это шоу. Он отодвинул пустой лист, закрыл чернильницу и с восторгом уставился на Корвуса. Отец будущих Пожирателей смерти Рудольфуса и Рабастана Лестрейнджей в женской одежде! Язык зачесался от шуток, которые здесь никто бы не понял. «Мог бы посоветовать Беллатрисе сменить стиль. Зеленый определенно подходит Лестрейнджам, чего не скажешь о черном», – пришло в голову усмехающемуся себе под нос Гарри. – Вы. Ничего. Не. Видите, – твердо отчеканил мрачный Корвус и стремительным шагом направился в сторону спален. – Нет, я определенно что-то вижу, – заслонил собой проход к спальням развеселившийся Мальсибер. – Эй, парни, у меня же не галлюцинации? – С чьего плеча одёжка, Корвус? – прогудел Эйвери, вставая рядом с Мальсибером. – Нам уже называть тебя Корвина? – радостно блестел глазами Абраксас. Гарри встретился с ним взглядом и они ухмыльнулись друг другу. – Да пустите уже меня! – попытался прорваться в спальни Корвус, но был безжалостно схвачен за руки Гойлом и Эйвери. – Это грёбанная Паркинсон меня подставила! – И это как же я тебя подставила? Заставила насильно раздеться? – разозлилась она в ответ. Корвус промолчал и покрылся неравномерными красными пятнами на бледной коже – то ли от ярости, то ли от смущения. – О-о-о, – тянул Мальсибер и совершенно не аристократично указывал пальцем то на одного, то на вторую. – Да ты теперь просто обязан на ней жениться! Вымученный вздох Корвуса и раздраженное шипение закопавшегося в учебниках Тома потонули в грянувшем хохоте окружающих слизеринцев.***
Костёр мёртвых устраивался после хэллоуинского ужина, почти ночью. Это был чуть ли не единственный раз, когда профессора разрешали ученикам задерживаться позднее комендантского часа. Снаружи Хогвартса уже был разожжен большой костер, вокруг которого лежали заколдованные от искр пледы и подушки. Гарри сел на подушку слева от Абраксаса, который и затащил его на странный хэллоуинский ритуал. – И, конечно же, одни слизеринцы? – Да. Эта традиция была когда-то предложена нашим факультетом, и с начала действий Гриндевальда другие его полностью игнорируют. Некоторые ещё считают ритуал темным, хотя чего там темного? Просто встреча с теми, кто тебе когда-то был важен, но умер. Для остальных – время для медитации и самоочищения. «Медитация, – закатил глаза к небу Гарри. – Снейп был бы в восторге». – Как там Корвус? Всё ещё пытается утопиться? – Гарри честно пытался скрыть улыбку, но у него это плохо получалось. Нет, все же Абраксас отличался от своего внука разительным образом, и Гарри это только радовало. – Нет, и уже не пытается обглодать нас в ответ. Прогресс! – Абраксас мягко рассмеялся и тут же прервал сам себя. – На самом деле, это грустно. – Это ещё почему? Он вот веселился – это было даже смешнее Северуса Снейпа в мантии и шляпе бабушки Невилла. – Он итак пытался отвертеться от женитьбы, а теперь вот это, – Абраксас вздохнул. – Корвус по началу может казаться грубоватым и упёртым, но на самом деле это очень спокойный, надёжный и верный человек. Мы с ним не стали друзьями, да, но я знаю, что на него всегда можно положиться, понимаешь? – Ты его жалеешь из-за будущей свадьбы? Свадьба. О, ужас. – Паркинсон – дочь бывшего министра. Та ещё дамочка. Склочная и высокомерная, – нахмурился Абраксас. – Будет истязать его, как мой придурошный отец мою маму. Гарри хмыкнул, вспоминая молчаливых братьев Лестрейндж, верных Волдеморту. Кто знает, может Абраксас и прав? Впрочем, вряд ли жизнь без Паркинсон сделала бы семью Лестрейндж добряками. Для этого как минимум нужно отсутствие Тома Риддла. – Вот, накиньте, – подошла Лукреция и протянула Гарри зелёное стеганое одеяло. – Зачем? Нам вроде не холодно. – Это тебе из-за костра так кажется, ты сейчас не чувствуешь, как сквозит поясницу. Накинь на спину, и завтра не будешь плакаться о том, что надо было меня слушать, – Лукреция укутала их обоих и отбежала к месту рядом с Вальбургой. – Какая она сегодня заботливая, – усмехнулся Гарри. – Поверь ей, мой друг. Она года два назад так застудилась, потом поясницу две недели стреляло. Месяц точно ныла, что чувствует себя старше Диппета! Гарри рассмеялся и поправил одеяло. Лукреция с Абраксасом не походили ни на одного его знакомого. Разве что Невилл мог быть столь же мягким по отношению к другим людям. Хотя Невилл не сдал бы его на общих собраниях Рыцарей. Он бы вообще там не оказался. А в связи с этим не смог бы так яростно его покрывать… Слева аккуратно присел Том, и настроение Гарри резко сменилось с флегматичного на раздраженное. Он теперь никогда от него не отстанет? Что в той жизни, что в этой. И за что ему это всё? Почему никто другой не сел на это место? Зачем он вообще здесь? Абраксас объяснял хэллоуинскую традицию неким древним ритуалом, позволяющим видеть тех, кто умер. Вряд ли Том хотел увидеть хоть кого-то из мёртвых. – Гарри, как думаешь, куда попадают люди после смерти? – задумчиво спросил Абраксас. «На вокзал Кингс-Кросс», – подумал угрюмый Гарри. С другой стороны, он то ни разу и не умирал по-настоящему. Или напротив, он как раз умер, и это его персональный ад с будущим Волдемортом под боком. «Жил вместе со мной осколком, будет душить меня и после смерти. Скотина». – Не знаю. Просто идут дальше. Туда, куда боялись уйти призраки. К костру подошла неизвестная девушка. Она зажгла ритуальную чашу от костра и начала выводить заунывную песню. – Дай нам обоим руку, – скомандовал Абраксас. – И закрой глаза! Гарри послушно протянул руки – левую Тому, правую Абраксасу – и прикрыл веки. Пальцы Абраксаса были мягкие, сухие и теплые, у Тома – изящно длинные, прохладные, чуть влажные и подрагивающие, будто он отчего-то нервничал, и… «Он поглаживает большим пальцем мою руку?» – вспыхнул румянцем Гарри и повернулся налево. Том завороженно следил за пляской пламени и думал о чем-то своём, пока не заметил обращенный на него взгляд. Он покосился на их сжатые руки, потом снова на ошеломленного Гарри и тягуче улыбнулся. – Гарри! – возмущенно прошипел Абраксас. – Закрой глаза! Иначе не сработает! Гарри закрыл глаза. Том продолжал выводить круги на коже его ладони, переплетать пальцы – в общем – насиловать его бедную кисть. Гарри потянулся в сторону, но ладонь словно зажало в тисках. Дыхание участилось, лицо горело, то ли от костра, то ли от происходящего, то ли от всего вместе взятого. Хотелось взвиться вверх на метле и улететь куда-нибудь в район башни защиты от тёмных искусств. Тянулись минуты, Гарри сидел почти не дыша и не двигаясь, словно на иголках, пока по руке двигались чужие пальцы. Слишком раскаленно, слишком интимно… Словно через миллиарды лет девушка выдала последнюю высокую ноту и затихла. Абраксас отпустил правую руку Гарри, и тот сразу же с силой отдёрнул левую от Тома. Что это было? – Всё, можешь открывать. Окружающие с пустым взглядом потихоньку вставали и, очнувшись, восторженно перешептывались о том, как поговорили с умершими близкими. – Ты как, увидел кого-нибудь? – с любопытством спросил Абраксас. – Я, кажется, видел бабушку. Она всегда вязала мне шарфы вручную. Она мне очень нравилась… Гарри помотал головой. Его призраки ещё даже не родились. Он незаметно вытер вспотевшие ладони о мантию и молча пошел в Хогвартс вслед за Абраксасом. – Вот, возьми, – пихнул тот чёрный мажущий уголёк. – А это зачем? – уголёк всё ещё был теплым и пачкал руки. – Тоже для пользы здоровью? Что-то вроде «выпей и забудь про понос»? – Сам ты понос, Гарри, – покосился на него недовольный Абраксас. – Это на удачу. Ничему толковому тебя в твоей общине не научили.***
Риддл
Том шёл чуть поодаль за слизеринцами и тихо радовался. Гарри и раньше выглядел как совершенный новичок в отношениях: ни с кем не заигрывал и не отвечал на флирт. Позавчера, когда ему откровенно стреляла глазками симпатичная хаффлпаффка, Гарри чуть не подавился сэндвичем с ростбифом. Ещё раньше, когда за столом Эйвери хвастался Мальсиберу об очередной «заваленной» им девушке, Гарри зарделся от услышанных пошлостей и случайно въехал локтем в тарелку Вальбурги. Лукреция часто двусмысленно с ним шутила, а он этого даже не понимал. «Вот какое твоё слабое место? Надо найти тебе кого-нибудь и контролировать через неё». Том осклабился и догнал Абраксаса и Гарри. – У тебя когда-нибудь была девушка? – сразу взял быка за рога он. – К-к чему этот вопрос? – занервничал Гарри. – Ты собираешь взгляды окружающих, даже с других факультетов, но при этом почему-то абсолютно всех игнорируешь, вот я и заинтересовался, – Том схватил Гарри за предплечье и провел ладонью по внутренней части. Даже в сумеречной темноте он разглядел на лице окаменевшего Гарри прекрасный оттенок бордового. «А может, даже девушка не понадобится? С Розье же сработало». Червяк ползал перед ним на коленях и не жаловался. Да и не было на Слизерине подходящих, толковых девушек для подобного дела. Было даже забавно, что в волшебном мире к однополым отношениям относились как к чему-то странному и необычному, но не стоящему особого внимания. Том считал, что это вытекало из серьезного подхода к будущим союзам между чистокровными родами и к связям между молодыми людьми и девушками. За всеми сексуальными похождениями чистокровных подростков тщательно следили домашние целители. Каждый вскрывшийся половой акт между парнем и девушкой, не являющимися друг другу будущими супругами, приводил к жуткому скандалу на все задетые семейства, к большим издержкам для очищения подгаженной репутации и просто к новой перетасовке сложившихся ранее пар. На однополые же отношения чистокровное сообщество закрывало глаза. Считалось допустимым излить «лишнюю подростковую активность» с другом или подругой своего же пола, чем обесчестить своих будущих супругов или – о ужас! – зачать ребёнка вне законного брака. Это, несомненно, было очень полезным нюансом, иначе вся ситуация с Розье стала бы крайне нелицеприятной и негативной для их репутации. Симпатии Вальбурги его не волновали – он уже давно официально известил её брата Ориона и их родителей в отсутствии заинтересованности. Впрочем, и сама девушка не предпринимала никаких действий, четко осознавая свое положение. А вот в мире магглов его бы растерзали за малейший намек на содомию. Содомия… Тому нравилось это слово, когда оно относилось к его отношениям с Гарри. Звучало немного нелепо и смешно. «Дорогой названный брат. Немного содомии?» Том сдержал смех. – У-у меня была девушка, – выдавил через некоторое время Гарри. – Но её теперь нет. – Печально, – нет, Том совсем не считал это печальным. – Хочешь кого-нибудь взамен? – Взамен? – часто заморгал Гарри. – У вас тут, в Хогвартсе, старосты заодно выполняют функции свахи? – Ладно, понял. Доверься мне. – Что? Н-не надо…***
Поттер
Следующие три дня после случившегося на Хэллоуине Том вел себя с ним как донжуан, решивший раскрепостить старую деву. Он передавал все учебные наставления для Гарри только интимным шепотом на ухо, почти касаясь его губами. Он не упустил ни одной возможности «случайно» коснуться пальцами или провести по шее, якобы убирая пылинки. Каждое действие сопровождалось таким тяжелым порочным взглядом, что Гарри пробирало до кишок, и он наверняка краснел до цвета перезревшего помидора. И он ничего не мог с этим сделать! Как с этим бороться? Как это прекратить? Гарри чувствовал себя Гермионой Грейнджер, за которой охотится Кормак Маклагген. Убегая от Тома в очередной раз, Гарри поклялся себе, что больше никогда не будет смеяться над девушками в таких ситуациях. «Гермиона не краснела от вида Кормака и не считала его красавчиком», – услужливо напомнил внутренний голос. «За Гермионой, слава Мерлину, не ухлёстывал будущий Тёмный Лорд!» – взбесился Гарри на самого себя. – «А про красоту этого недоноска – это просто сухая констатация фактов!» Иногда его охватывал лишний страх. Он где-то прокололся, но где? Прокололся же?.. Самым же странным – помимо странных намёков – было довольное выражение лица Тома. Гарри было странно видеть его по настоящему довольным. Этот человек, во всех его ипостасях, никогда не выглядел беззаботным и удовлетворенным, оттого не пойми откуда выкопанное умиротворение вводило Гарри в ступор. Масла в огонь его нервного истощения подливали профессора, считавшие своим долгом нагрузить учеников знаниями по самые уши. Слизнорт регулярно напоминал о значимости хороших отметок экзаменов Ж.А.Б.А. для последующего поиска работы, прежде чем нагрузить учеников очередным домашним заданием – и это помимо задания по получению амортенции. «Практика и только практика», – гремела Меррихот, заставляя их отрабатывать новые чары на двигающихся манекенах. «Да не парьтесь, я сдал и вы сдадите», – отмахивался профессор травологии Герберт Бири и сразу же задавал свиток об опасных растениях Британии на два метра.***
До урока по защите было ещё больше получаса. Гарри нырнул под гобелен в потайной коридорчик, сел у окна и прикрыл глаза, надеясь отдохнуть пару минут. Жалко, что здесь нет веселой, такой уютной, такой комфортной Джинни Уизли… Они расстались, зная, что им не быть вместе – не с тем грузом, что нависал тогда над Гарри. Но ведь они когда-то были вместе? Он уже не помнил, как от неё пахло и как точно она выглядит, словно время постепенно стирало её из памяти. Он помнил только, что когда-то был последний цветочный поцелуй, который Джинни подарила ему на совершеннолетие. Попытки вспомнить сами ощущения поцелуя ничего не давали, перед глазами вставало только разъяренное лицо Рона, защищавшего её, свою бедную разваливающуюся сестру. Гарри мимолетно коснулся подушечками пальцев губ, вспоминая дни, проведенные у Черного озера. Вот бы и сейчас ощутить поцелуй близкого человека, которому не всё равно на тебя, кто тебя любит всем сердцем. Чтобы стереть из памяти этот омерзительный взгляд с расширенными зрачками, чтобы… Гарри почувствовал, как чьи-то тёплые и чуть влажные губы неумело, но мягко щипнули его нижнюю губу. Он распахнул глаза и так сильно шарахнулся в сторону от сыто облизывающегося Тома, что свалился с подоконника на пол. – Т-ты!.. Ты что творишь?! – гулко билось сердце в грудной клетке. – Ты касался своего рта и явно думал о поцелуе, – прошептал хищно улыбающийся Том. – Я даже удивился, что твои мысли кроме меня еще никто не услышал. Будь осторожен, не сиди в коридорах с такими греховными мыслями. – Да пошёл ты, Риддл! – Гарри развернулся и под мерзкий тихий смех сбежал куда подальше. Он очнулся в туалете, когда отмывал рот ледяной водой у старой сломанной раковины. Существовать в одном месте с этим человеком стало ещё опаснее. Тому даже не надо кидать в Гарри смертельное проклятие, просто ещё две недели подобных действий – и он сляжет в больничном крыле от острой тахикардии. «Может стоит ходить по Хогвартсу в мантии-невидимке?»***
Риддл
Том и подумать не мог, что флирт с Гарри Поттером позволит спустить пар и приведет его в полный восторг. Тот не замечал и половины заигрываний, пугался и застывал на месте, реагировал в ответ по-детски мило и невинно, чем подпитывал хищного зверя внутри Тома и, сам того не понимая, завлекал к себе ещё сильнее. Где Гарри вообще вырос, в монастыре? Маленькая, невинная, безгрешная прелесть. Дожидаться, пока все в спальне уснут, было смерти подобно. Том лежал в кровати с задёрнутым пологом и нервно перебирал пальцами. За вечер он успел трижды пожалеть, что сегодня не было никаких дел для старост, после которых он возвращался столь поздно, что все уже видели третий сон. Но вот, со стороны постели Гойла раздалось тихое сопение, вторящее окружающим. Том тихо выскользнул из под одеяла и приблизился к задёрнутому пологу Гарри. О том, чтобы спокойно залезть внутрь, и речи не шло. Скрытный и недоверчивый, словно маленький зверёк, попавший в удавку – Гарри был немного похож на него в свои первые курсы в Хогвартсе. Пару движений палочкой рядом с пологом выявили несколько сигнальных и заглушающих заклинаний. Не так изящно, как многоуровневая защита на его собственной постели, но тоже вполне действенно и надёжно. Надёжно против всех в комнате, кроме него. Он аккуратно снял сигнальные чары и медленно отодвинул полог, скрывающий его новоявленного родственника. Гарри полностью окуклился в одеяло, и из тёплого свертка торчали лишь его лохматая макушка да узкая левая ступня. Под пологом раздавалось тихое мирное сопение. «Моя настоящая родня. Моя кровь». Когда-то Том желал, чтобы у него были мать и отец, сейчас же хотелось лишь смеяться от такого бессмысленного желания. Чему бы его обучила матушка-сквибб? Как левитировать ночные горшки с пятой попытки? А чему бы его научил отец-магл, этот чёртов идиот и предатель? О нет, не-ет, больше никаких фигур отца или матери. Теперь Том хотел иметь родственника-ровесника рядом с собой. Мага, ученика Хогвартса. Никаких указаний и правил жизни от старших в семье, нет, лишь верного соратника, которого можно будет обучать, направлять и лепить из него идеал. Жаль, что все слизеринцы, все его покорные рыцари оказались чужими людьми. Гребанные животные Гонты умудрились нагадить и здесь. Мелькала мысль назвать рыцарей настоящей семьей, но разве они смогут стать ближе чем кто-то, в чьих венах течет та же кровь? Нет, они слуги, послушные марионетки – но не более. И тут на сцену вышел малыш Гарри Поттер. Том облокотился о столбик кровати и в волнении вновь начал крутить волшебную палочку между пальцев. Какую роль отвести новому актеру в четко спланированной будущей постановке? Он не видел Гарри среди рыцарей – мысль ставить их священную кровь на одну ступень с прочими казалась кощунственной. И в то же время наоборот, Гарри почему-то был весьма… посредственным, слишком обычным для того, чтобы встать на одну ступень с лучшими из Рыцарей. Знаниями он не блистал, особенно в зельеварении и трансфигурации… «Но ведь он всё ещё моя семья? Можно научить… Он вообще обучаемый? – Том нервно дергал полог, не в состоянии разрешить проблему. Так жаждать хоть кого-то близкого – и, найдя такого человека, не иметь ни малейшего понятия, что с ним делать дальше! Он уставился на собственные дрожащие пальцы и выдохнул. – Мое состояние неадекватное. Почему я вообще так беспокоюсь о?..» Он взглянул на спящего Гарри и все мысли разлетелись. Пальцы чуть сами не потянулись к торчащей из одеяло ступне. Нет, нельзя, Гарри проснется. Это случалось и раньше – расхождение между желанием разума и желанием души, но никогда прежде они не были противопоставлены друг другу так равномерно и так бесконтрольно. Сколько бы он не думал, не рождалось ни одной идеи, и даже более того – в голове была мешанина из разных отрывков взаимодействия людей между собой. В приюте Том научился общаться с врагами, в Хогвартсе – с теми, кого он называл «подопечными», «учителями» и «серой массой». А как быть с теми, кого он хотел назвать «семьей»? На самом деле хотел? Подобные отношения со старшими, мягко говоря, не задались. Том фыркнул. «Но если рассматривать Гарри как... как кузена или даже брата?» – Том вспомнил тёплые отношения Альфарда и Ориона Блэков и его глаза загорелись. Хочет ли он подобного? О да. Правда, Гарри был излишне добродушным. Понравятся ли ему его методы решения проблем? Том легко отбросил эту мысль – он же уникальная, исключительная личность. Может ли быть иначе? «В конце концов, судьба благоволит мне. Я особенный, и смогу стать особенным и для тебя тоже. Да, Гарри?». Он выскользнул из под полога и отправился спать.