Забота, любовь, персиковый Тору

“Тор-ру-сан, я слегка простудился, извини, давай отменим планы на сегодня, мне очень-очень жаль, правда". Голосовое сообщение от Юджи с утра было пропитано болезнью. Хриплый ослабленный голос, вялая речь, пошмыгивания носом. Годжо совершенно не понимает, где во всём этом "слегка". Он подрывается с постели и сразу же набирает Секо, чтобы проконсультироваться, находу натягивая на себя одежду. Наконец-то и он может позаботиться о Юджи (но Сатору вовсе не рад его болезни, он вообще не хотел бы, чтобы его парень когда-либо испытывал боль или чувствовал себя нехорошо). С момента начала их отношений, Годжо вообще не успевал брать на себя инициативу. Он с таким трудом добивался Итадори, всеми правдами и неправдами пытался влезть в его порочный круг отношений с мудаками (он не понимает, как Юджи умудрялся находить таких ублюдков, отдавать им всего себя и с трудом выходить из отношений с ними). В конце концов, Сатору обещал себе, что сделает своего парня счастливым, таким, каким он заслуживает быть, потому что он лучший человек во всей вселенной. Вот только это оказалось сложнее, чем можно подумать. Удивительно, но факт — несмотря на свои неудачные опыты, Юджи всё ещё тот, кто целиком открывается партнёру и делает его самочувствие и благополучие своим основным приоритетом. Он приглашает на свидания раньше, чем Годжо успевает придумать, куда хотел бы сходить с ним. Он дарит милые подарки, приносит сладости и покупает Сатору всякую мелочь. Он всегда заводит диалог о том, что Сатору интересно, постоянно выслушивает всë его нытьё и бахвальство, и нежно улыбается, подбадривая. Юджи окружает его заботой и теплотой, и первое время, стыдно признаться, Годжо купается в этом всём, наслаждаясь. Он чувствует себя любимым, чувствует себя воодушевленным, счастливым. На землю его спускает Мегуми, который прямо при нём говорит Юджи, что он опять нашёл себе эгоистичного придурка. Сатору впервые не стремится защититься от чужих нападок, а испытывает горькое чувство вины. И ответ Итадори это чувство только усугубляет. — Неправда! Сатору-сан совсем не похож ни на кого из них, он чудесный! — И что же он делает для того, чтобы быть чудесным бойфрендом? — язвительно уточняет Мегуми, нанося ещё один удар по Годжо. — Сатору-сан не делает мне больно, не заставляет меня делать что-то неприятное или мерзкое, не унижает и не оскорбляет меня! И у Фушигуро, и у Годжо одинаково несчастные взгляды. То, о чем говорит Юджи — это базовые обязанности любого, черт возьми, человека, находящегося в социуме. Это совсем не то, за что можно считать своего парня хорошим. Это должно быть априори в отношениях всех людей друг с другом, неважно, романтических или нет. — Ох, ещё Сатору-сан не стыдится меня и ходит со мной на свидания! И он не выкидывает мои подарки! Злой взгляд Мегуми обращён к Сатору, но тот и сам всё понимает. В конечном итоге, он, как и все предыдущие парни Юджи, нагло пользуется его любовью, не давая ничего в ответ. А Итадори счастлив от тех незначительных вещей, которые совершенно обыденны и должны быть нормой. Что ж, да. Именно поэтому Годжо старается реабилитироваться. И пускай это немного больно, видеть, как его парень смотрит на него с неверием, робко принимая подарки, словно ожидая, что в следующий миг Сатору скажет, что это розыгрыш или потребует плату. И пускай Юджи всё ещё чувствует себя неловко, когда Годжо делает что-то для него. Но Сатору готов постараться, чтобы постепенно вот это — стало чем-то обычным для него. Чтобы Итадори знал, что в отношениях его должны любить и баловать так же, как это делает и он. В конце концов, в этом есть и что-то хорошее. Первый минет Юджи получает именно от Сатору. Он очаровательно дрожит всем телом, пальцы на его ногах поджимаются так мило и трогательно, на щеках смущённый румянец, глаза зажмурены, а губы прикушены. Он ахает, стонет, ах да, ещё умилительно вскрикивает о том, что собирается кончить, пытаясь аккуратно отодвинуть голову Сатору от себя (о нет, ни за что, он не пропустит ни капли мимо своего горла, хах). То, насколько Юджи смущён, что даже не может заставить себя посмотреть на Годжо — умиляет. Он укутывается в простынь по самый нос, что-то невнятно бурчит и взвизгивает, когда Сатору предлагает ему рассказать, какая его сперма на вкус. В конце концов, Годжо всё же сжалился над юношей и перестал его дразнить, и они просто заснули в обнимку, что заставило Итадори недоумевать, ведь это первый партнёр, который не попросил ничего в ответ. Никто из них никогда не делал для него ничего просто так. Ради секса — да, ради какой-то услуги — возможно. Черт, да ему не отсасывали, потому что считали, что это исключительная обязанность нижних. В целом, секс с Сатору значительно отличался от того, к чему Юджи успел привыкнуть. Годжо, несмотря на бахвальство, эгоизм и самодовольство, никогда не пренебрегал растяжкой, любил долгие прелюдии (иногда он даже мог закончить исключительно на них, не завершая всё проникновением — особенно тогда, когда Юджи нужно было рано вставать или идти куда-то после). Он был очень аккуратен и нежен. Первое время Итадори беспокоился по этому поводу, потому что не мог поверить, что такой секс доставляет Сатору удовольствие. — Ты можешь быть грубее и жёстче, всё в порядке. — Тебе бы этого хотелось? Юджи не знает. Он соврет, если скажет, что ему нравится агрессивный секс и болезненные толчки, но, в целом, он научился и от этого получать хоть какое-то удовольствие, в основном, благодаря собственным фантазиям и своей руке. В конечном итоге, он пожимает плечами, и Сатору целует каждую его веснушку на них. — Мне нравится делать это медленно. Ты так очаровательно стонешь, когда я постепенно погружаюсь в тебя. И ты особенно сильно сжимаешься, когда я просто нахожусь внутри и целуюсь с тобой. И ты прогибаешься и толкаешься мне бёдрами навстречу, когда я плавно двигаюсь, — Юджи скрывает пылающее лицо руками. Ну серьёзно, это и грязными разговорчиками не назовешь, Сатору очень нежно об этом говорит, но как же возбуждает. — Так что меня устраивает этот темп. Но если тебе захочется попробовать что-то другое или как-то иначе, только намекни. И я соглашусь, если ты пообещаешь сказать, если тебе вдруг станет больно или не понравится, — Сатору отнимает руки от его лица, и Итадори плавится под этим любящим взглядом и мягкой улыбкой самого красивого, самого любимого его человека на земле. Они целуются. Они счастливы.

***

— Так какие лекарства мне лучше купить? А фрукты? Или лучше ягоды? Что нужно сделать? Компрессы? Растирание? — Откуда мне знать, идиот. Мы без понятия, есть ли у него температура, какой у него кашель и насморк. Как я должна давать рекомендации, если не знаю ни черта о самочувствии больного? — Ну Се-око! — Короче. Просто приди к нему, для начала. Измерь температуру, уточни все детали и потом позвони мне. Закажешь доставку лекарств или сбегаешь в ближайшую аптеку уже после этого. — Спасибо, ты лучшая! Ну, после меня, конечно. Сатору уже несётся по улице. Он накинул на себя пальто, но даже не застегнул — возможно, только возможно, он пару раз глядел на витрины, чтобы увидеть, как развеваются полы плаща на ветру от его бега (но он не останавливался ни на секунду, потому что всё же Юджи был более значим, чем его отражение). Когда он оказывается у двери уже давно знакомого ему дома, то не тратит и мгновения на раздумья. Дверной звонок дребезжит отвратительно громко, но Годжо, так и быть, это ему прощает. Проходит несколько минут, прежде чем ему открывают. Юджи выглядит более чем болезненно. Его опухшие глаза почти не открываются, нос красный, а губы потрескавшиеся. Он, кажется, едва стоит и при этом иногда покачивается, грозясь упасть. И всё же его сил хватает на то, чтобы удивиться. — Тору? Чтобы не тратить время попусту, Годжо теснит своего парня внутрь, закрывая за собой дверь. Он малость запыхался, поэтому ему приходится сначала привести дыхание в порядок, чтобы заговорить. — И это, по-твоему, "слегка простудился"? — получается чуточку агрессивнее, чем Сатору хотел, и Юджи виновато втягивает голову в плечи. — Прости? Сатору-сан, ты злишься из-за отменённых планов? — Что? Нет! Я здесь, потому что хочу позаботиться о тебе. — Но ты можешь заразиться, это не очень хорошая идея, — Юджи вялый, и его сопротивление больше похоже на попытки оленёнка устоять перед волком. — Всё в порядке, у меня чертовски крепкий иммунитет, тут не о чем беспокоиться. Давай, идём, уложим тебя в постель. Годжо сдирает с себя пальто и кидает куда-то в сторону вешалки, а после поднимает Итадори на руки, неся в сторону его комнаты. Занятый тем, чтобы доставить его до кровати бережно, он не замечает, как тускнеет взгляд Юджи от неправильно понятых им слов. В комнате витает запах болезни. После того, как Сатору кладёт Юджи на расправленную постель, он первым делом открывает окно для проветривания, всё ещё не замечая чужой затравленный взгляд. — Всё же, это не очень хорошая идея, Тору-сан, это может быть опасно, ты заболеешь, — у Годжо сердце сжимается, когда он слышит этот сиплый, несчастный голос. — Говорю же, всё в порядке. Не думай об этом, просто позволь мне взять всё в свои руки. Он оборачивается к своему болеющему парню, намереваясь подойти, чтобы покрепче укутать его в одеяло, и замирает, видя, как робко тот смотрит на него. — Эм... Смазка и презервативы во второй полке тумбы, — вяло шепчет сдавшийся Юджи. Глаза Сатору округляются от ужаса. Это то, что Итадори подумал про него? Что он, узнав что его парень болен, разозлился из-за смены планов и пришёл трахнуть его? И эти жалкие попытки остановить его — Юджи даже не попробовал сказать о том, что он не в состоянии и не хочет? И сейчас он просто смирился с этим? Ну конечно. Он ворвался сюда, не озадачившись даже цветами или апельсинами ("идиот" — думает Сатору, эти вещи можно было купить и без наставлений Секо), он выглядел запыхавшимся и из-за этого, вероятно, злым. Так целеустремлённо понёс Юджи в постель. Сердце Годжо, кажется, болит вполне реально. Он думает о том, как оказался в этой ситуации, где его парень приходит к таким выводам о его действиях. Он думает о том, какими всё же выблядками были предыдущие его партнёры, раз Юджи просто смиренно позволил относиться к себе так, уже даже не пытаясь себя отстоять. — Юджи, я не... Я, это не то, зачем я... Сатору пытается сформулировать то, что ему стоит прояснить, но шок не даёт ему так быстро совладать с собственной речью. В конце концов, он обращает несчастный взгляд на Итадори, и замечает, что тот, кажется, вырубился от усталости и переживаний. Нужно собраться. Нужно прежде всего позаботиться о нём, и только после тратить время на всё остальное. Годжо измеряет температуру, примерно анализирует чужое состояние и звонит Секо. После непродолжительной консультации, он заказывает лекарства, меняет пропотевшую одежду Юджи и делает ему компрессы. Сосредотачиваясь на Итадори, Сатору всё же приходит в себя. Он с нежностью смотрит на хрипящего, посапывающего парня, аккуратно убирая его волосы со лба, чтобы сменить компресс. Вскоре приходит курьер, и Годжо забирает у него лекарства вместе с продуктами. Первым делом он готовит таблетки для приёма, оставив их на тумбе ждать момента, когда больной проснётся, а сам идёт на кухню. Раньше его можно было бы назвать бытовым инвалидом. Когда в поместье всё целиком и полностью лежит на слугах, ты, естественно, не задумываешься о таких вещах как уборка, стирка или готовка. Но благодаря тому, что Сатору уже как три года съехал в отдельную квартиру, он постепенно обучался всему подобному. Готовить его и вовсе учил Юджи, и, наверное, это было отправной точкой влюблённости Годжо. Поставив вариться суп, Сатору возвращается в спальню. Он усаживается возле чужой постели и осторожно берёт ладонь Итадори в свои руки. Юноша сейчас кажется таким беззащитным, хрупким, слабым. Становится грустно от вида этих опухших глаз, покрасневшего носа. Годжо хочется укрыть его от всего мира, спрятать, сохранить от всех возможных бед. Впервые за всю свою жизнь он чувствует настолько острую необходимость оберегать, не потому, что сильнее, а потому что этот человек ему невероятно дорог. Вместе с тем, как доготавливается суп, приходит в себя и Юджи. Он очень вял, не совсем понимает, что происходит, и послушно выполняет все указания Сатору. Тот кормит его с ложки, не забывая дуть на горячий бульон, аккуратно даёт лекарство, следя, чтобы юноша не поперхнулся, бережно поправляет сползающее одеяло. Когда Юджи становится чуть легче, и он приходит в себя, его лицо становится каким-то странным. Он сводит брови и водит руками по телу, будто пытаясь что-то ощутить. Осознание, что именно делает Итадори, ударяет по Сатору второй раз за день. Его сердце буквально перестаёт стучать, и, наверное, можно сказать, что кровь стынет в жилах. Он пробует понять, сделал ли Годжо что-то, пока Юджи был в отключке? Что-то, очевидно, в сексуальном плане. Боже. Мысль, что Итадори допускает такое, потому что с ним уже случалось что-то подобное, заставляет Сатору жаждать смерти всех его бывших. И это, черт возьми, не преувеличение. Он найдёт их всех и не станет разбираться, кто из них был большим дерьмом. Он просто превратит их жизнь в ад всеми доступными ему способами, а их, поверьте, не мало. Изо всех сил стараясь погасить огонь ненависти внутри себя, Сатору всё же находит в себе силы прояснить ситуацию. — Юджи, я здесь, потому что беспокоился. Потому что хотел позаботиться о тебе, убедиться, что ты выздоровеешь и будешь в порядке, ладно? Я не был зол из-за наших планов и не хотел ничего от тебя. Он с сожалением смотрит на то, как по щеке Юджи катится слеза. Юноша тепло улыбается, сжимая в ослабленных руках одеяло, хлюпает носом и всё ещё сипит. — Спасибо за заботу, Тору-сан, я очень счастлив, — он протестующе стонет, когда Годжо лезет обнять его, но это не может остановить его, и Сатору сжимает своего парня в нежных объятиях крепко-крепко. — Я так тебя люблю, персичек ты мой, — он начитает приторно сюсюкаться, и Юджи смеётся. Он также разрешает Сатору остаться ночевать у него, а ещё выздоравливает в кратчайшие сроки. И они просто любят друг друга. Настолько сильно, бережно и искренне, насколько только возможно.