Хворост

Заброшенные соседские дачи, что встречаются на пути — не проклятое жилье ведьм. В глазах Аленки — это пряничные домики с искошенными от плохого теста крышами. А заросли в садах запущены специально! Чтобы человеческая нога зря не ступала туда и не вмешивалась в чудо-поселение минипутов! В селе продумано все. Оно начеку. Всегда. Приглядывает за своими детьми, караулит через «глаза» Бочки — огромной водонапорной башни бордового от ржавости цвета, подвешенной на балках, мелькает порой сквозь блеклое отражение в болоте, зеркале с разводами, или слушает разговоры, что доносит теплый летний ветер… Вот и сейчас — смотрит. А ребята внизу минуют пустырь и даже не подозревают, что за ними следят. — Видишь, Тим, как хорошо совпало! — ликует Аленка. — Оранжевые ворота опять к себе манят! Тебе редиску купить там нужно, а мне — куртку вернуть! — Ты ж только вчера приехала, — хитро улыбается Тима, — а уже бегала к певцу своему? — Да мне и бегать не пришлось. На машине вместе доехали! — не теряется Аленка, не без удовольствия наблюдая за тем, как друг мешкается и слова подобрать не может. — А ты чего мнешься? К Олесе до сих пор ходить боишься? — Еще что придумаешь? — без обиды отзывается Тима. — Только и можешь, что стрелки переводить и… — Смотри! — перебивает Аленка, легонько пихая Тимку в бок. — Вон, Ди Каприо стоит! Тима изумляется, разевая рот. Резко поворачивает голову, сверкая своей выбритой на виске молнией, а потом безразлично выдает: — А, ты про этого... певца своего. Я уж думал, настоящий к нам приехал. У Аленки же энтузиазма не убавляется. Только щурится сильнее: да, видит! Те самые оранжевые ворота, что встретили ее при въезде в дачный поселок. Все ржавые, временем изуродованные, но яркие какие! На этот раз приоткрытые, кирпичом внизу подпертые, чтобы от ветра дверцы с грохотом друг о друга не бились. А снаружи, немного поодаль, на табурете расслабленно сидит местный Ди Каприо собственной персоной. На гитаре играет и что-то лиричное подпевает себе под нос. Волосы желтые-желтые, на солнце блестят. И сам одет ярко: в разноцветную рубашку и модные брюки клеш. — Да-да, Ди Каприо! — ликует Аленка. — Мама калитку открыть просит каждый год, а я и засматриваюсь всегда, слушаю, как он играет. Второй год подряд везет, и его пение — первое, что встречает меня по приезду, представляешь? А ты? Ты в этом году уже успел его послушать? — Как-то нет. У калитки я обычно сплю, как убитый, когда дед мимо нее проезжает, — отмахивается Тим. — Дорога в поезде все силы забирает… — Да ты ж так все лето проспишь! Тогда сейчас его слушай! Ну, слушай-слушай! Чем ближе путники приближаются к логову барда, тем отчетливее звучат аккорды. Как будто улица преображается в акустический зал консерватории, где вся сцена принадлежит ему одному — Ди Каприо. Ему подыгрывает природа, словно специально затихая и притупляя яркость собственных красок, лишь бы не выделяться на его фоне. Да что там, на его стороне само село. Ведь Ди Каприо — Постоялый. — Погоди, Ален, — останавливается Тимка, разрушая волшебную атмосферу вокруг Ди Каприо. — Нет, не пойду я туда. Не пойду! Мотает головой так часто, что Аленка успевает рассмотреть его выбритую на виске молнию со всех ракурсов. — Ты чего? А редиски купить? — Да без них обойдемся! Дед ее чисто ради салата просит. К Злой Олесе только ради этого переться — бред! — И что ты деду скажешь? — Совру! Скажу, что кончилась или… что Олеся вовсе уехала! — Что за глупости, Тим? Тем более, мы же почти дошли! — Аленка оглядывается на все еще играющего Ди Каприо. — Давай мешать ему не будем. Он там, весь в песне. А мы мимо тихонечко прокрадемся к воротам и… Заметив боковым зрением движение, Ди Каприо останавливается. Гитару кладет на раскрытый чехол, оставляя ее на полу. И Аленка спохватывается: — Ой, извините, Ди Каприо! Мы и не думали вас отвлекать, просто… — Да было бы от чего отвлекать, — усмехается, да рукой голову подпирает. — Ну, говорите, чего пришли? — Ого, Дима, неужели наконец-то заткнулся? — вдруг приглушенно доносится за оранжевыми воротами. — Обещал, что Высоцкого будешь играть, а сам опять попсу свою гнать начал! — Вот она… Злая Олеся, — шепчет Тима, заметно напрягшись. — Что-то сеструха сегодня не в настроении, — бормочет Дима, поднимаясь с табурета. — Да она всегда не в настроении! — подхватывает Тимка. — Какой это Дима? — парень ныряет внутрь, скрываясь за оранжевыми воротами. — Не знаю никакого Димы. Сейчас, вот, например, меня называли Ди Каприо. Кстати, и тебе бы тоже не мешало! Хотя бы иногда. Дети слышат, как обрушивается на певца звучная оплеуха, что парень аж весь скукоживается, когда выходит наружу обратно. А Злая Олеся еще и вслед ему выкрикивает что-то неразборчивое. Ди Каприо поджимает губы. Затылок усердно трёт, не переставая улыбаться, да возвращается к табурету. — Ничего, бывает, — отмахивается Ди Каприо от немых вопросов Тимы и Аленки, читающихся в их обеспокоенных взглядах. — Так чего пришли-то? — Да вот, Тимке редиску купить надо, а я куртку пришла верн… — Не-не-не, я туда теперь вообще ни ногой! — перебивает мальчик, медленно отступая назад. — Пошли, Ален! — Да ладно вам, — успокаивает Ди Каприо. — Вон, внутрь заходите, попросите. Это она только со мной так «общается», а вам-то ничего не сделает. Аленка переглядывается с Тимкой и понимает, что тот не пойдет. Точно. И если она сама не переступит за порог оранжевых ворот, то Евгений Павлович, Тимкин дед, останется сегодня без салата и без редисок. Ответственность — так она пахнет. По-взрослому. Знает ведь, что сложность испытания преувеличена навязанным страхом! От того и дорога к оранжевым воротам кажется непреодолимой пустыней с зыбучими песками, от того и подкрадываются сомнения. Но мысль о том, что этим поступком она утрет нос Тимке, предает ей сил. — В этом соревновании я тебя победила, Тима! — гордо произносит Аленка, внутри улыбаясь от отводящего взгляда друга. — Невелика потеря! — машет рукой друг, внутри успокаивая себя, что он — не трус. Просто захотел не пойти, и все! А Аленка смело ступает одной ногой за ворота. Ее встречает лающая овчарка на цепи, корова с колокольчиком на шее, ухоженный огород и Олеся, что развешивает белье, держа одну прищепку в зубах. — О, теть Олесь, здравствуйте! А я тут… Вот она — Злая Олеся. Гроза помидоров, огурцов и домашних бабушкинских платьев с переполненными карманами. Недаром она умело нагоняет страх на всех детей села, держа оборону за яркими оранжевыми воротами. Смотрит на Аленку свысока и, стиснув зубы, сплевывает прищепку прямо на землю. — Это чего тебе, проходной двор? Надвигается черной тучей, инстинктивно заставляя Аленку отступить. — Теть Олесь, у вас есть редиска? — продолжает гнуть свое Аленка, дружелюбно улыбаясь, стараясь не замечать светлые сморщенные брови напротив. — Нормальные люди стучатся. Даже если ворота открыты, — отчеканивает Олеся каждое слово. — И уж тогда я к ним выхожу. Вот и ты, выйди и зайди, повтори нормально. Давит — Аленка все дальше отходит. Медленно, не сводя глаз с Олеси, пока той не надоедает. Тогда она в два счета нагоняет Аленку, хватает ее за шкирку и выплевывает: — Пошла вон, я сказала! Олеся дотрагивается до плеча Аленки, жестом подталкивая вперед, но на деле — легонько касается, лишь направляя. Движение безобидное, Олесины слова для Аленки куда страшнее будут! И Аленка рада выполнить Олесину просьбу — это же проще, чем вступить с ней в бессмысленный спор и остаться без редисок, верно? И вон, даже Олеся уже удаляется обратно к веревке и прищепкам, искоса поглядывая на девочку, ожидая, как поступит та дальше. Но, расслабившись, потеряв бдительность, Аленка спотыкается о злосчастный кирпич, подпирающий левую дверцу ворот, и… И падает. Аленка падает вниз. Сдирает не только голые коленки в кровь, но и проезжается щекой по тротуарной плитке. Ди Каприо подскакивает с табурета, услышав странный звук, и бежит с Тимкой внутрь оранжевых ворот, чтобы поднять Аленку. — Олеся, ты совсем с дуба рухнула? — кричит, падая на коленки возле девочки. А у обескураженной Олеси аж корзинка с бельем из рук выпадает. — Но я ведь, — защищается Олеся, — я даже не дотронулась до нее, она сама упала! Они не видели. Не знают, что произошло. И Олесе не верят — по лицам понятно. Да и стоит ли их убеждать в обратном? Одолев собственный ступор, она убегает, скрываясь внутри одноэтажного дома. — И все? И она просто ушла? — поражается Тима, переживая. А в сторону Олеси бормочет всевозможные проклятия, которые ему только известны, не прекращая хаотично носиться вокруг Аленки. А она в это время — держится. Изо всех сил. Ведь не будет плакать из-за такого пустяка! Встанет, облокотится руками о дрожащие ноги, и посмотрит на Олесю в ответ! И чего ей, перед Ди Каприо нюни разводить, что ли? Да еще и Тимке дать лишний повод считать ее слабой? Но слезы сами льются из глаз, и Аленка, не в силах их остановить, невольно хнычет. Жжет почти все тело. Больно. Ди Каприо усаживает Аленку на свой табурет, а сам устраивается на корточках рядом, расчехляя гитару. — Какая твоя любимая песня? — суетится Ди Каприо, небрежно располагает руки на грифе и пару раз тренькает струнами. — М? — шмыгает Аленка. — Песня, говорю, какая твоя любимая? — Курица-кустурица… — Чего? — не понимает Ди Каприо. — Чего это такое? — Ну, эти… ну эти, блин! — Тимка вызывается на помощь и, активно жестикулируя, коряво напевает припев. — А-а! Ну-ка, ну-ка, сего… кхм-кхм. Сегодня… да что ж такое! Сейчас-сейчас, — ругается Ди Каприо, стараясь зажать и сыграть чистое баррэ. — Сегодня! И ты после фильма Кустурицы шагаешь босиком по улице! И если никто не простудится, то всё пренепременно сбудется! «Все сбудется!» — эхом подпевает село, пританцовывая через покачивающиеся ветки. Легчает. И сердце стучит у Аленки, как бешеное. Что она чувствует? Сама не понимает — целый спектр эмоций! Там и дикое восхищение, и желание подражать Ди Каприо во всем, и белая зависть. Она так не может! Хочет, когда вырастет, но сейчас — не может! «Так Ди Каприо еще и лекарь! — поражается Аленка. — Его игра — эликсир, колдовское снадобье. Раны-то моментально заживают!» И это Аленку не удивляет. Боль проходит, как будто той и не бывало — самое главное. В остальном же стоит благодарить дачный поселок за проявленную к ней милость. То инициатива села — не сомневается. Если бы Аленка стала Постоялой, может, и ей бы открылись подобные неведомые способности? Аленка знает, что пробудь она здесь даже целый год без единой вылазки в город, село и тогда не будет относиться к ней так, как к Ди Каприо. Им с Тимкой до него далеко. Все потому, что Ди Каприо старше их не просто на несколько лет, а на целую вечность. Ведь в селе время течет совсем по-другому. — И ты, словно мокрая курица, шагаешь босиком по улице! — пищит подпевающий Тимка. — И если никто не простудится, то всё пренепременно! Ди Каприо зубы показывает. Да такие грех не показывать: улыбка ровная-ровная и белее, чем одеяло, на котором сегодня не спала Аленка. — Красиво. И вы красивый, — у Аленки аж вырывается. — Ну, точно принц заморский! Ди Каприо! — Да хорош его нахваливать! — Улыбаешься, значит, в себя пришла, — как ни в чем не бывало отзывается Ди Каприо. — Прости Олесю за это, пожалуйста. Считай, я от ее лица извиняюсь. Не больно? — Ни капельки! — Вот и отлично! Эй, Олеся, и ты извинилась бы! — кричит ей Ди Каприо с места. — Да вообще! — возмущается Тима, поддерживая. — Ее к участковому нашему повести после этого надо, пусть под его надзором и извиняется! — Не надо, Тим, я, правда, сама упала! — А ты ее не защищай! — Тима показательно закатывает рукава, взмахивая кулаками. — Сейчас как Виктору Михалычу пожалуемся — и хана ей! Ха-на! — Смешно, — улыбается Ди Каприо. — Твой «Виктор Михалыч» на то и участковый в этой дыре, что ничего не делает. Ди Каприо и не думает настораживаться на угрозы. И отвечает даже без вызова – так, чтобы дети не обиделись. — Чего? — морщится Тима. — Все он делает! Скажи же, Ален! — девочка активно закивала головой. — «Все», говоришь? — Ди Каприо наклоняется к детям поближе и переходит на шепот. — А вам двоим не страшно по ночам ходить, например? Ребята друг с дружкой переглядываются. Почему-то в этот самый момент Аленка вспоминает пропавшее накануне одеяло. И ее передергивает внезапным холодком, что пробегает по еще незагорелой спине. — А по ночам мы и не ходим! — встревает Аленка, явно задетая от сказанного. — И Виктор Михайлович, вообще-то, правда хороший! — Да шучу я, расслабьтесь. Видели б вы свои рожи… Ди Каприо качает головой. Вдруг стучат по оранжевым воротам — все оборачиваются. А там, на полу в пакете лежат связанные пучки редисок, парочка огурцов и кинза. — Ха, ну вот, — Ди Каприо отдает пакет с овощами Тимке. — И Олеся, можно сказать, извинилась. Она все равно сейчас переживает, уверяю вас. Так, по-своему. Тяжело ей, устает она сильно, вот и кидается на всех... Кстати, как куртка? — спрашивает, внезапно переметнувшись на Аленку. — Понравилась? Аленка столбенеет. Смущается. Не замечает и не понимает почему, но краснеет. Смотрит на Ди Каприо и от его ослепительной идеальности аж дух захватывает. «Куртка! — словно таракан в мозгу Аленке подсказывает. — Куртку вернуть обещала!» — Ай, да, спасибо вам большое! — суетливо снимает ее с себя и протягивает обратно владельцу. Теперь огромное пятно на белой футболке зияет во всей красе. Аленка и забыть успела, что утром второпях надела испачканную вещь. Стесняется еще больше и пытается прикрыться руками. — Да ничего, завтра отдашь, — Ди Каприо обходит сзади и накидывает куртку обратно на Аленкины плечи. — Сейчас она тебе нужнее. Аленка чуть не пищит от радости, да и Ди Каприо с Тимкой улыбаются довольные, что все обошлось. И покраснения от ушибов на лице незначительные — за волосами спрятать можно, чтобы мама-Маша зря не переживала, и ободранными коленками Аленка точно никого не удивит — явление частое, особенно летом. Пронесет, не в первый раз же выкручиваться перед родаками! И куртка. Красивая. Блестит на солнце, переливаясь, акцентом ударяя в красные полоски на рукавах. Она будет на Аленкиных плечах еще весь следующий день! Как же повезло, какое хорошее лето! После оранжевых ворот, дети топают домой все взбудораженные и заряженные. — Слушай, Ален, вот он дает, а! — вслух восхищается Тимка. — Жить под одной крышей с Олесей, да еще и умудряться при этом оставаться человеком… да про таких как он обычно фильмы снимают! — А чего ты удивляешься, Тим? Ди Каприо — на то он и Ди Каприо, что главные роли себе все забирает. Если бы он играл пятисекундного уборщика или водителя мусоровоза — никто бы его не запомнил. Вот какой ты фильм с настоящим Ди Каприо смотрел? — Никакой. — Я тоже никакой! Но мы ведь его откуда-то знаем! Чувствуешь силу Ди Каприо? — Космическая сила… Детей провожает Бочка. Присматривает за ними, незаметно покачиваясь от каждого дуновения ветра, пока эхо разносит ее рев через все село. Идут. Урчат животы в предвкушении обеда. Тимка жалуется, что в их бассейне опять завелась лягушка, а Аленка молчит, борясь с перебивающими мыслями и проскальзывающим в голове приятным тембром Ди Каприо: «А вам двоим не страшно по ночам ходить, например?»