желтый туман

      Чонхо смотрел в широкую спину перед собой и неловко переминался с ноги на ногу. Есан. Кан Есан. Он стоял перед ним и смотрел на мутный закат затянутого пыльно-желтой дымкой уставшего солнца. Его плечи едва вздымались, что выдавало в нем живого человека, а не статую. А Чонхо словно отключил функцию "дышать", боясь даже сморгнуть образ перед собой.       Он не мог поверить, что прямо перед ним стоит самый настоящий, живой, такой его Кан Есан. Прошло не так много времени с их последней встречи, но Чонхо казалось, что прошла целая вечность с момента, когда он последний раз держал его за руку. Сердце пропустило пару ударов перед тем, как Чонхо сделал шаг вперед. Затем еще, и еще. Когда расстояние перед ним сократилось настолько, что он мог чувствовать кончиком носа легкую щекотку от отросших смольных волос, развевающихся на ветру, Чонхо прикрыл глаза и глубоко вдохнул, выцепляя сквозь пыль и зловоние свалки такой знакомый, щемящий сердце и разрывающий на куски душу родной запах. Он так сильно скучал...       **Пару недель назад**       - Чонхо, вставай, пора выходить, - Хонджун натягивал на лицо черную плотную маску и косился на респиратор, прикидывая, как далеко им придется сегодня зайти. Желтый туман, что гулял за пределами свалки, мог запросто лишить рассудка того, кто вдохнет его пары. Спасая голос девочки, с которой они познакомились, впервые попав в измерение Z, пираты отметили, что, хоть песочная дымка и дарит иллюзию счастья, а вдохнувший способен видеть и слышать все, что захочет, она таким образом медленно сводит с ума и убивает несчастного, попавшего под ее влияние.       Капитан устало морщился, поправляя поля шляпы-федоры. Она неприятно натирала лоб, но без нее Черные Пираты не смели выйти в серый, лишенный эмоций и самореализации, мир. Широкие поля отлично скрывали их глаза, которые, вопреки всем законам измерения Z, искрили эмоциями и бескрайним желанием жить и творить.       Чонхо невольно сморщил нос и натянул одеяло повыше, мысленно торгуясь с кем-то у себя в голове за еще пару минуточек сна. Тут же перед лицом возникло лицо Есана, перекошенное болью и отчаянием, когда Стражи скручивали его руки за спиной и утягивали подальше от их группы. Он стал разменной монетой, но против Есана стоял не только Кромер, но и спасение целого измерения. Поэтому Чонхо лишь стоял и до боли вжимал в ладони пальцы, зажмурив глаза, чтобы не видеть немую просьбу о помощи в любимых глазах, и шумно сглатывая слезы бессилия. Выбор был сделан за него, и он ничем не мог помочь.       Команда из восьми человек, облачившись в черное, скрыв лица и головы, поставила невозможную задачу: прорваться в главное здание правительства и захватить Кромер, который значительно усиливал их возможности, а значит, все их планы по свержению Директора и главы Стриктленда казались исполнимыми. Есан отлично справлялся со своей задачей, найдя песочные часы и передав их капитану, и казалось что вот она - победа в руках Черных Пиратов, только вот один из Стражей оказался чуть проворнее, и из цепких лап андроида вырваться уже не представлялось возможным. Хонджун, конечно, сделал попытку спасти товарища, но разлетевшийся на осколки Кромер мгновенно вернул всех обратно в свое, реальное, измерение. Всех, за исключением Есана.       В измерении А оказалось куда проще выкрасть еще одну версию артефакта, и семеро оставшихся, не раздумывая, вернулись обратно, ставя на первое место спасение Есана. А потом уже - человечества.       Младший из их пиратского экипажа резко вскочил, прогоняя непрошенную картинку. Глаза, моментально распахнувшиеся, затянула дымка из разноцветных пятен и звезд, а в голову ржавой иглой врезался мерзкий писк. Чонхо потянулся руками к вискам и надавил на них с двух сторон указательным и средним пальцами, слегка массируя. Сколько раз он себе обещал перестать так делать, но каждое утро для него начиналось практически одинаково с момента, как похитили Есана.       - Мы уже готовы, - низкий хриплый голос у темного брезентового тента, скрывающего их убежище от посторонних глаз, - Минги тоже не так давно продрал глаза. - Все собрались?       - Пару минут, мне только пальто натянуть, - на удивление бодрый голос Уена из глубины помещения.       - Да, я тоже почти готов, - Чонхо, наконец, пришел в себя. Свесив ноги с поддонов, что служили им кроватями, он потянулся к небольшому столику у изголовья, цепляя маску и шляпу. Они привыкли спать в одежде, потому что там, где им пришлось ютиться, было всегда холодно и отвратительно сыро. И даже костер, который они вечерами разводили прямо на каменном полу, в центре импровизированной комнаты, мало чем помогал. Даже огонь в измерении Z был холодным и безэмоциональным.       ***       Есан сидел на стеклянном полу какой-то капсулы, обняв себя за колени и вжавшись в них грудью, и мысленно мечтал исчезнуть, испариться, умереть и больше никогда никому не причинять неудобств. Он винил себя за неосторожность и за то, что доставил своим ребятам еще больше хлопот, ведь знал, что они обязательно найдут способ вернуться и будут искать его. А это те самые ценные временные затраты, которые они никак не могли себе позволить. На кону стояло гораздо большее, чем он, сжимающийся до размера атома в стеклянном вертикальном гробу. Воздуха не хватало, хотя кто-то, кто придумал эти стеклянные камеры, позаботился о том, чтобы никто в них не задохнулся, о чем Есан сильно жалел, ведь было бы гораздо проще, если бы весь воздух, наконец, закончился. Он гонял в голове произошедшее в главном здании, где они смогли раздобыть злополучные песочные часы. Прикидывал все возможные способы того, как можно было бы избежать своего заточения, не будь он таким неосторожным. Возможно, и Кромер бы не пришлось разбивать, будь он ловчее и быстрее. А потом возвращался в реальность, где его накрывало густой волной обреченности: ничего уже не изменить.       Из очередного потока навязчивых мыслей Есана вырвал тусклый луч света, пробирающийся откуда-то издалека и зигзагом рассекающий его стеклянную клетку. За спиной послышалось копошение, и Есана накрыло светлой дымкой.       - Давай руку, - голос тихий, но такой знакомый. Есан медленно развернулся в пол-оборота и выцепил взглядом сквозь сгущающийся туман полы черной шляпы и знакомый блеск глаз. Юнхо!       Как во сне, Есан заторможенно расцепил свои руки и протянул одну навстречу силуэту, цепляясь подрагивающими пальцами за кромку пальто. Его руку перехватили и крепко сжали. Затем послышался тихий скрип поворачивающегося механизма. В руках Юнхо что-то блеснуло, а затем Есан провалился во тьму.       ***       Разлепив тяжелые веки, Есан уставился в неровный каменный потолок с пляшущими на нем замудреными тенями от затухающего костра. Рядом слышалось тихое и размеренное сопение кого-то из команды. Скорее всего, это был Сан. Он всегда оставался на удивление спокойным, что бы ни произошло.       Перевернувшись на бок, Есан выцепил ускользающую к выходу тень и шелест брезента. Он встал и свесил ноги, босыми ступнями касаясь ледяного камня, моментально покрываясь мерзкими мурашками и ежась. Окинув взглядом помещение, он не досчитался только одного человека. Нашарив ногами свои ботинки, Есан встал и примял пятками задники, не желая тратить ни секунды времени на то, чтобы натянуть обувь как она того предполагала. Закутавшись сильнее в жесткое колючее одеяло без пододеяльника, он прошаркал к выходу, стараясь никого не разбудить.       Снаружи было темно, лишь бесцветный серп на ночном беззвездном небе безжизненным светом едва попадал на открытое пространство свалки. Чонхо сидел на корточках и вырисовывал перед собой на светлом песке палочкой какие-то символы, тихо напевая себе под нос. Халазия Чонхо будто бы сияла в этот момент внутри него, наполняя сердце старшего светлой тоской по спокойным временам, а сам Чонхо становился каким-то волшебным, нереальным, словно дотронься Есан до него - и он тут же исчезнет, превратившись в сверкающую пыльцу.       Есан откинулся спиной на острый край пещеры и молча наблюдал. Прислушивался.       Голос Чонхо чистый, как забытые трели птиц на рассвете, мягкий, как теплый хлеб из любимой пекарни в родном измерении. Он обволакивает, проходясь теплой волной изнутри, с самого низа и до макушки, обнимает тяжелым покрывалом и неспеша излечивает от всех болезней и невзгод.       Раньше Есан сам просил Чонхо петь ему перед сном, а тот, смущаясь и краснея, клал его голову на свои колени, осторожно перебирал темные, слегка вьющиеся волосы и никогда не отказывал Есану в его маленькой просьбе. Есан никогда не задумывался, почему именно он удостаивался таких привилегий. Никогда, до того момента, как их спокойная и размеренная жизнь по четкому расписанию не изменилась на сто восемьдесят градусов.       В этот момент Чонхо открылся для него с другой стороны. Он уважал и заботился о каждом из своих старших товарищей, каждого по-своему любил и ценил, но чуть больше внимания всегда доставалось Есану. Ненавязчиво, но так, чтобы его заметили, Чонхо всегда оказывался в нужный момент рядом, всегда подставлял свое мягкое и теплое плечо, когда то нужно было старшему. Аккуратно, стараясь не нарушать личное пространство Есана, Чонхо расправлял складки на его одежде; едва касаясь, закладывал за ухо выпавшую прядь волос, что неприятно щекотала лоб и заставляла хмуриться; заботливо напоминал поесть и самостоятельно укладывал его спать. Когда думал, что тот уснул, Чонхо едва касался сухими горячими губами лба Есана и мечтательно улыбался. Единственная слабость, которую младший мог себе позволить. Казалось, что только слепой не заметит того, что скрывается за этими рутинными вещами. И все всё видели, но никто не смел лезть в робкие и хрупкие отношения, что постепенно укреплялись между ними.       Есан не заметил, как пение прекратилось и его прожигали два бездонно-темных глаза с застывшими в уголках и едва поблескивающими в свете луны слезами. Он сомкнул собственные веки, словно пытался сморгнуть чужие слезы со своих глаз, а затем распахнул их, всматриваясь в лицо младшего и пытаясь прочитать на нем причины его состояния. Без шансов. Чонхо, когда ему нужно было, умел скрывать свои истинные чувства за маской безразличия.       - О чем ты думаешь? - первым прервал тишину Чонхо.       - О том, как сильно я проебался и заставил всех волноваться, - Есан, оттолкнувшись лопатками, сделал несколько шагов вперед и встал за Чонхо, словно ожидая приглашения. Тот похлопал по земле рядом, поднимая небольшой столп пыли.       Старший повторил позу Чонхо, усаживаясь на корточки справа. Затем, немного подумав, осторожно опустил голову на плечо младшего, тихо вздыхая.       - Знаешь, пока я был там, я постоянно думал о том, что без меня вам всем было бы гораздо проще. Моя жизнь ничего не значит против жизни тысяч или миллионов других. Я лишь обуза, крадущая ваше время и рискующая вашими ценными жизнями.       - Ты не представляешь, как много значит твоя жизнь, - резко прервал откровения Есана Чонхо, а затем тихо добавил, - Хотя бы для меня. Я тогда растерялся и не знал что делать, но если бы меня спросили сейчас, чего бы я желал больше: быть свободным или спасти тебя, что означало бы вечное заточение в этом треклятом кубе, я бы без раздумий выбрал второе.       - Какой же ты глупый, Хо-я, - Есан придвинулся ближе, распахивая одеяло и накидывая часть на спину младшего. Руку он так и оставил на его плече, нервно вдавливая мизинец в черную водолазку и в острую косточку ключицы под ней. Чонхо сильно похудел с последней их встречи, и это волновало Есана не меньше, чем растущее внутри него желание доказать свою значимость для команды. Ему важно было показать, что, наплевав на людей с чипами в головах, контролирующих их эмоции, его друзья правильно расставили приоритеты. Он обязательно сыграет свою важную роль в финальной битве.       А еще тепло рядом сидящего Чонхо и легкие вибрации его голоса, которые расходились от него и перебегали приятными мурашками к Есану, дыбя маленькие волоски на шее, растревожили надколотое сердце и постепенно высвобождали стянутую тревожными силками душу. Весь огромный клубок спутанных мыслей резко распустился, оставляя в голове приятную пустоту и легкость. Впервые за все время, проведенное в измерении Z, Есан ни о чем не думал. Кроме резко обострившихся чувств к младшему. Он не понимал, что именно думает о Чонхо, но точно знал, что хочет, чтобы тот всегда был рядом. Вот как сейчас.       - Чонхо-я, - тихо начал Есан, вжавшись в бок младшего так сильно, словно пытался стать с ним одним целым.       - М?       - Можно я?.. - Есан не решился закончить фразу, потому что младший резко развернул голову к нему и они чуть не столкнулись носами. Чонхо забавно фыркнул, сморщив нос, а Есан, увидев привычные складочки на его переносице, тихо рассмеялся, пряча лицо в сгибе шеи парня. - Ой! - чужая рука обвила его талию и в бок больно ткнули пальцем, тут же сверху положив теплую ладонь и мягко оглаживая пострадавшее место, словно извиняясь.       - Понятия не имею, что ты хотел спросить, но можно, - Чонхо смотрел перед собой, не моргая, а голос его звучал низко и ровно, переворачивая внутри Есана все с ног на голову.       - Тогда, эм, - Есан убрал его руку со своей талии и привстал, чтобы вновь сесть, но уже перед Чонхо. - Закрой глаза. Пожалуйста.       Чонхо повиновался и опустил веки, лишь легкий трепет ресниц выдавал его любопытство. Есан положил свои ладони на колени младшего и подался вперед, неровно дыша, останавливаясь в миллиметрах от его губ. Пальцы на коленях младшего подрагивали и постепенно сжимались, выдавая волнение Есана, а воздух в легких резко закончился. Он кончиком языка провел по своим сухим, потрескавшимся губам, словно примеряясь, шумно выдохнул и, наконец, поймал губы Чонхо своими. Чонхо вздрогнул и замер. Мгновение, что они так неподвижно сидели, казалось целой вечностью. Но и у вечности есть свои лимиты.       Есан резко отпрянул от младшего, шокировано распахнув глаза, но его тут же поймала цепкая рука, кончиками мозолистых пальцев пробежавшая по шее и остановившаяся на затылке. Есан невольно прижался к чужой ладони, и почувствовал, как на него изучающе смотрят. Чонхо улыбался. Улыбка его даже в темноте сверкала ярким рядом маленьких белых зубов, верхняя губа оголяла десны, а Есан думал о том, что ничего прекраснее в своей жизни он больше не увидит. Лавина горячей нежности и разрастающегося в нем обожания накрыла Есана с головой, заливаясь в глаза и уши, заполняя его от макушки и до самых ступней, разжижая сознание и застилая мутной дымкой взор.       Он снова подался вперед, снимая улыбку Чонхо своими губами, осторожно пробуя кончиком языка границы дозволенного, проводя им по влажным деснам и внутренней части губ. Чонхо отвечал на поцелуй осторожно, боясь спугнуть Есана. Он чуть разомкнул зубы, позволяя старшему больше, впуская его язык в свой рот и неуверенно переплетаясь с ним своим. Он много раз дарил свои поцелуи другим, но сейчас все будто бы было впервые.       Поцелуй вышел неловким, царапанным и колким от поднимающейся вокруг них пыли, влажным и горячим, с покусанными губами и саднящими уголками рта. В голове Чонхо взрывались фейерверки, искря сквозь полуприкрытые ресницы и нагревая пространство вокруг. А тело Есана пронзил электрический разряд, заставляя содрогнуться и оторваться от невероятно мягких губ Чонхо. Шумно втянув воздух носом, Есан, наконец, открыл глаза и расфокусированным взглядом попытался выцепить в темноте лицо младшего. Он тяжело дышал через приоткрытый рот, грудь его медленно вздымалась и опускалась, а на ресницах играла едва заметная влага. Он был уверен, что на яблочках щек Чонхо распускались розовые бутоны румянца. Невероятно красивый.       ***       С их первого поцелуя прошло несколько дней. Свободное от продумывания стратегии, разработки устройств и взлома техники в правительстве время Есан максимально посвящал Чонхо. Днем он мог позволить себе лишь случайные прикосновения, ненавязчивую заботу и тайные мазки губами по вискам, а ночью, когда все уснут, он забирался к младшему под одеяло и жадно вжимался в него, пробегался дорожкой влажных поцелуев от скулы до адамова яблока. Оттягивал ворот водолазки и оставлял фиолетовый след на одном и том же месте, не давая синяку затянуться. В ответ получал рваные тихие вздохи, горячие шероховатые ладони, забравшиеся под рубашку и сжимающие его оголенные бока так сильно, что казалось, его вот-вот сломают. И он мечтал, чтобы его сломали, сложили и спрятали в кармашек у самого сердца. Но Чонхо знал предел своей силы, поэтому всегда аккуратно выпускал Есана из жадной хватки, чтобы мягко перехватить рукой поперек талии, прижать к себе и, уткнувшись носом в пушистые волосы на макушке, уснуть самым крепким сном.       ***       Момент, который решит судьбу измерения Z, неумолимо приближался, и времени, которое они могут провести вдвоем, вдали от всех, становилось все меньше. Уже сегодня ночью группа Черных Пиратов должна будет оказаться в главном здании и положить конец страданиям жителей Стриктленда.       - Сигнал получен, но я не вижу, что происходит внутри, - Есан раздраженно кликал мышкой в попытке приблизить картинку на мониторе. Робот-бабочка, который спроектировал Уен, оказался слишком заметен, чтобы подлететь ближе. Скинув наушники, он откинулся на спинку кресла и нервно массировал виски. Сонхва, сидящий за ним и вслушивающийся в происходящее через наушник, вдавливал его себе в ухо так, словно это в полной мере могло погрузить его в место, где сейчас находились шестеро повстанцев во главе с Хонджуном.       - Мне тревожно за них, не могу просто так сидеть, я пойду туда, - Есан сорвался с места и рывком открыл дверь минивэна, в котором они вдвоем должны были координировать ребят. Он опять оказался бесполезен.       - Я с тобой, подожди, - Сонхва зло скинул наушник на пол, от чего тот треснул и откатился куда-то под сидения, и поднялся следом.       ***       Восемь пиратов стояли на краю обрыва, под которым находилась печь, где власть сжигала всех неугодных. От запаха паленой плоти слезились глаза и неприятно щекотало нос. Перед ними лежали выведенные из строя Стражи-андроиды, а их главный держал перед Хонджуном пистолет с взведенным курком.       - Нас предали... Сонхва, ты точно не говорил той девочке из Грома, где находится наш бункер? - Сан медленно перевел взгляд на того, к кому обращался.       Сонхва молчал. Он доверился ей, чувствуя, что в ней еще остались эмоции и способность сопереживать. Но он не помнил, что он ей рассказывал. Не хотел помнить.       - Господин, я сделал все правильно? - за спинами повстанцев послышался знакомый детский голос.       Восемь пар глаз обернулись на звук и увидели невинное лицо мальчика, который молил пиратов спасти его брата от контроля правительства. На его лице играло спокойное, безмятежное выражение, он был доволен проделанной работой, а взгляд был устремлен на Главного Стража.       - Мне жаль. Очень трудно было найти бункер Черных Пиратов, и мне пришлось сделать вид, что мне нужна помощь. Вы же всегда помогаете нуждающимся. И хотите, чтобы ваша группировка была доступна для всех, не так ли? - мальчишка ехидно ухмыльнулся, а Минги подумал, что лучше бы тогда не спасал его, и он бы расшиб свою предательскую голову об идеально вычищенную тошнотворно-белую плитку перед парадным входом в Академию "Престиж".       - Ваши последние слова, повстанцы? - палец Главного стража скользнул к спусковому крючку.       - Не сегодня! - отвлеченный разговорами, Главный Страж не заметил, как к нему приблизился Есан. Вот он, тот самый решающий момент, когда он, наконец, сможет быть полезен для всех. Есан схватил андроида поперек живота и, собрав все свои силы, утроенные адреналином, вместе с ним прыгнул с обрыва, ни секунды не думая. Воздух разрезал звук выстрела, устремленного в пустоту.       У Чонхо резко выбило весь воздух из легких и он упал на колени, глядя широко раскрытыми глазами вперед, туда, где последний раз стоял Есан. Тихое, хриплое "Нет!" звучало громче, чем звук сирены, мерзко завопившей снаружи здания. На улицах развернулась самая настоящая война повстанцев в масках и с электрическими дубинками против оставшихся андроидов.       ***       Чонхо не помнил обратный путь до бункера, не помнил, как снял с себя пальто и маску, как дошел до конца свалки и шагнул в густое желтое облако, разъедающее глаза и разум. Он не знал, как долго он просидел в парах ядовитого тумана. Как в замедленной съемке, его потянули назад, опуская на лицо кислородную маску, и последнее, что он увидел, прежде чем провалиться в темноту - счастливые глаза Есана и его самую красивую, самую яркую, как сияние Сириуса на безоблачном ночном небе, улыбку.