Твоё тело пахнет ещё тёплым мясом

Потрескивал воздух перед кинескопом пузатого телевизора, уставшего за целый день непрерывной работы. Застлавшая его экран белая вьюга завывала, царапая уши в полном безмолвии мотеля на окраине города. Эндрю разместился на том же диване, что и в предыдущий раз – забитом крошками и катышками хлопкового пледа, уже изрядно растянутого и пожелтевшего от влияния времени. Голову, подстроившись на ту же волну, что и телевизор, осаждал молочный туман, мешавший сделать хоть что-то продуктивное этим днем. В воздухе, петляя между лопастей потолочного вентилятора, угасала блестевшая в закатном солнце недельная пыль, забивая нос и глотку горьким запахом чердачного хлама. Он бы и рад был подняться и включить избавительный поток отрезвляющего голову прохладного воздуха, но за такую плату можно было лишь удивиться, что газ и вода ещё доступны для пользования. Из завесы сонливости изошел удалённый смех Эшли. Сразу же в голове, насколько четко было возможно, сложилось её лицо. Эндрю протяжно выдохнул через нос и стиснул зубы. Эшли… Он уже и думать забыл о том, что когда-то был единственным ребёнком в семье. Его вторая половина – дарованная богом или дьяволом – была с ним неразлучна с самого рождения. Вопреки обязанности, как старшего, защищать сестру, вину за всё произошедшее в последнюю неделю, включая убийство кровных родителей, он всеми силами старался сместить на неё, тщетно убеждая самого себя в том, что его ещё можно считать нормальным человеком. Образцовым гражданином, соблюдающим постулаты людской морали и законодательного права. Заливистый смех в голове говорил в точности об обратном. После его деяний, сохранить рассудок было бы не меньшим счастьем для теперешнего Эндрю, чем выйти из злосчастной квартиры для него же неделей ранее. Он растер пальцами ладонь, соскребая остатки несмытой крови между складками кожи, которые не разъела проточная вода. Думать о том, что это кровь человека, который подарил ему жизнь, было по меньше мере дико. В трезвом состоянии эта мысль пугала, холодной змеей сплеталась вокруг запястий и лодыжек - тогда по телу проносились точечная волна дрожи, от которой не спасал даже его угольного цвета свитер. Эндрю вжался в спинку дивана, скрипнув иссохшими пружинами. Другие выясняют его чувства и пристрастия постепенно, наступая на самый край корки льда, скрывающего его внутренний мир. Если треск, предстающий в виде негативной реакции или смены темы, прерывает их движение, то человек делает для себя засечку и ищет обходной путь. Но не Эшли. Ледокол ее мыслей стирал защитную оболочку сталью форштевня подчистую, заставляя парня сомневаться: "С чего вообще мне была неприятна эта тема? И было ли отведено для нее пространство в моей голове вовсе?" Так же было и с соседом по этажу. Супом из плоти. Киллером. И родителями. Двойственность мыслей сводила с ума, мечась от одной успокоительной мысли к другой. «Я не хотел этого делать, меня заставили!» - «У меня не было выбора – я не мог умереть там». И так по кругу. Лязгнула сталью дверная защелка, а за спиной Эндрю раздался стук женских полусапожек, прервав рефлексии относительно душевного смятения. — Еле урвала последнюю содовую, - пробубнила Эшли, глядя на брата. Эндрю почувствовал её взгляд на своей спине, сосредоточенно высматривающий причину того, что он, не шевелясь сидел на диване, обхватив руками косматую голову. Щелкнула крышка жестяной баночки, с шипящим звуком высвобождая рвущийся на волю углекислый газ. Повеяло сладковатым запахом ванили, который придавали напитку подсластители. Эшли сделала глоток освежающего пойла и манерно громко цокнула языком, привлекая внимание парня. Эндрю взглянул на сестру с гримасой, символизирующей нервозность. Она стояла, уперев одну руку в бок, а другой облокотившись об край кухонной плиты. — Ты сегодня сам не свой, — подметила она, снова опрокидывая баночку. — Случилось чего? Отвечать этой проницательной актрисе не было ни сил, ни желания, так, что он развернулся обратно к телевизору, не издав в ответ ни звука. — Ты придумал, у кого нам достать новые паспорта? – Эшли тянула каждое слово, пытаясь одновременно поставить содовую на голову брата, избегая падения. — Для тебя это словно купить газету в киоске. — Ну, да, только поменьше. Девушка прошлась по ковру между Эндрю и экраном телевизора, вяло отмахнувшись от ответа брата, предчувствуя надвигающееся толкование процесса подделки документов. — Ты что, шутишь? Ты понимаешь, что любая, даже самая мизерная ошибка может привести к нашему заключению? Объяснение Эндрю удостоилось изогнутой от непонимания брови. Эндрю вздохнул. Она умеет вовремя прикинуться дурой, когда того требуют обстоятельства. — Фото, текста, даты, печати, фон – это ещё полбеды. Если шрифт в бланках будет воспроизведен неточно, заглавные буквы и цифры будут выглядеть иначе – на таких пустяковых вещах обычно и можно поймать фальсификатора, — речитативом протараторил Эндрю, акцентируя внимание на самом главном, ударяя тыльной стороной ладони об другую, — А заключительная проблема в том, что из официальных документов у нас есть лишь удостоверения о наших смертях. Паспорта сгорели в квартире. — Фулл хаус, - кивнула головой Эшли, осушая банку до конца. Вдоль её щеки и шеи потекла оставшаяся последняя капля колы, по-видимому, пытаясь избежать своего рока. Эшли нагнала её рукавом своего топа, не дав той успеть добраться до чокера. Они провели под крышей мотеля уже три ночи, бесцельно прожигая отсчитанные им дни свободы за просмотром новостных программ и гляденьем в потолок взглядом, не обремененным тяжестью заботивших их мыслей. Питались лапшой быстрого приготовления и снеками, упаковки которых заполонили собой мусорное ведро. Риск подхватить гастрит у обоих возрастал прямо пропорционально количеству дней простоя здесь. Желудок отвечал напряженным урчанием, когда хрустел пакет открываемой пачки чипсов – искушенный овощным супом, он нехотя принимал такой подножный корм. Хотя на самом деле, зубы соскучились по чему-то, что можно разгрызть, порвать на волокна, перетереть и отправить дальше, вглубь живота. При одной мысли об этом, зубы отозвались приятной глухой болью. Чем дольше это продолжалось, тем тяжелее становилось вынести атмосферу жизни в постоянном напряжении, ощущение того, что тебя вот-вот полоснет ножом по горлу случайный прохожий, нанятый, насколько бы парадоксально это ни звучало, компанией по изготовлению газированных напитков. — Ты не помогаешь, - процедил Эндрю. — А тебе нельзя поручить даже мелочь. — Это – не мелочь. — Не нужно мне объяснять все по-новой во второй раз. Эшли проскочила назад на кухню, зашумела дверцами шкафчиков. — Я готовлю, убираю, стираю твою одежду, а ты не можешь даже спуститься вниз по улице и разузнать о том клубе, учитывая, что тебя там уже в лицо знают. — Нельзя же просто забрести в культ и спросить: «Кто здесь знает, где можно взять поддельные паспорта?». «Это, как минимум, невежливо» - чуть не сорвалось с его губ, но нечто внутри, облекающее его ребра вязкой, как смола, чернотой, дернуло за нити голосовых связок, заткнув Эндрю. Зайдя так далеко, твердило оно, пустяки не станут препятствием к блаженному покою. До тех пор, пока оно снова не захочет пресытиться… Эндрю дернулся от ощущения, что центр кисти сквозно пробила игла, разнося жгучую волну боли по всей руке. Он сглотнул, омраченный резким прерыванием разговора, но Эшли будто этого и не заметила, продолжая: — Ну так придумай что-то. Не торчать же нам здесь вечность. — А ты перестань транжирить деньги на всякую херню! – крикнул юноша, вскакивая с дивана, обозленный на боль и сестру одновременно, - Я пытаюсь сконцентрироваться на проблеме, но не могу. «Если они уже смогли призвать демона без посторонней помощи? Раскроет ли он им, что я – не тот, за кого себя выдаю?» - хлынули в черепную коробку вопросы один за другим, расшатывая подкосившийся фасад вменяемости. — Ну прости уж, что ты, как всегда, мнешься вместо того, чтобы действовать, мой милый маленький Эндрю. Сестра замотала головой, наводя на лоб морщины. Она оскалилась, сначала зло, а через пару секунд издевательски. — Или мне лучше называть тебя?.. — Снова это. Оба они непроизвольно зашагали по комнате, описывая круги, непрерывно глядя друг другу в глаза, как ковбои на дуэли. Стрелка часов отсчитывала мгновения до следующего выстрела колкой фразой, произведенного одной из сторон. — Чего ты этим добиваешься, Эшли? Хочешь вывести меня из себя? Ради чего? – Эндрю взвел курок раньше. — Я делаю это ради твоего же блага, Энди, а ты меня не замечаешь. Делаешь вид, что меня не существует! Эндрю нервно усмехнулся. — Мне и не нужно тебя замечать, я явственно ощущаю твоё присутствие в моей жизни! — …Как капля в море, пустое место! – протягивала Эшли, размахивая руками. — Это по твоей милости мы сейчас оказались в этой заднице. И ты делаешь все, чтобы это продолжалось. Брат с сестрой продолжали перекидываться репликами, совершенно не вслушиваясь в то, что говорил каждый из них. — Джулии ведь ты позвонила, да? Чтобы она меня бросила. — Я уберегла тебя от неё, неблагодарный. — Беспокойся о себе. Я как-нибудь сам разберусь со своей жизнью. — Не разберёшься! – по-детски отмахнулась Эшли, - Ты не знал, даже, что делать, когда Нина сдохла в том ящике. Ворошить прошлое было обыденностью для попыток Эшли склонить Эндрю на свою сторону. Самый дешевый её трюк. После пережитой бессонной ночи спустя некоторое время после кончины той девочки, шестеренки его здравомыслия начали ржаветь. Уже тогда он медленно, но верно, превращался в того, кем стал сейчас. Ворошить прошлое – низко и убого, потому как взгляды Эндрю сильно менялись после того дня. Но для сестры сказанное однажды – верно навсегда, и иного она не претерпит. — Ответь на мой вопрос. — Какой ещё вопрос? – сердито рявкнула она, становясь у стены. — Зачем ты продолжаешь копать нам яму? Чем дольше это продолжается, тем сильнее мне кажется, что пути назад нет. — Потому что только так я могу быть рядом с тобой! Её слова эхом отзвучали от стен комнатушки, влетая в уши Эндрю. Он не мог поверить в услышанное, но дело даже не в том, что ответ был неуместен для этой ситуации. Её детский максимализм вкупе с переходящим все границы эгоизмом разбивал любые намеки его сердца на сочувствие этому маленькому чудовищу. Грудь стеснила злость, а кулаки непроизвольно сжались, втыкаясь ногтями в кожу до побеления. — Чего? – только и смог выдавить из себя парень. — Не будь, как другие, Энди. Не терзай мне сердце. Я не смогу остаться и без тебя. Вот оно что. Теперь она стала играть на чувстве сострадания. Как аспид, упивающийся мучениями жертв. В мгновение ока меняет маску, и вот теперь вместо триллера у нас – трагедия! Какой пафос! Какая игра! Какие чувства! Хотя последнее, пожалуй, было лишним – все чувства от каждой слезинки до каждого пророненного ругательства – всё – фальшь. — Не пори чушь. Я просто хочу… Хотел нормальной жизни: поступить в колледж, накопить денег, жениться. — Мир жесток, Энди. Не всё в ней идет гладко, глава за главой, как в сказке о храбром принце и прекрасной принцессе, - Эшли развела руки в стороны, - Ты же видишь - у жизни на нас с тобой были другие планы. Мы могли бы вдвоем преодолевать трудности, которые на нас нисходят. Жили бы дальше, вместе, без волшебных зверушек, учебы, друзей и прочих шлюх, таких, как та желтоглазая потаскуха. Эндрю замер на месте, приглушенно скрипнув половицей. В один момент, двумя шагами пересекши всё расстояние между ними, он приблизился к ней на расстояние вытянутой ладони. Кулак врезался в стену за её спиной с такой силой, что с хлипкой опоры на пол песчаной струйкой опала бетонная крошка. Эшли съежилась, как могла отдалилась от неконтролируемой силы, исходящей от парня, но тщетно. В его глазах блеснула искра первобытной жестокости, ровно так же, как тогда, в доме, в то мгновение, когда он без задней мысли, с точностью хирурга и помощью мясницкого рубила отделял конечность за конечностью от безжизненных тел. Его лицо не скрывало эмоций – их не было вовсе. Зрачки уставились в одну точку, могильной белизной пробираясь даже сквозь сомкнутые веки. — Ну, куда подевалась твоя настырность, Лейли? В предзакатном солнце на стене вырисовался абрис его фигуры, множа рост и без того крупного молодого человека, стоящего перед ней. Теперь, в мрачном отсвете его глаза и белизна лица вырисовывались ещё чётче, а руки и тело, облаченные в сажевый свитер, слились в одно целое несуразное нечто, как щупальца громадного спрута. — Меня заебало, что ты пытаешься навязывать мне свои решения, выдавая их за мою прихоть. Тотально контролировать каждый мой шаг и вздох… Его рука мёртвой хваткой сдавила щеки Эшли с молниеносностью, которой позавидовал бы любой хищник. Скулы сковала пекучая боль, щемя кости под крепкими пальцами, угрожая в один миг сломать её челюсть с хрустом ореховой скорлупы. Руки девушки в отчаянной попытке прервать захват сцепились вокруг запястий Эндрю, безнадежно соревнуясь со стальной мужской хваткой. Возможно, ей показалось из-за накатившей на неё паники, что её ноги судорожно трепыхались в воздухе, а она сама приблизилась на несколько сантиметров к потолку. Изо рта вырывались хриплые попытки произнести его имя, но Эндрю пропускал их мимо ушей. — Может, мне тебя кончить и уехать восвояси, как думаешь? Начну жизнь с чистого листа, забыв всё, что было, как страшный сон. Руки Эшли тронули его запястья. Её пальцы были ледяными и влажными, оставляя на руке след от каждого движения. Студёность прикосновения поубавила его пыл, как отрезвляющий напиток. Он вновь, с полнотой осознания, взглянул на Эшли. Она дышала ртом, медленно и мерно поднимая и опуская грудь. Между пальцами Эндрю проступила влага. Он словил себя на том, что разглядывает её рот, под ритм сужающийся в узкое колечко, как для поцелуя. Его пальцы безотчётно пригладили мягкие, как желе, лепестки губ, приподняли верхнюю, обнажая маленькие девичьи зубки. Резцы заточились к концам, как у лис, клык клином уперся ему в кожу. Это демоническое влияние или побочный эффект употребления свежего человеческого мяса в пищу? Какая ему уже разница. Он положил два пальца на её запястье. Кожа холодная и бледная, как у мраморной скульптуры херувима, а зрачки в глазницах беспокойно мечутся от его рук до переносицы. Эндрю ощутил, что тиски её хватки ослабли, а она сама замерла, ожидая развития сцены самосуда. Сердце Эшли билось в стопорящие его рёбра, содрогая грудь монотонным трепетом. Ей… это нравится? «Чего же ты добиваешься, Эшли?» Эндрю почувствовал знакомый тянущий позыв внизу живота. Глаз упал на вырез её лонгслива, демонстрирующий часть обезоруживающей красоты её тела. Мышечная ткань, кости, молочные железы – всё то, что приманивает рабскую и падкую на сиюминутные наслаждения душу, всё то, что он тактильно ощущал на своих пальцах, зарываясь в груды свежей плоти, скрытые под оболочкой кожи – теперь манили его самого. Мозг твердил, что морально это отвратительно. Сердце же пренебрегало здравой логикой и рассуждением. Он испорчен окончательно и бесповоротно – вот подлинный ответ на все мучавшие его вопросы. Плохое влияние? Отсутствие надлежащего воспитания от родителей? А может он сам виноват в том, что стал таким? — Хочешь тронуть её, Энди? - игриво протянула она, увидев, что он мешкает. Порог безнравственности остался далеко за горизонтом у него за спиной, куда садилось угасающее солнце. «Как жалко – пытаться оставить себе человека, будучи готовой ради этого лечь под него» - слушал Эндрю свои мысли, приподнимая её топ. Большим пальцем он закатал его на верх груди, открывая своему взору извечный бюстгальтер в крапинку, скрепленный посередине черным лоскутным бантиком. Он выдохнул диафрагмой, поддавшись искушению приблизил руку, сдавливающую несколько секунд назад скулы Эшли, протиснул ладонь под чашку бюстгальтера. Эшли двигала руку брата, как перчаточную куклу, не переставая смотреть на него. Её глаза цвета фуксии, затягивающие розовыми радужками, но с холодными звериными зрачками, охочими до плоти, контрастировали с жаром её тела под рукой. Эшли улыбнулась уголками губ, поднимая голову. Эндрю затаив дыхание мял дольки желёз под персиковой кожей, согревающие пальцы жировую ткань, обволакивающий его руку, как заполненный водой воздушный шарик. Он не успел подумать, как его другая рука, ведомая сестрой, легла на вторую грудку, сдавила на ней пальцы. Эшли прижала кисть к ширинке на его джинсах, двумя пальцами прошла к верхнему краю серебрённой застежки и дернула её вниз. Пуговица выскользнула через отверстия, как пуля сквозь плоть. Соски сжались под пальцами Эндрю, пока он, пальпируя подушечками розовые ареолы, следил за каждым движением девушки. Их взгляды снова встретились. «Чего же ты добиваешься, Эшли?» Она робко опустилась ниже, опуская вместе с собой его брюки. Эндрю помог ей, приподняв кофту, открывая её взору его пресс с торчащими под кожей от продолжительного недоедания ребрами и плоскими поперечными мышцами живота. Контур тела вырисовывался интуитивно, сам собой, подстраиваясь под идеальный стандарт красоты для нее. Стальными мышцы назвать было нельзя, но она любила его не за атлетичный внешний вид. Эшли захватила его член вокруг основания в кольцо пальцев, с интересом вглядываясь в текстуру кожи. Несколько раз провела рукой по всей длине, сначала аккуратно, выискивая необходимую силу, с которой нужно было это делать. Ориентиром служили его судорожные вздохи в моменты, когда она вела слишком резко. Стоит ли вообще задумываться о том, что сейчас происходит? Не уверена. Может, стоит прекратить сейчас, пока всё не зашло ещё дальше? Если это не край, то что? Эшли сложила пальцы вместе, захватив в кулак, столько, сколько она могла себе позволить, с удивлением отметив, что даже так не смогла сомкнуть пальцы друг с другом. Эндрю прикрыл рот рукавом кофты, но она могла видеть, как его брови приподнялись от довольствия. Его смущение было лучше всяких излишеств рога изобилия, потому что в смущении пробуждался её Энди, -робкий до безобразия, но готовый постоять за себя и неё - вечный маленький мальчик в душе, с которым она чувствовала себя целой. Хотя, возможно, называть его маленьким было ошибочно. Эшли села ближе, скрипя ковром под коленями, обхватила рукой его бедро сзади и подвинула к себе. В нос ударил терпкий запах мускуса, улавливаемый опъяненными от вожделения рецепторами, который как дурман, заполнял собой всю голову и усиливал без того шумное сердцебиение. Она провела пальцем по стволу к мягкой коже промежности, упиваясь томными вздохами Эндрю в рукав свитера, снова взяла его в руку. Сухой от волнения и от того шершавый язык скользнул вдоль всей его длины. Эшли почувствовала, как под её рукой от нового ощущения сократились мышцы его ног. Пальцы Эндрю сдавили ей плечо. Снизу тело сщемило ощущение тягучей слабости, ноги неконтролируемо задрожали. Она поддалась чувству, подвинула таз ближе к его беспокойному телу. Как интересно. Как давно он стал иметь к ней такие чувства? Не простой инстинкт защищать слабую, не имеющую возможность за себя постоять младшую, а нечто большее, эту отвратительную и неестественную, но от этого не менее сильную привязанность? Эндрю почувствовал, как жар дыхания оседает на его плоти крупинками влаги. Горячее нутро девушки обволокло его. Эндрю приподнялся на месте, сводя лопатки и, чтобы не упасть, уперся рукой в стену за спиной сестры. Ей сейчас должно быть отвратно от неприглядности их с Эндрю вида со стороны, от непристойных запахов и звуков, заполнявших маленький номерок мотеля сейчас. Но голова сейчас была так тяжела, беспрекословно следуя одному только первобытно-дикому инстинкту размножения. Эшли ощущала, как кровь приливает к щекам и лбу, окрашивая лицо пунцовым румянцем. Она искала одобрение того, что сейчас делает, в глазах Эндрю, который пребывал не в меньшем смущении, чем она сама. Горло ещё не привыкло к новизне ощущений, предательски высвобождая воздух из лёгких, так что ей пришлось отстраниться, чтобы не зайтись кашлем. От её губ на грудь стянулась струйка слюны, распластавшись в лужицу и мгновенно впитавшись в раскаленную от непотребств кожу. Стало стыдно вдвойне, за то, что она не может довести до конца то дело, которое сама же и развязала, но рука брата, легшая на волосы, отразилась в животе новым, усиленным чувством. Эндрю пригладил её волосы, заложил непослушную угольную прядь обратно за ухо. В его глазах она увидела одобрение, опередившее лишние слова, вот-вот готовые были вырваться из её уст. С этим ей стало легче, першение в горле стало чем-то далёким и непримечательным, совершенно не заботя её, как ранее. Однако здесь произошло то, чего она не предусматривала и даже не готова была задумываться о подобном. На её затылке, собрав волосы в небрежный пучок, сомкнулись пальцы Эндрю. Он грубо толкнулся, отчего она тут же попыталась высвободиться, царапая ногтями его бёдра. Из лёгких вырвался сдавленный крик, который заглушил плотный кляп на её языке. Он думал, что впервые сам решился на что-то. Однако если это и есть тот неизбежный момент, который Эшли старалась приблизить своими действиями, то он в очередной раз стал жертвой её мимолётной прихоти, которую сменит собой другая, ещё более больная и изощренная. Не отдавая себе отчёта в действиях, Эндрю продолжал сдавливать собой горло девушки, не останавливаясь, когда она старалась укусить его за деликатную ткань кожи. Он поднял её руки, вольно висящие в его руках, сплел пальцы Эшли со своими, закрепил кисть над её головой. Эндрю чувствовал, как мог бы сейчас выкрутить кости на её запястье не с большей тяжестью, чем сломать прутик молодого побега. «Это то, чего ты добивалась, Лейли?» Эшли мычала через нос, пока слюна, заполнявшая ротовую полость, скатывалась по её подбородку к ключицам. Грудь прерывисто вздымалась от новых стонов, ласкающих его слух. И все-таки, садистские наклонности были в крови у них обоих. Каждый новый звук, исходящий от тела сестры, усиливал ощущение стремительно приближающейся кульминации. Эндрю, не в силах сдерживаться, скользнул вглубь в заключительный раз. Послышался звук рвущейся ткани - и кольцо чокера украсило ковер под ними, погребенное под черной ленточкой с шеи сестры. Член внутри дернулся, жар заполнил рот, стёк вниз по глотке. Она думала, что горло насмерть сдавит асфиксия, но вот, наконец, Эндрю отдалился, дав ей возможность глотнуть спёртый воздух. Эшли зашлась припадком кашля. — Вообще-то я так и задохнуться могла! — На это я и рассчитывал. Эшли с укоризной подняла взгляд. Они молчали, не в силах вырвать из себя следующую фразу. Дело в свои руки взял Эндрю. Не успев среагировать, Эшли упала спиной на край лоскутного одеяла, поднятая братом в одно усилие, как ветер поднимает с земли опавший лист. — Эндрю, ты!.. Он мог снять шорты без особых усилий, просто стянув их вниз, но ради приличия все же расстегнул пуговицы у их края. Джинсовый материал смялся на её стопах, в один взмах изящной ножки отправился в дальний угол комнаты. Досада за его выходку исчезла так же быстро, как и появилась. Эндрю водрузил её икры себе на плечи, подвинул лицо ближе, смыкая дёсна с телом сестры. — Эндрю! – беспокойно голосила Эшли, пытаясь встать на локти на мягкой кровати, но раз за разом падая. Его маленькая сестричка стала большой и красивой девушкой в самом расцвете сил. Только слепой не заметил бы её внешней привлекательности, маскирующую смоляную душу. Как хорошо, что теперь они оба стали равноценны друг другу – порочные, падшие грешники. Вместе, как одно целое, взаимодополняя друг друга, как никто другой. Было ли это навязанное сущностью внутри него мнение или его собственное, впредь понять он не сможет. Он развел её губы в сторону, смахнул пальцами сочившийся изнутри гель. Язык скользнул по коже параллельно её бёдрам, губы прижались к спайке у лобка. Он поднял глаза на Эшли, которая, изгибая спину, смаковала блаженную негу. Весь её вокабуляр теперь занимал собой Эндрю. Сестра выглядела, как сумасшедшая, бесперебойно лепеча его имя. — Энди! — Заткнись, - отрезал он, оторвавшись от её тела. Эшли податливо упала на спину, закрывая рот ладонями, неведомо зачем гася исходящие от неё стоны. Роли сменились, подметила она, растянув губы в мимолетной улыбке, прежде чем снова запрокинуть голову. … …Эндрю не без помощи сестры продел свитер через голову, обнажая сухопарый стан, отшвырнул его за спину на кровать, пока она, сидящая у него на коленях, бесцеремонно исследовала пальцами черты его лица. Нос почувствовал запах свежей плоти, которой пропахла кофта. Действительно, её он не стирал с тех пор, как ему пришлось убирать следы их присутствия в доме родителей. Поэтому на ресепшене та девчонка глазела на него с видом судьи, выносящей смертный приговор. Обхватив его голову пальцами, Эшли лихорадочно и стремительно нашла его губы своими, упершись пальцами в переносицу. Эндрю откинул ногой смятые джинсы, продолжая держать её талию под руками. Парень скользнул рукой вдоль хребта, словно делая мазок кистью, замедлившись на ложбинке над бёдрами. Эшли беспокойно заёрзала на его ноге, свела ляжки вместе, когда он уместился внутрь. Она закусила губу, не переставая держать его лицо в зоне своей видимости. — Ты пахнешь смертью. Эндрю счел это за комплимент. — Я хочу, чтобы ты пах так всегда. Это пиздецки соблазнительно. Эндрю держал её на руках, соблюдая размеренную амплитуду движений. Бархатная кожа её бледного тельца светилась в сумерках, как люминофор. Манящий, спелый запретный плод воззывал к нему, гулким эхом раздаваясь внутри её грудной клетки. Эндрю хищнически вгрызся зубами в субтильную кожу на ключице, оставив симметричный след с различающимися отпечатками клыков. В голову, словно доза опиума, ударила кровь. Язык инстинктивно сметнул проступающие капли в заполняющейся эритроцитами алой отметине. Эндрю причмокнул губами, сглатывая ихор, наслаждаясь вскруживающим голову горьким вкусом. Эшли отозвалась болезненным стоном, переходящим в томный выдох. Сегодня она готова пойти ему на встречу, без лишних слов принимая то, что он хочет сделать. Сегодня особенный день – день, когда Эндрю Грейвс стал принадлежать только ей. — Ты будешь, Энди? Ради меня. Он не ответил, только прикоснулся к ней губами, щекоча прядями ресницы. Рукой тронул её кисть у него на плече. Угрызения совести растворились в их разгоряченных телах, слились с тканью костей, став только каплей в море того, что им еще предстоит пережить. Только слабый отзвук, похожий на сердцебиение, все ещё пульсировал на кончиках его пальцев. Он не ответил. Только дотронулся подушечками пальцев до её крайнего позвонка, проступающего между ягодицами. Эшли выдохнула ему в губы, изгибая спину с хрупкой грацией. Слабость подступила снизу тела к его краю. Эндрю грудью ощутил, как сестра сильнее прижалась к его телу, а руки вплелись в его космы, со всей её безобидной женской силой сжимая череп. Шею согревала её разгоряченная грудь, тяжело вздымающаяся от частых вздохов. Он снова, подобно упырю, пробил зубами её шею, ощущая, как металлический вкус смешивается с фруктовым ароматом колы. … Сизый дым скопился на потолке, укрывая собой неработающий вентилятор. В горло ударил удушливый запах, царапая его стенки, вместе с выдохом оставляя за собой только противное послевкусие. Лучи месяца пробивались сквозь неплотные занавески на окнах, оседали на стене, параллельно маяча светом перед глазами сидящего на краю кровати юноши, отчего он вынужденно щурился. — Пути назад нет? — Путь назад есть, но не для нас. Эшли повернулась к нему, прикрытая одеялом только в тех местах, о которых беспокоиться не следовало. Фиолетовые глаза блеснули в отражении мелькнувшего во тьме пламени сигареты. Волосы цвета воронова крыла растеклись по кремовой пуховой подушке у неё под головой. — А что, все ещё строишь из себя святошу? – спросила она шутливо, гладя его плечо. Эндрю втянул в себя гарь, шипя сгорающей бумагой и табаком, повертел головой, оценивая фразу сестры и, наконец, утомлённо усмехнулся. — Нет, это был риторический вопрос. Меня всё устраивает. — Вот и славно. Не думай о глупостях. К щеке прислонились её мягкие губы, оставив влажный след. — Спокойной ночи, Энди. — Спокойной ночи, Лейли. Он стряхнул пепел на потёртый ковер. Родинка на ладони отозвалась острой болью.