Слабак

— Калеб, ты спишь? Отвернувшийся к говорящему спиной юноша не шелохнулся, старательно сожмурив глаза. — Калеб? Калеб отвернулся еще больше, пряча лицо под локоть, словно тука свой нос перед плохой погодой. Его бесил этот лотальский найденыш-сирота, что Депа Биллаба приняла под свое крыло на одной из миссий. Он уже получил свой кайбер-кристалл, чем ужасно гордился, соорудив дурацкую мечепушку. И он задавал Депе больше вопросов, чем он сам! Возмутительно! И улыбалась она ему чаще, и… — Калеб!!! — громким шепотом повторил Эзра прямо над ухом Дьюма — тот аж подскочил. — Чего тебе? — недовольно протянул тот. — Мне скучно, давай поиграем! Сердце Дьюма колотилось в горле. «Играть» означало снова позволить ловкой мозолистой руке скользнуть в его штаны. «Играть» — означало стонать под тихие, не то издевательские, не то одобрительные смешки. Значило снова ощутить этот зуд между ногами, желание будто пописать, но при этом излиться чем-то белым, жадно подрагивая. Будто заново родиться, но еще чуть дальше от Светлой стороны. Калеб Дьюм, тот, кто должен был служить найденышу примером и в отсутствие Депы Биллабы наставлять, сам постепенно растворялся в этом мальчишке. — Давай ты как будто дрочишь на нашего учителя, а я помогаю, — прожурчал Эзра, наглаживая Калеба сквозь свободные штаны для сна. Калеб сжал кулаки. И где он этому научился, этот смазливый малявка? Зубы бы ему повыбивать, за его наглость. Но вместо этого Дьюм плавился, выдыхая первый стон. Эзра довольно фыркнул, запуская руку за резинку его штанов и касаясь «эпицентра щекотки», как стыдливо называл это Дьюм. Он взглянул на хронометр, но до рассвета еще четыре стандартных часа. Бежать некуда. Ни от него, ни от себя. — Или попробуем что-нибудь еще? — испорченный мальчишка. Возомнил себя новым Избранным и ходил петухом перед Скайуокером, на что тот добродушно усмехался, а скромного, просто выполняющего свою работу Дьюма не замечал. Его никто не замечал, порой даже собственный Мастер. Пусть Калеб и отличался сообразительностью и блестящим тактическим умом, а еще был бережливым коммандером, под началом которого выживало 99,9% клонов. Эзра взял его за подбородок, тяжело дыша в губы. — Ты мне так нравишься, так нравишься, Калеб, — вдруг ляпнул он что-то совершенно себе несвойственное и принялся сосать его рот. Дьюм вытаращил глаза. Глаза Бриджера, напротив, были закрыты, его ладонь скользнула за ухо Калеба, играя с каштановой косичкой. Грязный лот-кот. И воняет от него, как от лот-кота. Дохлого. Подумаешь, голокрон открыл. Да Дьюм их как консервные банки щелкает лет с пяти. Да Дьюм свой кристалл нашел на две минуты быстрее. Да Дьюм знает куда больше него, этой напыщенной малявки! Калеб тяпнул Бриджера за нижнюю губу, но тот, вопреки ожиданиям, не отстранился. — Блин, это так классно, — хрипло и низко произнес он, а затем выпалил: — Полижешь мою писю? — Полижу, — мозг Калеба сдался. Он не поспевал за мыслью этого бродяжки, что будоражил его глубинами и подворотнями Лотальских улиц. Эзра был быстрее его, находчивее его, смелее его. Если Калеб хотел — — а он хотел — научиться чему-то БОЛЬШЕМУ, чем могли научить его джедаи… Он и пососет, и полижет, и потрогает этого мальчишку. Он сделает все, что тот ему скажет. Будет лизать ему соски прямо в коридоре Храма, боязливо напрягая каждую волосинку на затылке в поисках проходящего мимо ненароком Мастера и тут же об этом забывая, едва только услышав довольное урчание… волнами, то окунаясь в леденящий ужас, то в жаркое любопытство… Будет смотреть во все глаза, как Эзра отливает в незапертом рефрешере. Затем, когда тот повернется к нему и подмигнет, стушуется и сбежит. Будет учиться целоваться взасос. Это тепло, мокро и непонятно. Зачем взрослые это делают? Глаза Бриджера всегда закрыты, когда он делает это. Глаза Калеба всегда открыты — чтобы смотреть на Эзру. Он научил его кончать. Получив свой кайбер, Бриджер прижался грудью к его спине в хрупкой степной ночи и неторопливо водил кулаком по его члену, пока все внутри Калеба не взорвалось. Он поначалу даже испугался, увидев нечто белое и густое, льющееся из уретры, на что Эзра усмехнулся открыто и сказал: — Это сперма… После чего поднес белесые пальцы к его лицу и вложил их в послушно открытый рот. Его слегка пахнущий немытым телом член Калеб лижет с той же покорностью. Головка красная, гладкая и горячая. — Умница. А теперь я полижу твой, хорошо? — Хорошо, — покрылся румянцем Калеб, проклиная все на свете. Он смотрел куда угодно, но только не ТУДА. Почему ТУДА вообще нужно смотреть, разве станет понятнее? Ой, как приятно-то… Услышав, как Дьюм зашипел, Эзра принялся теребить языком дырочку на его головке еще усерднее. И это казалось мукой, тягучей, сладкой мукой, которую тяжело было перенести. Он почти-почти-почти снова взорвался. Снова, почти-почти-почти. Хмыканье. Этот пиздюк смеется над ним. Глаза Калеба щиплет. — Слушай, ну ты это, — вдруг посерьезнел Бриджер, этот бог красноречия. Затем попытался взять его член в рот, подавился и закашлялся. — Вот видишь, я тоже ничего не умею, — с улыбкой произнес Эзра, и Дьюму вдруг стало значительно легче. Он сел, внимательно вглядываясь в Эзрино открытое лицо. Ни следа злости или насмешки. — Я же сказал, что ты мне типа нравишься! — расцвел он, и Калеб сконфуженно подумал, что недооценивал его телепатические способности. В общем-то, он все в нем недооценивал и переоценивал одновременно. Эзра впервые прям старался сделать ему хорошо. Не с высокомерной ленцой, а со страстью, которую Калебу, истому маленькому джедаю видеть было даже больно. И почему нельзя? Действительно, почему? Потому что плохо? А кто сказал, что плохо? Вот так и зарождается критическое мышление. Задыхаясь, фонтанчиком брызгая в чужую глотку и улыбаясь заляпанным ртом. — Молодец, — тихий шепот и жгучий вкус на языке, а под пальцами горячая, нервная плоть. Дьюм сжимает ее, и Эзра быстро теряет контроль над собой. Хах. Слабак. — Сам такой, — хмурится Эзра, — Я тебя еще перегоню, ты, домашний мальчик. — Но все равно ты мне нравишься, — улыбается через секунду. Ебанутый. Но такой красивый. Пальцы Дьюма в сперме Бриджера, он поднимает руку на уровень лица и зачарованно смотрит. Его семя более горькое. Сиреневые глаза сверлят его, сам Эзра загнанно дышит. — А говорил «фуу, гадость»… Калеб снова сдается, снова роняет голову на подушку. Снова позволяет жилистым обезьяньим рукам себя обнять. — Мастер не поймет… — пробормотал Дьюм слабо. — А я скажу, что ты замерз, — чуть бодрее ответил Бриджер, хотя тоже зевал. Дьюм махнул рукой на все и вжался носом в его плечо. Пусть сам объясняется, криффова обезьяноящерица. Все вечно сходит ему с рук. Везучий, живучий и вонючий. И Калебу это, черт побери, нравилось.