i am sorry for the trouble, i suppose my blood runs red but my body feels so cold
Это уже не впервой. Он наблюдает за тем, как она сидит во всей своей тщетности, устремив взгляд на отражение. Пусть она не выглядит печальной, он видит тонкую — всегда тонкую — линию помады. Её спина прямая, фарфоровая кожа испещрена мелкими свирепыми морщинками. Он не знает, какие из них принадлежат ему, а какие были всегда, потому что он все ещё пытается нарисовать её кожу на тон светлее. но как он может сейчас сделать это? Они соглашаются, что проще не говорить об этом; она приползает к нему, когда солнце начинает вставать, а он кончает для неё как раз перед тем, как кошмары грозят подняться из глубин на поверхность. Какое-то время всё хорошо. Он тонет в запахе лаванды и персиков — она способна вызвать у него интоксикацию такого рода, как он никогда не понимал, но это всегда так, прежде чем всё кончается. Её глаза станут печальными, а его кожа будет гореть. Они будут целовать друг друга до тех пор, пока воспоминания не начнут исчезать, но ничего не будет казаться правильным. — Сегодня я пойду на его могилу. Саске облизнул пересохшие губы и приподнялся на локтях. Она не встречается с ним взглядом в зеркале, предпочитая сосредоточиться на том, чтобы собрать и заколоть волосы в некое подобие приличия. — Одна? — спрашивает он, потому что с тех пор, как всё началось, она впервые произнесла что-то, кроме его имени. — Нет, — она отвлекается от своей суеты, и её тело снова предстает перед ним. Он вновь берет её в руки, любуется каждым изгибом и каждой отметиной, удивляется, как человек может быть таким удивительно совершенным и в то же время таким несовершенным. Она подхватывает с пола юбку и застегивает блузку: — Там будет мама. Я просто подумала... — она осекается, впервые встретившись с ним взглядом с тех пор, как покинула кровать. — Ничего, неважно, — отрезает она. Он ничего больше не говорит. Она заканчивает собираться и открывает дверь его дома. Прежде чем уйти она провожает его взглядом, который уже не кажется грустным, а скорее испуганным. Ино уходит, не проронив больше ни слова.***
Он тренируется каждый день и большинство вечеров, в основном до тех пор, пока его колени не начинают подгибаться. Иногда к нему подходит Наруто, и он тренируется вместе с ним. Иногда Сакура молча наблюдает за ним со ствола дерева, сидя с книгой в руках. Иногда, когда на тренировочной площадке совсем нет людей, он видит Ино на другом берегу ручья, ее льняные волосы убраны с лица, а тело напряжено. Он часто удивляется, как оказался с ней в одной постели — раньше он считал ее совершенно бесполезной, крикливой идиоткой. Но те дни, которые превратились в недели во время войны... они изменили всех. Она потеряла отца, весь его клан был уничтожен братом, который всегда действовал только из лучших побуждений. Они совершенно не похожи. Но он был потерян, как и она. Они встретились на полпути, в многообразии спутанных простыней и ногтей против плоти — он испил её, как будто жаждал тысячу лет, и она была слишком красива, чтобы не восхищаться ею, не целовать, не наслаждаться и не находить себя в ней снова и снова. Так все и осталось: просто два человека, которые никак не могут вернуться к реальности. Позже вечером Саске стоял у надгробного камня позади неё, засунув руки глубоко в карманы брюк. Он не собирался приходить и искать её, но что-то в том, как она упомянула об этом утром, было значительным, по крайней мере, заставило его думать об этом весь день. Сейчас она была одна, букет цветов лежал на могиле её отца, а её руки свисали по бокам. Ее волосы распущены, замечает он, и во всей своей длине доходят до поясницы. В тусклом свете вечернего заката её волосы почти кажутся нимбом. — Ино, — тихо говорит он. Она не отвечает. Он стоит рядом с ней и не произносит ни слова, пока она не поворачивается и не смотрит на него. В её глазах стоят теплые слезы. — Я не думала, что будет так больно, — признается она. В её взгляде есть нечто почти умоляющее. Она дрожит, совсем дрожит, и он не выдерживает — отводит взгляд. Он так хорошо ощущает её чакру, что чувствует всплеск эмоций, рёв гнева и наплыв печали, которые почти грозят поглотить её целиком. Он знает, чертовски хорошо знает, что не способен снова почувствовать это, почти хочет убежать от неё, потому что эти чувства начинают пожирать его заживо. Но... — Если бы тебе не было больно, ты бы не была человеком, — наконец отвечает он ей. Когда она плачет, он не говорит ей ни слова вялого сочувствия, не обнимает, не целует и даже не разговаривает с ней. Он просто стоит рядом, пока она разбивается, потому что знает, что ей больше не нужно ничего из этого. Всё, что ей нужно, — некто, кто выслушает, а не тот, кто попытается её исправить. и она знает, что ему нужно точно такое же отношение***
Она смотрит на него, расположив руки по обе стороны его головы, и ищет его взгляд. Пот липнет к её коже, волосы опадают вокруг них подобно вуали, — он не отрывает от неё глаз, даже почти не дышит. — Я хочу почувствовать себя живой, — шепчет она, опустив веки, — Я хочу начать заново. Саске проводит рукой по её предплечью и поднимается к щеке. Ему нечего ей сказать, потому что он знает — всё, что он скажет, скорее всего, будет ложью, поэтому он притягивает её голову и целует: первый раз нежно, второй раз яростно. Вкус меда, малины и чего-то такого, что так характерно для Ино, и он оживает от её вкуса — если это сила, то он слабак.***
Он смотрит, как камешек перелетает через реку и благополучно приземляется на другом берегу. — Ты любишь её? Саске поднимает голову в ответ на вопрос. Наруто стоит, поворачивая камешек в ладони, и хмурится, что выглядит для него глупо неестественно. — Нет, — мгновенно отвечает он и тут же отступает назад, как идиот, — То есть... я не знаю, — наконец огрызается он, чувствуя себя взволнованным, смущенным и крайне раздраженным внезапным вопросом. Любовь — слишком сильное слово для того, что он чувствовал к Ино. Бывали моменты, когда ему казалось, что он не сможет жить без неё, но бывали и такие, когда ему было противно даже находиться рядом с ней. Она была совершенно безумна. впрочем, как и он — Значит, ты её не любишь... но вроде как любишь. — Нет, идиот, — язвительно отвечает Учиха. — Сначала мы просто много трахались, а теперь... разговариваем. — Ты, — вытаращился Наруто, тупо указывая на него, — разговариваешь?! Саске сверкнул на него глазами. — Заткнись. И, естественно, это не срабатывает. Они тратят пять минут на оскорбления и ещё десять — на угрозы избить друг друга. В конце концов оба сдаются, потому что Наруто голоден, а Саске раздражен, и, несмотря на то, что он не прочь пробить головой Узумаки кирпичную стену, Учиха сомневается, что в конечном итоге ему станет легче. Вместо этого он садится на валун и упирается подбородком в ладонь, глядя на реку и размышляя, не влюбился ли случайно в девушку, которая только предполагалась только как фантом. — Она точно не самый худший выбор, — говорит Наруто после краткого молчания. Он подходит к сокоманднику и прислоняется к его плечу. — У нее потрясающее тело, она умна, веселая, а самое главное — она может вынести тебя и в самом плохом настроении, чего я не могу сказать об остальных... — Ладно, можешь помолчать, идиот.***
Ино снова смотрит в зеркало, теша своё тщеславие. Саске пересчитывает шрамы на её спине (всего их пять: два со времён, когда она была генином, один — от боя с Хиданом и Каказу, ещё два заработаны во время войны) и встает, медленно подходит к ней. Учиха не сдвигается с места, пока она не переводит взгляд с отражения на него, и только тогда он позволяет кончикам пальцев мягко лечь на её лопатки. Он чувствует, как она резко вдыхает, но он не останавливается. Он прослеживает все пять шрамов на её лопатках — каждый из них имеет свою историю, о которой он не знает. Когда он доходит до последнего, то наклоняется и оставляет целомудренный поцелуй на её шее, не отрывая взгляда от лица. — Что ты... — Я хочу поцеловать тебя, Ино, — просто говорит он. Она открывает рот, чтобы возразить, но он берет её за запястье и направляет к кровати. Он очень осторожно укладывает её и забирается сверху. Саске останавливается чуть выше её пупка, ловит взгляд Ино и едва заметно улыбается. Он целует её живот, на котором остались небольшие порезы и несколько шрамов, целует бедра, на которых проступают растяжки, целует колени, ступни, руки и, наконец, целует рот. Он исследует губами каждый участок её кожи, ощущает вкус её пота и возбуждения — не торопясь, как обычно, он исследует её тело так, как и должно быть. Нет ни одной части её тела, которую бы не исследовал его рот; он вбирает её в себя, вдыхает её и тратит время на изучение каждой истории, скрывающейся за каждым шрамом. Утром он снова наблюдает за ней у отражения, но на этот раз она наблюдает за ним в ответ. может, он и не может этого сказать, но она все равно читает его мысли, так что это неважно, не так ли? — Спасибо, — вот и всё, что она произносит, одевая ожерелье. И это всё, что ему нужно.