Саквояж мотыльков

Было еще очень рано, и мост от берега до берега оставался пуст и безлюден. Лишь поблескивали в утреннем свете вздымающиеся тросы, да снизу доносился плеск волн, да поскрипывали под ногами деревянные доски. На мгновение я представила, что вокруг собралась толпа зевак. Я почти видела их напряженные лица, чувствовала, как они замерли от нетерпения: удастся ли ей и на этот раз обмануть смерть? Взмахом руки она приветствовала невидимых зрителей, и воображаемая толпа взревела от восторга. Она заставила себя улыбнуться, как всегда улыбалась на сцене, — чтобы лживая улыбка казалась искренней. Сам факт того, что она наконец умрет, помог улыбнуться, впервые за несколько месяцев. Не весело, не задорно, как раньше, а смиренно. Хороший актёр в первую очередь должен уметь притворяться, а она была одной из лучших. Опуская руку, с необыкновенной остротой почувствовала, как меня со всех сторон окружает тишина и пустота, как четко проступает реальность. Моя жизнь была сплошным обманом, но главным фокусом её жизни сейчас станет смерть. На этот раз она будет настоящей. Больше никакой лжи, только правда. Она исчезнет навсегда. Так что лучше - в воду. Взобралась на ограду моста и крепко ухватилась за трос, чтобы порыв осеннего ветра не сбил её с ног. Издалека, со стороны города, донесся грохот стрельбы, чьи-то злобные вопли, и это означало, что медлить больше нельзя. Они нашли её. Внутри её груди раздался фантомный рык, словно он её поторапливал. Всего лишь один маленький шаг. Каждый день она, не задумываясь, совершала бесчисленное количество шагов, но этот... Пора. Если её схватят, не спасут ни Дьявол, ни Бог, ни фокусы, ни ложь. Она отпустила трос - сделала шаг туда, куда организация ни за что за ней не последует. Холод воды мгновенно обнял хрупкое тело. Страх выметает все мысли из головы, а холодные толщи воды продолжают утягивать вниз, на самое дно. Хочется кричать, но борьба за воздух полностью все заглушает. В горле неприятно что-то булькнуло. В попытке хоть на секунду прекратить эту пытку, мотнула головой. Каждая клеточка тела словно горела и разрывалась. Чувствую, как жидкость быстрым потоком заливает легкие, когда пытаюсь рефлекторно вдохнуть. Боль пронзает все тело, вздрагиваю. Сознание темнеет, гул в голове становится всё громче и громче, плеск воды заменяется на писк. Высокий, долгий, практически непрерывный. Такой звук слышат, когда поднимается давление. Мысли на секунду прояснились. Появилось чувство, словно что-то услышала, хотя в ушах кроме звона миллиона колокольчиков ничего не было. Белый шум. И чей-то голос… Он словно рыдает, не от боли, а от чего-то другого. Просит о помощи. Вдруг почувствовала касание. Нет, не к телу, а будто к чему-то не материальному, астральному, самому сокровенному. Какое-то такое же мертвецки-ледяное, как постепенно окутывающий её холод. Лёд начал сковывать тело. Он медленно подступал всё ближе и ближе к горлу... Она ощутила неприятный стук, из-за которого в груди начало жечь. Что это такое? Холод окутал грудь. Смерть была близка. В глазах плясали мутные тёмные пятна — в реке вода мутная и зелёная от ила, и его горький привкус я чувствовала в каждом глотке воздуха. Чувствовала и давилась кашлем, потому что лёгкие словно всё ещё жгло. Я дышала. Но я не могла дышать. Я же на дне реки, откуда здесь воздух? Руки рефлекторно пытаются ухватиться за что-нибудь. Ногти впиваются в замшелую каменную стену. Не ощущая воды на своём лице распахиваю глаза. Ничего. Тьма. Бездна. Можно было бы предположить, что она умерла, но вода достающая по грудь отметает все предположения. Оборачиваюсь, ощупываю, иду в доль стены. Круг замкнулся. От холода ноги парализовала судорога, из-за чего они подкосились и я с головой ушла под воду. Барахтаюсь всеми конечностями, как лягушка в горшке с молоком, закидывая голову вверх. Глаза, что от попавшей в них воды рефлекторно закрылись, вновь распахнулись чтобы увидеть на самом верху светящиеся кольцо, искажённое слоем воды. Я жива, это факт. И я в неизвестности. Единственной мыслью, что била по наколившемуся мозгу, была догадка, где я в данный момент нахожусь. Колодец. Закрытый колодец. Лёгкие начали гореть огнём от нехватки воздуха. Губы раскрылись в немом крике отчаяния, искажая человеческие черты лица. **** - Надо бы поворачивать, – встревожился Дин, как только лес вокруг них начал темнеть. – Кто знает, что эти одичалые выкинут. – Неужели ты боишься? – вопросил Даниэль Ортега с легким намеком на улыбку. Дин не попался на крючок. За свои пятьдесят лет он успел навидаться, чего похуже, чем обычные безумцы-отшельники. – Мертвый мертв, – отвечал он. – Их не стоит бояться. – А они действительно мертвы? – спросил Ортега. – Какие доказательства есть у нас? – Жители деревни не видели и не слышали о них ничего около месяца, – отвечал Дин. Ортега молча поглядел на небо без всякого интереса. Он не хотел признавать это в слух, но втайне он надеялся, что эта безбашенная семейка померла. Хоть маньяк, хоть дикие звери он всему будет рад, лишь бы больше не иметь с ними общие дела. Уилл увидел, как напрягся рот Гареда, как сверкнул едва сдерживаемый гнев в глазах под толстым черным капюшоном плаща. Похоже последнее он проговорил в слух. Сорок лет – юность и зрелость – провел Дин в Правоохранительных органах Великобритании, и свое прошлое он уважал. Однако здесь крылось нечто большее. Под раненой гордостью старшего Ортега угадывал нервное напряжение, опасно приближающееся к страху. - И всё же, вы боитесь. - Нервное состояние Дина передалось и новичку. И не зря. В этой области жизни он крутится только пять лет, бóльшую часть которых он провёл в барах с красотками. - Предчувствие плохое. Дальше они шли в тишине. Буквально. Не было ни звука шелестящей листвы, ни звуков насекомых, ни других обитателей леса. Тишина. Лес медленно, но верно погружался в тьму. Сегодняшний вечер сулил иное. В этой тьме таилось нечто, заставлявшее подниматься волосы на затылке. С севера задувал холодный ветер, деревья ощущались, словно живые. Весь день Ортегу казалось, что за ним следит нечто холодное и непреклонное, совершенно не испытывающее к нему симпатии. Дин ощущал то же самое. Ортега хотел одного – броситься во всю конскую прыть под защиту отца, но подобными чувствами не делятся со своим командиром. Через пол часа из-за деревьев показался покосившийся домишко. На первый взгляд всё отлично, но стоило подойти поближе, как в глаза бросается страм и разруха двора. А через какое-то время сладковатый запах гнилой плоти оседает на языке. Вся краска с лица всё ещё «зелёного» юнца слетает в миг. Он бы так и остался бы стоять если бы капитан не схватил его за шкирку, потащив в сторону не то дома, не то сарая. Старую дверь порывами ветра мотыляло туда-сюда, что ещё сильнее нагоняло на воспоминания о фильмах ужасов, где основные действия начинались примерно также, со скрипящей приоткрытой двери. Поняв, что Ортега находится сейчас не в этом мире, Дин сам схватился за ручку двери и толкнул в противоположную от него сторону. Дуло пистолета устремилось в сторону фигуры в кресле. До слуха доносится гудящий надоедливый звук. Возня крыс за изъеденными червями стенами, жужжанние мух и скрип рассохшихся стропил наверху сливались для Ортега в сплошной грохочущий ад. Окна покрытые вековым слоем жира практически не пропускали через себя лунный свет. Запах гнили усилился. Чем ближе пара людей подходила к креслу, тем сильнее их лица переставали походить на человеческие. Страх и ужас искажали черты лица. В кресле сидел человек, если его можно было назвать таковым. Пустые глазницы, опадающая гнилая плоть, в открытом рту копашатся белые личинки, мухи только и успевают перелетать с одного места на другое. Ортега уже не сдерживался, горькая жидкая масса, что несколько часов назад была сытным бургером, вылетала из него как из пулемёта. Дин только благодаря своей армейской закалке сдержался. Приказав Ортего выйти из дома и вызвать подкрепление, Дин отправился на поиски остальной части семьи. Кухня, спальни - везде было пусто. Капитан уже собирался на выход, как вспомнил о подвале дома. О нём ему рассказала младшая дочь семейства. Сказала, что ему пригодится это знание. Хм! И вправду ведьма, как о ней говорят местные жители. Пройдя в зал с трупом и отсканировав глазами комнату на дополнительные двери в полу, нашëл оную под креслом с трупом. Не сильно напрягая мышцы тела он навалился на мебель и стал двигать к разбитому шкафу. И стоило ему отодвинуть труп подальше, как пришло осознание того, что этот до рези в глазах запах исходил не от одного кресла, но и из под пола. С хрустом в коленях Дин присел у дверцы и потянул за кольцо в полу. Бах! Дверца с грохотом снова закрылась. По старческому лицу, отражавшее весь ужас этой ситуации, скатилась одинокая слеза. - Старшой! Скорее сюда! Тут кажется есть кто-то живой! Не успел Ортега закончить фразу, как Дин уже бежал в его сторону. . - Где? - Я проходил мимо колодца, как услышал какие-то звуки, - Ортега только и успевал размахивать руками пока вёл к нужному месту. - Я остановился, осмотрелся на чьё-нибудь присутствие и когда уже хотел уходить, то услышал всплески воды в колодце, а когда спросил, есть ли кто-нибудь, то меня начали просить вытащить её оттуда! - Её? -Да, голос, походу принадлежит маленькой девочки. За такими разговорами Ортега привёл Дина к алому клëну под которым расположился старинный колодец. Дрожа, как осиновый лист, Ортега остался стоять в стороне в то время, как Дин прошёл вплотную и постучал по деревянной крышке колодца. А в ответ ему испуганный детский вскрик тонувший в звуках бультыхании воды. - Эй, малец, шевели своими французскими булками, помоги мне отодвинуть крышку. Ортега всё ещё еле живой от страха увидеть вместо маленькой девочки - труп, еле передвигал ноги. - Давай, на счëт три одновременно толкаем. Готов? - Ортега слабо кивнул головой. - Отлично, раз. Два. Три, давай! Дубовая крышка поддалась почти сразу, открывая перед людьми дыру заполненную тьмой. Да такой, что даже луч фонарика через неё не пробивался. Со старческим кряхтением Дин перегнулся через каменные стены колодца, пытаясь разглядеть очертание детской фигуры. - Малышка, слышишь меня? - В ответ ему раздалось лишь тихое «угу».- Как тебя зовут? -По имени. - Услышав этот каламбур двое защитников правопорядка замерли. Тон которым было это сказано не походил на ранее напуганный и несчастный. Скорее издевательский и насмешливый. Но Дин списал это на пережитый ребёнком стресс. - И какое же у тебя имя? - Какое мамочка дала. - Страх постепенно начал испаряться, а на замену ему пришло расслабление. На лицо Ортега впервые за долгое время наплыла искренняя улыбка. Картины того, чего он видел в хижине, начали отходить на задний план. - И какое она тебе дала имя? - То, которое я сейчас ношу. - Дин понял, что такими темпами он от девчонки ничего не добьется, поэтому решил поменять стратегию. - А давай познакомимся, я вот Дин, а ты? - А я не Дин. - Тяжёлый вздох и весëлый смех отражённый от каменных стен слились воедино в то время, как к дому стала приближаться группа людей. - Мистер Аберли! Вы запрашивали подкрепление. К двум людям подошёл молодой парень одетый в офицерскую форму. Сем Уоррен только в прошлом году поступил на службу, но практически сразу попал в команду Дина Аберли, в то время, как остальные его сослуживцы сидели в душном офисе и разбирали архив. - Отправь часть людей в дом, пусть осмотрят и предложат свои версии случившегося. А остальных направь на спасение ребёнка из колодца. - На последнем предложении круглые глаза Уоррена стали ещё больше. Больше не теряя не секунды он побежал раздавать указы, и через пару минут он уже лез по аномально огромной лестнице в колодец. **** Весь город был погружён во тьму. Лишь изредка чёрное небо разрезали жестокие молнии, а после разносился низкий гром. Улицы были пусты. Ветер самовольно блуждал по дорогам, цепляясь за сухие, изломанные листья, таща их за собой, бросая где попало, поднимая в воздух и отпуская. Затихли собаки, примолкли птицы, спрятались люди. Не было никого. Только в старом и мрачном доме горел свет в одном из окон. Из-за штор вырисовывались три фигуры. Две из которых явно принадледали взрослым людям, в то время как третья детская. Мысли которой были далеко от детских. Сбылась мечта психически больной. Я всегда после выматывающих дней ложилась на кровать и мечтала, как я перемещаюсь во времени и снова становлюсь ребëнком. Но я никогда и представить не могла, что всё произойдет таким образом. Люди говорят, что самоубийцы будут гореть в аду, а если это ещё и убийца, то душа этого человека будет вечность томиться там, где нет ни радости, ни счастья. Там только страх, отчаяние, хаос, гнев. Но видимо люди снова соврали, впринципе, как и всегда. Ведь я не только не попала в ад, но мне дали шанс на новую жизнь. И тот кто позволил этому случиться, явно ошибся, что сразу от меня не избавился. Губы растянулись в очаровательной улыбке. - Так значит тебя зовут, Эмма Смит? - Худая и иссохшая женщина, ужаснее смерти, сидела на таком же старом стуле, как и она сама. Мелкие масляные глаза презрительно осматривали стоящую перед ней девочку лет восьми. Не стриженные жëлтые ногти отбивали раздражающий ритм. - Да, мадам. Нет. Хозяйку этого тела зовут не так. Персефона Де Виль, если быть точнее. С чего это я взяла? Да с того, что так гласила записка найденная в нагрудном кармане платья. Когда меня привезли в полицейский участок и стали распрашивать о том и обо всём, то из-за стресса и непонимания всей сложившейся ситуации, я по привычке назвала ложное имя. Уже в прошлой моей жизни это помогало оставаться в живых, среди преступных группировок. - Хм! Ну что ж, Эмма, добро пожаловать, в нашу большую, а главное крепкую семью. - На протяжении всей этой речи, директриса детского дома, не переставала мерзко улыбаться, что подтверждало мои теории о «взаимопонимании» и «заботы» между воспитанниками и воспитателями в этом месте. - Миссис Корвин проводит тебя в твою новую комнату. На хрупкие плечи накрытые тонким одеялом упала грузная ладонь, покрытая множеством мазолей, да так, что маленькое тельце слегка прогнулось от тяжести. Выйдя из пропащего дешёвыми сигаретами кабинета, то уже хотела вздохнуть полной грудью, как поперхнулась на середине этого действия. В коридоре витал запах плесени и сладковатый запах гнили. Противно. - Что встала, девка!? Вперёд иди! Раздражает. Может ночью прирезать её, как свинью. В груди что-то тёмное зашевелилось, отозвалось, ухмыльнулось. Оно одобряло мои желания и подбивало к действиям. С каждым шагом жар в груди только разрастался. Такой дикий, не покорный, агрессивный, но такой родной, что ощущая его, ласковая улыбка сама собой растянулась на губах. Это «что-то» всегда было и будет во мне. Оно живёт во мне. Оно является моим вечным героем спасителем и личным палачом. За всю мою прожитую жизнь , я почти привыкла к морокам – к подбрасываемым, как щенятам, видениям, смысл которых зачастую ускользал от меня. На этот же раз разум заволокло белесым молочным туманом так резко, что я покачнулась, точно на мокрые бревна хлипкого моста шагнула. Пришедший образ оглушил, заставил слепо вглядеться в него: огромный белокаменный зал заполненный кучей вальсирующих людей, среди которых выделялась одна пара. Девушка с раскрашеным лицом как у Санты Муэрты и парень с татуировкой на всю руку, которая уходила дальше - на спину. В следующую секунду весь зал с людьми осыпался пеплом, кроме этой пары из под ног которых вырывались серебристые бабочки пожираемые огнём. Я пораженно моргнула – и все исчезло, будто смытый водой рисунок на песке. Щёка пылала от пощëчины миссис Корвин. Жирное лицо, как у свиньи, разрезала мерзкая-примерзкая улыбка. Сжав моё запястье так, что кость угрожающе задрожала, потащила в мою временную комнату. Ну, чтож, добро пожаловать, Персефона, в новый мир, в новую жизнь!