Dearest

***

— Нагито, уйди, сейчас же, — цедит Бьякуя и поправляет очки. Комаэда крутился вокруг Хаджиме, занятого работой, всячески ластился и просил уйти. Повод, в целом, был — Хината сидел в офисе на полтора часа дольше положенного, и такой расклад Нагито от слова совсем не устраивал начиная с того, что ему просто-напросто не хватало ласки и внимания (во время работы не было никакой возможности уделить достаточно времени) и заканчивая тем, что Хаджиме ужасно изматывался — так, что был бы не прочь лечь на пороге квартиры и заснуть там; сил дойти до кровати обычно не оставалось. — Хаджиме, скажи ему, — говорит непонятно в какой раз Тогами, не желая применять физическую силу, хоть, быть откровенным — терпение было на исходе. — Хаджиме, не говори мне, — Нагито лучезарно улыбается и крепче обвивает Хинату руками. А Хаджиме, находящийся в странном положении — с Комаэдой на коленях, прижатый к спинке компьютерного стула, пытался понять происходящее вокруг. С одной стороны, отказать Тогами будет неправильно; с другой отказывать Нагито — вдвойне неверно. И в любом случае будут последствия. — Я не думаю, что Нагито будет мне мешать, — неопределённо проговорил Хината, наблюдая за тем, как с каждой секундой лицо Бьякуи становится краснее от злости. — Я спокойно закончу отчёт. Тогами, сдерживая себя от желания наорать, развалить кабинет Хаджиме и заодно дать по морде удовлетворённому Комаэде, фыркнул, и, перед тем, как покинуть кабинет, со своей фирменной улыбкой — коварной местами, небрежно кинул: — Главное, чтобы Нагито дал тебе закончить отчёт. И с фразой, в которую он вложил всю свою эмоциональность и экспрессию, очевидно, вложил ко всему этому намёк. Хаджиме глубоко вдохнул. Затем выдохнул, взглянул на Комаэду. Нагито смотрел на него с самой невинной полуулыбкой и тёрся щекой о крепкое плечо. — Ты так часто пропадаешь на работе, — вздохнул опечаленно Комаэда. — Представить не сможешь, как я скучаю по тебе, Хаджиме. То, с какой нежностью произносит Нагито его имя — именно имя, можно слагать много-много красивых стихов, и Камукура бы, вероятно, смог; Хаджиме такому не научен. Но сердце тает от этой бесконечной нежности, растапливает пробирающих морозом до костей ледники. — Сейчас я доделаю отчёт и обязательно пойдём домой. — Поклянись, что правда доделаешь и пойдёшь домой, — внезапно серьёзно проговорил Нагито, отстранился, чтобы поглядеть в уставшее лицо и слегка нахмурил брови. — Чем? — Хаджиме по-доброму улыбнулся. — Мной. Хината выгнул бровь и засмеялся, а Комаэда всё сохранял то выражение лица, с каким и сказал просьбу поклясться. — Но знаешь, — Хаджиме забрался ладонью в светлые волосы, — если ты выбираешь самое дорогое, чем я могу поклясться, то ты как никогда прав. Нагито растерянно похлопал серыми глазами и улыбнулся. Тогами, сложа руки на груди, наблюдал за всей представшей перед ним (быть точнее, за слегка приоткрытой дверью) картиной. Макото, заставший его за слежкой, тоже остановился. — Он же не закончит этот отчёт, — тихо ропщет Бьякуя, в компромисс размахивая руками. — Закончит завтра, — Наэги пожал плечами и поправил стопку каких-то документов в своих руках. — Дай ему хотя бы день на отдых. Макото хотел было пойти дальше, но вернулся и увёл Бьякую куда подальше. «Пусть хотя бы немного отдохнут,» — подумал Наэги, пока Бьякуя о чём-то очень возмущённо говорил. Макото, в целом, не вдавался в подробности.