Прошлое - это пролог

28 апреля Гермиона старалась не обращать внимания на любопытные взгляды работников Министерства, пока ехала в лифте на встречу с Кингсли. «Пятый уровень, Департамент международного магического сотрудничества, включающий в себя Международный отдел по стандартам магической торговли, Международное магическое бюро права и Международную конфедерацию волшебников». Гермиона втиснулась на заднее сиденье лифта, прижавшись всем телом к углу, когда он начал движение. После своего ухода в академический отпуск она изо всех сил старалась избегать Министерство. Всякий раз, когда Гарри предлагал ей вместе пообедать, она настаивала на том, чтобы он встретил ее у входа в здание. Просто, оно не стоило того, чтобы терпеть любопытные вопросы от бывших, технически, сослуживцев. Никто из них, казалось, не мог понять, почему Гермиона Грейнджер, одна из самых многообещающих и быстрорастущих сотрудников Министерства за последние почти десять лет, после пяти лет работы внезапно ушла в отпуск, чтобы проводить все свое время, интервьюируя людей о том, что уже произошло. Когда она, вечно улыбаясь, объясняла, что это всего лишь академический отпуск и что со временем она вернется, ей с жалостливым видом говорили: «Но ведь это не просто академический отпуск, правда, дорогая? Все это стало для вас чересчур, не так ли? Она ненавидела это. В один прекрасный день она знала, что расколется и расскажет кому-нибудь правду. Знаете, да, если честно, то после Хогвартса, войны и работы в Министерстве мне казалось, что я мчусь по бесконечной шахте без единой секунды на то, чтобы перевести дух. Иногда я просыпалась ночью, обливаясь холодным потом, и боялась посмотреть на свои руки, уверенная, что увижу, как кожа обвисла и постарела, потому что я просто позволила своей жизни пройти мимо меня в бюрократии и скуке. Работая в мире, который я уже почти не понимала, с людьми, которые не хотели ничего улучшать, если это причиняло им незначительные неудобства или не приносило явной пользы. Эта мысль разъедала меня изнутри. Гермиона самодовольно фыркнула при мысли о подобной вспышке и увидела, как мужчина рядом с ней сделал два нервных шага в сторону противоположного конца лифта. Возможно, по её лицу было видно, что её мысли в целом недоброжелательны. «Второй уровень. Департамент магического правопорядка, включая отдел по борьбе с неправомерным использованием магии, штаб-квартира Авроров и Административные службы Визенгамота». Когда лифт остановился, встревоженный человечек вышел. Гермиона с немалым облегчением поняла, что осталась одна. В лифт больше никто не входил, за исключением маленького фиолетового бумажного самолётика с печатью Министерства. В голове Гермионы раздражающе зажужжало, когда лифт снова завибрировал. «Первый уровень. Министр магии и вспомогательный персонал, включающий в себя канцелярию министра магии, канцелярию советника министра магии, канцелярию старшего заместителя министра магии, канцелярию младшего помощника министра магии». Расправив плечи, Гермиона вышла в тихие коридоры, окружающие кабинет министра магии. Они с Кингсли всегда хорошо ладили, и, по мере того как Гермиона продвигалась по службе в департаменте по регулированию магических существ, министр все чаще обращался к ней. Иногда он спрашивал её мнение, иногда просил сделать что-то, что он не доверил бы никому другому, а иногда просто хотел выпить чашку чая. По мере того как работа в Министерстве становилась всё более утомительной для неё, Гермиона находила его вызовы маленькими яркими пятнами в серых неделях. За столом у кабинета министра сидел кудрявый молодой человек, который поднял голову, услышав приближение Гермионы. Как ему это удалось, учитывая степень поглощения звука толстыми коврами на Первом уровне, она не знала. — Мисс Грейнджер, — с улыбкой поприветствовал ее молодой человек. Благодарно кивнув, Гермиона направилась к двери Кингсли и, как обычно, постучала в неё, прежде чем открыть. Кингсли сидел за своим столом, и Гермиона с удовлетворением отметила, что вместо привычной стопки пергаментов перед ним он выделил место для небольшого подноса с чаем. — Гермиона, — он встал, его глубокий, теплый голос почти обнимал ее. — Пожалуйста, заходи. Подойдя к столу, Гермиона пожала руку Кингсли и опустилась в кресло напротив. Он подождал, пока она полностью усядется, а затем протянул руку, чтобы начать готовить чай. — Не могу поверить, что вы все еще помните, какой чай я люблю, — сказала Гермиона, приподняв брови. — Я обнаружил, что запоминание предпочтений человека в чае — одна из тех мелочей, которые производят яркое впечатление при встрече, — сказал Кингсли, с лукавой улыбкой помешивая чайную ложку меда в ее кружке и добавляя небольшую порцию молока. — Это производит впечатление лишенности тщеславия. — Боже, а, вы хороши, — пробормотала она, покачав головой. — Я должен быть таким, — сказал Кингсли, передавая ей чай через стол и отмахиваясь от ее благодарности. — Запомнить твои предпочтения в чае было, признаться, довольно сложно. Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как я видел тебя в последний раз, Гермиона. Гермиона не пропустила порицание в его тоне и поежилась в свою чашку. — Простите, Кингсли. Я просто была занята своими интервью и писаниной. Это не потому, что я не хотела вас видеть. Вы в любом случае заняты больше, чем я. У вас же, наверняка, нет времени сидеть с бывшими сотрудниками и болтать о пустяках. Кингсли поднес к губам свой чай с пятью ложками сахара и сделал долгий глоток, наблюдая за ней через край. — Я не считаю тебя бывшим сотрудником, Гермиона, — поправил он, отставляя чашку. — Ты в академическом отпуске, помнишь? Сколько уже прошло? — Всего лишь почти два года, — сказала Гермиона, с болью осознавая, что он согласился перевести ее на половинную зарплату на два года, после чего они обсудят ее возможности. — И как ты поживаешь? — Хорошо, — медленно сказала Гермиона, покручивая пальцем ручку своей чашки. — Моя устная история идет полным ходом. Я закончила большую часть интервью и делаю неплохие успехи в работе над главами. — Ах, — сказал Кингсли, одарив ее разочарованной улыбкой. — Признаться, я надеялся, что ты придешь сюда, чтобы сказать мне, что хочешь вернуться на свой пост. Тревога в животе Гермионы заставила ее переместиться в кресле и опустить взгляд. — Пока нет, Кингсли. Прошу прощения. У меня есть последний источник, в преследовании которого, я очень заинтересована. — Только один? — спросил Кингсли, кивнув. Он кивнул головой, словно обрадованный новостью. — Ты говоришь так, будто он бежит от тебя. — Ну, он не самый охотливый участник, — сказала Гермиона с улыбкой, которая была ближе к гримасе. — Видите ли, это Люциус Малфой. Кингсли перестал кивать головой и медленно откинулся в кресле, оценивая Гермиону. Подняв руку к уху, он начал возиться со своей серьгой, как делал всегда, когда размышлял. — Неожиданный выбор. — Я брала интервью у его сына, Драко, — пояснила Гермиона, незаметно убирая руки со стола, чтобы вытереть их о джинсы. — Это показалось естественным следующим шагом. — Но он сопротивляется? — Да, — сказала Гермиона со вздохом. — На самом деле… Кингсли, я надеялась, что вы сможете мне с этим помочь. — Понимаю, — медленно произнес Кингсли, проведя пальцем по раковине уха. — И чем же я могу помочь? — Ну, — Гермиона поднялась и взяла чашку обеими руками, поворачивая ее. — Я знаю, что он согласится, если я смогу предложить ему что-то, что сможет его соблазнить. Брови Кингсли медленно поднимались на лоб. — «Небольшая награда за то, что ты хорошо себя вел и внес свой вклад в совместный послевоенный проект», понимаете? — Боюсь, я не понимаю, каким образом здесь пригождаюсь я. Он собирался вытянуть это из нее, подумала Гермиона с резким, но только внутренним раздражением. Кингсли был одним из самых умных мужчин, которых она знала. Он никак не мог не догадаться, на что она намекает. — Я подумала, что вы поможете мне найти какое-нибудь стоящее предложение, — Гермиона понимала, что ее тон был настолько непринужденным, что это прозвучало подозрительно, но она уже начала и не видела смысла останавливаться. — Что, если мы вернем ему его палочку? Или возможно сократим срок заточения? Видя, что поднятые брови Кингсли не опускаются, а, наоборот, поднимаются всё выше, Гермиона быстро добавила: — Я не говорю, что на большой срок, но, может быть… на пару… лет? Как я уже сказал, Гермиона, — Кингсли с озабоченным видом потёр лоб, — я надеялся, что ты придёшь сюда, чтобы сказать, что хочешь вернуться в Министерство. Я бы хотел, чтобы ты вернулась сюда, менять здесь ситуацию. Гермиона услышала в его словах едва уловимый намек и подняла чай, чтобы сделать глоток, пытаясь успокоиться. Огрызаться на Кингсли было бессмысленно. Его слова были сказаны не со зла, и в результате она будет чувствовать себя просто ужасно. — Я вернусь, Кингсли, — наконец сказала она, опуская чашку на стол, — но этот проект был хорош для меня, и важно, чтобы я довела его до конца. Ваше интервью станет важной частью книги — вы были моим главным источником информации о Министерстве. Разве вы не хотите когда-нибудь увидеть его в печати? — Я рад, что смог внести свой небольшой вклад, Гермиона, — Кингсли улыбнулся ей с приятным удовлетворением. — И я также рад, что ты считаешь, что время, проведенное вдали от дома, пошло тебе на пользу. Но я бы предположил, что ты получишь больше пользы, если будешь участвуя в более практической работе. Настроенная не отвечать с непродуманной поспешностью, Гермиона зажала кончик языка между зубами, сосредоточившись на боли, пока Кингсли продолжал. — Боюсь, я не могу понять, почему ты так упорно хочешь остаться на войне. В Министерстве мы восстанавливаемся и движемся вперед. У меня всегда складывалось впечатление, что ты разделяешь эти цели. Несмотря на то, что Гермиона чуть не откусила острый кончик языка, тон ее ответа был по-прежнему резким. — То, что все остальные рады забыть о войне ради того, чтобы жить дальше, не означает, что это так, Кингсли. Я пыталась сделать это в течение многих лет. Не сработало. — Но чтобы жить дальше, нужно время, Гермиона. И терпение. Нет ничего хорошего в том, чтобы идти вперед, не отводя взгляда. — Я думаю, это не совсем так, — тихо сказала Гермиона. — Мы можем извлечь уроки из случившегося, и я думаю, что препарирование мыслей людей, участвовавших в событиях, может принести нам не меньше пользы, чем сами события. — Я думаю, что препарирование разума Люциуса Малфоя вряд ли научит нас, как создать справедливое общество, стремящееся к правильным поступкам. — Нет, но я бы не отказалась узнать больше о том, как и почему он делал свой выбор. Интервью с Драко оказалось более познавательным, чем я ожидала. Помимо пользы, Кингсли, иногда приятно просто обладать знаниями ради них самих. Кингсли бросил на нее скептический взгляд и размешал шестую ложку сахара в своем чае. Гермиона не могла понять, хороший это знак или плохой. Раньше он никогда не делал этого при ней. — Кингсли, — вздохнула Гермиона, откинувшись в кресле и положив руки на стол, — меня пригласили в мир волшебников в одиннадцать лет, и уже за шесть лет нашлись люди, готовые убить меня за то, что я приняла это приглашение. Она опустила руки на колени и потерла слабый шрам, скрытый за тонким топом с длинными рукавами. — Я просто не могу… иногда я задаюсь вопросом, знала ли я когда-нибудь мир волшебников по-настоящему. Я должна понять, а если не смогу, то должна знать, что заставляет людей… Не зная, как выразить, что хотела, Гермиона подняла глаза и увидела, как Кингсли устало нахмурился. — Гермиона, боюсь, ответы, которые ты получишь, разочаруют тебя. Ты не можешь изменить прошлое, и история одного человека не даст тебе план создания лучшего будущего. — Может, и нет, — пожала плечами Гермиона. — Но я не хочу забывать о том, за что мы боролись, Кингсли, но я также не хочу рисковать забыть о том, против чего мы боролись. Кингсли выдохнул через нос и покачал головой. Он отпил из чашки и, откинувшись в кресле, стал наблюдать за ней, сцепив руки на коленях. — Послушай, — сказал он, — если быть до конца честным, я не уверен, что смогу тебе чем-то помочь. После событий, произошедших во время суда над ним, многие считали приговор Люциусу Малфою справедливым и даже мягким. Он избежал Азкабана только благодаря свидетельству Гарри. — Я это знаю. Я также знаю, что прошло почти десять лет и что, как министр магии, вы имеете право… признавать действия, которые могут намекать на желание искупить вину. Кингсли поднял бровь, которая явно спрашивала Гермиону, кого она разыгрывает. — Но ему еще надо показать это желание, хоть кому-то… — Помощь мне определенно будет шагом в правильном направлении, вы так не считаете? Работа с магглорожденной. — Мне трудно поверить в искренность его поступков, когда ты явно намереваешься развесить перед ним награду в качестве главного стимула, Гермиона. На губах Кингсли заиграла недовольная, но ласковая улыбка, и Гермиона виновато улыбнулась. — Кингсли, я знаю, что ты хочешь, чтобы я вернулась в Министерство, но я не собираюсь отказываться от того, над чем работаю. — А что, если я скажу тебе, что вместо того, чтобы смягчить его наказание за помощь тебе, я использую все, в чем он может дополнительно признаться, чтобы он дольше сидел в заточении? — А вы бы стали это делать? Кингсли постучал указательным пальцем по краю чашки, глядя на рябь на поверхности чая. — Нет, — наконец неохотно сказал он. — Нет, не стал бы. Он был судим и осужден за свои действия в обеих войнах, и новые наказания не особенно соответствуют духу движения вперед, который я пытаюсь культивировать. Гермиона кивнула — именно так она и думала. Отказ двигаться дальше — вот что он ненавидел в том, что она делала. — Тогда что, если я лишу тебя половины зарплаты? — спросил он, глядя на неё из-под нахмуренных бровей. От одной мысли об этом улыбка Гермионы померкла, а сердце забилось. Она не испытывала трудностей, но без этой стипендии ей пришлось бы несладко. Конечно, она не могла сказать ему об этом. — Тогда мне придется найти способ справиться с этим. Я не сдамся. Кингсли усмехнулся и указал на нее пальцем. — Вот почему я хочу, чтобы ты вернулась. Страсть, преданность, стремление… Нам нужны эти качества. Ты тратишь их на то, чтобы дать что-то Люциусу Малфою. — Я делаю это не для Люциуса Малфоя, Кингсли, — сказала Гермиона, поражаясь самому предположению. — Я делаю это для себя. — А когда проект будет завершен, ты вернешься в Министерство? Чувство вины стягивало желудок Гермионы, как рыболовный крючок. Если быть до конца честной с собой, ей не очень нравилась идея возвращения в Министерство. Может быть, рассуждала она про себя, когда она почувствует, что делает что-то для себя, она сможет воспринять эту идею. — У меня точно нет других планов. Кингсли быстро барабанил пальцами по поверхности стола, глядя на Гермиону сузившимися глазами. — Хорошо, Гермиона. Я посмотрю, что можно сделать. — Он предостерегающе поднял палец, когда Гермиона в восторге вскочила со своего места. — Я имею в виду, что положу палец на ветер и посмотрю, какой реакции можно ожидать, если я предложу проявить хоть какое-то милосердие к Люциусу Малфою. Но пока что я ничего не могу обещать. — Спасибо, Кингсли. Я могу с этим работать. Я могу работать с надеждой, — сказала Гермиона, хотя какая-то часть ее сознания сомневалась в том, что это действительно так. Действительно ли надежды будет достаточно для такого человека, как Люциус Малфой?