Воедино

Чанбин затягивается, блаженно прикрыв глаза, чувствуя горечь и пахучий дым, и тут же тело начинает задыхаться. – Чертова пепельница, когда ты уже прекратишь меня травить этим дерьмом, ты забыл что у меня астма? – Джисон возмущённо взмахивает руками, залезая в свой рюкзак и доставая маленький ингалятор. На языке горчит лекарственный тальк, горло щекочет от лишнего воздуха. Он выдыхает, глубоко закашливаясь снова. – Я сигарету последний раз держал в руках три недели назад, я злой и нервный, но я пытаюсь черт возьми! – Чанбин зло вдавливает сигарету в стену, оставляя пепельный след и фыркает, поправляя куртку. – Не ссорьтесь, девочки, – Хенджин хихикает, накидывая на голову капюшон, потому что весенняя погода совсем не жаловала теплом. Джисон закатывает глаза и цокает, специально прыгая по лужам. Жаль только тело в ботинках. – Джисони, Чанбин правда старается, ты же чувствуешь как ему тяжело, мы все чувствуем. – Чан мягко уводит их от начинающегося дождя под козырьки зданий по пути и думает над тем, где найти зонт, потому что кое-кто собирался впопыхах и совсем не проверил погоду. – Но Чанбин, ты должен думать и о его здоровье тоже. Мы понимаем, что у тебя сегодня напряжённый день, мы все с тобой, но наше здоровье в приоритете. Чанбин вздыхает, поджимая губы. Так глупо сорваться и обнулить свой такой трудно достигаемый результат. Он чувствует себя глупо и виновато и все остальные чувствуют это, невесомо обнимая. Чанбин в благодарность касается всех шести кристаллов на теле, даже если выглядит тупо, корчась на улице и дотягиваясь до каждого. Так он может их почувствовать. Так они могут почувствовать глубже его. Чонин под шумок достает из сумки бутылку воды, споласкивая рот после лекарства. Жвачку бы, но у Чана больной желудок, нельзя. Университет встречает толпой уставших студентов, закончивших учиться в первую смену. Чанбин спешил на свои пары во вторую. Достаточно тяжело жить несколько жизней одновременно, но все они нашли свой баланс, распределив все по дням, часам и секундам. Даже если кто то берет и рушит все в один момент, утянув внезапно в кино или на прогулку, или утонув в себе настолько глубоко, что приходится вытягивать в шесть пар рук. Сынмин просыпается к тому моменту когда Чанбин тянет билет и вздыхает: такую тему он точно не учил. На помощь приходит Феликс, запомнивший некоторые крохи основной информации, а там уже Чанбин и сам растягивает все на более менее нормальный ответ. Он засыпает обратно, досыпая свои заслуженные минуты так как вчера во время всей чужой учебы сидел и распределял общий бюджет до глубокой ночи. Он лепится к Чану, получая безотлагательные теплые объятия. Стоило одеться Чанбину потеплее. Они слияние. Одно большое. Это опасно, поскольку в мире ведутся наблюдения за всеми, кто больше двух. Наука не может понять от чего зависит вместимость тел, от чего зависит процент слияния и его возможность. Каким образом тела вмещают в себя несколько душ, куда пропадает чужое тело. Три – большая редкость. А их – семь. И Джисону порой становится крайне тревожно по этому поводу, особенно в людных местах, где камеры наблюдения натыканы в каждом углу, а сканеры есть у каждого человека из полиции. Сынмину тоже тревожно. Всем им. Их тревога общая, но не только она их объединяет. Джисон нервно тянет на свой кристалл у запястья рукав, пока Чанбин отвечает на дополнительные вопросы. Феликс сжимает его руки мягко, понимающе, обнимает собой. Они бестелесные и бесформенные, принимают образ Чанбина за свой. Чан приятно греет его. – О чем думаешь? – Его голос звучит отдаленно и Сынмин тянется к нему, уходя от света реального мира глубже в чужое сознание. Там полумрак и пахнет морем. – Обо всем. О счетах, о тревоге, о нас. – Сынмину нет смысла врать, они друг перед другом существуют душой нараспашку. Чан мягко посмеивается. – А я о доме. – Скучаешь? – Сынмин притирается ближе, думая о том что можно купить на ужин. – Хочу вас свозить туда. Он давно пустует, надеюсь, не все съела плесень и сырость. – Ммм... Теперь и мне туда хочется. Крышу подлатать, перекрасить перила, обновить лак... – Тихо, тихо, мастер планирования, дай своему мозгу отдохнуть. – Повисает тишина, в которой едва слышен гул голосов снаружи. – Чанбини хорошо справляется, как думаешь? – Да, он молодец... – Сынмин чувствует как начинает снова засыпать и позволяет себе растечься, обесформиться окончательно. Он чувствует как его собирает воедино Чан, мягко и ненавязчиво лепит его обратно, прижимая к себе плотнее, чтобы не потерять ни кусочка. Хорошо. Тепло. Защищённо. *** Вечер встречает влажной прохладой, тонкой пленкой покрывая сухую кожу и Чонин вздыхает глубоко, наслаждаясь запахами и звуками мира. Он широко раскрывает глаза, впитывая картинку мира насколько может. – Ну что, может вкусняшек? Я хочу моти! – Джисон подпрыгивает нетерпеливо, уже поворачиваясь в сторону магазина. – Эй, а мне! Я ведь сдавал зачёты! Мне полагается награда! – Чанбин сопит, тормозя тело и топчется на месте в неопределенности. – Может сделаем крюк и зайдём в большой магазин? Прогуляемся, подышим воздухом... – Хенджин перекатывается с пятки на носок, разминая ноги. Давно не рулил. – Зайдём в метро, столкнемся с толпой людей, кучей камер и духотой, чужими запахами... – Джисона немного трусит, пока он ужасается своим мыслям все больше и больше. – Можем попробовать поймать автобус, – Феликс лезет в телефон, смотря расписание и ближайшие остановки. – Сынмини нужно проветриться, а то он совсем скоро распадётся. – Чан появляется мягко и незаметно и позволяет остальным растормошить Сынмина, сваляв его обратно в комочек. Он слегка недовольно бурчит, покрываясь рябью. – Все в порядке, милый, ты слишком устал для слияния, тебе нужно на свет. Давайте найдем безопасное место. Все сразу напряглись, переходя в экстренный режим. Находится в расслабленном состоянии хорошо и полезно, но быть долго в таком состоянии при слиянии или быть уставшим может быть опасно и чревато распадом сущности в чужом разуме. Как мышцы, которые перестаешь тренировать – они уменьшаются, слабеют. Так и здесь. Хорошо если повезёт найти все кусочки. Чонину, например, не повезло. Они забегают обратно в институт, устремляясь к туалету. Чанбин хватается за раковину, вглядываясь в отражения своих глаз. Они трансформируются под другого. Сынмина выталкивают на поверхность и тело слегка потряхивает. Оно слабеет, ноги подкашиваются и Феликс цепляется за края сильнее, чувствуя как вспотевшие ладони скользят по грязной керамике. Джисон, едва не падая, ведёт их в ближайшую кабинку туалета, падая на закрытую крышку и ноющими, скользкими пальцами закрывает защёлку. Тело стонет, ломит кости от растяжения, мышцы сводит. Сынмин, стиснув зубы, потягивается, растягиваясь в пространстве звёздочкой и позволяя телу принять другую форму. Голова слегка кружится, волосы лезут в глаза, они слезятся с непривычки. Вздыхая и охая, Сынмин методично разворачивает подвороты джинс до конца, прикрывая свои длинные ноги, поправляет съехавшие носки и затягивает потуже кроссовки. – В сумке лежит водолазка, если хочешь. – Феликс и Хенджин помогают ему справиться со шнурками, пока пальцы ещё слишком сильно трясутся. Он шмыгает носом, чувствуя лихорадочный холод на взмокшей спине и стягивает со спины рюкзак. Мозг кажется ленивым и тяжёлым, туго вертятся собственные шестерёнки. Черная водолазка приятно греет руки, Сынмин стягивает с себя верхнюю одежду, комком бросая на колени и дёргается от конвульсивных сокращений потревоженных мышц, едва не роняя сменную одежду. Чан помогает продеть голову в горловину, заботливо поправляя воротник, чтобы не давил и заправляет низ за пояс. – Сынмини? – Чонин обеспокоенно и тихо зовёт его, когда он затихает совсем, согреваясь и пережидая кратковременную ломку трансформации. – Неужели потеряли?... – Не могли... – Сынмин так ничего и не сказал. Феликс растирает плечи и предплечья, чувствуя жар в ладонях. Кончики пальцев покалывает. – Я... Нормально... – Сынмин хрипит перенапряженными связками, чувствуя тупую боль в груди и тошноту – перестраивается сердце на левую сторону. – Уф... Ребята... Каждый раз как в первый... – Ты отлично справился, – Чан невесомо гладит его по спине и Сынмин тут же касается его кристалла на лбу, скрытого челкой. Тепло. – Как ноги? – Джисон нервно растирает пальцы, не уверенный в чужом состоянии дойти до магазина за такими желаемыми моти... – Пойдем мы за ними, пойдем... – Сынмин кряхтит, вставая и чувствуя насколько ноги ватные. – Сейчас, расхожусь немного. Хенджин привычным движением накидывает капюшон куртки на голову и поднимает с пола рюкзак, кривясь молчаливо от налипшей грязи. – Стоило все же выспаться, – Чонин журит его, качая головой и зачесывает чужую челку назад. Волоски перестают щекотать переносицу и он улыбается парню через отражение. Видеть его, хоть и уставшего, так приятно. Сынмин ничего не отвечает, наклоняясь к зеркалу ближе и придирчиво осматривая свое уставшее лицо. – Хоть бы тоналик нанес... – Он ворчит, поправляя куртку и выходит из туалета, направляясь на выход. – Сам носи его, поганка, – Чанбин фыркает по доброму, успокаиваясь. Сынмин ничего не потерял, они не потеряли, он целый, все в порядке. Улица встречает полумраком и шумом начинающейся ночной жизни. Оживлённое шоссе, находящееся напротив университета Чанбина горит огнями вечерней пробки, гудит недовольными моторами. Сынмин чувствует себя бодрее, ощущая весеннюю прохладу и шагает к метро почти трусцой. Он маневрирует среди людей, отдыхивается на эскалаторе, едет, спускается по лестнице и переходит на станцию. Ребята на фоне переговариваются, выбирая что купить, Хенджин вставляет в одно ухо наушник, уходя в свой релакс. Толчок прямо в грудь. Кто то в него врезался со всей силы. Система сбоит. Наушник выпадает, в голове шум, боль тянет души, заставляя почти задыхаться. Они стонут, пока Сынмин, трясясь, судорожно оглядывается по сторонам, но, слава богу, не видит никого из ребят. Никто из него не выпал, однако характерная боль и слабость от резкого разъединения не даёт покоя. Парень перед ним точно так же на полу, держится за голову, жмурится и стонет сквозь зубы. Сынмин замечает кристалл Чана у него на лбу. В груди холодеет от страха. Может это не его? Другой? Чужой? Сквозь панику в голове прорезаются другие голоса. – Сынмин, вставай, Сынмин! – Чан выпал! – Сынмини! – Кого ещё нет? Кого то нет? Где Феликс? – Сынмин! Парень встряхивает головой, промаргиваясь. Он уже стоит на ногах, возвышаясь статуей над незнакомцем. Тот продолжает стонать сквозь зубы и хвататься то за голову, то за грудь. Камень Феликса как раз должен находиться в начале солнечного сплетения. Сынмин кладёт туда руку – ничего. Гладко. Дерьмо. Парень, пошатываясь, встаёт, пока в голове Сынмина сплошной хаос и, схватив рюкзак с пола, начинает убегать куда то в противоположную сторону. Чанбин реагирует быстрее срываясь за ним. Рюкзак бьёт по спине. – Твою мать, они уходят! – Он теряет темп от того что осторожно обходит каждого встречного, но Сынмин сам начинает нестись вперёд. Пусто, слишком пусто без двоих. Нельзя дать им уйти. Он боится их потерять. Он хватается за чужую руку прежде, чем парень переступит порог вагона и тянет на себя, едва не падая снова на пол. – Почему они не уходят? Что за черт, уйди от меня! – Незнакомец мотает головой, вырывается их его рук и судорожно бьёт себя в грудь. Он почти рычит от негодования и хнычет от боли. У него подкашиваются ноги и Сынмин подхватывает его сбоку, думая о том где будет безопасно. Полиция подозрительно на них косится. – Сын... мини, – Чан хрипит чужим голосом едва управляя чужим телом. – Идём, быстрее. Они уводят друг друга по лестницам в случайные помещения за скрытыми дверями и молятся на то, чтобы их не стали искать. Хозяин тела то и дело в панике вырывается на свет, уползая, убегая, всеми возможными способами старается уйти. Но Сынмин крепко держит, как бы чужая агония не резала по сердцу. – Тише, успокойся, – Хенджин припечатывает его к стене, держа за дрожащие плечи. Чужое лицо искажено страхом и болью. – Да тихо ты! – Хенджин! Спокойно. – Сынмин отпускает его, отходя к противоположной стене узкого коридора. Между ними всего два метра. Он поднимает руки в успокаивающем жесте. – Извини за грубость. Я... – Какого хрена, что происходит, почему... почему... – Парень вопросительно крутит руками у головы и груди, не касаясь больше тела, словно оно ему больше не принадлежит. – Почему так горит, почему вы не уходите. Он с оттяжкой ударяет себя по голове словно его руку удерживает кто то и сползает по стене, коротко простонав. Слезы катятся по его лицу, он часто дышит, сжимая футболку на груди, усиленно моргает, словно возвращает себе каждый раз зрение. Сынмин присаживается напротив на колени. – Расслабься. – Что? Каким образом...? – Просто выдыхай. Давай со мной, – Сынмин делает шумный вдох, ждёт пока парень повторит за ним и выдыхает через рот, успокаивая и себя и других. – Расслабь тело. Позволь им контролировать тебя. – Но я... Но... – Все будет в порядке, обещаю. – Сынмин осторожно касается чужих рук, беря их за кисти и мягко поглаживая. Чужое тело дрожит. Все волнительно молчат. Незнакомец не выдерживает его взгляд, закрывая глаза. Прямые брови нахмурены, образовав несколько складок на лбу. Острые скулы мокрые от слез, волосы взъерошены, кончик острого, прямого носа то и дело дёргается, когда он хмурится сильнее. Они дышат в унисон, поймав ритм. – Сынмини, мы в порядке. – Все хорошо, милый. Сынмин выдыхает вне ритма, слегка расслабляясь. – Хорошо... Как мне вас вернуть? – Он касается нежно голубого топаза в виде аккуратного тонкого ромба на чужом лбу и чувствует как тело вздрагивает. – Он так зажат. Не получается пока... – Его зовут Минхо и фамилия как у меня! – Феликс улыбается и Сынмин ненадолго обращает взгляд на то, как до этого сжатые в линию губы растягиваются в красивой расслабленной улыбке. – О чем ты думаешь вообще? – Джисон возмущённо подаёт голос, одергивая руки от чужого тела. – Извини, – Сынмин смущённо отводит от чужого лица взгляд. – Так что ты предлагаешь? – Наверное нам придется пойти с ним домой. Здесь все ещё опасно... И... Я стараюсь не смотреть в чужую жизнь, но... Сынмини, – Чан шепчет, вздыхая тихо и заламывая брови домиком. – Он так одинок. По худой щеке скатывается одинокая слезинка и Сынмин теряется, не зная кто именно плачет – Минхо или Чан. Большие карие глаза уставляются на него, кристально чистые от слез. – Минхо? – Сынмин спрашивает наугад, не зная кто на него смотрит. Минхо едва заметно кивает головой, опустошенный и уставший таким внезапным происшествием. – Вы поговорили, наверное? Ты... как себя чувствуешь? Он пожимает тихо плечами и молчит, смотря Сынмину куда то в подбородок. – Это... странно. Делить свой разум с кем то ещё... непривычно. Много, хоть и непривычно тихо. – Он опускает голову, утыкаясь взглядом куда то в свои колени – Меня... Мне... Так много вдруг... – Все нормально. Это просто с непривычки. Прости, понятия не имею почему мы вдруг так распались... – Вас много, да? – Минхо поднимает вдруг взгляд, выглядя чуть более оживлённо, и облизывает заинтересовано губы. Он находит взглядом темно-жёлтый кристалл Джисона на руке и касается его осторожно, хрупко. Джисон фыркает возмущённо и сопит, но покорно терпит чужое вмешательство. – Как странно... Это тепло, но не мое. – Нам нужно вернуться домой. Прости, что тороплю тебя, но здесь опасно. – Сынмин встаёт, помогая встать Минхо. – А мы еще в магазин хотели, – Хенджин тихо напоминает, сворачивая скомканные наушники из кармана в аккуратный узелок. – Джинни! – Чанбин качает головой. Но живот предательски скручивает от мыслей о вкусных вредностях. – Да, в магазин все равно придется зайти. – Сынмин качает головой, вытягивая их в коридор и крепко держа Минхо за руку. Он вяло следует за ним, посматривая на Сынмина странным взглядом. – Почему он так смотрит на нас? – Чонин обеспокоенно косит глаза. Рассматривает и запоминает пока есть возможность. – Мне кажется он просто в пространстве. – Джисон неуверенно сжимает в руке чужую, ожидая реакцию. Минхо заторможенно моргает. Сынмин ощущает его отсутствующее состояние, поэтому лишь кивает согласно головой. – Он устал, его можно понять. Всю дорогу в метро они молчали, в магазине тоже и Сынмин все время оглядывался на него, ощущая себя странно. Чан и Феликс то и дело подавали через него голос, напоминая о том, что дома закончился рамен, яйца, что нибудь ещё. Касса тихо пищит, пробивая фрукты. Сегодня можно, нужна глюкоза. Минхо останавливает его посередине улицы, нахмурившись. Сынмин вопросительно оборачивается. – Я чувствую... так много всего. – Минхо моргает, раздумывая и осматривая его с ног до головы. – Тебя так любят... – Он пораженно шепчет своему открытию, приподнимая брови и опуская снова взгляд вниз. – Прости, наверное, наши чувства и эмоции перегрузили тебя. – Сынмин смущённо и нервно улыбается, пытаясь снова взять Минхо за руку, но тот не даётся, хмурясь. – Минхо? – Пойдем так. – Он отвечает резко и дёргает плечом, начиная шагать вперёд, а затем бросает тихое: – Пожалуйста. Что ж. Вечер крайне интересный. – Грубиян, – Чонин устало вздыхает, держась ближе к свету. Скоро мир погаснет для него снова и даже если улицы знакомы наизусть – все равно он жадно смотрит. Тело спотыкается и Чанбин качает головой, но молчит, обнимая собой Чонина. Джисон и Хенджин молча подтягиваются, сплетаясь с ними. Все его понимают. Но слишком пусто без двоих. Слишком. И тихо. Тело Минхо очевидно идёт с помощью Чана или Феликса. Он останавливается аккурат перед их подъездом, ожидая открытия двери. Его взгляд то и дело из спокойного переходит к заинтересованному и уставшему. Сынмин рад, что его больше не трясет от паники. Дом встречает лёгким сквозняком и холодным полом. Хенджин шипит, ища тапочки и скачет из комнаты в комнату, закрывая окна. Минхо заторможенно, но привычными движениями снимает обувь, ставит на стойку и моет руки в ванной. Он останавливается, взглянув в свое отражение. – Не могли бы вы... не контролировать меня?... – Он хмурится, шмыгая носом, забитым от разницы температур и прошлых слез. В зеркале только он, но он себя не узнает. – Прости. Мы просто беспокоимся. – Чан отзывается первый, отступая от света и Минхо чувствует насколько тяжёлым становится тело. Он цепляется за стену, выходя в коридор к кухне, но упрямо идёт сам. Он падает на подсказанное место у стола и выдыхает слегка напряжённо. Он никогда не чувствовал себя так странно. Он никогда не был слиянием, он ни с кем не мог настолько войти в резонанс, чтобы слиться. Врачи и вовсе говорили ему, что он не способен к этому. Минхо в целом принял это как должное, но теперь он слился аж с двумя другими людьми и это... обескураживало. На столе перед ним появился черный чай. Сладкий, подсказывает чужое сознание. А холодная вода в холодильнике, подсказывает другое. Минхо тихо встаёт за ней, забирая из дверцы две бутылки. Сынмину тоже надо, подсказывают они оба. – Черт, – Минхо прикрывает глаза, массируя виски. Голову словно распирает изнутри. Он невзначай касается топаза во лбу и Чан отзывается непонятным импульсом, растекающимся теплом в груди. – Голова все ещё болит? – Сынмин присаживается рядом, принеся с собой из комнаты несколько раскладных маленьких зеркал. Они необычные, зачарованные. Сынмин раскладывает их вокруг себя, смотря на отражения Чанбина, Чонина, Хенджина и Джисона. Чан и Феликс не отражаются в своих и Сынмин, замявшись, разворачивает их к Минхо, ловя его отражения. Все вздыхают спокойнее, видя как они оба улыбаются им. Минхо заинтересованно заглядывает в каждое зеркало, рассматривая их всех. Чонин кажется ему смутно знакомым. – Что вы собираетесь делать? – Он кусает губы, слегка нервничая. Чан пытается особо его не тревожить, но его успокаивающее тепло обволакивает что то бесформенное внутри него. Минхо понятия не имеет что. – Надо понять как вас разъединить. – Чанбин шумно отхлебывает чай, причмокивая. – Ты когда нибудь до этого был в слиянии? – Нет, – Минхо качает головой, но Феликс вдруг хмурится и что то неразборчиво говорит Чану. – Эй, что вы делаете? Чан смотрит на него через отражение, качает его головой и улыбается его губами. Минхо чувствует огромный неразборчивый диссонанс в голове. – Все в порядке, но ты уверен? Минхо сглатывает, понимая, что все мысли и чувства сейчас доступны им двоим, а значит врать совсем нет смысла. – Не уверен, но я не помню. Где то лет с шестнадцати и до... двадцати , может быть, я действительно не помню ничего. – Минхо касается шеи, зарываясь пальцами в загривок и нащупывает старый шрам. – Мне сказали я попал в аварию. – Четыре года... Кома? – Хенджин наклоняет голову к плечу, заинтересованный. – Ммм, вероятно. – Минхо прячется от взглядов в кружке с чаем. Очень странно понимать что смотрит на тебя не одна пара глаза, а несколько. Одновременно. Через одни глаза. – Я думаю надо попытаться разъединиться. – Джисон теребит свою кружку, нервничая. – Можно ещё попробовать наоборот слиться. Что? – Чонин неопределенно ведет плечом, когда на него уставляются все. – Окей, ладно. Я просто подумал, что мы можем стать магнитом для Чана и Феликса и просто вытолкнуть Минхо из себя. Минхо почувствовал себя странно от этих слов. Просто вытолкнуть. Это что, обида? С чего вдруг? Феликс поглядывает на него, слегка нахмурившись. – Это действительно может сработать. Но сначала лучше попробовать первый вариант. Перегружать Минхо всеми нами может быть опасно. – Чан заботливо подливает холодную воду всем в чай. – И что нужно сделать? – Минхо наблюдает как собственные руки неуправляемо закручивают крышку и отставляют воду в сторону. Это смутно знакомо, но так далеко, что ему это кажется лишь наваждением. – Расслабиться, – Сынмин вздыхает, уставший от тяжёлого дня. – Пойдем в комнату, там будет проще. Он уводит Минхо в большую гостиную, с накиданными на пол одеялами и подушками. По стенам развешаны гирлянды и фотографии из разных мест и событий. Сынмин ставит маленький столик сбоку от себя и садится в позу лотоса. На нем ароматические свечи, благовония и зажигалка. – Тебе нравится запах ванили? – Сынмин разглядывает свечи, читая названия, хотя уже давно знает их наизусть. – Или может зелёное яблоко? Есть ещё печенье, лаванда, пихта... – А это обязательно? – Минхо неуверенно садится в ту же позу напротив и разглядывает стены. – Я думаю есть смысл зажечь наши свечи. – Чан возвращает взгляд тела к Сынмину и наблюдает как тот зажигает свечи с древесным запахом и ярким запахом пихты. – Запах нужен для того, чтобы было проще идти на свет, Минхо. Как якорь в реальность. Просто расслабься, возможно это займет время, поскольку ты к такому не привык, но я обещаю, все будет хорошо. – Не зажимай душу. Вероятно будет неприятно при делении и непросто, но постарайся, пожалуйста, насколько сможешь. – Феликс прикрывает глаза, протягивая руки к Сынмину. Незнакомые ладони знакомо ложатся в чужие. – Дыши со мной, – Сынмин шумно вдыхает и Минхо не остаётся ничего, кроме как следовать за ним. Он не знает, сколько времени проходит прежде чем его из полусна выводит распирающее чувство в груди. Он приоткрывает рот, чувствуя недостаток воздуха и слегка стонет, хмурясь. Его руки мягко массируют отточенными движениями, кто то что то напевает. – Тише, тише, – голос едва шепчет, едва слышим за звуками из головы, шумом, запахом. Всего становится так много, что в какой то момент его тело сковывает спазм. Ощущение такое, словно его сейчас стошнит, слабость накатывает волнами, пока из горла неконтролируемо вырываются болезненные стоны. Он чувствует небольшой рывок за руки, но при этом его тело остаётся на месте. Ощущение пустоты и холода разливается в груди. Он слышит шум и шорох, какие то слова. – Ты отлично справляешься. – Тихий шепот перекрывает другой голос. Незнакомый. Знакомый. Далёкий. – Минхо. – Минхо, не уходи от света. – Минхо-хён. – Минхо, останься! Минхо! – Хён? Минхо резко открывает глаза, задыхаясь. Перед ним бескрайнее поле, низкие, объемные, ярко белые облака, а позади шумный лес. Ветер теплый, ласковый, почти сбивает с ног, в груди легко, дышится проще. – Хё-он, ты идёшь? – Минхо оборачивается, но посмотреть не может на силуэт. Слишком яркий, он чувствует боль в глазах и опускает их вниз, прикрывая рукой. Только так получается их открыть. Высокая трава волнами шевелиться от ветра вокруг босых ног. – Совсем забыл меня, да? Голос внезапно очень близко, чужие голые ноги в шортах совсем рядом, приминают траву напротив. – Я... помню, но... – Не помнишь. Зачем врешь? – Голос улыбается, Минхо уверен, что улыбка знакомая. Он тянется к нему рукой вслепую, прикрывая глаза от боли на секунду. Они слезятся. – Мне было так же больно, когда нас разъединили. Знакомые руки сжимают его ладонь, второй Минхо пытается прикрыть глаза от яркого света. Поднять голову и взглянуть в лицо, чтобы вспомнить, выше его сил. – Они остались здесь. Верни мне их. – Руки цепляются за его плечи, впиваясь в кости. Напряжение растет где то в животе. – Кого? – Минхо растерянно делает шаг назад. – Верни мне их! – Силуэт кричит и плачет, очень громко, оглушающе. – Что? – Минхо оступается и вскидывает от неожиданности голову встречаясь с карими темными глазами. Свет режет до боли и слез. – Верни мне мои глаза! Минхо падает назад, запутавшись в своих ногах и жмуриться, чувствуя мягкий удар спиной. Он упал? Ветер исчез. Жарко. Даже душно. Он открывает слипшиеся от слез глаза и смотрит в знакомый потолок, увешанный гирляндой. В воздухе запах потухших свечей, хвои и дерева. Под руками одеяла. Как продуманно. – Очнулся? – Сынмин склоняется перед ним, обеспокоенный и уставший. На его лбу бисеринки пота. В поле зрения появляется ещё один силуэт и Минхо узнает в нем Чана. Он приносит Сынмину мокрое горячее полотенце и помогает вытереть лицо. На чужих плечах тут же оказывается клетчатый плед, накинутый более смуглыми, слегка трясущимися руками. Джисон смотрит на него широко раскрытыми глазами из-за чужой спины, с небольшим страхом и поджав губы. – Я вырубился? – Минхо приподнимается, замирая, когда видит остальных людей в комнате. Они липнут друг к другу, молча наблюдая за ним. Сынмин согласно мычит. – Ты ушел в себя. Взгляд Минхо цепляется за Чонина. Внутри все обмирает. Он... – Не смотри так на меня, – Парень прикрывает свои слегка скошенные глаза дрожащими ресницами. – Мое тело слепо, но душа моя зрячая. Тот же голос. Это он. Но... Воспоминания так далеко. – Верни мне мои глаза, Минхо. – Напоминает чужое, оставленное и потерянное в его сознании. Частица сущности Чонина.