Palette and brush

Светлая в своем облике палитра, находящаяся невидимым грузом прямо в его руках, давила на все естество и оставляла яркие пятна на коже. Она жгла цветами, показываясь в совершенно рандомный момент его жизни, и оставляла после себя красочные шаги, разводами оттенков плетясь за ним с самого детства. Любое случайное прикосновение оставляло после себя незаметный для окружающих след краски, понемногу убивающий случайного человека, которого не повезло столкнуться с парнем. Часто, в его руках появлялась кисть и в этот же самый момент где-то поблизости возникал неожиданный новый знакомый, который смотрел на него своими большими живыми омутами чаще всего темного цвета, и внутри что-то переворачивалось, когда перед глазами всплывали не совсем уж давние воспоминания о потерянных в пучине страха и ужаса бликах чужих, совсем недавно бывшими такими счастливыми и сверкающими, глазах. В его жизни цвета не искрились, не сверкали. Они отдавали холодом и одиночеством, наступающим слишком неожиданно, что бы к такому вообще можно было бы привыкнуть. В его жизни цветов светлых даже не было, лишь мрачные и унылые, заставляющие и без того израненную душу падать все ниже и ниже. В пропасть первородного ужаса, где страшными голосами твердили свои сказки темные существа, спрятанные глубоко в его душе. Люди, темными пятнами мороза, уходили из его жизни теперь уже незаметно. Он не уверен, что они вообще приходили, просто до этого находящиеся на расстоянии, они не выдерживали и уходили, расширяя диапазон пробирающего, могильного холода. И теперь уже ему было все равно, он лишь потухшими глазами следил за удаляющимися спинами, вздыхал тяжело и понимал, что этот круговорот людей в его жизни не закончиться, наверное, никогда. Палитра являет себя его взору поздней зимой. Цветов на ней было катастрофически мало, а светлых оттенков и цветов даже не было. Единственным цветом, который казался еще хоть немного светлее остальных, оказался серый. Мальчик дрожащей рукой обхватывает гладкое дерево кисти и набирает краску, которая после ложится на целый город одним взмахом. Устрашающий черный цвет большой, не отмываемой лужей, проливался из его палитры на пол и оставался на его руках, обжигая, но понемногу забываясь ровно до следующего подобного случая. Первые светлые оттенки врываются в его одинокую душу словно вихрь, принося с собой ошеломительные чувства тепла, спокойствия и ощущения людей рядом. Что именно произошло в тот роковой вечер он не помнит или не хочет помнить, боясь оказаться вновь на леденящей кости улице, прямо перед грохочущим рычанием собак. Его неожиданно вытащили из привычного ему мира, заключили в обжигающие руки и притащили в какое-то яркое, источающее ослепительный светлый свет, который после он охарактеризует, как белый, жилище. У него неожиданно появляется семья, состоящая из четырех человек. Живший до этого на улице и окруженный холодом и страхом на постоянной основе мальчик, лишь спустя пару дней узнает, как называются члены его семьи: папа, мама, брат и сестра. К его удивлению, новая семья его принимает почти сразу, лишь красивая женщина средних лет, сверкающая насыщенным малиновым цветом, держит дистанцию и не желает с ним пересекаться. Привыкший к холодному обращению, ему ничего не остается, как проглотить глупую в своем существовании обиду и стараться сильно не отсвечивать. В это время парень наконец-то узнает свое имя, данное погибшими в детстве родителями. Вэй Усянь. Спустя долгих полгода напряжения и постоянных тренировок, жена взявшего над ним опеку главы ордена Цзян, немного открылась и приняла его в личные ученики. И лишь спустя несколько лет, непосильным трудом и упорством, Вэй смог заполучить расположение Госпожи Юй и официально стать одним из наследников второй очереди, на ровне с сводной сестрой Цзян Яньли, уступая место главного наследника своему сводному брату Цзян Чэну, прекрасно понимая, что если главой ордена станет взявшийся словно из воздуха приемный, а не находящийся в здравии и уме родной сын главы и его жены – то у Юньмен Цзян начнутся огромные проблемы. Вся новая семья сверкала почти одинаковыми цветами и сначала ему даже казалось это странным. Мадам Юй источала насыщенный малиновый свет, Дядя Цзян и Цзян Чэн сверкали фиолетовым, отличающимся друг друга всего на пару тонов, а Цзян Яньли обладала приятным розовым свечением. Забывшаяся кисть появляется вновь перед глазами спустя пару лет. Палитра увеличивается в своих размерах и на ней появляются светлые оттенки уже знакомых цветов, а также добавляются новые, но не теряющие от этого факта своего тепла. Вэй Ин осматривает пополнившуюся палитру долго, изучает каждый цвет и поддавшись собственным ощущениям набирает на кисть только появившуюся новую краску. Успокаивающий темный фиолетовый цвет лёгкими штрихами ложился на пространство над орденом, легкой дымкой окутывая каждого живущего здесь. Отправившись на учебу в орден Гусу Лань, Вэй впервые осознал, насколько могут отличаться разные оттенки одного цвета. Привыкший к приятному белому свечению родного ордена, где светлые оттенки не слепили, а согревали, он совершенно не ожидал, что этот же белый цвет будет ослеплять. В праведном ордене заклинателей буквально все было пропитано этим раздражающим светом и Вэй в первый раз за несколько последних лет не захотел ни с кем заводить хороших отношений. Что-то внутри неприятно ныло и напоминало о раздражающем свечении, когда сама мысль о новых знакомствах посещало его голову. Это свечение окутывало всех учеников клана, надменно смотрящих на приезжих будто с высоты. И примерно в этом момент Вэй Ин наконец-то понял почему его, обычно любвеобильного, плюющего на общие моральные принципы и личное пространство человека, не тянуло к этим людям. Эти надменность, гордыня и тщеславие – все это его раздражало и злило. Больше всего ослеплял свет, исходящий от главы ордена Лань Циженя, с которым у него с самого первого дня сложились просто ужасные взаимоотношения. Сам Вэй ничего не делал, просто спросил интересующий его вопрос, но уважаемый учитель по какой-то причине, не понятной ни ему, ни Цзян Чэну, ни их общему другу Не Хуайсану, разозлился и выгнал его с урока. Единственным, кого мог относительно спокойно перенести Усянь, был Лань Сичень. Он светился странным белым цветом, который почему-то отливал голубым. Это сияние не раздражало, но при этом оно не привлекало и находилось на стабильной планке нейтральности. А вот родного младшего брата будущего главы он увидеть не смог, хоть расстроенным данным фактом он особо не был. Вэй примерно понимал, как тот выглядел и какой у того характер, ведь слухи об Втором Нефрите клана Лань ходили по Поднебесной с поразительным упорством и прекращать пока что не собирались. По словам почти всех обитателей Цайи, прикланновом городе, находящимся у подножья горы, и нескольких адептов Гусу, с которыми он все же смог волшебным образом завести разговор, Лань Ванцзи был необычайно красив, холоден и талантлив. Его лицо ничего не выражало, движения было плавными и отточенными, а духовная сила устрашала. В прочем, дела до слухов наследнику Юньмен не было. Этот Лань Ванцзи находился в одиночном самосовершенствовании в закрытой для посещения части клана, куда его, по слухам, насильно затащили. Что мог совершить гордость Гусу Лань он понятия не имел, однако вспоминая несколько томов правил, которыми прямо таки кишит это место, парень понимал, что тот мог хоть лечь спать не в то время и не в том месте, что бы его, как до этого примерного ученика и гордость, отправили в медитацию, что бы не мешал учится другим. Кисть и палитра появились перед его глазами за день до отъезда и Вэй с отвращением заметил, что на ещё больше увеличившейся палитре появились несколько оттенков белого, прямо возле уже имеющегося. Он, не раздумывая берет в руки уже привычную деревянную ручку и макает ее в выбранный цвет без всякий сожалений. Раздражающий белый цвет, будто светящийся в темноте, ложился на мерзлые горы ордена и запоминался остаточным сознанием парня. Война накатила на заклинательский мир словно снег среди мая – неожиданно. Что именно послужило этому причиной известно не было, но уничтожение сект нижней планки происходило с ужасающей периодичностью и скоростью. Вэй Ин молился, что бы до их секты не добрались. Проводил всякие ритуалы, пытался в забвении вызвать давно не появляющуюся палитру и кисть и постараться хоть как-то защитить дом. Однако не смотря на все его усилия, спустя пару дней до них добралась любовница одного из наследников и передала про образовавшийся «лагерь» и обязательство двух наследников Юньмен Цзян там находиться, при этом хорошо повздорив с Мадам Юй и получив от нее по лицу за то, что осмелилась поднять руку на ее ученика. О том, что это ловушка и куда именно наследников созывают понимали все предельно ясно, однако возразить все равно никто не мог и через два дня он с Цзян Ченом направился буквально в заложники. Тогда он еще не осознавал к чему все приведет, но уже ощущал, что за словами лучше следить, иначе их секту постигнет судьба сотни ранее разрушенных. Допустить этого он не мог. Не мог ровно на столько же, насколько не мог допустить того, что бы брата хоть как-то ранили. Он был старше, он был сильнее и это подтверждала даже его наставница, и он определенно не мог допустить даже опаленный волосок на голове своего несносного младшего брата. В первые за несколько последних лет он почувствовал подзабытый могильный холод и ужас, сопровождающиеся давно знакомыми ему черными оттенками. На этой войне ему пришлось совершить до селе невозможное для заклинательского мира – слить свое золотое с темной энергией, когда адепты ордена Вэнь под предводительством Вэнь Чао, который серьезно раздражал даже собственных подчиненных, сбросил его с горы Луаньцзан. Адская боль, что сопровождала весь процесс слияния, запомнилась ему надолго. Однако, он так же был благодарен темной энергии за предоставленную возможность отомстить, ведь осознано осматривая повисшую над его орденом занавесу понимал, что без нее им не выбраться. Палитра и кисть появились перед глазами теперь уже Старейшины Илин прямо во время битвы. Новых цветов не добавилось, лишь пару оттенков уже существующих, однако оглядываясь назад Старейшина пришел к выводу, что новых цветов в его жизни и не появлялось, лишь уже охватывающие его естество цвета постепенно тускнели и чернели. Ярко-красный, почти алый цвет опустился на поле битвы, накрыл кровавым покрывалом трупы и еще живых адептов разных орденов, впитываясь в чужую, уже начавшую остывать кожу до ужаса правильно и незаметно. Время после окончания Аннигиляции Солнца протекало размеренными семимильными шагами. Дел было много, времени мало, а нервов, вроде, уже не было совсем. Его официальное всеобщее признание, как темного заклинателя, создание собственного ордена из остатков Вэнь и потерявших на этой войне свой дом заклинателей, которые по какой-то причине выбрали его своим кумиром, свадьба сводной сестры и взявшегося за мозги павлина, предложение стать Верховным Заклинателем, появление племянника, и такой нужный разговор с братом – все это смешалось в его голове, превратилось в кашу и причиняло сильную головную боль, однако насильно повзрослевший Усянь прекрасно осознавал, что это все нужно было разобрать, иначе в последствии все может превратиться в проблему и головная боль станет больше и больнее, чем есть сейчас. В принципе, все решено было быстро. Орден был одобрен на первом же после окончания войны собрании кланов и даже был выбрал одним из главенствующих, скорее из-за того, что заклинателя сильнее Вэй Усяня на данный момент не существовало и было бы разумно сделать так, что бы Илин Вэй со своим адептами выступал за них и общеустановленный мир, нежели был где-то внизу и в случае чего мог ударить в спину. На свадьбе у сестры он тоже побывал, от души поздравил молодоженов, на пару с братом немного поугражал жениху, что если вдруг его сестра окажется хоть как-то обижена, то тому можно будет уже бежать на другой континент, и со спокойной душой, смотря на сводного брата с усмешкой и весельем, воспользовался подаренной на свадьбе возможность дать имя первому племяннику, на что младший Цзян еще долго обижался на обоих старших. Предложение же стать Верховным Заклинателем он любезно отклонил, предоставив это право Лань Сиченю, решив, что ответственности за орден свой, еще и орден Цзян в придачу, ему более, чем достаточно. А разговор с братом получился как-то автоматически, когда все семейство Цзян собралось перед отъездом старшей сестры в орден теперь уже мужа, в комнате их покойных родителей. Как и что к этому привело – он не помнит, однако после этого у него болело почти все тело, а синяки проводили добрые несколько недель, однако немного попортившиеся братские отношения все же наладились. Все шло своим чередом ровно до того момента, пока к только-только привыкшему к новой жизни и обязанностям Вэй Усяню не стали приходить первые предложения о браке. Сначала он не придал этому особого значения, как ни крути ему было 20 лет и в это время молодые люди как раз находили себе спутников или спутниц и жили своей семейной жизнью, рожая детей. Однако, по истечению пары месяцев это начало раздражать. Писем был настолько много, что стол, куда Вэй Ин складывал не просмотренные предложения, начинал опасно трещать от веса, казалось бы, бумаги. Некоторые особо настойчивые слали предложения несколько раз на дню, свято веря, что если они будут так делать – глава Илин Вэй им обязательно ответит. Настолько наивно, что Старейшина сначала даже смеялся. По итогу, ему это все настолько надоело, что он публично объявил, что ни жениться, ни выходить замуж он в ближайшее время не планирует. Не все, естественно, все поняли с первого раза, однако со временем количество писем стало уменьшаться. Палитра появилась поздно ночью, когда глава разгребал очередные стопки документов, состоящие в основном из писем и жалоб на его неугомонных учеников, и Вэй с тяжелым вздохом посмотрел на нее, осознавая, что красно-розовой краски в ней еще не появилось. Поменялось все резко. Старейшина Илин даже осознать ничего не успел, просто его сердце незаметно для него упорхнуло в руки этого прекрасного существа. Он даже не уверен, что полюбившийся ему юноша являлся человеком и вообще существовал. Это должен был быть абсолютно спокойный, обычный день, как и все предыдущие. Адепты его ордена должны были пройти обучение и сходить на тренировочную охоту на нечисть, которую их глава специально для этого поднял с утра, а вернувшиеся с ночной охоты вместе с адептами учителя должны были передать ему отчет, а потом спокойно отдохнуть и заняться своими делами. Примерно так и состоял день в ордене Илин Вэй – до обеда учеба и тренировки, после обеда свои дела и развлечения. И изначально все так и шло, примерно до пункта «отчеты о ночной охоте». После этого все пошло наперекосяк. Вместе с пойманными на охоте трофеями, адепты и учитель принесли на руках почти бездыханное тело молодого человека, ненамного младше главы. Вопросы о личности не поднимались, так как сейчас единственное, что волновало окружение – выживет ли незнакомец или же отправиться в реку забвения. Глава быстро глядел общее состояние и наличие темной энергии внутри и снаружи тела и, не обнаружив таковых, передал незнакомца Вэнь Цин. Девушка выверенными, четкими движениями перехватила тело юноши, шокировано расширила глаза от ужасающей легкости и, придя в себя, быстро отправилась в свой кабинет. Почему Вэй пошел за ней не знал даже он сам. Какое-то внутреннее чутье твердило ему, что если он не пойдет, то сильно пожалеет об этом в будущем и тело будто само собой отправилась в путь за подругой. И пока травница порхала беспокойной пташкой над раненным, Старейшина наконец-то обратил на него внешнее внимание. Этот парень был невероятно красив, Старейшина признал этот факт сразу и без внутренних споров с собственным внутренним голосом, который почему-то считал своим долгом обозвать каждого второго встреченного темным заклинателем человека. У незнакомца были густые черные волосы, темным каскадом спускающиеся по тонкой, белоснежной коже шеи с виднеющимися тонкими венами голубого оттенка, широкие плечи, переходящие в длинные руки с красивыми изгибами кистей и музыкальными пальцами, тонкая талия, берущая свое продолжение в широких бедрах и до непристойного длинных ногах, покрытых полами запачканного кровью – непонятно чужой или собственной – ханьфу. Вкупе с лицом, награжденным правильными и аккуратными чертами, этот незнакомец казался самым прекрасным существом, которое только видел глава за всю свою пусть и не очень долгую, но абсолютно не скудную на приключения и знакомства жизнь. Следующим фактором, который заметил Вэй Усянь, оказалась лобная лента, белого цвета с вышитыми на ней узорами облаков и защитных заклинаний, которую носили лишь адепты так раздражающего его ордена Гусу Лань. Однако, к собственному удивлению, он не видел в этом юноше ничего белого, кроме кожи и одежд, но даже они имели приятное мягкое свечение, почти не видимое его глазу, и ненавязчивый запах сандала, так полюбившегося ему еще в детстве. Что одежды, что лобная лента – все прямо таки кричали Усяню о принадлежности этого юноши клану, адептам которого после окончания войны он поклялся не помогать и даже озвучил данные мысли на собрании кланов пару лет назад. Но, глядя именно на этого парня, он не мог отказать и понятия не имел почему. Это не было из-за внешности. Стоит признать, что почти все адепты Гусу Лань отличались красотой ошеломляющей степени, и пусть этот человек разительно уходил в отрыв от них, это не помогло бы поменять его мнение. «Даже недавно принявший на себя обязанности главы клана Лань Сичень не может сравниться с этим парнем. Подумать только, что клан Лань скрывал такое сокровище, а мы даже не догадывались...» тяжело вздыхал про себя покачавший головой глава Вэй. Однако, ничего кроме одежд и ленты у парня от клана не было. Обычно, отправляя своих адептов на ночную охоту или путешествие, глава клана передавал им набитый доверху мешочек, где лежали припасы, защитные талисманы, чернила и чистые листы бумаги, а так же деньги для собственных нужд. Это было базовым наполнением для всех орденов, а сам Усянь еще и кладет туда специальные талисманы для нечисти, в случае неожиданного нападения. В дорожной же сумке незнакомца, которую глава осмотрел в поисках чего-то, что могло бы намекнуть ему о личности данного человека, не было ничего, кроме странных костей фиолетового окраса. Красавец на кушетке был полностью вылечен от внешних повреждений с подачи знающей руки целительницы, однако до сих пор не подавал признаков жизни, Вэнь Цин уже понятия не имела, что можно сделать для его спасения, а личность до сих пор не была установлена. Нахмурив брови, мужчина взял в руки одну из кистей, проникая духовной энергией внутрь, пытаясь понять, что именно мешало молодому человеку прийти в себя. Золотое ядро было цело, однако чудовищно подавлено застывшей в каналах Ци. Духовная энергия еле теплилась внутри, посылая слабые импульсы по телу и стараясь восполнить потерянное. Такими темпами ядро просто рассыплется и парень останется инвалидом на всю свою жизнь, которая без ядра будет не такой уж и долгой. Вэй Усянь немного поднял свою руку и, подавляя темную энергию внутри, дотронулся до живота лежащего адепта, вливая в него собственную духовную силу и стараясь расшевелить чужую. Отклик был не сразу, мужчине пришлось немного повозиться, прежде чем он почувствовал ответный импульс чужой духовной энергии, которая на пару секунд смогла смешаться с его собственной. Почувствовав этот феномен Вэй в испуге отстранился, неверяще смотря на собственную ладонь, будто она могла в тот же миг дать ему ответы на все вопросы. Духовная энергия все так же текла непрерывным потоком, обволакивая руку в красивый красный оттенок, который прямо сейчас содержал маленькие проблески голубого цвета. - Это... – подала голос Вэнь Цин, до этого спокойно наблюдавшая за происходящим со стороны. Она подошла чуть ближе, смотря на руку своего друга и ошарашенно переведя взгляд на только появившегося в их жизни незнакомца. Казалось бы, она все для себя поняла и решила. – Ну что-же, поздравляю, глава. Ты нашел свою родственную душу. Предложение повисло в воздуха неподъёмным грузом. Этому было всего две причины. Первая причина – найти родственную душу было крайне сложно. Некоторые люди вообще не знают об их существовании и даже сам Усянь считал это не более, чем легендой, которую ему в детстве рассказала одна гадалка с улицы. «Родственная дуща – это человек, который идеально подходит тебе по всем параметрам. Состояние тела, духовная энергия, скорость развития, талант и многие другие факторы, у родственных душ все эти факторы являются взаимодополняющими. К примеру, если в духовной энергии одной из сторон не достаточно ударной мощи, то у второй стороны она будет идеально покрывать этот недостаток, и наоборот…» так объясняла гадалка еще несмышлёному Ину, а ещё она говорила, что это явление очень редкое и он точно это помнит. Будучи маленьким, Вэй быстро поверил в эту легенду, но время шло, а родственная душа не находилась, да и в окружении парень не видел ни одной такой пары, поэтому просто забыл про нее, лишь изредка вспоминая рассказывая ее младшим ученикам своего ордена вместо сказки, специально додумывая некоторые детали, которые сама гадалка ему не рассказывала. Но, вопреки всем его мыслям и прежним убеждениям, прямо сейчас перед ним лежал человек, который идеально подходил под часть этого описания. Духовная энергия этого парня и впрямь идеально подходила под его. В прочем, ему нужно было проверить все остальные факторы, что бы точно во все поверить, потому что сейчас в это вериться мало. Он быстро оглядел чужое тело по внешним параметрам, а потом углубился и осознал, что состояние чужого тела мало отличалось от степени «идеально»: наполненные силой и духовной энергией мышцы, подтянутая и ухоженная кожа, разработанные суставы и сильные руки с натренированными связками мышц, застывшими в напряженном состоянии. Про скорость развития даже разговаривать не нужно было, потому что лишь раз коснувшись золотого ядра парня и ощутив духовную энергию, мужчина почувствовал, что лежащий перед ним почти не уступал ему по силе, если, конечно, глава не будет использовать темную энергию. В итоге он был вынужден признать, что этот пацан идеально ему подходил в плане самосовершенствования. Про родственную душу он предпочел не думать, однако сам факт уже довольно удивлял. Безусловно, подходящие друг другу люди в плане духовной энергии встречались и, познав двойное самосовершенствование, были вместе очень сильны, но они не подходили друг другу по другим параметрам «родственной души» - то у одного талант ниже, то у другого скорость развития значительно меньше. Почти сразу ума достигла вторая причина – его «родственная душа» была где-то между этим светом и более возвышенным. Он еще долгое время после этого не мог смириться с произошедшей ситуацией. Мало того, что потерявший всякую веру в легенду Усянь понял, что та была прозрачно верной, так еще и эта самая родственная душа находилась при смерти и он понятия не имел как это исправить. Он рад. Он, безусловно, рад что его родственная душа была настолько прекрасна и талантлива, но разве это имело бы хоть какой-то смысл, если тот умрет? Тем более, он понятия не имел кем был этот молодой человек. Наличие факта о том, что тот принадлежал клану Лань ничуть не упрощал ему жизнь и поиски хоть какого намека. Ситуацию немного осветил Вэй, ранее Вэнь, Нин, который, как оказалось, видел незнакомца раньше на одной из общих ночных охот. Какого было удивление Вэй Усяня, когда раненым оказался никто иной, как Лань Ванцзи, Второй Нефрит клана Лань, которого он не смог выловить во время своего обучения пару лет назад. И после открытия личности возникло еще больше вопросов. Как клан Лань допустил выход своего второго наследника на ночную охоту или путешествие, но при этом не соизволил его хорошо экипировать? Почему вообще человек настолько высокого полёта оказался возле темного ордена, где его, собственно, и нашли? Куда смотрел глава Лань, когда его младший брат ушел так далеко? И почему вообще они сослали Нефрита сначала в ссылку на гору, где тот проходил уединенную медитацию, а теперь даже не ищут его, когда тот находится так далеко от дома? *** Проходит где-то год, когда новый знакомый наконец-то подает первые признаки хоть какой-то жизни и Вэй может увидеть немного открывшуюся занавесу тайны природного цвета его «родственной души», которую он пусть и не сразу, но принял. Это было странным фактом, потому что саму эту «родственную душу» он видел только внешне и то она не открывала своих очей, однако находясь в непосредственной близости была слишком притягательна для него, что бы думать о том, что это притяжение было лишь банальным интересом. Прошел чертов год, какой тут интерес? Цвет у Лань Ванцзи был разительно отличающийся от остальных адептов ордена. Как и он сам, на самом деле, Вэй Ин это понял просто наблюдая за изменениями в организме и внешности будто немного повзрослевшего Ланя, хотя тот ничего кроме сна не делал. Вокруг него будто застывало все: время, существа, любая энергия – но сам он все так же был поддержан течению и, казалось бы, даже увеличивал его. Цвет был золотой. Не желтый, не оранжевый, именно золотой. Такой красивый и необыкновенный, как и его хозяин. Это был первый раз, когда Вэй Усянь увидел в чужом отражении не базовый цвет, не тот, что содержался в полюбившейся радуге, а драгоценный. Цвет, который самим своим существованием твердил о том, что данный человек был для него тем самым особенным, тем, кого темному заклинателю не стоило отпускать от себя. А черти в голове будто потакая этому желанию твердили о том, что бы было бы не плохо это божество привязать к себе. Ну или это были тараканы, Вэй Ин не знает. А вот хоть каких-то шевелений от “родственной души” никто не дождался. Та словно заснула, хоть сравнение и страшное, вечным сном и её вторая половинка вынуждена смотреть на это и осознавать, что ничем помочь попросту не может. Старейшина приходил к ней стабильно раз в 2 дня, потому что чаще банально не мог из-за загруженности и дел ордена, а за этот год понял, что отпустить этого парня теперь будет очень сложно. Да, он вообще ничего не знал про Лань Ванцзи, причём, вот прямо совсем ничего. К его удивлению, никакой информации про этого адепта не было даже у его собственного ордена, глава Вэй проверял. Клан Лань будто стёр существование Второго Нефрита со всех страниц книг, не оставил ни единого словечка, даже его брат не вспоминал про младшего, и это Усяня практически полностью добило. Как старший брат, он понятия не имел как можно было просто забить на своего близкого человека, а ведь он был даже не родным. И Гусу Лань не нравился ему все больше и больше. Да он не знал, но ему никто не запрещал узнать о нем больше из чужих уст, когда тот решит, что уже можно проснуться. *** Проходит ровно два года прежде, чем Лань Ванцзи открывает глаза и в этот момент мужчина пропадает. Глаза у его родственной души глубокие, растерянные, золотые. Они затягивают словно водоворот, заставляют застыть на месте статуей и молиться, что бы это божество ступор не заметило. Ему вдруг становится слишком жарко, слишком мало воздуха, слишком хорошо, слишком плохо. Слишком неопределённо и это убивало лучше меча. Парень хлопает своими невозможно длинными ресницами и Вэй Усяню кажется, что начинает дуть ветер и его закручивает потоками нестандартно для этого место жаркого воздуха. Парень смотрит на него и у него резко не хватает воздуха для обычного вздоха, задыхаясь он пытается связать хотя бы простые предложения, но из пересохшего рта не вылетает ни звука. Парень поднимает уголок губ в подобии улыбки, а внутри взрываются вулканы и умирают от переизбытка чувств и эмоций те самые бабочки. “Этот парень станет моей личной смертью и казнью” сразу же соображает мужчина, но к своему стыду не ощущает ни одной отрицательной эмоции по этому поводу. Он не был против, он был всеми руками и ногами “за”. Они даже не говорили ещё, совсем. Он не узнал ответы на множество своих вопросов, не узнал вообще ничего. Он даже не знает этого человека, никаких фактов, кроме того, что его имя Лань Ванцзи и что он был или до сих пор адепт Гусу Лань, и что тот является родным младшим братом нынешнего главы ордена и Вторым Нефритом, талант и сила которого славились на весь мир. Но он пропадает в этом человеке незаметно и нелогично, но так правильно и желанно. Палитра появляется неожиданно и, к счастью, без кисти. Она просто материализуется в рандомный момент перед его глазами, даже не спрашивая нужна ли ему сейчас. Но смотря на содержимое успевшей даже полюбиться дощечки, запутавшийся в собственных чувствах и эмоциях Старейшина Илин понимает, что именно она и была ему нужна. К своему не удивлению, Вэй замечает среди давно знакомых ему цветов и оттенков яркий розовый, возможно, самый великолепный из давно уже имеющихся.