По кругу

      Понемногу непривычные складские районы складывались в устойчивую картину. Там, на западе, сложенным куском лежали обрушенные многоэтажки. На востоке же ситуация была значительно лучше и всё ещё можно было чем-то, да поживиться. Юг и север продолжали оставаться зонами боевых действий. Хитоши даже не желал думать о том, что происходило прямо сейчас там, в стороне убежища, где оставался один Ястреб. Без причуды. Уставший.              Шинсо не мог оторвать взгляда от стоящего столба дыма, слушая то и дело хлопки взрывов. Он прирос к крыше, продуваемую и осматриваемую со всех сторон, пока сухие глаза не начали болеть.              Чем он мог помочь? Вернуться туда прямо сейчас, бросив за своей спиной понимающую Мито? Детей, ожидающих их с сумками с лекарствами? Маленькой Юкина нужны жаропонижающие, тяжёлая лихорадка свалила её с ног, стоило той просто встать с постели для прогулки.              И где-то прямо сейчас происходила резня.              — Ты не успеешь, — веско подмечает Сайто, словно читая мысли. — Даже если бы очень хотел.              Хитоши сжимает кулаки, зная, что она права, но его всего трясло от жестокой ярости, от той силы, что свалилась на его плечи и ужаса, что он вновь сбегает.              — Иди к чёрту! — он скрипит зубами, громко сопя носом и боится обернуться. — Ты ничего не понимаешь! Всё повторяется. Я ухожу — они умирают. Я прихожу — приходят и проблемы. Дерьмо!              Он стягивает дрожащими руками перчатку, утирая глаза тыльной стороной ладони. Сухая кожа болезненно стягивает, но он не может перестать думать об этом.              — Шинсо.              Ястреб был обречён, оставшись без причуды. И он оставил его.              Он искал возможности поладить с детьми и вывел умоляющую Юкину на улицу погулять под его приглядом, но на следующие сутки та лежала в предобморочном состоянии.               И тут резкий пинок по заднице едва не отправляет Шинсо в полёт с крыши вниз.               — Дебил.               — Сама такая! — Хитоши разворачивается, прыжком уходя от края и, расширив глаза на манер лягушки, обиженно закричал. — Совсем с ума сошла?               Мито пожимает плечами.               — Кто-то же должен.               Прошло чуть больше четырёх месяцев с момента, как дети встретили Маску. И всего месяц с момента, как чужой Маска стал всем знакомым дядей Шинсо.              Наложенные обязанности почти ничем не отличались от его прошлых, в бывшем убежище. Обходы, вылазки и поднятие морального духа самим своим существованием. Последнее, правда, всерьёз тут мало кто воспринимал, узнав о его квирке.              Иногда Шинсо недоумевал от того, что беспричудная команда прожила так долго. Иногда думал, что хоть за кем-то следует удача. Потом вспоминал, что у Мито талант на поиск неприятностей и мысль про удачу перечёркивалась одной сплошной.              Чудаковатая девчонка притягивала несчастье так же, как и его находил Хитоши. Он боялся, что их дуэт приумножит все возможные проблемы, но сама Мито находила в этом иронию.              Сначала она вылазит прямиком на разборки каких-то группировок, а после почти влазит в расставленные растяжки. Режет пальцы об консервы и хлопает глазами, стоит ей случайно опрокинуть журналы со стола, протирая пыль. Подслушивает то, что не должна услышать и экстренно убегает с места, хватая его за запястье. Щурит глаза в удовольствии, когда находят у трупа огнестрел и визжит, когда пушка едва не простреливает ей задницу. А ещё она смешно целуется.              — Да чего ты всё лыбишься? — подозрительная Мито розовеет, будто поросёнок, и отталкивает раскрытыми ладонями, щебутно оглядывая пустой переулок. — Больной?              Шинсо прикладывается горячим лбом к стене, придавливая туловищем девчонку к стене.              — Ещё какой.              Всё было как-то быстро и немного неумело: как умели! Каждый день с Мито проводил, чего там думать? Та лезла на улицы, а Хитоши, не смотря на все попытки оставить её на складе, находил лишь горячий отпор и скандалы.              Мито боялась, что он сбежит.              Шинсо думал, что она просто дура.              Рассказывали о своих жизнях по мелочи, о мечтах и планах. О том, что планируют сделать прямо сейчас. Шинсо, правда, всегда говорил, что хочет запихнуть фасоль в задницу Мито, если она опять приготовит этот дрянный суп. Мито отшучивалась, что фасоль как раз полезет уже из него.              Затем искали повод разделить обязанности друг друга негласно, подменялись, когда видели, что другой устал и всегда вечерами шептались о том, как было бы классно перестроить весь склад.              И сгущающие облака всегда напоминали ей о том, как чревато надеяться на лучшее.              Пока он скалил зубы в горделивой ухмылке, а детишки восторженно уточняли детали их приключения, Мито обрабатывала иглы и вытаскивала запасы медицинских нитей. Шинсо матерился шёпотом, стоило стежку выйти неаккуратным, ведь дети спали.              И он искал способы, как поднять настроение, поддерживая придуманные истории звонкой Канами и сходясь в шуточном поединке с Сенши. Сайто никогда не расскажет Лею, что за складом Шинсо всерьёз брался за обучение мальца Сенши, жаждущего защищать тётю Мито и девчонок. Из детей лишь у него был квирк, пускай и слабый. Тот был настолько незначителен, что зачастую его путали с беспричудным.              — Так что ты делаешь? — спросил тогда ещё Маска.              — Ложки сгибаю!              Сенши, вскинув нос к небу, едва не светился от счастья, что его спросили.              — Врёшь, — поднял бровь критично Шинсо, видя, когда люди лгут. — Серьёзно, так что за квирк?              — Ну-у, я хорошо целюсь.              Хитоши вспомнил, как эта бестолочь не смогла попасть в корзину мусором стоя в метре от неё.              — А ещё что?              — Ем фасоль.              Раздражённый Шинсо выпрашивал того ещё около суток, пока над ним смеялась вся детвора.              Всё было хорошо, как только могло быть в современной Японии.              А затем вернулся Лей, весь взмыленный и взбешённый, приказывая экстренно собирать вещи.